– Это я виновата, – заявила Эми отцу. – Мы играли в мячик. Трейси побежала за мячом и сказала мне подо ждать. А я, чтобы лучше видеть ее, забралась на стену и упала в воду. Но Трейси спасла меня, папа.
Трейси продержали в больнице всю ночь, а утром пригласили в кабинет начальника тюрьмы. Там ее уже ждали корреспонденты. У них был нюх на жареный материал, и к Брэннигану спозаранок явились стрингеры ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс, а местное телевидение направило в тюрьму съемочную группу.
Вечером репортаж о героизме заключенной попал на экраны, был взят на национальное телевидение и покатился, как снежный ком: «Тайм», «Ньюсуик», «Пипл» и сотни других печатных органов по всей стране подхватили рассказ. Потом посыпались письма и телеграммы с требованием помиловать Трейси.
Губернатор Хейбер обсудил этот вопрос с начальником тюрьмы Брэнниганом.
– Трейси Уитни помещена сюда за тяжкое преступление, – заметил Брэнниган.
– Но, Джордж, она совершила проступок впервые, – задумчиво возразил губернатор.
– Совершенно справедливо, сэр.
– Признаюсь, на меня немилосердно давят, чтобы я как-то с ней разобрался.
– И на меня тоже.
– Разумеется, мы не можем позволить публике диктовать нам, как управлять тюрьмами.
– Конечно, нет.
– Но с другой стороны, – рассудительно продолжал Хейбер, – эта Уитни проявила недюжинное мужество. Стала героиней.
– Никто в этом не сомневается, – согласился Брэнниган.
Губернатор помолчал и раскурил сигару.
– И каково же ваше мнение, Джордж?
Начальник тюрьмы держался осторожно.
– Вы, конечно, знаете, губернатор, что я не беспристрастен в этом деле. Она спасла моего ребенка. Но если оставить эту тему, я считаю, что Трейси Уитни – не криминальный тип. Я не верю, что она может представлять опасность для общества, если выйдет на свободу. И поэтому настоятельно рекомендую помиловать ее.
Губернатор, собиравшийся выставить свою кандидатуру на следующий срок, сразу понял, какие преимущества дает ему этот ход. Только надо сделать его поближе к выборам. В политике самое главное – сделать все вовремя.
Переговорив с мужем, Сью Эллен предложила Трейси:
– Мы с Джорджем очень хотели бы, чтобы вы переехали в наш коттедж. У нас есть свободная спальня, и вы все время могли бы посвящать заботам об Эми.
– Спасибо, – поблагодарила Трейси. – Я с радостью.
Все получилось очень удачно. Теперь Трейси не только не приходилось возвращаться по вечерам под замок в камеру. В корне изменились ее отношения с Эми. Эми обожала ее, и Трейси отвечала ей тем же. Трейси нравилось проводить время с умненькой, нежной девчушкой. Они играли, смотрели диснеевские мультики, вместе читали. Словно были одной семьей.
Но стоило Трейси зачем-нибудь оказаться в тюрьме, и она неизменно наталкивалась на Большую Берту.
– Повезло сучаре! – рычала шведка. – Но подожди: рано или поздно ты вернешься к нам, бедолагам. Я над этим работаю.
* * *Через три недели после спасения девочки Трейси и Эми играли во дворе в салки, когда Сью Эллен поспешно вышла из дома. Мгновение она следила за их забавой, а затем приблизилась к Трейси.
– Только что звонил Джордж. Он немедленно хочет видеть вас в своем кабинете.
Трейси охватил страх. Неужели ее опять переведут в тюрьму? Неужели у Большой Берты хватило влияния это устроить? Или жена начальника тюрьмы решила, что она слишком уж сблизилась с ее дочерью?
– Иду, миссис Брэнниган, – ответила она.
Начальник тюрьмы стоял на пороге, когда Трейси привели в его кабинет.
– Присядьте-ка лучше, – начал он.
Трейси попыталась по его тону угадать свою судьбу.
– У меня для вас новости. – Брэнниган помолчал, а Трейси никак не могла догадаться, какие чувства обуревали его. – Я получил приказ губернатора Луизианы. Он милует вас, и его приказ вступает в силу немедленно.
Господи! Неужели он сказал именно то, что сказал? Трейси боялась вымолвить слово.
– Учтите, – продолжал начальник тюрьмы, – это произошло не потому, что вы спасли мою дочь. Вы действовали инстинктивно, как поступил бы каждый достойный гражданин. И никто не убедит меня в том, что вы опасны для общества. – Он улыбнулся и добавил: – Эми будет скучать о вас. И мы тоже.
Трейси растерялась. Если бы только начальник тюрьмы знал правду! Не произойди несчастного случая, и подчиненные Брэннигана рыскали бы сейчас по всей округе в поисках сбежавшей заключенной.
– Вас освободят послезавтра.
Вот он, ее выход на волю, – смысл слов никак не доходил до сознания Трейси.
– Даже не знаю, что ответить.
– И не надо ничего отвечать. Здесь все гордятся вами. А мы с миссис Брэнниган считаем, что вы многого добьетесь на свободе.
Значит, это правда! Она свободна. Трейси ощутила такую слабость, что ей пришлось облокотиться о ручку кресла. Но когда заговорила, голос ее прозвучал твердо.
– У меня там много дел, мистер Брэнниган.
В последний день в тюрьме к Трейси подошла ее бывшая соседка по блоку камер.
– Так ты выходишь?
– Да.
Бетти Франсискус было за сорок, но она сохранила привлекательность и горделивую осанку.
– Если тебе на свободе понадобится помощь, в Нью-Йорке есть один человек. Его зовут Конрад Морган. – Бетти протянула Трейси клочок бумаги. – Он участвует в программе исправления преступников и не отказывается подать руку тем, кто сидел в тюрьме.
– Спасибо, но мне не надо…
– Как знать… вот его адрес.
Через два часа Трейси вышла из тюремных ворот. На нее были направлены объективы репортеров. Она не собиралась говорить с журналистами, но когда Эми вырвалась из рук матери и подбежала к Трейси, все камеры моментально нацелились на нее. И эта сцена составила главное событие вечерних новостей.
Теперь свобода стала для Трейси не абстрактным понятием, а чем-то физически осязаемым, непременным условием радости и вкуса жизни. Свобода означала, что можно вдохнуть свежий воздух, побыть одной, не стоять в очередях за едой и не слушать тюремные звонки. Она означала горячие ванны, приятно пахнущее мыло, тонкое белье, красивые платья и туфли на высоких каблуках. Означала, что у Трейси снова имя, а не номер. Означала освобождение от Большой Берты, от постоянных страхов подвергнуться групповому насилию и от смертельной монотонности тюремной рутины.
Но ко вновь обретенной свободе следовало еще привыкнуть. Гуляя по улицам, Трейси по-прежнему остерегалась, как бы кого-нибудь не толкнуть. В тюрьме такой толчок мог стать искрой, из которой разгорелся бы пожар. Труднее всего было приспособиться к отсутствию постоянной опасности, к тому, что ей никто не угрожал.
И теперь она получила свободу осуществить свои планы.
В Филадельфии Чарлз Стенхоуп-третий видел по телевизору, как Трейси выходила из тюрьмы, и подумал: «А она по-прежнему красива». Глядя на Трейси, невозможно было представить, что она совершила те преступления, в которых ее обвиняли. Чарлз покосился на свою безмятежно вяжущую образцовую жену. «Неужели я совершил ошибку?»
Дэниел Купер в своей квартире в Нью-Йорке тоже видел Трейси в новостях. Его ничуть не тронуло, что ее выпустили из тюрьмы. Он щелкнул выключателем телевизора и углубился в дело, над которым работал.
Увидев Трейси в новостях, Джо Романо громко расхохотался. «Повезло сучонке. Готов поклясться, тюрьма пошла ей на пользу. Теперь она стала еще аппетитнее. Не исключено, что мы когда-нибудь встретимся с ней».
Романо был доволен собой. Он успел толкнуть Ренуара перекупщику, и полотно продали частному коллекционеру в Цюрихе. Неплохой куш: пять сотен кусков за страховку и еще две сотни от перекупщика. Естественно, пришлось поделиться с Энтони Орсатти – в таких вопросах Романо проявлял исключительную щепетильность, ибо видел, что происходило с людьми, которые неправильно вели себя с Орсатти.
В понедельник, в полдень, Трейси в обличье Лурин Харт форд вновь появилась в Первом торговом банке Нового Орлеана. В этот час здесь было много народу, и у окна Лестера Торранса стояло несколько клиентов. Трейси встала в конец. Торранс, увидев ее, расплылся в улыбке и кивнул. Эта женщина чертовски привлекательнее, чем ему показалось с первого взгляда.
– Это было непросто, но для вас я сделал все, – радостно прогудел он, когда Трейси подошла к окну. Ее лицо озарилось теплой, признательной улыбкой.
– Вы так милы!
– Тогда забирайте их прямо сейчас. Четыреста чистых бланков довольно?
– Вполне. Если только мистер Романо не впадет в чековыписывательный запой. – Трейси посмотрела Лестеру в глаза и вздохнула. – Вы спасли мне жизнь.
У Лестера от предвкушения приятно защекотало в чреслах.
– Люди должны помогать ближним. Как вы считаете, Лурин?
– Совершенно справедливо, Лестер.
– Вам не помешало бы открыть у нас свой счет. Я бы присмотрел за ним. Как следует постарался бы.
– Не сомневаюсь, – тихо проговорила Трейси.
– Почему бы нам не побеседовать об этом где-нибудь в спокойном месте за ужином?
– С удовольствием.
– Куда мне позвонить вам, Лурин?
– О, я сама позвоню вам. – Трейси повернулась и пошла прочь.
– Подождите… – начал было разочарованный оператор, но в это время его окошко загородил следующий клиент и высыпал перед ним целую груду монет.
В середине зала, где располагались четыре стола с чистыми бланками внесения вкладов и снятия денег со счета, сидело много клиентов, и Трейси скрылась у Лестера из виду. Дождавшись, когда освободится место, она опустилась на стул. Торренс дал ей восемь чековых книжек с чистыми бланками. Но Трейси интересовали не сами чеки, а депозитные купоны в конце каждой книжки.
Она аккуратно отделила чеки от купонов и менее чем через пять минут держала в руке восемьдесят депозитных бланков. Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Трейси опустила двадцать штук в металлический контейнер.
Затем передвинулась к следующему столу и опустила еще двадцать. Прошло совсем немного времени, и все корешки оказались в контейнерах на разных столах. Они были не заполнены, но внизу каждого имелся магнитный код, благодаря которому компьютер перечислял деньги на определенный счет. Независимо от того, кто осуществлял вклад, в данном случае это был счет Джо Романо. По опыту работы в банке Трейси знала, что в течение двух дней все корешки с магнитными кодами поступят в работу, но чтобы обнаружить подтасовку, уйдет не меньше пяти суток. Времени вполне достаточно, чтобы осуществить задуманное.
По дороге в гостиницу Трейси выбросила чеки в урну. Мистеру Джо Романо они не понадобятся.
Следующим пунктом назначения стало Новоорлеанское агентство путешествий.
– Чем могу служить? – спросила молодая женщина за конторкой.
– Я секретарь Джозефа Романо. Мистер Романо желает забронировать билет до Рио-де-Жанейро. Вылет в пятницу.
– Одно место?
– Да. В первом классе. Кресло в салоне для курящих.
– Туда и обратно?
– Нет, в одну сторону.
Турагент повернулась к компьютеру и через несколько секунд ответила:
– Все в порядке – одно место первого класса на «Пан-Америкэн», рейс семьсот двадцать восемь, вылет в восемнадцать тридцать пять в пятницу с технической посадкой в Майами.
– Он будет очень доволен, – заверила ее Трейси.
– Цена составит тысячу девятьсот двадцать девять долларов. Как будете платить: наличными или перечислением со счета?
– Мистер Романо платит только наличными. Уплата при доставке. Вы можете доставить билет в его офис в четверг?
– Можем, если хотите, доставить завтра.
– Нет, завтра мистера Романо не будет. Если можно, в четверг, в одиннадцать утра.
– Превосходно. А по какому адресу?
– Господину Джозефу Романо, Пойдрас-стрит, двести семнадцать, номер четыреста восемь.
Женщина сделала пометку.
– Я прослежу, чтобы билет отправили утром в четверг.
– Точно в одиннадцать, – добавила Трейси. – Буду вам очень признательна.
Через полквартала она остановилась перед витриной лучшего магазина чемоданов и сумок. Но прежде чем войти, изучила объявления.
– Доброе утро, – сказал Трейси продавец. – Что могу сделать для вас в это чудесное утро?
– Мне нужно купить кое-что в дорогу для мужа.
– Вы попали куда надо. У нас как раз распродажа, есть недорогой товар.
– Нет, – возразила Трейси. – Ничего недорогого. – И повернулась к стене, где были выставлены чемоданы «Вюиттон». – Вот, похоже, то, что мне надо. Мы собираемся в путешествие.
– Ваш муж будет наверняка доволен. У нас есть три разных размера. Какой вас устроит?
– Я возьму по одному каждого размера.
– О, отлично. Заплатите наличными или чеком?
– Наличными по получении товара. Моего мужа зовут Джозеф Романо. Вы можете доставить чемоданы в его офис в четверг утром?
– Разумеется, миссис Романо.
– В одиннадцать.
– Сам прослежу за этим.
– И вот еще что… – словно бы вспомнила Трейси. – Вы не могли бы поместить на каждый его инициалы – золотом. «Дж. Р.».
– Конечно. С удовольствием.
Трейси улыбнулась и дала ему адрес офиса.
В ближайшем отделении «Вестерн юнион»[18] она отправила оплаченную телеграмму в «Рио-Отон палас» на Капакабана-Бич в Рио-де-Жанейро. В телеграмме значилось: «Просьба забронировать лучший номер на два месяца, начиная с ближайшей пятницы. Подтвердите телеграммой за счет получателя по адресу: Джозеф Романо, 217, Пойдрас-стрит, офис 408, Новый Орлеан, Луизиана, США».
* * *Через три дня Трейси позвонила в банк и попросила к телефону Лестера Торранса.
– Лестер, вы, наверное, меня не помните, – проговорила она мягким голосом. – Я Лурин Хартфорд, секретарь мистера Романо. Я…
Разве он мог забыть ее!
– Конечно, я помню вас! – закричал в телефон Торранс.
– Вот как… Весьма польщена. Вам приходится встречаться со столькими людьми!
– Но не с такими, как вы! – заверил ее Лестер. – Не забыли, что мы собирались поужинать?
– Не представляете, как я жду этого момента. Как насчет следующего четверга, Лестер?
– Грандиозно!
– Тогда договорились. Господи, какая я идиотка. Вы меня так заговорили, что я совсем забыла, зачем позвонила. Мистер Романо попросил узнать, каков у него остаток на счете. Это возможно?
– О чем речь? Никаких проблем.
Как правило, Лестер спрашивал дату рождения или другие данные, чтобы установить личность звонившего. Но в данном случае в этом явно не было необходимости. К чему?
– Не вешайте трубку, Лурин, – проговорил он в телефон. И отправился взглянуть в досье Джозефа Романо. Но в удивлении застыл. В последние дни на счет Романо поступило необычайно много вкладов. Раньше он никогда не держал на своем счете таких больших сумм. Что происходит? Провернул крупное дельце? Обедая с Лурин Харт форд, выяснит у нее. Лишняя конфиденциальная информация никогда не помешает.
Он вернулся к телефону.
– Ваш босс не дает нам продохнуть, – сказал он Трейси. – У него на счете более трехсот тысяч долларов.
– Отлично. У меня такая же цифра.
– Может быть, он хочет перевести свои средства на депозитный счет денежного рынка[19]? Ведь так они не приносят никакой прибыли. Я мог бы…
– Нет! Он хочет, чтобы они лежали именно там, где лежат, – заверила его Трейси.
– О’кей.
– Спасибо, Лестер. Вы очаровашка.
– Подождите! Мне позвонить вам в офис насчет нашей встречи в четверг?
– Я сама позвоню вам, милый, – пообещала Трейси и разъединилась.
Современное высотное деловое здание, принадлежащее Энтони Орсатти, располагалось на Пойдрас-стрит, между рекой и гигантским луизианским «Супердоумом»[20], а Тихоокеанская импортно-экспортная компания занимала в нем весь четвертый этаж. В одном конце находились кабинеты Орсатти, в другом – комнаты Джо Романо. Пространство между ними было отдано четырем молодым секретаршам, которые по вечерам могли развлекать друзей и деловых знакомых Орсатти. Напротив его кабинета сидели двое громил, посвятивших жизнь охране патрона. Они же выполняли обязанности шоферов, массажистов и мальчиков на побегушках у капо.
* * *В четверг утром Орсатти сидел в кабинете и проверял поступления за предыдущий день от игровых автоматов, ставок у букмекеров, проституции и дюжины других доходных начинаний, которые контролировала Тихоокеанская импорт но-экспортная компания.
Энтони Орсатти было под семьдесят. Его сложение отличалось странностью: крупный, тяжеловесный торс опирался на короткие костлявые ноги, словно предназначавшиеся совсем иному, маленькому, человеку. Он и стоя походил на сидящую лягушку. Лицо его избороздила такая запутанная паутина шрамов, словно ее соткал наклюкавшийся паук. Рот казался чрезмерно большим, глаза навыкате. В пятнадцать лет Орсатти совершенно облысел и с тех пор носил черный парик, который совершенно не шел ему, хотя об этом никто не решался сказать капо в лицо. Холодные глаза Орсатти выдавали в нем игрока, хотя, как и лицо, они никогда не выражали никаких чувств. Другим Орсатти видели только его пять дочерей, которых он несказанно обожал. Единственным ключом к эмоциям Орсатти был его голос, хриплый и отрывистый, – следствие того, что в двадцать один год его придушили веревкой и, приняв за мертвого, бросили. Следует заметить, что двое типов, совершивших эту роковую ошибку, сами через неделю оказались в морге. Когда Орсатти злился, его голос понижался до едва различимого шепота.
Энтони Орсатти был монархом, который правил своим королевством путем подкупа, использования оружия и мошенничества. Он повелевал Новым Орлеаном, и город платил ему дань несметными богатствами. Главы других семей по всей стране уважали его и постоянно просили совета.
Теперь Энтони Орсатти пребывал в благостном настроении. Он позавтракал с любовницей, которую поселил в принадлежащем ему доме в Лейк-Виста и навещал три раза в неделю. Сегодняшний визит прошел особенно удачно. Она проделывала в постели такие штуки, о коих другие женщины и не помышляли, и Орсатти искренне относил это на счет того, что она так сильно любила его. В организации Орсатти царил порядок: никаких проблем не возникало, потому что он знал, как разбираться с трудностями, пока они не превратились в проблемы. Как-то Орсатти объяснял свою философию Джо Романо: «Ни в коем случае не позволяй маленькой проблеме вырасти в большую, иначе все покатится, как снежный ком. Допустим, появился полицейский начальник, уверовавший в то, что ему нужно отстегивать больше. К ногтю его – и никакого снежного кома. Понятно? Или появляется выскочка из Чикаго и просит разрешения начать собственные маленькие делишки в Новом Орлеане. Знаем мы, как маленькие делишки оборачиваются крупными делами и начинают отщипывать от твоего дохода. Поэтому ты соглашаешься, а когда сучонок приезжает, берешь его к ногтю. И опять никакого снежного кома. Усваиваешь модель?»