Он вынул из-за пазухи первую горсть шуршащих звездочек, поднял над головой руку и разжал пальцы.
Вольный, пряно-теплый ветерок подхватил невесомые звездочки и понес, понес их над домами поселка, увлекая в вышину необъятного небесного простора.
Вырвавшись из рук, звездочки стали будто живыми. Жарко горя, они то кувыркались, то взмывали ввысь, то делали плавные круги и неслись все дальше и дальше, превращаясь в серебряные точки.
Федя долго смотрел вслед улетавшим звездочкам, пока они совершенно не растаяли в бездонной лазури.
Он пустил на ветер уже третью горсть веселых звездочек, когда внизу, на соседнем дворе, Аська пронзительно закричала:
— Кузя, беги скорее сюда!
В окне, между плошками с цветами, показалась белесая стриженая голова.
— Ты чего орешь, оглашенная? — строго спросил Кузя сестренку.
— А ты не бранись, а прыгай сюда! — визжала в восторге Аська, размахивая руками, точно ветряная мельница крыльями. — Серебряный снег с неба летит… Прыгай, неслух, кому говорят!
Кузя взглянул на небо и больше уже ни о чем не раздумывал. Он выпрыгнул в окно, роняя на завалинку цветы, словно изба внезапно занялась пожаром.
— Смотри, смотри, сколько их кружится! — продолжала кричать Аська. От небывалого возбуждения давно не стриженные волосы на голове у Аськи растрепались и встали дыбом.
Но едва только Кузя внимательно огляделся вокруг, как сразу заметил сидевшего на крыше Федю. Кузя уже намеревался повернуться к Феде спиной, угостить Аську увесистой затрещиной, чтобы другой раз попусту не тревожила брата, и немедля уйти в избу, но что-то заставило его замешкаться.
Посмотрев еще на летевшие у него над головой серебряные звездочки, Кузя покусал губу, досадуя: почему не он придумал это увлекательное занятие?
А Федя, следивший за Кузей исподтишка, тоже с досадой раздумывал: «Ну и болваны же мы с Кузькой! Целую неделю дуемся друг на друга… А из-за чего, спрашивается? А просто так… за здорово живешь! Уйдет сейчас он, и мы опять ни за что ни про что врагами будем».
И уж сам не помня, что он делает, Федя вдруг крикнул;
— Эй, Кузька, залазь сюда! Вместе будем пускать. У меня этих звездочек за пазухой… половина запазухи!
Когда все звездочки кончились, повеселевший Кузя сказал, барабаня голыми пятками по крыше:
— A знаешь, Федька, какая мне в голову мысль пришла?
— Какая? — заулыбался Федя. У него тоже было хорошее настроение от наступившего между ними мира.
— Отгадай! — Кузя сощурил свои хитрые, как у Аськи, подсиненные глаза.
— Вашего петуха на артемкинского горлопана натравить?
— Нет!
— Игру затеять?
— Опять не угадал.
Федя почесал затылок.
— A-а, теперь уж знаю! В погреб залезть, пока ваша бабка Степанида в лавку ходит, и сливки с крынок слизать, да?
— Насчет сливок… это тоже неплохо, да вот она, наша бабка… Тут как тут! — сказал Кузя, глядя вниз. — Немедля катись кубарем на землю, чтобы и духу нашего тут не было. А то мне за расколотую плошку с геранью знаешь как достанется!.. А про то, что я придумал, я тебе там расскажу.
Зная крутой нрав Кузиной бабки — худой старухи с длинным, утиным носом, Федя поспешно, перегоняя товарища, будто на салазках съехал с конька вниз. У зубчатого края крыши он чуть приподнялся, растопырил для равновесия руки и прыгнул на землю. За ним бухнулся и Кузя.
А на соседнем дворе бабка Степанида уже истошно кричала:
— Ах, разбойники, ах, мучители! Такая росла герань — сердце радовалось, а они — нате вам — голову ей напрочь! Да я вам… да только попадитесь под руку… всю крапиву о вас исхлестаю!
Выглядывая из-за угла дома, мальчишки видели, как бабка бегала по двору, размахивая прутом. Аська, видимо, тоже куда-то спряталась.
В это время из сарая вышла черная козочка Зойка, неслышно ступая точеными ножками в белых носочках. Идя как-то боком, в тени сарая, козочка приблизилась к сеням, все время осторожно поглядывая на бабку Степаниду, не замечавшую ее. На завалинку Зойка вспрыгнула легко и тоже неслышно. И тут недолго думая она с жадностью накинулась на герань с поломанной верхушкой.
— Ба-абушка! — где-то басом заревела Аська, все еще не вылезая из своего укрытия. — Ба-абушка, это не мы, а Зойка… Ба-абушка, она опять герань щиплет!
Бабка Степанида, искавшая внучат на огороде, прибежала во двор с невероятным для ее возраста проворством и сразу бросилась к Зойке — ни в чем не повинной козочке.
Но гибкий бабкин прут так и не успел проехаться по гладкой Зойкиной спине. Грациозно изогнувшись, Зойка спрыгнула с завалинки и помчалась вприпрыжку по двору. Где уж теперь бабке угнаться за шустрой, легкой на ноги козочкой!
— Аська! — закричала старуха, топая ногой. — Вылазь из своего прибежища!
— А ты… пороть крапивой будешь? — снова басом заревела Аська.
— Не буду, вылазь.
— А ты, бабушка, забрось на крышу прут… тогда я вылезу.
Бабка еще раз топнула ногой и бросила прут в сторону. В ту же минуту из-за бочки, стоявшей под водосточной трубой на углу, у избы, показалась косматая голова Аськи.
— А где же негодник Кузька? — спросила бабка Степанида, поднимая с завалинки плошку с общипанной геранью.
— А он, бабушка, к Федьке мачехиному удрал… У них полное замирение вышло, — говорила Аська и так же боком, как козочка Зойка, дошла до брошенного бабкой прута, подняла его и сунула в конопляник, разросшийся у плетня. — А я, бабушка, с куклами играла, а она, бабушка, коза-дереза, тут как тут… и хвать герань за макушку!..
— Хватит молоть! — отрезала бабка. — На вот целковый и беги за Кузькой. И пусть этот Кузька отведет тебя постригаться. Срам смотреть на девку! А ведь сколько раз долбила неслуху Кузьке…
Слушая бабкину нотацию, Кузя махнул рукой и вздохнул:
— Эх, не миновать теперь тащиться с Аськой в парикмахерскую… Вот тебе и «придумал».
Но скоро Кузя повеселел. У него и на этот раз нашелся выход.
— А знаешь, какую стратегию применим? — затеребил Кузя товарища за локоть. — Отведем Аську к парикмахеру, а когда он начнет подстригать ей космы, мы полегонечку и удерем… чтобы Аська за нами не увязалась. Удерем и прямо к Сухой балке подадимся.
— В такую даль? И зачем? — удивился Федя.
— Или забыл про Батыров курган? Ведь мы же с тобой разыскать его решили!
— Ничуть я не забыл… Это я только сейчас забыл, — сказал Федя.
— Сходим на разведку для начала налегке, — продолжал Кузя. — Будем искать курган, на котором камень. Понятно? А на обратном пути завернем на стройку. Посмотрим, как там плотину строят. Идет? Говорят, на днях в Сухую балку машину новую прислали… Бульдозером называется. Всем машинам машина!
«Тоже мне невидаль какая — бульдозер! Вот шагающий экскаватор — это да! А этих бульдозеров я, может, тыщи видел у нас на Гидрострое!» — чуть было не сказал Федя, но, вовремя спохватившись, прикусил язык.
— Ну, подались? — заторопился Кузя.
— Подались! — кивнул Федя: снова ссориться с Кузей ему никак не хотелось. — Подожди, я только обуться сбегаю.
— Айда босиком. Так ногам куда вольготнее.
— Не-ет… я обуюсь лучше.
— Эх вы, городские! — беззлобно протянул Кузя.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
в которой Кузя и Федя перехитрили АськуВсе вышло так, как хотелось Кузе. Когда они с Федей, степенно шагая, ввели в парикмахерскую Аську, парикмахер — лысый пожилой мужчина с желтым, в прозелень, лицом — от нечего делать играл в шашки с уполномоченным из района, не в меру располневшим молодым человеком в бежевом пыльнике.
Кузя остановился у порога и кашлянул. Но парикмахер до того увлекся сражением на шашечной доске, что совсем не заметил появления клиентов.
Тогда Кузя почесал одну ногу о другую, подумал и сказал:
— Здрасте!
Ему никто не ответил. Оба игрока натужно сопели, склонившись над столом.
Федя толкнул в спину Кузю, и тот еще громче сказал:
— Дяденька Сидорыч, постригите нашу Аську!
Не глядя на ребят, парикмахер поднял отполированную, словно бильярдный шар, голову и развел руками:
— Всегда так… то целый день сижу мух считаю, а как займусь культурным делом, то на тебе — или Аська, или Дашка какая-нибудь подвернется!
— Быва-ает, быва-ает, — запел баритоном молодой человек, переставляя шашку. — А вот у нас и дамка-с!
— Проворонил! — застонал парикмахер, хватаясь руками за свою сверкающую голову. Немного погодя он с досадой добавил, по-прежнему не оборачиваясь назад: — Сажайте в кресло эту вашу… как ее… Маньку!
Кузя и Федя подхватили Аську под руки, но она вырвалась и сама подошла к старому венскому стулу, непонятно почему называемому креслом.
Стул оказался очень высоким, и Аська, пыхтя и отдуваясь, кое-как на него взгромоздилась.
Молодой человек в пыльнике, вытирая платком потное, одутловатое лицо, равнодушным голосом сказал:
— А она еще упадет с вашего кресла.
— Да куда ей падать? — успокоил его парикмахер, не спуская с доски близоруких глаз.
Держа в кулаке смятую потную рублевку, Аська басом протянула:
— Упаду, так на пол, куда же я еще денусь!
— Сдавайтесь, сдавайтесь! — опять пропел молодой человек.
Парикмахер обиженно хмыкнул, почесал висок и пошел за простыней. Когда же он с остервенением отхватил у Аськи ножницами сразу три рыжевато-медные пряди, Кузя и Федя, пятясь назад, переступили порог, потом так же осторожно добрались до крыльца. И тут уж мальчишки дали такого стрекача, что их и на рысаке не скоро бы догнали.
Домой возвращались вечером, чумазые, усталые. И хотя на первых порах Кузе и Феде не удалось найти Батыров курган, оба были довольны походом. Ведь на обратном пути ребята заходили в Сухую балку на строительство плотины и там столько всего повидали!
— А бульдозерист Анвер… Вот парень! — сказал Кузя, перед тем как расстаться с Федей до завтра. — Мы к нему еще как-нибудь заглянем в гости, правда?.. И надо ж так ловко старое дерево повалить. Жиг ножом под корень — и валится дуб!
Пока Кузя говорил, он то и дело поправлял трусы, подпоясанные промасленной веревочкой. Федя покосился на Кузю и чуть не рассмеялся.
С этими Кузиными трусами в Сухой балке стряслась беда. И всему виной Кузина поспешность. Но расскажем лучше все по порядку.
Когда мальчишки стояли на бугре и во все глаза смотрели, как работает сильная, лязгающая гусеницами машина, для которой, казалось, никакие преграды не страшны, из ее кабины вдруг высунулась курчавая голова молодого башкира.
— Э-эй, ребята! — замахал рукой бульдозерист. — Сбегайте к той будке… воды принесите пить. Большое спасибо скажу, понимаешь!
Федя и Кузя наперегонки бросились к тесовой будке…
Парень с жадностью выпил целый ковш обжигающей губы ключевой воды.
И вот тут-то осмелевший Кузя спросил:
— Дяденька… а с вами можно в кабине посидеть?
Бульдозерист вытер рукавом комбинезона скуластое, сразу вспотевшее лицо и улыбнулся до ушей, показывая влажные сахарные зубы.
— Яхшы вода!.. Айда, залезайте. Прокачу!
Кузя первым стал карабкаться по стальным ребристым гусеницам. Впопыхах он за что-то зацепился трусами. Боясь, как бы Федя его не обогнал и не занял в кабине место рядом с бульдозеристом, Кузя рванулся вперед, и в тот же миг у трусов лопнула резинка. Хорошо, у запасливого бульдозериста нашлась в объемистом кармане комбинезона шпагатинка, и Кузины трусы были быстро приведены в надлежащий порядок. А не окажись под рукой веревочки, пришлось бы Кузе всю дорогу до Озерного поддерживать трусы руками!
— Правда, Анвер — мировой парень! — еще раз сказал Кузя.
— Анвер? Ага! — кивнул Федя. — А знаешь, Кузька… если бы нам топографическую карту этой местности достать. На ней наверняка и Батыров курган обозначен. Или, может, еще кого-нибудь из тутошних старых жителей поспрашиваем о Батыровом кургане?
Кузя подумал.
— Я вот что скажу: все это обмозговать как следует надо. Карту… где ее раздобудешь? А вот порасспрашивать… Надо так о Батыровом кургане выведывать, чтобы и не подумали, будто мы только об этом кургане и думаем… Тайна есть тайна! Понятно?
— Ага, понятно.
— Ну, то-то. Я нынче вечером все обмозгую, а завтра тебе выложу. И вместе додумывать будем.
— Идет! — весело засмеялся Федя. Ну и башка же у Кузьки! С таким впросак не попадешь. — Да, чуть не забыл, — спохватился Федя. — Ты прицепщика Артемку видел? Видел, как он с лопатой стоял на плотине и песок разравнивал?.. Набедокурил здорово Артем, вот его и турнули из прицепщиков!
— Так ему и надо! — сказал Кузя и сплюнул.
— Ага, пусть теперь нос не задирает! — Федя тоже сплюнул. — Когда мы на бульдозере ехали, я ему язык показал.
Мальчишки попрощались, крепко стиснув друг другу руки, и разошлись.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Пусть сами… носят свои сандалии!»Федя еще от калитки увидел отца. Он стоял на крыльце, голый до пояса, широко расставив ноги, а Ксения Трифоновна лила ему на согнутую спину — розоватую, мускулистую — воду из кувшина.
Видимо, отец только-только приехал домой. И как всегда — на полчасика, поужинать, чтобы потом снова умчаться на «козлике» в степь — у главного агронома совхоза сейчас была горячая пора.
— Ох, ладно, ох, здорово! — крякал от удовольствия отец. — Лей еще, Ксюша, лей, голуба!
Мачеха ничего не говорила, она лишь негромко смеялась, и смех ее был счастливым и радостным.
Федя, только что собиравшийся рассказать отцу о их с Кузей походе к месту будущего озера, рассказать так, как это обычно бывает у возбужденных чем-то мальчишек: взахлеб, перескакивая с пятого на десятое, ухитряясь в то же время задавать собеседнику десятки вопросов, — вот этот самый Федя вдруг как-то скис, будто не на отца, а на него опрокинули кувшин с ледяной водой.
Остановившись в нерешительности посреди двора, он переминался с ноги на ногу, чувствуя себя здесь как бы лишним.
Отец первым заметил Федю.
— Ба-ба, Федор! — сказал он, растирая могучую спину мохнатым полотенцем. — Это ты где же, как поросенок, выпачкался?
Федя глянул на свои ноги, до колен заляпанные грязью, и сам удивился: и верно, где это он так вымазался?
— Мы с Кузей в Сухую балку ходили, — сказал Федя почему-то робко и виновато.
— А что у тебя на ногах… опорки какие-то? — не строго, но в то же время как-то и не добро продолжал говорить отец, все еще не расставаясь с полотенцем.
Федя снова глянул на свои ноги, и тут только увидел, что на ногах у него новые сандалии, вчера купленные Ксенией Трифоновной. Забежав на минуточку домой, перед тем как отправиться с Кузей в Сухую балку, Федя впопыхах вместо старых, худых чувяк и надел вот эти блестящие, пахнущие кожей красивые сандалии. Правда, пока он, идя за Кузей, шлепал по лужам на дне оврага, разыскивая головастиков, сандалии размокли, почернели и теперь ничем не отличались от старых чувяк.
— Это я… забыл разуться, когда головастиков ловили, — запинаясь, проговорил Федя, сам огорченный случившимся.
Хмурясь, отец хотел сказать что-то еще, но тут заговорила Ксения Трифоновна:
— Иди мойся, Федя, а то ужин простынет. Да и папа торопится. А сандалии… пустяки! Мы их потом приведем в порядок.
Прежде чем войти в сени, отец посмотрел на Федю и сказал:
— Раз не умеет беречь… ему и покупать ничего не надо. Пусть в старье ходит!
Федя вспыхнул. Ах, вон как! Раньше отец так не говорил. Он всегда держал Федину сторону, если мама была слишком строга с сыном, а теперь… И все, все это из-за Ксении Трифоновны! Теперь отец редко когда перебросится с Федей добрым словом. Зато с мачехой никак не наговорится. Только одно и слышишь: «Ксеня, Ксюша, голуба!»
Пока Федя гулял, им вдвоем тут было весело. А вернулся домой сын, у отца и настроение испортилось…
После ужина, грустный, Федя лег спать.
Когда он проснулся наутро, за окном улыбалось солнце, приглашая на улицу, а у кровати стояли начищенные сандалии.
Оглядывая комнату, Федя тоже заулыбался. На какую-то минуту ему показалось, что вокруг все было так, как при маме, но это только на минуту.
Федя еще раз глянул на сандалии, ну совсем-совсем новые, ничуть не похожие на те, в которых он вернулся вчера из Сухой балки, и у него снова стало тоскливо на душе.
«Ничего мне не надо, — обиженно подумал он, — пусть сами… пусть сами носят свои сандалии!»
Он спрыгнул на пол, схватил сандалии и закинул их под кровать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Федино гореБольшой неуклюжий жук-носорог лениво взбирался по ломкому, согнутому стеблю травы, чуть распустив свои глянцевитые бронированные крылья. Федя даже устал на него смотреть.
«Вот я покажу тебе сейчас, как лениться!» — подумал он.
Сложив трубкой губы, Федя легонько дунул на травинку. Стебелек качнулся, и жук, задрав вверх лапы, тяжело шлепнулся на землю.
И тотчас ухо, уже привыкшее к немотной предвечерней тишине, уловило какое-то легкое движение в траве.
Не шевелясь, Федя чуть вытянул вперед шею и неожиданно увидел прямо перед собой, за кустом молочая, пушистого зайчонка. Зайчонок сидел на задних лапках, навострив свои длинные кисточки ушей, готовый в любой миг дать стрекача.