Повести и рассказы: Виктор Баныкин - Баныкин Виктор Иванович 4 стр.


Дома ждало твое письмо. Но я опять недовольна тобой: не отвечаешь на мои вопросы!

Ты спрашиваешь об Инне. Я ее называю «человеком искусства». И, наверно, не без основания. Раньше, когда семья жила в Ростове, Инка занималась в балетном кружке. Когда же родители переехали сюда, балет ей пришлось оставить. Сейчас Инна увлекается рисованием. Не пропускает она и спортивные соревнования, передаваемые по телевизору (выступления гимнастов). В школе Инна редактирует газету, оформляет ее рисунками. Любит читать всякие сентиментальные романы (Жорж Санд, Ожешко, Проспер Мериме). Между прочим, Мериме я тоже люблю. Инка в восторге от «Горного перевала» Эмилии Бронте, «Красного и черного» Стендаля.

Мне же нравятся, например, такие книги: «Белый клык», «Мартин Иден» Джека Лондона, «Семья Тибо» дю Гара. И еще «Белый пароход», «Две жизни» (стыдно, но фамилии наших писателей внезапно вылетели из головы).

Если ты читал всех этих авторов, то можешь себе представить — хотя бы чуть-чуть — разницу в наших с Инной вкусах.

Сейчас мы все думаем об экзаменах (не без содрогания). И на досуге роемся в справочниках: куда поступать?

Между прочим… ну, раз замахнулась, то до конца доскажу. Являюсь вчера после школьного вечера, а на столе у меня изящная — в полном смысле этого слова — коробка «Ассорти» рижской кондитерской фабрики.

«Мам, — говорю, — откуда шоколад?»

А мама пожимает плечами. Оказывается, под вечер постучалась незнакомая девочка лет десяти и передала маме сверток.

«Это Лене. От ее подруги», — пролепетала она и убежала.

В свертке, кроме коробки конфет, была еще и открытка с пунцовыми розами. Незнакомым почерком на обороте было написано: «Леночка! С днем рождения! Желаю Вам успешного окончания школы!» Ниже — две буквы: «В.К.». И все.

С тобой такие «фокусы-покусы» не происходят?

Лена.


6 февраля.


*

Получила от тебя восьмого числа письмо, а сегодня еще два.

Как! Вы до сих пор изучаете географию? А мы сдали экзамены по этому предмету еще в прошлом году. Кстати, я беспредельно уважаю нашего преподавателя Романа Романыча Гришко. Ну что за человек, скажу тебе! По-моему, у нас в школе нет ученика, который не любил бы географию. Роман Романыч всегда увлекательно ведет уроки, дополняя учебник яркими рассказами о странах и людях.

Помню как сейчас: проходили мы Южную Америку. И вот однажды Роман Романыч поведал нам одну романтическую историю о рижском гимназисте Саше Зимеле. Начитавшись романов Фенимора Купера и Майн Рида, юноша в 1906 году убежал в южно-американские джунгли. Сейчас за плечами у бывшего гимназиста шестьдесят лет бродячей жизни! Этот мужественный человек исходил Бразилию, Аргентину, знает многие индейские диалекты. О Саше Зимеле, знаменитом охотнике на ягуаров, написана книга. На поединок с хищниками он отправлялся лишь с копьем или луком!

Наш Роман Романыч показал, как надо держать копье, когда коварный, сильный хищник бросается на охотника. Можно было подумать, будто этот тихий и добрый человек, страдающий язвой желудка, сам когда-то охотился в джунглях Амазонки на ягуаров!

После того урока опять, как сейчас помню, я помчалась в библиотеку, чтобы раньше других ребят «захватить» как можно больше книг о странах Южного полушария…

Автора стихотворения, которое послала тебе в конце декабря, я не знаю. Списала его из тетрадки одной девочки, когда летом мы были на практике в колхозе. Эх и уставали мы тогда на прополке! И вечером уж не до гулянок было. Все вечера я читала, писала подругам, вязала маме кофту. Девчонки даже привыкли к моему «домоседству» и не обращали на меня внимания. Лишь скажут:

«Лен, а ты ужином нас не накормишь, когда мы вернемся?»

Ракушек, Валерий, у нас на море много, а вот раковин — не видела. Раковины привозят из Крыма. И еще должна тебя удивить следующим: лед на море нашем пресный. Сегодня бегала на берег, чтобы попробовать лед на вкус.

В порт заходят даже иностранные суда, особенно летом. Летом на улицах города разгуливают арабы, негры, вьетнамцы.

Фотографией не увлекаюсь. Зато мы с Инной беспощадно эксплуатируем ее отца. Он «щелкает» нас весьма часто. На музыкальных инструментах не играю. На подготовку уроков трачу три-четыре часа в день, если, конечно, не задано писать сочинения.

Кончаю. Завтра контрольная по химии — надо основательно подготовиться.

Привет тебе от Инны.

Лена.


9 февраля.


*

Инка поражается моей «писучести», но ты даже меня перещеголял! За неделю получила от тебя семь писем!

Спасибо за фото. А комментарии по поводу фотокарточки лишние. Ты даже моей маме понравился. Она обычно на всех мальчишек, которые ко мне ходят, косо смотрит. Мне показалось только (положись на вкус девчонки), тебе совсем ни к чему бакенбарды! А «неулыба» ты точь-в-точь в меня! Почему-то лишь на любительских снимках получаюсь естественной, как в жизни.

Чтобы не забыть: за сочинение «Портреты моих друзей» получила пятерку. Писала об Инне и тебе. К моему огорчению, сочинение было прочитано в классе. Инку, разумеется, узнали сразу, а вот тебя… У нас многие девчонки дружат с мальчишками, а мальчишки с девчонками, но те и другие постеснялись написать о своих друзьях, и навыдумывали такие «портреты»! А про мое сочинение наша Софья Портфельевна сказала: «Написано с душой».

Пока С.П. читала мое сочинение, все молча рассматривали меня, впервые словно видели! Чувствовала себя так, будто была под рентгеном! Хотелось в эти тягучие минуты, оказавшиеся для меня сущей пыткой, раствориться в пространстве.

Твоя персона всех до чрезвычайности заинтересовала. Только кончила С.П. читать, как девчонки хором закричали: «Признавайся, кто этот мальчишка! У нас в классе такого нет!»

И все это, представь, происходило на уроке. А мой сосед Тимур (до чего же противным показался он мне в это мгновение), забыв о том, как юлит обычно передо мной во время контрольных, приподнялся из-за парты и гаркнул что есть силы, пытаясь перекричать девчонок:

«Я… я знаю, кого она до небес превозносит в своем сочинении!»

Класс замер. И тогда Пупко с упоением добавил, растягивая до ушей в ехидной улыбочке лягушиный свой рот:

«Путешественника из Сибири! Им она восторгается!»

Некоторые, очень немногие, девочки знали о моей переписке с тобой. И они молчали. А другие стали просить, чтобы я подробнее рассказала о незнакомом им мальчике.

«Если это… не сердечная тайна!» — добавил кто-то из хлопцев — не без иронии.

Вначале я хотела отказаться, но подковыристое замечание остряка с задней парты подхлестнуло будто меня, и я решила назло им как можно больше рассказать о тебе хорошего! Что я, конечно, знаю. Пришлось идти к доске и показывать по карте маршрут твоего первого путешествия.

Все были до крайности изумлены. На перемене Пупко процедил сквозь зубы:

«Теперь ясно, па-ачему эта Ленка не захотела встречаться с одним моим дружком из соседнего класса!»

Доволен ли ты своей популярностью в нашем классе?

Ты в самом деле искренне, от чистого сердца говоришь похвальные слова о стихах, которые я тебе изредка посылаю?

Пишу тебе, а мама собирает мои вещи. Еду нынче к бабушке в село. Следующее письмо напишу от нее. Кончаю, а то скоро на автобус.

До побачення! Лена.


12 февраля.


*

Мокрая Балка. 14 февраля.


Как и обещала, пишу от бабушки. Она обрадовалась приезду внучки и сразу зашебутилась, принялась таскать из боковушки разные миски и плошки.

Вскоре прибежали девчонки: «Пошли, Лен, на танцы!» Отказалась. Бабушка любит, когда мы остаемся вдвоем. Она так здорово рассказывает о своем детстве, о прошлой вольной жизни запорожцев. И в эти тихие, сладостные часы забываешь обо всем на свете.

В комнате вкусно пахнет варениками, топленым молоком…

Высылаю тебе прошлогоднюю фотографию. Карточка была у бабушки. Только уж слишком строгая получилась я на снимке. Не пугайся: в жизни не такая!

11 часов вечера.

Уже поужинали, перемыла посуду, прибрала в комнате. Бабушка вяжет носок и терпеливо ждет, когда я кончу писать. Я люблю и другую бабушку, папину мать, но она от нас далеко — в Жигулевске на Волге. Зовет нас с мамой в гости летом, а мы никак не соберемся. Но та бабушка не одна: с ней живет семья дочери. А вот эта — одинока. Потому-то я и навещаю ее часто.

Набралась вот смелости и показала бабушке твою фотографию. Смотрела долго, проницательно. А повздыхав, сказала:

«Ничего. Гарний парубок! Це тот, що мандрувати любе?»

«Ничего. Гарний парубок! Це тот, що мандрувати любе?»

Удивленно спрашиваю, как она угадала, что это именно ты — «путешественник»? Ведь у меня много и других знакомых мальчишек!

А бабушка хитро глянула на меня и добавила со вздохом:

«Так воно ж… по очам видно!»

Валерий! Не представляю даже… неужто ты и в самом деле никогда не держал в руках ветки сирени? Цветет сирень весной, до начала лета. Цветы ее чуть-чуть похожи на гроздья вашей черемухи. Только, кроме белой, бывает и лиловая сирень — с разными оттенками. Запах — бесподобен (словцо из лексикона Инны)!

Люблю ли я купаться? — спрашиваешь ты. Люблю, но плаваю плохо. Когда мне было восемь, родители как-то поехали на море. Взяли и меня с собой. Была большая компания. За мной никто не присматривал, и вот я, взяв автомобильную камеру, поплыла куда глаза глядят. Оказавшись далеко от берега, вдруг чего-то испугалась и принялась орать на весь белый свет! Папа — отличный пловец — сразу же бросился в воду. И, работая саженками, быстро очутился около меня. С тех пор и остался у меня на всю жизнь страх перед морской далью.

На городском пляже я не люблю подолгу лежать: люди тут чуть ли на голову друг другу не наступают. Зато вдали от построек, за лиманами, почти ни единой души не встретишь. Мы туда прошлое лето всем классом ездили. Песок чистый, вода прозрачная. Можно было подумать: уж не в раю ли ты пребываешь? Честно!

Лена.


*

У нас нынче в школе вечер. Ставим «Лесную песню» Леси Украинки. Играю Мавку. Пишу тебе из нашего класса. Одна. Все ушли — не захотели мешать мне в последний раз перед выступлением «пробежать» роль. А я вот вместо того, чтобы готовиться к спектаклю, пишу тебе (надо бы чуть-чуть успокоиться).

В классе холодно, а на мне прозрачное платье, вернее, видимость платья. Сама даже не пойму, что это за «эфирное одеяние» соорудили мне подружки. Девчонки ахали и охали — будто бы от восторга. Ужасно хочется посмотреть на распущенные по плечам волосы, да нет под рукой зеркала.

Как я сейчас боюсь, Валерий! Когда ты получишь этот помятый листик, уже все, все кончится, а теперь вот… Мне кажется, я забуду все слова, едва только выйду на сцену.

Укуталась в пуховый платок. А в зале еще холоднее, но Матрена Осиповна, учительница украинского языка, меня успокоила:

«Между сценами будешь греться у батареи в коридоре».

Уже зовут. Боже мой, как я робею!.. Иду. Остальное допишу дома.

Поздний вечер. Ты, должно быть, уже крепко-крепко спишь. Из школы только что вернулась. Зря, оказывается, панически трусила. Спектакль прошел сносно, слова своей роли я не позабыла.

Когда стояла перед первым выходом на сцену, успокаивала себя так: «А ему, Валерию, думаешь, легко приходилось? И в бурю попадал на Каме, и жара одолевала, когда нажимал на педали, возвращаясь домой. Порой, возможно, и страх закрадывался в душу. Ночью одному боязно и на реке, и в чащобе леса, и даже в степи». Думала, думала так… а вышла к рампе и сразу вспомнила, что надо говорить: «Ох, как спала я долго!» И уж до конца спектакля не сбивалась с роли.

Последнюю сцену по просьбе зрителей повторяли два раза. Между прочим, мне так старательно намазали брови, что краска попала в глаза. И по щекам полились слезы (ладно хоть в самом конце это случилось, когда по ходу действия я должна была всплакнуть). И смех и горе!

Переодеваясь, твердо решила: теперь уж ни на какие роли меня не заманят! И вдруг Матрена Осиповна и директор школы подходят. Директор, поправляя массивные очки с толстыми стеклами, начинает похвальные слова произносить: вышло, де, превосходно, у нас давно не было такой содержательной постановки, и прочие «ля-ля-ля». И тут М.О. решила «обрадовать» меня: «К двадцать пятому, Леночка, тебе надо выучить отрывок из пьесы о Лесе Украинке. Организуем литературный вечер, посвященный дню рождения поэтессы».

Я и слова не промолвила. Ну, скажи, как бы ты поступил на моем месте? Потом, правда, я подходила к М.О., умоляла ее освободить меня от новых мучений, но она и слушать не пожелала! Лишь милостиво разрешила до 25 февраля не учить ее предмет. Как будто я когда-то серьезно готовилась к этим урокам! Прочту в классе материал, и все! Разгадка же моего успеха в украинском языке весьма проста: дома с мамой я разговариваю только по-украински.

Сегодня по физике, астрономии, обществоведению получила пятерки. А у тебя как? Беспокоюсь за твои отметки, Валерий! Пишу, а ты испытующе смотришь на меня с фотографии.

Собиралась поставить точку, да вспомнила твои рассуждения — в прошлом письме — о школьной уборщице бабушке Клаве, одинокой женщине (во время войны у нее погибли на фронте муж и трое сыновей). Бабушка Клава давным-давно заработала пенсию, но все никак не может расстаться с «грязной, тяжелой, унизительной работой, — написал ты и добавил, недоумевая: — И чего только она находит в ней хорошего?»

Я как-то рассказывала тебе о дворничихе с Фонарной улицы — Марфе Антоновне. Вспомнил? Об этой трудолюбивой женщине писала даже наша городская газета. Я люблю Марфу Антоновну — она никогда не унывает, ни на что не жалуется, хотя, к твоему сведению, на ее руках разбитый параличом муж.

Я также влюблена сейчас в одну продавщицу. Девушка недавно появилась в нашей булочной, а покупатели ее уже заметили. И относятся к ней с сердечной добротой. Почему, спросишь ты? Да потому, что Зиночка каждому улыбнется, даже хмурому небритому деду, каждого спросит:

«Вам какой батон подать: подрумяненный? Или тот вон, побледнее?»

Советую, Валерий: приглядись-ка повнимательнее к бабушке Клаве. И ты будешь относиться к ее труду с уважением!

Спокойной ночи!

Лена.


15 февраля.


*

Уже с утра почему-то знала: непременно получу от тебя письмецо! И вот заявляюсь вечером домой из библиотеки, а от тебя целых два послания!

Ты меня еще долго будешь дразнить своими сибирскими пельменями? Мы тут подряд три дня свои ели. Маме они чуточку наскучили. И она попросила утром, уходя на работу, сварить рассольник.

Наверно, нет ничего странного в том, что твоя бабушка Варвара чересчур набожна. У меня бабушка тоже религиозна, правда, крестики на дверях и окнах не рисует. Трудно ведь им, старым, теперь внушать, что на свете не существует ни бога, ни черта.

Ты еще пишешь: «Теперь я частенько читаю стихи».

В этом, возможно, есть и моя, хоть и небольшая, заслуга? А? Стихи Василия Федорова, присланные тобой, очень и очень самобытны. Присылай еще!

Я тебя никак не могу представить в роли будущего ракетчика! Почему ты выбрал этот род войск? У тебя, может, родственник какой-нибудь служит в ракетных частях?.. А ведь совсем-совсем недавно ты собирался после десятилетки поступать в институт! Почему ты так часто меняешь свои намерения?

Кроме тех произведений М. Горького, которые проходили в школе, я читала некоторые и другие. А вот доклад «Жизнь Клима Самгина» удосужилась подготовить, не читая этого четырехтомного труда. Просмотрела критические статейки, и бойко «отрапортовала». И получила пятерку. Сейчас краснею за свое легкомысленное отношение к большой и серьезной работе прославленного писателя.

Ты, вероятно, полагаешь: если мы живем на Украине, то и зимы у нас нет? И круглый год мы разгуливаем в «сарафанчиках-раздуванчиках»? Здесь, правда, сильных, как у вас, морозов не бывает, но тем не менее, зима и нам докучает. Случается — морозец слабый, зато ветер северный или восточный до того свирепый, что с ног валит! Тут уж поневоле в шубу закутываешься.

Иногда у меня появляется странное желание: хочется стремглав лететь на тройке с бубенцами, лететь целый день и целую ночь! Пишу тебе, а перед глазами резвая тройка тонконогих коней, запряженная в легкие саночки (в них так уютно сидеть). По сторонам мелькают вековые приземистые сосны, снежные холмы, а кони несутся и несутся себе!..

Не понимаю, почему до сих пор не пришла моя бандероль? Я тебе нынче отправила вторую.

Фильм «Спартак» смотрела. Инна не читала романа и во время сеанса часто спрашивала меня, что к чему.

Вчера у нас половина класса не явилась на физкультуру. Сегодня никто не остался на просмотр двухсерийного фильма «Гибель эскадры». До всего ли этого, если к завтрашнему дню надо написать сочинение, подготовить математику, физику, химию?

Твое последнее письмо страшно меня огорчило. Ну как это ты смалодушничал? Пусть даже перед двумя «дюжими вахлаками», когда возвращался в свою деревеньку из соседнего села после кино? Парни стали приставать к твоим одноклассницам, а ты не попытался даже урезонить их? Бросил «боевой клич»: «Разлетайтесь, девки, в разные стороны!» И сам первым припустился бежать! «Наутро все девчонки пришли в школу, — бодро заканчиваешь ты письмо. — Вспоминая, как они «драпали» во все лопатки от улюлюкающих парней, девчонки беззаботно посмеивались». И тебе не стыдно смотреть в глаза одноклассниц? Неужели все это правда? Или ты меня разыгрываешь?

Назад Дальше