Кремлевский опекун - Александр Смоленский 28 стр.

В самом деле, не на шпильки же или водку ее пускать.

– Беда в том, что эти ребята из Инюрколлегии не горят желанием ничего и никого искать. У вас в стране, насколько я навел справки, пока чиновник не увидит свой интерес, он и пальцем не пошевелит. Или я не прав?

– Так объясните все графу, он поймет, субсидирует вас на подобные затраты. И дело пойдет, – прямо не отвечая на поставленный вопрос, заметил Умнов. – Или вы, Марк, простите за мою хамскую мысль, тоже не готовы пошевелить пальцем, пока не увидите свой интерес?

– Почему же? – Розинский выбрался из шезлонга и отошел к перилам.

«Интересно, понимает ли Умнов, что своими мыслями вслух попал в точку», – подумал Гайдамак. От его проницательного взгляда не ускользнула та поспешность, с которой адвокат отдалился от собеседников. Наверняка, чтобы не поймали его взгляд.

– Почему вы так думаете? – вновь повторил Розинский. И, не удержавшись, добавил: – Хотя, конечно, в сравнении с этим состоянием меркнет все, даже мое скромное вознаграждение за проделанную работу.

– Вот видите. А чего тогда хотите от скромного российского чинуши? – хитро констатировал Умнов.Своими мыслями он уже был в столь далеких и весьма опасных фантазиях, что дальше дискутировать на щекотливую тему, да еще в присутствии проницательного Гайдамака, не захотел. Или просто побоялся. – Хотя всегда имеется, так сказать, административный ресурс. Возможность надавить на, как вы выразились, ребят из Инюрколлегии, – чтобы все-таки закруглить разговор, добавил Умнов.

– Я и забыл, с кем имею честь, – откликнулся мгновенно воспрявший духом Розинский. – Вы ведь действительно можете надавить, Михаил?

– Вот когда вновь завернете по своим делам в нашу столицу, тогда и сообразим, что к чему, – уклончиво заметил Умнов. – Да и Максим Евгеньевич, надеюсь, не откажет в содействии.

– Я что? Я почти не у дел. Без пяти минут пенсионер. У вас, ребятки, еще ни в одном глазу, а меня ужас как в сон клонит. Так что разрешите откланяться.

– Мне, пожалуй, тоже пора. Не могли бы вы, Марк, вызвать такси до «Негреско»?

– Зачем такси? Я вас сам доставлю в лучшем виде.

– Вы весьма любезны, – поблагодарил Умнов.

«Вот и спелись, голубки, – хитровато проследив, как молодые люди удаляются, подумал Гайдамак. – Ну-ну, посмотрим, что дальше будет».

Когда спустя месяц президентский советник услышал в своем мобильном телефоне слегка грассирующий голос Марка Розинского, он еще до конца не был уверен, что решится на чрезмерно хитрую и опасную комбинацию, сложенную им в общих чертах тем самым поздним вечером, когда адвокат отвозил его в Ниццу.

На Лубянку Островцов прибыл не столько расстроенным, сколько озабоченным. «Буду действовать по ситуации», – дал он себе установку, поднимаясь по лестнице, чтобы еще выиграть время.

С той поры, как Антон Иванович покинул эти надежные стены, прошло больше года. На какие-то мгновения ему показалось, что ничего не изменилось ни в этих интерьерах, ни в нем самом. Во внутреннем кармане лежало удостоверение, не совсем то, что имелось тогда, но тем не менее тоже могучая «корочка», благодаря которой его пускали сюда без всякого дополнительного пропуска, а каждый гаишник вставал во фрунт. Да что гаишник, любой чиновник, в чей кабинет он являлся по банковским просьбам, считал за честь его принять, а просьбу по возможности удовлетворить.

Но с генералом Градовым, каким он его представлял, был, как говорится, иной случай. Антон Иванович мало что о нем знал и даже не удосужился расспросить кого следует в подобных случаях. Но зато отлично сознавал, что у каждого генерала в ФСБ не только свой послужной список, но и свои покровители, кураторы, друзья, наконец.

Градов его ждал. Молодое, симпатичное лицо, крепкая фигура.

Островцов поймал на себе внимательный изучающий взгляд хозяина кабинета, в котором практически ничего не изменилось с той поры, как он вышел в отставку. Хотя кабинет стал казаться как-то меньше. И даже не в сравнении с его нынешними банковскими хоромами. Меньше сам по себе. «Возможно, это потому, что я стал поперек себя шире, – самокритично подумал банкир. – Запустил себя в этой, не лишенной прелестей, светской жизни. Надо будет все-таки почаще посещать спортзал».

– Спасибо, что сразу приняли мое приглашение, а то банкиры – люди занятые, мог бы и месяц ждать этой встречи. Прошу садиться. – Градов указал на стул у приставного столика, тем самым сразу давая понять, что разговор будет деловым. Так издавна было заведено в этих стенах. Когда приглашали по другим поводам, предлагалось присесть в кресле в уголке у окна.

– Дело, как я понимаю, безотлагательное. Вот и поспешил, – корректно, без какого-либо нажима заметил Островцов. – Тем более что все мы после школы Лубянки знаем цену времени.

– Как вы считаете, нам надо приглашать Нирванова? – неожиданно спросил Градов.

Вопрос, как ни странно, застал Островцова врасплох. По сути, его визави спрашивал, будем ли мы говорить о том, чего не должен знать Нирванов. Стало быть, этот мальчик в генеральском мундире допускает, что в деле имеется «нечто»? Любопытно. Как любопытно.

– Для вас, возможно, не секрет, но ничего нового Глеб Валентинович лично мне сообщить по делу не может. Я и так время от времени справляюсь у него насчет новостей, – осторожно, но достаточно определенно, чтобы быть понятым, высказался Островцов.

– Что, старые дела спать не дают? Странные дела с нашей памятью. – Градов закурил и устроился в своем кресле удобнее. – Я тут недавно узнал, что у человека, которому ампутировали ногу, время от времени бывают ощущения, будто нога по-прежнему болит. Даже мозоль натирает...

– Да ну? Надо же... Век живи, век учись. Но вы, Виктор Викторович, это образно сказали. А с делом о наследстве все много проще. И сложнее одновременно. По сути, наш Нирванов, то есть, простите, ваш Нирванов, выполняет операцию прикрытия или, если точнее выразиться, зачистки следов по этому делу.

– Да-да, он докладывал, – сделал вид, что припоминает, Градов. – Но не объяснил почему.

– А он и не мог объяснить, потому что сам не знает, почему. Точнее, знает, почему выполняет, – это я дал ему такую установку, покидая сие учреждение. Но он не знает, почему я ему дал такую установку. Собственно, и в дальнейшем я не собираюсь его посвящать в это.

– Ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что продолжаете заниматься делом о наследстве, уже покинув службу?! – воскликнул хозяин кабинета и даже грозно привстал.

– Вы присаживайтесь, не волнуйтесь, – нежным голосом, какой порой бывает у полных людей, попытался успокоить собеседника Островцов. – Кому, как не вам, генерал, знать, что из нашей конторы люди действительно уходят, но службу не покидают! Тем более, строго говоря, дело о наследстве – это дело чиновников Инюрколлегии, ну, МИДа, ну, возможно, Министерства обороны, ГРУ из-за этих треклятых графских заводов. Там, заметьте, компетентные, вменяемые люди... А к нам тогда оно попало скорее по привычке, еще с советских времен – типа, если там, на Западе, объявился какой-нибудь замухрышка миллионер и отписал свой единственный миллиончик какому-то правнучку, государственная машина тут же накладывала на это наследство свою волосатую лапу. Не положено! Наследничку, так и быть, двадцать пять процентов, а основная сумма, сами знаете куда, – в казну.

Градов слушал не перебивая, хотя удивлению его не было предела. Еще во время доклада Нирванова он понял, что с делом о наследстве не так все просто. Но поскольку о самом состоянии и о тонкостях подобных историй имел не очень ясное представление, то увидел в нем лишь слабую работу своих подчиненных, не более того.

– Вы, кажется, не слушаете? – спросил Островцов. – Или я вам надоел своими мутными историями?

– Нет, наоборот, я очень даже заслушался. Продолжайте, пожалуйста, Антон Иванович.

«Лучше бы тебе все сразу стало понятно, юноша, и ты бы отстал», – подумал Островцов, но, понимая, что такой сюжет ему не светит, продолжил:

– Да вы не удивляйтесь. Я сам, сидя в вашем кресле, думал, что занимаюсь этим делом по долгу службы. Но меня быстро поправили, точнее, наставили на путь истинный.

– В каком смысле? – не удержавшись, спросил Градов.

– В самом прямом. Поступило жесткое указание из администрации ни в коем случае не спугнуть этого самого Орлова, его адвокатов и прочих с ним самим фактом участия в деле ФСБ. Заметьте, тогда этот эмигрант-миллиардер был жив, а за его заводами следили все разведки мира. Так что там решили поиски наследников вести, так сказать, чистыми руками, как и положено. На этом особенно настаивал МИД, так как заранее предполагал, что рано или поздно дело о наследстве перейдет в политическую плоскость. А сегодня времена уже не те, что были. Вы меня понимаете?

У Островцова от волнения пересохло в горле, и он попросил воды.

Доставая из холодильника бутылку минеральной воды, Градов невольно вспомнил, как примерно те же слова, о том, что времена уже «не те», сам недавно наставительно говорил Нирванову. Так что Островцов, судя по всему, не вешает лапшу на уши.

Между тем Антон Иванович нервно гадал, в какой все-таки момент генерал не выдержит и оборвет собеседника: типа, пардон, коллега, я понял, что это не мое дело. А если не остановит? Тогда где самому банкиру попридержать коней, дабы не сболтнуть лишнего? В конце концов, ему действительно бояться было нечего и некого. Но в данном случае они с Умновым замесили так круто тесто, что на кону стояла отнюдь не личная безопасность, а деньги. Очень много денег. Рисковать ими отставной чекист, а ныне банкир, позволить себе не мог. Так же, как не мог позволить себе сболтнуть, что, собственно говоря, он охотно «отставился» из ФСБ, лишь бы взять под контроль им же некогда созданный «Инвестком». Начиная курировать операцию «Канадское наследство», он стал готовиться рано или поздно принять огромную сумму наследства, возможно, больше миллиарда долларов, это знали только он и Умнов. Именно «Инвестком» должен был выбрать адвокат Розинский, при условии успешных розысков орловских наследников. Два года они втроем выжидали удобного момента! И вот, когда наконец он, можно сказать, обрел реальные очертания, ситуация в одночасье стала зыбкой. Все настолько запуталось, что вот-вот вся комбинация может лопнуть... А этот баловень судьбы Умнов брезгует даже полюбопытствовать. Ему, дескать, неинтересно... Ему неинтересно, что неожиданно засуетилась пресса. Правда, Нирванов пытается ее нейтрализовать, увести по другому руслу. Но Михаил Юрьевич должен-то понимать, что журналисты – народ в этом смысле ненадежный, и неизвестно, что им завтра взбредет в голову по ходу раскручивания операции. Никому в Кремле не интересны и более прозаические вещи. Как, например, при нынешнем финансовом контроле им удастся откусить от наследства солидный кусок? Неинтересно, как он нахимичит в банке и уведет деньги от излишне любопытных глаз? Да и с основным кушем хлопот не оберешься. Умнов талдычит про выборные фонды, а они, как назло, оказались под микроскопом финансового контроля. Только гляди в оба. Но это уже их проблемы. Ему и своих хлопот за глаза предостаточно. А тут еще Градов. Еще пока неизвестно, как этот молодой генерал себя поведет.

– Вот что я думаю, Виктор Викторович, – банкир решил наконец прервать затянувшуюся игру в молчанку, – сейчас как никогда важно, чтобы Нирванов под вашим контролем завершил операцию прикрытия. Чтобы ни одна разведка, да и наши отечественные охотники за миллионами, не перебежала нам дорогу. По крайней мере, до думских и президентских выборов.

Последней фразе Антон Иванович придал максимальное значение, подражая при этом почему-то Сталину, каким он запомнил его по кинофильмам.

Градов даже с удивлением осмотрелся в собственном кабинете. Он точно уловил истоки интонации Островцова, хотя тот отнюдь не воспользовался копированием акцента. Просто недавно эти многозначительные интонации исподволь витали в стенах Лубянки. Виктор Викторович еще успел их застать. Правда, не на тогдашней площади Дзержинского, а в Питере, на Литейном проспекте.

Служебная «Волга» почти уперлась в резные дубовые ворота, которые немедленно отворились. Приоткрыв окошко, Нирванов предъявил охраннику удостоверение, и машина въехала в уютный двор, заставленный дорогими иномарками.

«Странные места люди выбирают порой для своих встреч, тем более для нашей. Тут же немудрено засветиться», – с некоторой тревогой подумал Градов и пожалел, что место выбирал не он, а полковник. Впрочем, и тот не выбирал – встречу неожиданно запросили сами грушники. И адрес назвали тоже сами. Нирванов, как видно, наведывался сюда частенько и успел тут пообвыкнуть. Хочет держаться поближе к тузам мира сего. Попробовал бы он в прежние времена так просто взять и показать кому-нибудь свое служебное удостоверение! Тут же вылетел бы из органов к чертовой матери.

Как ни странно, никто интереса к Градову не проявил, кроме сухощавого, вышколенного распорядителя этого явно крутого заведения. Залы были распланированы таким образом, что при желании можно было не сталкиваться с посторонними. Не задавая вопросов, распорядитель провел их в уютный кабинет, где был накрыт скромный стол на три персоны. Градов, далеко еще не привыкший к подобному стилю жизни, внимательно посмотрел на третий прибор и понял, что встреча, на которой он настоял, состоится именно здесь. Тогда, всего неделю назад, он еще наивно полагал, что операция «Наследство» – теперь его операция. И стало быть, ему, как говорится, решать. Если его мнение вообще что-то решает. Тем более что Нирванов в данном случае выступает лишь в качестве посредника. Извинившись перед начальником, Глеб Валентинович выскочил за дверь и спустя несколько минут вернулся уже в сопровождении высокого плотного мужчины с ярко выраженной армейской выправкой. Они обменялись рукопожатиями, при этом незнакомец не счел нужным представиться по всей форме, а назвался просто товарищем Ивановым.

Заметив внимательный взгляд молодого генерала, совсем недавно откомандированного в столицу из Санкт-Петербурга, о чем офицер ГРУ был заранее осведомлен, он открыто и даже добродушно улыбнулся.

– Вы же знаете, что я из ГРУ. Товарищ Нирванов работает с нами по этому делу уже третий год. Мой начальник – Малинин. Слышали про такого? А я лишь мелкая сошка. Исполнитель. Так что Иванов я или Петров – для дела совершенно не важно. А поскольку оно оказалось совсем не простым и в нем, скажу вам, товарищ генерал, перекрещиваются интересы ряда западных спецслужб, лишний раз светиться мне не только не положено, но и нет никакого желания. Надеюсь, вы меня понимаете?

Вместо ответа Градов лишь многозначительно пожал плечами. Тонкости гэрэушников ему и вправду были малопонятны.

Словно угадав мысли генерала, Иванов спросил:

– Гадаете, что так нас озаботило? Охотно отвечу. Вы знаете, что мы ведем это наследство исключительно из-за интереса к военно-промышленному комплексу, которым владел покойный граф. Деньги сами по себе нас не интересуют. Это, так сказать, ваша прерогатива. Но в данном случае обе эти темы оказались взаимосвязаны, и, признаюсь, нас волнует ход операции.

– Операция развивается по плану, – попытался вступить в разговор Нирванов. Но разведчик его резко прервал:

– Особенно если принять во внимание, что несколько дней назад сюда прибыл известный в наших кругах человек, некий месье Тьерри, гражданин Франции, опытнейший разведчик, несмотря что на пенсии, и... – тут офицер ГРУ сделал паузу, дабы зафиксировать впечатление от того, что сообщит, – ...по странной случайности, друг и душеприказчик покойного канадского миллиардера.

Но взрывного эффекта, увы, не получилось. Ни о каком французе с именем Тьерри оба собеседника не слыхивали.

– Может, тогда вам о чем-то говорит информация, что французский разведчик Тьерри с неким журналистом Багрянским в настоящее время путешествует по Туркменистану в поисках наследников своего друга. И даже кое в чем преуспел.

– Говорит, – угрюмо и неохотно признался Нирванов. – Старшая сестра графа Орлова жила там во время войны в эвакуации. Но мы основательно затерли все следы. В архивах ничего не осталось.

– У нас есть сведения, что они собираются продолжить поиск в Ростове. Это тоже о чем-то говорит?

– В Ростов потом переехала жить его племянница. Но и там мы все подчистили.

– Вы просто, Глеб Валентинович, понятия не имеете, что Тьерри – опытнейший разведчик, а этот щелкопер на минуточку оказался старым знакомым самого Туркменбаши. Любопытно еще и то, что этот Багрянский друг и приятель известного в прошлом олигарха Духона. Странный, согласитесь, синклит. Поэтому мы быстренько по своим каналам пробили эту связь. И не зря. Дальше, как говорится, больше. Знаете, кто на службе у этой компании? Только не падайте с кресел. Господин Мацкевич Леонид Сергеевич. Правильно, бывший главный аналитик нашего славного конкурента – ФСБ. Это уже, знаете ли, не шутка, когда в таком деле, как наше, появляются не только французские и русские разведчики, но еще и деньги олигархов. А там, где деньгам противостоят другие деньги, это всегда опасно. Лично у меня нет никаких сомнений, что с помощью француза эта компания хочет завладеть наследными деньгами. Поскольку же мы с вами согласились, что наше ведомство интересует другое, а ваше – как раз деньги, мы и сочли необходимым вас предупредить.

Градов и Нирванов уставились на своего военного коллегу. О том, что Духон, Мацкевич и еще какой-то француз оказались в противниках, они услышали впервые. Непонятно! А что непонятно разведчику, тем более настораживает.