– Поподробнее, пожалуйста.
– Вы у самой Арины разузнайте правду, – как ни в чем не бывало заявил Олег и влез в свои старенькие «Жигули». Весь табор продажных писак кинулся ко мне.
– Арина!!! Вы сидели!!! За что? По какой статье было предъявлено обвинение? Убили? Ограбили? Наркотики?
Бледный Федор, без конца повторяя: «Без комментариев», впихнул меня в роскошную иномарку и быстро увез.
Несколько перекрестков мы проскочили молча, потом парень внезапно припарковался и налетел на меня чуть ли не с кулаками.
– Какого черта! Почему ты не рассказала про ходку?
– Да ты чего! – замахала я руками. – Ничего такого не было! Он все выдумал!
– Кто?
– Да Олег, мой муж, майор Куприн.
– Этот животастый мент твой муженек? – Федор чуть не выпал на проезжую часть.
– И вовсе он не толстый, – обиделась я, – просто пиво любит выпить вечером, у телика!
– Ну шутник, – покачал головой Федя, – надеюсь, его выступление не будет иметь шумного резонанса, нам такой пиар совсем ни к чему.
– Он просто сердится, что я вынуждена ходить на всякие мероприятия, и вообще смеется надо мной, – стала я жаловаться.
– Не расстраивайся, – похлопал меня по плечу Федор и завел мотор. – Сейчас раскрутишься, бросишь своего ментяру, найдешь, блин, академика или космонавта, жизнь только начинается…
Я молча смотрела в окно. Мне абсолютно не хотелось разводиться с Олегом. И потом, может, вовсе и не надо становиться знаменитой? Жила же я как-то все годы, и ничего, была счастлива.
Глава 13
Утро началось со звонка редактора.
– Как у вас дела, Виола Ленинидовна? – поинтересовалась Олеся Константиновна.
– Прекрасно!
– Новая книжка пишется?
– Уже больше половины нацарапала! – бойко соврала я.
– Замечательно! – воскликнула Олеся Константиновна. – Вы у нас в плане, надеюсь, не подведете.
Я повесила трубку и рванулась к шкафу. Надо срочно продолжать поиски убийцы Любови Кирилловны Боярской. И сначала я подъеду в ее магазин «Твои грезы». Интересно, чем она торговала? И как звали женщину, у которой она брала деньги в долг… Инга Горская!
Адрес лавки «Твои грезы» я узнала по платной справочной. Вернее, сначала по привычке я набрала «09» и услышала:
– Информации о торговле у нас нет.
– Что же теперь бесплатно можно узнать? – возмутилась я. – Ноль один, ноль два, ноль три?
– Мы здесь ни при чем, – сухо ответила оператор и отсоединилась.
Я устыдилась. Ну действительно, чем девушка из справочной виновата? И еще мне было очень интересно, чем же все-таки торговала Люба Боярская? Насколько я помню, Мария Григорьевна очень осуждала покойную дочь.
Витрины магазина были закрыты непрозрачными жалюзи. Я испугалась. Неужели точка прекратила существование? Но дверь оказалась не заперта, на ней висело объявление: «Лица до восемнадцати лет не обслуживаются».
Страшно заинтересованная, я толкнула дверь, вошла в просторный зал и огляделась. В стеклянных витринах лежали фаллоимитаторы всевозможных цветов и размеров. По стенам были развешаны плетки, ошейники и белье из кожи, чуть поодаль виднелись полки с косметикой и лекарствами, а по углам таращились резиновые куклы с разинутыми ртами: две негритянки, две белокожие и одна представительница монголоидной расы. Любовь Кирилловна Боярская держала секс-шоп.
Две скучающие продавщицы кинулись ко мне со всех ног.
– Что желаете? Мы получили интимную косметику. Есть необыкновенное средство от импотенции, просто капаете партнеру в чай, и мужчина превращается во льва..
– Я из журнала.
Продавщицы замолкли, словно налетели на стену, потом та, что постарше, поинтересовалась:
– Из какого?
– «Космополитен».
– Ой, – захлопала в ладоши молоденькая, – я вас просто обожаю!
– Позовите, пожалуйста, хозяйку, Любу Боярскую.
– Ее нет, – переглянувшись, ответили продавщицы.
– Ладно, – кивнула я, – позвоню Любе домой.
– А зачем она вам? – поинтересовалась та, что помладше. Я вспомнила вчерашний поход на тусовку, наглых парней, размахивающих фотоаппаратами, нацепила налицо презрительную улыбку и процедила:
– Деточка, госпожа Боярская мне абсолютно без надобности. Сейчас лето, информационных поводов мало, редколлегия решила, что можно и о вас тиснуть страничку-другую…
– Инга, – подскочила молоденькая продавщица, – вот это суперски!
– Будем знакомы, – улыбнулась вторая женщина. – Инга Горская, хозяйка магазина.
– Да? – Я недоверчиво вскинула брови вверх. – Но госпожа Боярская уверяла меня, что точкой «Твои грезы» владеет она. Инга, сохраняя на лице улыбку, предложила:
– Давайте выпьем кофе у меня в кабинете Танечка останется в торговом зале и будет обслуживать покупателей.
В этот момент в секс-шоп вошла парочка Молоденькая продавщица с самым недовольным видом пошла в ее сторону.
Налив в красивые чашечки отвратительный растворимый «Нескафе», Инга долго размешивала сахар, но потом все же решилась.
– Люба умерла.
– Да что вы! – Я изобразила крайнее изумление. – Под машину попала?
– Нет, – покачала головой Инга, – простуда, потом воспаление легких, астма и.., все. Ужасно! Я целый месяц в себя прийти не могла. Мы ведь с детства дружили, в одном институте учились.
– И магазин достался вам по завещанию? – решила уточнить я. – Честно говоря, мне это кажется странным. Вроде у Боярской имелись мать, муж, племянница… Отчего она оставила лавку вам?
Инга опять включила чайник.
– Мужа у Любы не было. Вернее, Любаня – вдова. Игорь умер буквально через месяц после свадьбы.
– Ну надо же! – удивилась я.
– Трагическая история, – покачала головой Инга. – Бедной Любочке патологически не везло в жизни. Во всем, просто девочка-неудача. Ну да это неинтересно.
– Напротив! Расскажите.
– Но чем «Космо» привлекает история чужих неприятностей? – резонно возразила Горская.
– Я сделаю статью о зигзагах женской судьбы, – я принялась фантазировать. – Проиллюстрируем снимками вашего магазина, сообщим адрес…
Инга пожала плечами:
– Если хотите – слушайте, но, ей-богу, ничего особо примечательного.
Родители Любочки Боярской были учеными. Папа, Кирилл Петрович, – врач, доктор наук, мама, Мария Григорьевна, – всего лишь кандидат, всю жизнь помогала мужу. Познакомились Боярские во время Великой Отечественной войны. Причем их первая встреча произошла при трагических обстоятельствах.
В 1945 году молодой лейтенантик, так называемый заурядврач <Заурядврач Во время войны 1941 – 1945 гг. не хватало медиков и было принято решение сократить срок обучения в соответствующих вузах Выпускники не изучали теорию, только практику, и по сути являлись не врачами, а фельдшерами, но получали дипломы врачей>, был среди тех советских солдат, которые освобождали узников фашистского лагеря смерти Горнгольц. Это был не Освенцим и не Бухенвальд, заключенных в Горнгольце содержалось намного меньше, но судьба их была еще хуже, чем у тех, кто умирал в бараках от голода в Дахау и Треблинке. В обычных лагерях смерти, несмотря на безостановочно работающие печи крематория и газовые камеры, все же был шанс выжить, а попавшим в Горнгольц становилось понятно: пути назад из этого ада нет, причем последние месяцы жизни придется провести в страшных мучениях. В Горнгольце людей использовали в качестве лабораторных крыс. Чтобы вы хорошо поняли суть проблемы, мне придется немного отвлечься.
Медицинские эксперименты проводились в большинстве концлагерей Германии. Опыты над обмороженными людьми, изучение порога их выживаемости, исследования свойств крови, проблема лечения бесплодия. Пожалуй, самым известным среди врачей-экспериментаторов был Йозеф Менгеле. Он занимался операциями без анестезии, переливанием крови, изучением реакций человека на различные стимулирующие вещества, искусственную перемену пола, удаление органов и конечностей. Еще его интересовали близнецы, то, как они переносят обширные полостные операции. «Парным» людям везло, их оперировали под наркозом, в отличие от других несчастных. Когда советские солдаты ворвались в Аушвиц, они не смогли сдержать слез при виде операционной, посреди которой стоял стол с хитроумной системой креплений.
Кстати, большинство этих, с позволения сказать, докторов получило на Нюрнбергском процессе различные сроки, семеро были казнены, но Менгеле удрал. Он скончался только в конце 70-х в Аргентине. Сколько людей погибло в результате бесчеловечных экспериментов, неизвестно, но принято считать, что речь идет о сотнях тысяч. Но самое ужасное состоит в том, что плодами этих научных работ мир пользуется до сих пор. Впервые о связи табака и рака легких заявили именно врачи фашистской Германии в своих работах, датированных серединой сороковых годов. Современная авиация и подводники используют защитные системы, основы которых были разработаны в немецких концлагерях. Женщины, идущие на искусственное оплодотворение, и не предполагают, что первыми, на ком пытались опробовать эту методику, были молодые польки из Освенцима. На результаты некоторых тех экспериментов опираются генетики и гематологи.
Врачи-убийцы осуждены, но их имена живут в науке – вот такой страшный, невероятный парадокс. Вряд ли кто из нас, покупая в аптеке лекарство, задумывается над тем, в результате каких экспериментов появились на свет таблетки.
Кирилл Боярский был одним из первых, кто ворвался в ревир <Ревир – больница в концлагере>. Ужас, который испытал молодой парень, сам медик, не описать словами. Немцы, понимая, что советские войска неотвратимо наступают, умертвили всех «больных» и уничтожили документы. Изуродованные трупы, у большинства из которых не имелось конечностей, а тела покрывали жуткие шрамы, не успели сжечь в крематории Фашисты бежали в последний момент, советские войска ворвались в Горнгольц буквально на багажниках автомобилей, увозивших мучителей тысяч ни в чем не повинных людей.
Когда тела бедных узников стали относить в крематорий, обнаружилось, что в ревире есть живое существо. В бачке, где валялись окровавленные простыни, на самом дне дрожала маленькая, худенькая, беловолосая и голубоглазая девушка, одетая в полосатую робу. На одной ее руке был выколот номер, правая нога изуродована раной, из которой сочилась кровь. Нашел несчастную Кирилл Боярский. От пережитого ужаса девушка потеряла голос и только мычала, отбиваясь от Кирилла Сколько бы ни объяснял Боярский, что не сделает ей зла, как ни пытался вытащить бедолагу из бака, ничего не получалось. Ее так и привезли в больницу вместе с грязным бельем.
Кирилл начал навещать девушку и вскоре узнал ее историю. Звали узницу Анна-Мария, ей было всего шестнадцать лет, которые она провела в глухой польской деревушке. Но примерно месяц назад ее схватили и отправили в Горнгольц. Сначала она работала уборщицей и чуть не сошла с ума, убирая ампутированные конечности и слушая дикие, нечеловеческие вопли, которые издавали обрубки, лишенные рук и ног. Но потом она поняла, что имеет очень авторитетного ангела-хранителя, потому что ее, Анну-Марию, не привязывают к операционному столу. Счастье длилось тридцать дней. Но потом девушке сделали операцию, и вновь ей повезло. Ногу просто разрезали, а не отняли полностью.
Ночью начался переполох. По отделению забегали врачи со шприцами. Анна-Мария не знала, что за лекарство в них было, но ничего хорошего от фашистов она не ждала.
А на границе города Горнгольц уже вовсю грохотали советские пушки, близилось освобождение. Ужасно умирать, зная, что спасение рядом. Анна-Мария, превозмогая боль, слезла с кровати и спряталась в бачке. В общей суматохе ее не заметили.
Кирилл не знал польского. После пережитого ужаса Анна-Мария заикалась, к тому же она позабыла почти все слова на родном языке. Как юноше и девушке удалось договориться – непонятно, но они полюбили друг друга. Кирилл женился на спасенной польке, она отбросила имя Анна, став просто Марией, уехала в СССР. Первое время, пока Маша осваивала русский язык, в ее речи был акцент, потом пропал и он. Из Анны-Марии получилась Мария Григорьевна Боярская – талантливый токсиколог.
Началась другая, счастливая жизнь. Кирилл защитил диссертацию, сначала кандидатскую, потом докторскую. Мария помогала ему в исследованиях. Супруги занимались изучением ядов, имели много патентов на мази и капли. В семье подрастали две девочки-погодки: Аня и Любаша, и долгое время все шло хорошо.
Анечка вышла замуж, родила дочку Алиночку. Люба никак не могла устроить личную жизнь. Вообще, несмотря на то, что их разделял всего год, дочки у Марии Григорьевны получились разными. Аня – серьезная, вдумчивая, училась на одни пятерки, легко поступила в медицинский институт, потом пошла в аспирантуру. Девушка самостоятельно выучила немецкий, он как-то словно влетел ей в голову. Любочка же оказалась легкомысленной троечницей и наотрез отказалась идти в медицину. Люба пошла в иняз. Языки давались ей так же легко, как и старшей сестре, в особенности немецкий.
– Мне кажется, – сказала она как-то матери, – что я владею немецким с детства, похоже, я его просто вспоминаю.
Мария Григорьевна перекрестилась рукой, на внутренней стороне которой виднелся номер, и сурово сказала:
– Слава богу, ни одного немца в нашем роду не было.
– Ну откуда ты знаешь, – усмехнулась Любочка.
– Мои родители поляки, – напомнила Мария Григорьевна.
– Польша и Германия рядом, – настаивала Люба, – может, и имелась у нас в роду немецкая кровь.
– Ты знаешь, где мы познакомились с папой, и понимаешь, что я не испытываю никакой радости, слыша от тебя подобные умозаключения, – отрезала Мария Григорьевна.
– Ой! – испугалась Люба. – Прости…
Мария Григорьевна только качала головой. В этом была вся Любаша: сначала ляпнет, потом соображает. Анечка другая – разумная, молчаливая, послушная.
Потом скончался Кирилл Боярский. Его смерть словно открыла неисчислимую череду несчастий. Через некоторое время в семью пришла новая трагедия.
Анечка с мужем, молодым, подающим большие надежды токсикологом, поехала на субботу и воскресенье на дачу. Маленькую Алину, болевшую ветрянкой, оставили дома. Мария Григорьевна очень любила своего зятя. Анечка и тут проявила разумность: выбрала в спутники жизни аспиранта своего отца, давно принятого в доме на правах родственника.
Жарко натопив печку, молодая пара выпила бутылку вина, заснула и.., не проснулась. Нашли их во вторник, когда страшно взволнованная столь долгим отсутствием детей Мария Григорьевна попросила соседа съездить на дачу и проверить, не случилось ли чего. Анечка и ее муж отравились дымом. Очевидно, они, практически никогда не имевшие дела с печкой, слишком рано закрыли вьюшку. Вполне вероятно, что кто-нибудь из супругов мог бы проснуться и поднять тревогу, но дело усугубила бутылка вина. Выпив «Арбатское», и Анечка, и Алексей спали без задних ног.
На похоронах почти помешавшаяся Мария Григорьевна твердила:
– Алиночка! Посадите ее около меня, не отпускайте Любаша, держи девочку.
Но страшный рок преследовал семью. Не успела Любаша выйти замуж за очень симпатичного парня по имени Игорь, как он скончался от простой случайности. Решили сделать шашлык, собрали гостей. Игорь начал нанизывать мясо на шампур и поранил руку. Моментально обработали рану антисептиком.
– Ерунда, – отмахнулся парень, – заживет как на собаке.
Но уже вечером с температурой сорок его отправили в больницу. И здесь опять все было против Любочки. Происшествие случилось на даче, в страшную жару. Игоря поместили в крохотную больничку, до Москвы было далеко. Но квалификация врачей в районной больничке оставляла желать лучшего, они пользовались примитивными лекарствами, суперсовременных антибиотиков в клинике не водилось.
Мария Григорьевна мигом оценила ситуацию и поспешила в столицу. Но когда она с двумя московскими профессорами и сумкой, набитой медикаментами, явилась в больничку, тело зятя уже отправили в морг, а Любочка, заламывая руки, бегала по стертому от частого мытья старому линолеуму.
Больше Люба замуж выходить не хотела. Она решительно говорила:
– Нет. Надо мной висит проклятие. Наверное, Анечка на том свете не хочет, чтобы в нашем доме появился мужчина. Боится, как он станет относиться к Алине.
Мария Григорьевна очень переживала, пыталась вразумить дочь, но та не слушала мать.
Впрочем, Люба отмахивалась и от других советов Марии Григорьевны. Она открыла секс-шоп. Вернее, сначала небольшую палатку. Мать страшно переживала, что дочь занялась таким неприличным делом. Боялась, как бы Алина не узнала, чем торгует тетка. И еще Мария Григорьевна мигом краснела, когда слышала вопрос: «Что делает ваша дочь?»
Старушка туманно отвечала:
– Бизнесом владеет, только не спрашивайте о деталях, я их не знаю. Крутится, как и все.
Но и в коммерческих делах Любе не везло. Она, понадеявшись на удачу, расширила свою торговую точку и прогорела.
– Вы не поверите, как мне было ее жаль, – качала головой Инга, – и Марию Григорьевну тоже. Словно рок над ними висит.
– Нет, не поверю, – я решительно прервала Горскую. Инга осеклась:
– Почему?
– Потому что вы дали Любе денег в долг, а потом заставили ее переписать на себя магазин! Горская покачала головой.
– Кто наплел вам эти глупости?
– А что, не так?
– Нет, конечно, – завела было Инга, но тут же спохватилась:
– Вы не журналистка!
– Почти угадали.
– Зачем вы явились сюда?
– Я расследую убийство Любы Боярской.
– Люба умерла своей смертью, – сердито возразила Инга.
– Ее убили, – спокойно парировала я.
– Ну что можно было получить в результате ее убийства? У Любы в кармане сидела вошь на аркане, – напряглась Инга. – И вообще. Вы кто?
Я мило улыбнулась.
– Разрешите представиться: частный детектив Виола Тараканова, а вот имя своего клиента не назову, эта информация конфиденциальная. Насчет же того, что у Любы ничего не было… А магазин? Между прочим, получили его вы, воспользовались, так сказать, чужой грядкой, теперь собираете урожай.