Две двери ризницы. Одна — в церковный двор. Вторая — к алтарю.
За обеими мертвая тишина. Оставалось полагаться на интуицию. Я выбрал дверь к алтарю.
Вероятно, прыгающий шарик интуиции Сторми еще не остановился в ячейке с каким-то числом. Она положила руку на мою, сжимавшую вертушку врезного замка.
Наши взгляды встретились. А мгновением позже мы, как по команде, повернулись к двери во двор.
И это мгновение подтвердило: предсказание ярмарочной гадалки и одинаковые родимые пятна далеко не случайны, в них заключен глубокий смысл.
Не обменявшись ни словом, мы выработали план дальнейших действий. Я остался у двери к алтарю. Сторми вернулась к двери во двор.
Если бы я открыл дверь и Робертсон прыгнул на меня, Сторми распахнула бы свою и выбежала во двор, во все горло зовя на помощь. Я попытался бы последовать за ней… и остаться в живых.
Глава 20
В этот момент ризница являла собой квинтэссенцию всего моего существования: разделяла две двери, жизнь живых и жизнь мертвых, спокойствие и ужас.
От противоположной двери кивнула Сторми.
Не вызывало сомнений, что на полке одного из шкафов стояло вино для причастия. Мне не помешал бы глоток. Поспособствовал бы поднятию духа.
Я привалился к двери, ведущей к алтарю, чтобы при попытке Робертсона ворваться в ризницу удержать дверь своим весом. Осторожно повернул вертушку. Замок едва слышно, но скрипнул.
Если Робертсон изготовился к штурму, он не мог не услышать этого скрипа. Конечно, он мог оказаться более хитрым, чем показался мне, когда стоял на кладбище и тыкал в меня средним пальцем.
Возможно, кровь не бросилась ему в голову. Возможно, он предугадал, что я навалюсь на дверь, чтобы повернуть вертушку замка в то самое мгновение, когда он попытается открыть дверь. При всем его безумии интуицией природа его не обидела, раз уж он выследил меня.
Боб Робертсон, который завалил кухню грязной посудой, банановыми шкурками и крошками, не тянул на мудрого стратега. Но вот Боб Робертсон, который поддерживал в кабинете идеальный порядок и создал столь исчерпывающую картотеку, был совсем не тем человеком, который любил почитать в гостиной непристойные журналы и романтические истории.
И я не мог знать, какой из этих Робертсонов в данный момент находится за дверью.
Когда я посмотрел на Сторми, она махнула рукой. Говорила мне то ли «Давай же», то ли «Поступай, как знаешь».
Продолжая давить на дверь плечом, я до отказа повернул ручку против часовой стрелки. Она тоже заскрипела. Меня бы удивило, если б повернулась бесшумно.
Я подался назад, приоткрыл дверь на полдюйма… на дюйм… распахнул.
Если Робертсон и ждал у одной из дверей ризницы, то находился в церковном дворе. Освещенный последними красными лучами заката, он, должно быть, выглядел как труп, место которому — под одним из гранитных надгробий.
Сторми покинула свой пост. Вдвоем мы быстро вернулись к алтарю, с которого убежали лишь двумя минутами раньше.
Ночная бабочка пролетела сквозь луч прожектора, и вновь Христос, казалось, шевельнулся на кресте.
Благовония пахли уже не так сладко, появился какой-то резкий, неприятный привкус, а огоньки свечей то ярко вспыхивали, то едва не гасли.
Вниз по галерее, мимо ниши для хора, через калитку в ограждении престола. Каждое мгновение я ждал, что Робертсон набросится на нас, выпрыгнув из какого-то укрытия. Для меня он превратился в столь зловещую фигуру, что я бы не удивился, если б он спланировал со сводчатого потолка, внезапно обретя перепончатые крылья, разъяренный темный ангел, несущий смерть.
Мы находились в центральном проходе, когда жуткий грохот и звон разбиваемого стекла у нас за спинами нарушили царящую в церкви тишину. Окон в ризнице не было, не было и стеклянной панели в двери, ведущей в церковный двор. Тем не менее именно из этой комнатки, которую мы только что покинули, и доносились звуки, свидетельствующие о погроме. Они повторились, еще прибавив в громкости.
Мне показалось, что я слышу, как скамью, на которую выкладывались одеяния для служб, швырнули в шкаф, где эти одеяния висели, как разбиваются бутыли с вином, как серебряный потир и другие священные сосуды летят в стены, а потом звенят, падая на пол.
В спешке мы оставили в ризнице свет. И теперь, оглядываясь, через открытую дверь видели беснующиеся там тени.
Я не знал, что происходит в ризнице, и не собирался возвращаться туда, чтобы посмотреть на чинимый Робертсоном разгром. Вновь взяв Сторми за руку, я бежал с ней по центральному проходу, тянущемуся по всей длине нефа, к двери в притвор.
Выбежали из церкви, спустились по лестнице в кровавые сумерки, которые уже начали накрывать улицы Пико Мундо лиловыми саванами.
Поначалу я даже не мог вставить ключ в замок зажигания «Мустанга» Терри. Сторми торопила меня, как будто я сам не хотел как можно быстрее уехать от церкви. Наконец ключ вошел в замочную скважину, и тут же взревел двигатель.
Оставив на асфальте перед церковью Святого Барта немалую часть резины, мы полтора квартала проехали на дымящихся покрышках так быстро, что казалось, телепортировались на это расстояние, пока я не выдохнул: «Позвони чифу».
У нее был свой мобильник, и она ввела в него домашний телефон Уайатта Портера, который я ей продиктовал. Подождала, пока снимут трубку, сказала:
— Чиф, это Сторми, — выслушала ответ, продолжила: — Да, звучит как прогноз погоды, но я звоню по другому поводу. Одд хочет поговорить с вами.
Я взял трубку и затараторил:
— Сэр, если вы быстро пошлете машину к церкви Святого Барта, то, возможно, успеете перехватить Робертсона, который крушит ризницу. Может, не только ризницу, может, всю церковь.
Он велел мне подождать и позвонил по другой линии.
В трех кварталах от церкви Святого Бартоломео я съехал с мостовой, направив «Мустанг» к мексиканскому кафе быстрого обслуживания.
— Пообедаем? — спросил я Сторми.
— После того, что произошло в церкви?
Я пожал плечами.
— Все оставшиеся нам годы мы будем жить после того, что произошло в церкви. Лично я намерен снова начать есть, и чем быстрее, тем лучше.
— Эта еда не сравнится с тем пиром, который я собиралась устроить на колокольне.
— Так что будем делать?
— Я умираю от голода.
Держа одной рукой мобильник у уха, второй я поставил «Мустанг» в хвост очереди к «автоокну».[37]
— Почему он решил разгромить церковь? — спросил чиф Портер, вернувшись на мою линию.
— Понятия не имею, сэр. Он пытался устроить мне и Сторми ловушку в звоннице церкви…
— А что вы делали в звоннице?
— Устроили пикник, сэр.
— Полагаю, видели в этом какой-то смысл.
— Да, сэр. Там очень красиво. Мы обедаем наверху пару раз в месяц.
— Сынок, мне бы не хотелось поймать тебя обедающим на флагштоке перед Дворцом правосудия.
— Конечно, это не настоящий обед, закуски.
— Если вы хотите приехать сюда, мы сможем накормить вас жареным мясом. Захватите и Элвиса.
— Я оставил его у баптистской церкви, сэр. Мы со Сторми стоим в очереди за тако,[38] но все равно спасибо.
— Расскажи мне о Робертсоне. Мой человек давно уже следит за его домом в Кампс Энде, но он еще не возвращался.
— Он стоял на кладбище, увидел нас наверху, в звоннице. Показал нам палец, а потом попытался добраться до нас.
— Ты думаешь, он знает, что ты побывал в его доме? — спросил чиф.
— Если он не заезжал домой после меня, я не понимаю, как он может это знать, но он знает. Одну секунду, сэр.
Мы добрались до меню.
— Тако с меч-рыбой, побольше сальсы,[39] жареные кукурузные палочки и большой стакан «колы», — сказал я пареньку в сомбреро, который тут же продиктовал мой заказ в подвешенный у рта микрофон. Посмотрел на Сторми. Она кивнула. — В двойном размере.
— Вы в «Мексиканской розе»? — спросил чиф.
— Да, сэр.
— У них потрясающие чурро.[40] Советую попробовать.
Я последовал его совету и заказал две порции чурро пареньку в сомбреро, который вновь поблагодарил меня голосом девочки-подростка.
Автомобильная очередь поползла вперед, и я продолжил:
— Когда мы сумели удрать от Робертсона в церкви, он, должно быть, рассердился. Но почему он решил выместить свою злость на здании, я не знаю.
— Две патрульные машины уже едут к церкви, без сирен. Возможно, они уже там. Но вандализм… это же не идет ни в какое сравнение с теми ужасами, которые, по твоим словам, он замыслил.
— Нет, сэр. Не идет. И до пятнадцатого августа меньше трех часов.
— Если мы сможем отправить его в тюрьму за вандализм, у нас будет повод покопаться в его жизни. Может, это даст нам шанс понять, что он хотел устроить в Пико Мундо.
Пожелав чифу удачи, я оборвал связь и вернул мобильник Сторми.
Посмотрел на часы. Полночь, а вместе с ней и 15 августа, надвигалась на нас, как цунами, набирая высоту и мощь. Бесшумная, но несущая смерть слепая сила.
Глава 21
С тем чтобы услышать от чифа, поймали они Робертсона на вандализме или нет, Сторми и я поели на автостоянке «Мексиканской розы», опустив стекла «Мустанга» в надежде на легкий ветерок. Еду здесь готовили вкусную, но горячий ночной воздух пахнул исключительно выхлопными газами.
— Так ты залез в дом Человека-гриба, — в голосе Сторми не слышалось вопроса.
— Окно не разбивал. Воспользовался водительским удостоверением.
— Он держит в холодильнике отрезанные головы?
— Холодильник я не открывал.
— А где еще ты рассчитывал найти отрезанные головы?
— Я их не искал.
— Эта мерзкая улыбка, эти странные серые глаза… Бр-р-р. Тако превосходные.
Я согласился.
— И мне нравятся все цвета в сальсе. Желтый и зеленый — чили, красный — нарубленные помидоры, фиолетовые кусочки — лук… похоже на конфетти. Ты должна точно так же готовить сальсу.
— Ты что, будешь теперь учить меня кулинарии? Лучше расскажи, что ты там нашел, не обнаружив отрезанных голов?
Я рассказал ей о черной комнате. Слизывая крошки кукурузных палочек с пальцев, она повернулась ко мне.
— Послушай меня, странный ты мой.
— Я превратился в уши.
— Они у тебя большие, но ты состоишь не только из них. Так что открой уши пошире и послушай, что я тебе сейчас скажу: больше не заходи в черную комнату.
— Ее уже не существует.
— Даже не ищи ее, в надежде что она вернется.
— Такая мысль не приходила мне в голову.
— Еще как приходила.
— Приходила, — признал я. — То есть мне хотелось бы понять, как эта комната… как эта чертова комната работает.
Чтобы подчеркнуть значимость своих слов, Сторми нацелила на меня кукурузную палочку.
— Это ворота ада, и нечего тебе около них отираться.
— Не думаю, что это ворота ада.
— Тогда что это?
— Не знаю.
— Это ворота ада. Если ты отправишься на поиски и найдешь их, то окажешься в аду, а я не собираюсь спускаться туда, чтобы найти тебя и вытащить твою задницу из костра.
— Твое предупреждение не будет оставлено без внимания.
— Трудно, знаешь ли, быть замужем за человеком, который видит мертвых и каждый день общается с ними. Не хватало только, чтобы он еще начал гоняться за воротами в ад.
— Я за ними не гоняюсь, и с каких это пор мы женаты?
— Мы поженимся. — Она доела последнюю кукурузную палочку.
Я не единожды предлагал Сторми выйти за меня замуж. Хотя мы оба соглашались в том, что у нас родственные души и мы будем вместе до скончания веков, она всякий раз отметала мое предложение, говоря что-то вроде: «Я безумно тебя люблю, Одди, так безумно, что готова отрезать ради тебя правую руку, если тебе потребуются доказательства моей любви, но насчет женитьбы… давай погодим».
Понятное дело, кусочки непрожеванного тако с меч-рыбой выпали у меня изо рта, когда я услышал о том, что мы собираемся пожениться. Я подобрал их с футболки, покидал обратно в рот и съел, выгадывая время, чтобы подумать, а потом спросил:
— Так… ты хочешь сказать, что принимаешь мое предложение?
— Глупый, я приняла его давным-давно, — и продолжила, чтобы стереть недоумение с моего лица: — О нет, не сказала тебе традиционное: «Да, дорогой, я твоя», но использовала другие слова.
— Я, знаешь ли, не воспринял «давай погодим» как согласие.
Смахнув крошки меч-рыбы с моей футболки, она ответила:
— Тебе нужно учиться слушать не только ушами.
— А каким отверстием ты предлагаешь мне слушать?
— Не груби. Тебе это не идет. Я хотела сказать, что иногда ты должен слушать сердцем.
— Я так долго слушал сердцем, что периодически мне приходилось вычищать ушную серу из аорты.
— Как насчет чурро? — спросила она, раскрывая маленький пакет из белой бумаги. И салон «Мустанга» сразу наполнился ароматом печеного теста и корицы.
— Как ты можешь думать о десерте в такое время?
— А разве сейчас не время обеда?
— Сейчас время разговора о женитьбе. — Мое сердце так стучало, будто я за кем-то гнался или кто-то гнался за мной, но я надеялся, что с погонями на этот день покончено. — Послушай, Сторми, если ты говоришь серьезно, тогда я приму меры, чтобы улучшить мое финансовое положение. Уйду из «Гриля», и я говорю не про покрышки. У меня более серьезные намерения.
Она, улыбаясь, склонила голову, прищурилась.
— И что же, по твоему мнению, серьезнее покрышек?
Я на мгновение задумался.
— Обувь.
— Какая обувь?
— Любая. Торговля обувью.
На лице Сторми отразилось сомнение.
— Обувь лучше покрышек?
— Конечно. Как часто ты покупаешь покрышки? Даже не раз в год. И для автомобиля тебе нужен только один комплект. А людям нужна не одна пара туфель. Им нужно много пар. Коричневые туфли, черные, беговые, сандалии…
— Но не тебе. У тебя лишь три пары одинаковых кроссовок.
— Да, но я не такой, как остальные люди.
— Это точно, — согласилась она.
— И еще один момент, — продолжил я. — Не у каждого мужчины, женщины, ребенка есть автомобиль, но у всех имеется по паре ног. Или почти у всех. Семья из пяти человек может иметь два автомобиля, но ног-то у них десять.
— Есть много причин, по которым можно любить тебя, Одди, но эта для меня на первом месте.
Сторми более не склоняла голову и не прищуривала один глаз. Она смотрела прямо на меня. Огромными, как Галактика, глазами, глубокими, как темнота между двумя звездами в небе. Выражение ее лица смягчилось любовью. Ее явно тронуло сказанное мною, подтверждением тому служил и тот факт, что она до сих пор не достала чурро из белого пакетика.
К сожалению, я, должно быть, слушал ушами, поэтому не знал, о чем она говорит.
— И что же это за причина? Ты… про мой анализ обувной торговли?
— Ты так же умен, как и любой из моих знакомых… и при этом такой простак. Это очаровательная комбинация. Хорошая голова и невинность. Мудрость и наивность. Острый ум и истинная мягкость.
— И это то, что тебе больше всего во мне нравится?
— На данный момент — да.
— Но, послушай, с этим я ничего не смогу поделать.
— Поделать?
— Те качества, которые тебе во мне нравятся, я хочу их совершенствовать. Лучше скажи, что тебе нравятся мои манеры, мой вкус в одежде, в конце концов, мои оладьи. Ты вот спроси Терри, они легкие, воздушные и очень вкусные. Но я не знаю, как стать более умным и простым, чем я есть сейчас. Даже не знаю, понимаю ли я, о чем ты говоришь.
— И хорошо. Не думай об этом. Тут ты действительно ничего не сможешь изменить. И потом, я же выхожу за тебя замуж не ради денег.
Она предложила мне чурро.
Учитывая, как быстро билось мое сердце и лихорадочно работала голова, только сахара мне и не хватало, но отказываться я не стал.
Какое-то время мы ели молча, потом я спросил:
— Как насчет свадьбы… когда, по-твоему, мы должны заказывать торт?
— Скоро. Долго я ждать не смогу.
— Слишком долгое ожидание может все испортить, — в моем голосе слышались радость и облегчение.
Она улыбнулась:
— Видишь, что здесь происходит?
— Полагаю, я смотрю всего лишь глазами. Что я должен видеть?
— Происходит следующее… я хочу второй чурро… и собираюсь его съесть, а не ждать следующего вторника.
— Ты необузданная женщина, Сторми Ллевеллин.
— Ты и представить себе не можешь, до чего необузданная.
Это был плохой день, с Харло Ландерсоном и Человеком-грибом, черной комнатой, бодэчами и плачущим Элвисом. Однако теперь, когда я сидел рядом со Сторми и ел чурро, на какие-то мгновения мне показалось, что это хороший день.
Но мгновения эти не затянулись. Зазвонил мой мобильник, и я не удивился, услышав голос чифа Портера.
— Сынок, ризница в церкви Святого Бартоломео просто растерзана. Там побывал какой-то безумец.
— Робертсон.
— Я уверен, что ты прав. Ты всегда прав. Скорее всего он. Но к тому времени, как прибыли мои люди, он уже ушел. Ты больше не видел его?
— Мы, можно сказать, тут прячемся… нет, его не видать. — Я оглядел автостоянку, очередь автомобилей к «автоокну» «Мексиканской розы», улицу в поисках запыленного «Форда Эксплорера» Боба Робертсона.
— Несколько часов мы лишь вели наблюдение за его домом, но теперь активно займемся его поисками.
— Я могу задействовать свой психический магнетизм, — предложил я, напоминая о моей способности найти человека, полчаса покружив по улицам.
— Мудрое ли это решение, сынок? Учитывая, что в машине будет Сторми?