Хан зарычал. Тетушка Грейс открыла глаза. Ее взгляд был устремлен прямо на Мартину, и та услышала слова:
— Четырехлистник приведет тебя в круг. Круг приведет к слонам. Слоны откроют правду.
Какую правду? — захотелось спросить Мартине, и она вспомнила, что уже не раз после своего прибытия в Африку задавала тетушке Грейс подобный вопрос. Но вразумительного ответа не получала. Во всяком случае, не запомнила такого.
— Какую правду? — спросила она опять.
— Твою, — ответила Грейс, не сводя с нее неподвижного, странного взгляда. Она отвела прядь волос, упавшую на лицо девочки, и добавила: — Если шип застрял в душе, его нужно вырвать, не боясь усилий, какие нужно для этого сделать…
Было ясно: больше она ничего сказать не хочет или не может. Она снова умолкла и только слегка похлопывала Мартину по плечу и поглаживала по голове, как бы убеждая именно так и поступить. Но как?..
* * *Мартина ехала домой на Джемми, глубоко погруженная в мысли обо всем происшедшем. Грейс отказалась проделать обратный путь на жирафе, сказав, что у нее здесь еще кое-какие дела. И Мартине пришлось принять отказ, хотя она не могла представить, какие такие дела могут быть у старой женщины в четыре часа утра, в предрассветной темноте, посреди заповедника, наполненного дикими зверями. Вопросов она задавать не стала, так как уже понимала, переняв это свойство у Бена, что не всегда следует добиваться ответов, если тебе их не дают.
Джемми не спеша вез Мартину обратно, словно чувствовал, что девочке есть о чем подумать. И она думала: больше всего о странном предсказании тетушки Грейс. И, быть может, даже начинала о чем-то догадываться, когда ее внимание привлек яркий свет — там, где должен находиться их дом. В чем дело?.. Она взглянула на часы — всего половина пятого, а, похоже, во всех окнах свет! Неужели Тендаи и Бен обнаружили, что она исчезла, и подняли тревогу? Или что-нибудь похуже? Она крепче ухватилась за гриву Джемми, толчками ног побудила его ускорить шаг, а потом и помчаться галопом.
Бен стоял у калитки в сад.
— Заходи скорей в дом через заднюю дверь, — были первые его слова. — Я задержу Тендаи и сторожа на кухне, а ты переоденься и тогда выходи. Тендаи не знает, что тебя нет дома. Я сказал ему, что пытался тебя разбудить, но ты спишь, как сурок, и не просыпаешься.
— Но в чем дело? — спросила она. — Если не из-за меня, то почему так много света, как будто уже Рождество?
Бен запер калитку на засов, повернулся к Мартине и сказал:
— Нас ограбили…
• 8 •
Мартина стояла посреди рабочей комнаты бабушки — помещения, не слишком приспособленного для работы, но всегда аккуратно и чисто прибранного, и озиралась с испугом и удивлением: все ящики стола выдвинуты, содержимое разбросано по полу; то же — с содержимым полок и отдельно лежащих папок с бумагами, многие из которых порваны на мелкие кусочки. Как будто здесь поработали какое-то существо или машина, заряженные неистовой ненавистью лично к миссис Гвин Томас. За что?..
— Как только я все это увидел, — говорил Бен виноватым голосом, — сразу побежал к нашему сторожу Тобиасу, но нигде не нашел его, и тогда помчался в дом к Тендаи и поднял всех на ноги.
— Это я во всем виновата, — чуть не плача, сказала Мартина. — Ушла покататься на Джемми и оставила заднюю дверь незапертой. Не подумала, что через нее кто-то может войти. А Тобиасу нарочно ничего не сказала, чтобы не остановил меня, — ведь бабушка всегда была против, если я так рано…
Она горестно махнула рукой и, уже не сдерживая слез, опустилась на стул.
В дверь постучали: пришел Тендаи. Увидев Мартину, он облегченно вздохнул.
— Слава Богу, с тобой все в порядке, детка. Когда Бен рассказал о том, что случилось, чего я только не подумал: что какой-то псих или просто бандит с огромным кинжалом в руке ворвался в дом и…
— Это все моя вина! — перебил его Бен. — Я услышал какой-то шум в доме, проснулся, но шум затих, а я повернулся на другой бок и снова уснул.
Он не стал говорить, что был уверен: это Мартина, как всегда нарушая строгое предписание бабушки, отправилась на свою ночную прогулку, и не стал, конечно, мешать приятельнице.
— Не слушайте его, Тендаи, — сказала Мартина, — ему не в чем винить себя. А вина только на мне: я ушла к Джемми и забыла запереть дверь.
Тендаи поднял вверх обе руки.
— Хватит, хватит! Перестаньте себя винить: тот, кто захотел ворваться сюда, все равно сделал бы это, если дверь заперли бы даже на сто замков! Взломал бы их или залез через окно.
— Но где же был Тобиас? — с беспокойством спросила Мартина. — Не случилось с ним чего?..
— Ты права, детка, — сказал Тендаи. — Я не хотел говорить. Его чуть не убили: так ударили по голове, что он потерял на время сознание. Я уже повидал его, он мне все рассказал. Это случилось часа в три утра. Он услыхал шум, пошел проверить, и возле калитки его стукнули. Больше ничего не помнит. Сэмпсон нашел его и отвез в больницу. Мы уже вызвали полицию.
— Тобиаса чуть не убили! — воскликнула Мартина. — Это самые настоящие преступники! Но что они могли здесь искать? Деньги? Или какие-то важные бумаги?
— Сам не знаю, — ответил Тендаи. — Насколько могу понять, сейф и другой железный ящик не тронули, а насчет документов… тут уж ничего не скажу.
— Наверное, искали что-то секретное, — предположил Бен.
Мартина сразу поддержала его мысль.
— Даже знаю, кого могут интересовать секреты моей бабушки, — сказала она. — Если они у нее есть. Только одного плешивого…
Однако Тендаи не одобрил ее намека.
— Ты говоришь, детка, о мистере Джеймсе, — с легким порицанием произнес он. — Понимаю твои чувства и сам разделяю их к человеку, который собирается лишить всех нас любимой Савубоны. Но времена сейчас не такие, чтобы богатые люди, подобные мистеру Джеймсу, врывались по ночам в чужие дома. У них есть другие способы для решения своих дел. Они действуют по закону и, если надо, подкупают его.
Он бы, может, говорил еще что-нибудь, а Мартина возражала бы ему — ей было что сказать и о мистере Джеймсе, и о его водителе, — но в это время снаружи послышались звуки полицейской сирены, и у входа остановилась машина с зажженными фарами и со сверкающей мигалкой.
• 9 •
К середине дня Мартина окончила наконец уборку дома после урона, нанесенного преступником (или преступниками), а также полицейскими. Ей пришлось собирать обрывки бумаг с пола, задвигать ящики стола, замывать многочисленные следы на полу в коридоре, на кухне и в рабочей комнате бабушки, оставленные как преступниками, так и слугами закона. Стерла также пыль, поднятую посетителями, убрала крошки от бутербродов — ими закусывали проголодавшиеся полицейские, — и остатки порошка, с помощью которого сыщики надеялись разобраться в следах от преступных пальцев и подметок.
Отставив щетку и отложив тряпку, Мартина увидела через окно, что к воротам в лечебное отделение заповедника приблизился белый жираф. Джемми! Зачем он сюда пришел? Не заболел ли?
Она вышла из дома, пригляделась, и вот какая картина предстала перед ней: у ограды парка стоял не кто иной, как сам мистер Ройбен Джеймс, и, судя по всему, пытался кормить жирафа.
Мартина бросилась на помощь животному: от этого человека она ожидала любых гадостей. Но мистер Джеймс встретил ее вполне дружелюбными словами:
— А, Мартина. Рад тебя видеть. Твой жираф — его зовут Джереми, не так ли? — сам захотел со мной познакомиться. Я слышал, в этих краях существует такая легенда, что ребенок, который сможет оседлать жирафа, будет наделен особой силой. Не о тебе ли ходят эти слухи? — Мартина молчала, и он продолжал: — Мой водитель рассказал мне о больном буйволе, который валялся на земле, словно мертвый, но, как только ты до него дотронулась, вскочил и рванул как спринтер со старта.
На это Мартина ответила. Она сказала:
— Удивляюсь, что ваш Люк нашел время хоть что-то заметить: у него были другие дела. Сначала он попытался поджечь саванну и чуть не полез в драку с Тендаи, потом решил напугать слонов.
Мистер Джеймс ухмыльнулся.
— Ну, у меня другие сведения. По-моему, какой-то бешеный слон здорово напугал его. Вообще, насколько знаю, слоны намного опасней, чем люди о них думают. Взять хотя бы ту слониху, которую я преподнес твоему деду. Она была тогда кожа да кости, ноги заплетались одна за другую. А сейчас, я слышал, в полном порядке. Лучше всех.
Мартине стало интересно, знает ли этот человек, что слониха, напавшая на его водителя, и есть та самая «кожа да кости»? Наверное, не знает. И говорить ему об этом я не буду, решила она: вдруг захочет как-нибудь отомстить Добрячке за своего шофера, когда станет полным хозяином заповедника.
Тут же она вспомнила, что и Джемми скоро будет полностью во власти этого дяденьки, а значит, не нужно его понапрасну злить, и потому следующую фразу, обращенную к нему, постаралась произнести более мягким и вежливым тоном:
— Пожалуйста, если не трудно, не кормите жирафа. Он любит только листву акаций и вообще боится посторонних и может что-то сделать…
Ройбен Джеймс с подозрением взглянул на жирафа, потом скосил глаза на Мартину и недовольно произнес:
— Не думаю, что он откажется получить хорошее угощение даже от постороннего. Тем более что уже совсем скоро я таковым для него не буду… Эй, а вот это возьмешь?
Вопрос был задан жирафу, и вслед за этим Джеймс протянул ему ветку с цветками жимолости. От такого лакомства жирафу трудно отказаться: несмотря на страх, Джемми потянулся к угощению, но все же осторожность взяла верх, и он отпрянул, а даритель раздраженно крякнул.
Мартине хотелось выцарапать глаза упорному надоеде, но она нашла в себе силы не сделать этого, а просто повернулась и пошла обратно к дому, по пути резко хлопнув калиткой изгороди, чтобы показать: пока еще Савубона — ее территория.
Джемми провожал ее взглядом, тянул за ней шею, а мистер Джеймс произнес вдогонку:
— А что здесь ночью случилось, не знаешь? Кого-то ограбили, что ли?
Мартина остановилась, повернула к нему голову.
— А вам-то что? — сказала она, совершенно забыв о своем намерении оставаться вежливой с будущим владельцем заповедника. — Вы разве имеете к этому какое-то отношение?
Он ответил на удивление спокойно, даже улыбнулся.
— Ну-ну, Мартина, нам совсем не надо ссориться. Хотя понимаю, при твоей любви к Савубоне ты не можешь испытывать ко мне особую симпатию. Но уверяю тебя, не в моих привычках врываться в чужие дома и устраивать там погром.
— А отнимать у других людей то, что они так любят… к чему так привыкли?.. Это в ваших привычках?
Ройбен Джеймс отбросил ветку жимолости, которую продолжал держать в руке, вынул из кармана красивый платок с монограммой, отер руки.
— Мартина, — сказал он, — ты еще слишком мала, чтобы разбираться в том, что называется «бизнес», но подумай вот о чем: если бы твой дед по-настоящему проявлял заботу о Савубоне и о своей семье, мог бы он допустить какие-то лишние денежные траты и залезть в долги? Думаю, что нет… И, выходит, в этом деле я не самый плохой человек. Как считаешь?
На какое-то мгновение она была готова согласиться с ним и даже спросить: почему же ее дед все-таки поступил так?
Однако мистер Джеймс не дал ей этого сделать: он заговорил опять.
— Вот что я скажу тебе, девочка. Давай заключим соглашение. То есть, сделку. После чего ты перестанешь на меня сердиться и обижаться. Ладно?
И опять — она не успела ничего ответить, а он продолжил:
— Ты выбираешь какое-нибудь животное… Любое, какое захочешь, из заповедника, и оно будет твоим. Ты сможешь, когда угодно, навещать его, кормить, поить, все, что хочешь… Любое, кроме белого жирафа. Почему? Да потому, что он станет, так я задумал, нашим брендом, маркой нашего заведения, которое будет называться «Сафари-парк „Белый Жираф“».
От последних слов холодок пробежал по спине Мартины: она окончательно поняла: с этим человеком ничто не сможет ее ни примирить, ни связать каким бы то ни было соглашением. Они с ним сейчас как… как игроки в шахматы. Враждебные друг другу. И каждый делает свои ходы. Он сделал очередной ход, теперь очередь за ней. Перед глазами у нее возникла тетушка Грейс, шагающая в темноте по запутанным ходам пещеры, — и сам собой родился ответ. Она сказала:
— Не думайте, мистер Джеймс, что мы сдадимся. Здесь, в Савубоне, есть люди, которые никого не боятся, все понимают и сумеют вас остановить.
Говоря это, Мартина не опускала головы, взгляды их скрестились. В его глазах она успела уловить признаки свирепой злобы, которую он сумел быстро подавить. И снова на лице появилась улыбка.
— Вы так считаете, юная леди? — насмешливо и спокойно произнес он. — Что ж, разрешите дать вам совет: не злоупотребляйте моим великодушием и терпением, остерегайтесь наступить мне на любимую мозоль. Последствия могут быть очень серьезными…
* * *Еще до того как войти в дом, Мартина услышала, что звонит телефон. Она вбежала на кухню, схватила трубку. Погода к этому времени резко изменилась: по крыше забарабанил дождь, ветер гнал серые броненосцы туч. В доме потемнело.
— Мартина, наконец-то я дозвонилась, — услышала она в трубке взволнованный голос бабушки. — Звоню, звоню… никакого ответа. Я так беспокоюсь… Что у вас происходит? Вы в порядке?
— Все нормально, бабушка, — соврала Мартина. В самом деле, зачем лишний раз огорчать ее рассказами о наглом шофере и как его чуть не покалечила слониха, и уж, тем более, известием о ночном разгроме в доме? Ведь бабушка такой человек, что может сразу сесть в самолет и прилететь обратно, оставив все дела в Англии. Если они у нее там есть… — Пожалуйста, не беспокойся о нас, — добавила Мартина. — Все здоровы, все на месте.
— Рада это слышать. А что поделывает мистер Джеймс?
— Ездит туда-сюда, — уклончиво ответила Мартина. — Мы с ним кое-как находим общий язык… У вас там очень холодно, в Англии?
— Да, и дождливо. Я живу в маленькой сельской гостинице, похожей на ту, которая в сериале о человеке-оборотне, помнишь? И люди вокруг не обращают на меня никакого внимания, к чему я не привыкла. А комната такая крошечная, что, как открою дверь, так сразу валюсь на кровать…
— А тот ключ? — спросила Мартина. — Ты открыла им что-нибудь? И что там было?
— Ничего особенного. По правде говоря, я мало понимаю во всем этом и считаю очень глупым с моей стороны прилететь сюда за тысячи миль, чтобы найти в этом сейфе всего один конверт. Лучше бы я оставалась с теми, за кого так беспокоюсь все время.
— Конверт? Но что было в нем? Письмо?
— Если бы… И это самое странное.
— Что странное, что? Ну, бабушка…
— Не нукай! В конверте было две вещи: карта Намибии. Вернее, какого-то непонятного района там под названием Дамараленд, и еще один ключ. Похоже, от замка на чемодане.
— На каком чемодане?
— Это и я хотела бы знать, моя дорогая.
И что еще странно: конверт, где это лежало, принадлежал Веронике.
— Маме?
— Да, на обратной стороне ее почерком написан ваш адрес в Хемпшире. Ума не приложу, как все это попало в сейф к твоему деду!
— Может, она хотела что-то сохранить? — предположила Мартина.
Другое предположение, которое она не высказала, было: а может, хотела что-то спрятать? Но что?
Бабушка задавалась тем же вопросом, так как сказала:
— Что? Кусок туристической карты Африки и ключ неизвестно от чего? Зачем их прятать? Нет, я думаю: если что-то твои мама и дедушка положили туда, оно давно уже вынуто, а вот как и зачем оказались там карта и ключ, понять не могу. Сколько ни стараюсь…
Они поговорили и о другом: миссис Томас говорила, как она скучает по Савубоне и по всем, кто в ней, — людям и животным. Ее монолог длился довольно долго, и Мартина, зная, как не любит бабушка ненужных денежных трат, особенно при разговорах по телефону (тем более, на такие далекие расстояния!), удивлялась такой расточительности. А потом перестала удивляться и начала догадываться, что это неспроста: наверное, бабушке там очень одиноко — это раз, а во-вторых, что куда серьезней, бабушка определенно очень волнуется, даже боится чего-то — что совсем на нее не похоже и что, в свою очередь, вызывает сильное волнение у Мартины.
Выдержав еще пять-семь минут своего беспокойства, Мартина задала прямой вопрос:
— Скажи, бабушка, тебя что-то тревожит?
— Глупости! — ответила та. — Не выдумывай, пожалуйста. Конечно, я переживаю по поводу будущего нашей Савубоны, но здесь у меня все в порядке. Даже немного отдыхаю. А почему ты вдруг спросила?
— Просто мне показалось. Тогда давай закончим разговор. Ты сама говорила, что каждая минута стоит ужас сколько.
Наступила пауза, за которую тоже надо было платить «ужас сколько». И потом миссис Томас сказала совсем другим тоном:
— Впрочем, зачем я тебя обманываю, Мартина? Да, по правде говоря, я весьма обеспокоена. Мне не по себе. Боюсь, что человек, которого я любила, кого знала более сорока лет, окажется не тем, каким я его считала. Каким любила…
Дождь за окном усилился, капли били по оконному стеклу, в комнате еще больше потемнело. Голос миссис Томас сделался глуше, словно природа и телефон не хотели, чтобы Мартина услышала все, что собралась сказать бабушка. Но Мартина пока еще различала слова.
— …Сердце мне говорит, он был хорошим, добрым человеком, который не хотел и не мог сделать ничего недостойного. Но где-то, в каком-то уголке мозга появляется мысль, что мы никогда не можем до конца знать другого человека, что всегда может случиться так, что…