Я тут же согласилась с ее предположением и подтвердила: теперь-то уж и действительно делать нечего, Наташкиной клятвой связаны обе. А что касается Альбрехта, то выводы в отношении его мошеннической сути сделать не сложно. На убийцу он не тянет, хотя окончательно исключать это предположение нельзя. Просто меня насторожил один факт: откуда у Маноло в клинике могла появиться крупная сумма денег? Да еще накануне операции. Казалось бы, менее рискованно было хранить деньги дома в чулке под матрасом, а еще лучше – в банке. Вроде бы пока дефолта не обещают. Напрашивался вывод: душеприказчик навестил Маноло в клинике накануне своего отъезда, именно он и привез ей эти деньги. Вопрос – почему? Да потому, что между ними неожиданно возник конфликт. Причем на очень серьезной основе. Если ранее Маноло сама определила Альбрехта душеприказчиком, она еще до госпитализации вполне могла поручить именно ему и наверняка поручила, подержать деньги у него дома, под его матрасом…
В этом месте Наташка не выдержала и фыркнула. Я не обиделась. Просто пояснила, что выражаюсь фигурально, имея в виду конкретный идеальный сейф. Слышала, что сейчас некоторые состоятельные граждане России вкладывают свои денежные и ювелирные ценности в сейфы с отделкой золотом. Двойное вложение денег. А грабителям-то как хорошо! Если, конечно, звезды им благоприятствуют…
– Вот гад, а! – прошлась по душеприказчику Наталья. – Ты думаешь, он ее в чем-то обманул?
– Еще как думаю! С итоговой суммой денег… Давай представим, как поведет себя человек, до конца не уверенный в том, что не умрет в ходе или после операции? Разумеется, позаботится о своих достойных похоронах. А Маноло о них явно позаботилась, раз оставила тебе телефон Альбрехта, пояснив: в случае чего, он сделает все необходимое. Заодно я сопоставила уверения нашего «мачо» в том, что денежных средств на похороны у Маноло не имелось, а он ее должник. И почему Альбрехт надул нас со временем прощания? По-видимому, не зря вел подробный опрос соседей Маноло по больничной палате. Наша роль во всей этой истории ему до конца не понятна. Выяснив, что в четверг, пятницу и далее у Маноло были посетители, решил поставить крест на той сумме, которую опрометчиво вручил ей в среду. Захапать заодно и ее было уже невозможно. Наверное, свободных денег до момента госпитализации у Маноло и в самом деле не имелось. Именно поэтому она вручила другу своего покойного сына какую-то ценную вещицу. Исключительно для продажи. И сделала это в присутствии одного или нескольких лиц. Предполагаю, что Альбрехт схитрил, скрыв от женщины истинную сумму, полученную от продажи. Так или иначе, но она каким-то образом это узнала, что и послужило причиной конфликта. После его посещения в среду Маноло выглядела расстроеной, это отметила соседка по палате. Хотя так она выглядела и в четверг… Ладно, пока не будем обсуждать другие дни. Во всяком случае, видеть Альбрехта она больше не захотела, почему и скрыла от него дату операции.
Теперь о запоздалом сообщении в Испанию о смерти Маноло. Возможно, он действительно звонил сеньоре Тамаре, только с тем расчетом, чтобы она не смогла вовремя прилететь на похороны. Ему повезло, он вообще не застал ее дома и наверняка перекрестился от счастья. Миссия выполнена, кто докажет, что у него имелись еще и мобильные номера Тамары и ее сына. С Сафонтьевыми, Ромиком и его мамой еще проще: душеприказчик исключил их из своего списка, сославшись на то, что в отношении них никаких указаний от Маноло не поступало.
Заявив нам о своей бессребренности и почти сыновьем долге перед покойной, Альбрехт дал понять, что все расходы, связанные с похоронами, берет на себя. Потом на досуге поразмыслил и испугался – вдруг мы с тобой воздадим должное его благородству в разговоре с участниками этого печального события. А тут еще мое прощальное заявление о том, что Маноло умерла не своей смертью. С нами следовало разобраться отдельно, не допустив общения с близкими Маноло людьми. Они наверняка возмутятся и сообщат, что Маноло сама о себе позаботилась, оставив довольно крупную сумму не только ему, но еще и наследникам. Попробуй-ка в этих условиях доказать, что остатки денежных средств за вычетом похоронных, хоть и в значительно сокращенной сумме, были возвращены Маноло. И попутно избавиться от подозрений в организации внезапной смерти старушки.
Сразу после кончины Маноло Альбрехт наверняка поставил всех в известность, что полностью с ней рассчитался, причем до момента госпитализации. Сославшись на какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, сообщил, что отказался хранить все деньги у себя, как предусматривалось предварительной договоренностью. Да на ту же великую занятость и необходимость разъездов. Где хранила эти деньги Маноло, никому неизвестно. Также невозможно установить, кто именно навещал ее в клинике, а следовательно, конкретную личность, которой она, прихватив деньги с собой, могла передать сумму возвращенного ей долга. Деньги могли украсть сразу же после ее кончины. Не удивлюсь, если приказчик укажет астрономическую цифру, ибо иное тоже недоказуемо. В конце концов, Альбрехт постарался ловко выбраться сухим из воды и, как мне кажется, с прибылью. Возможно, он под воздействием гневных речей Маноло и покаялся, дав ей обещание вернуть задолженность полностью, но ее смерть освободила его от обязательства. А дарить деньги родственничкам Маноло вообще не входило в его планы. Они ничего не докажут, поэтому ему совершенно незачем было кого-то убивать. Красавец-мачо трясется только за свою репутацию честного человека и деньги, полученные нечестным путем. Во всяком случае, свидание с ним, назначенное на завтрашний день, поможет выяснить, насколько я права. Вот только почему он так ненавидит сеньору де Суарес?
5
Тамара Владимировна так и не позвонила. Ее мобильный телефон по-прежнему был отключен. Неужели до отъезда в Испанию будет где-нибудь отлеживаться без квалифицированной врачебной помощи? Или надеется на помощь сына? Интересно, куда подевался этот наполовину русский испанец? Надо признать, что его поведение вообще ни в какие рамки не укладывается. Это ж надо! Украсть где-то тело покойного охранника, приволочь в дом Сафонтьевых на вечеринку, да еще почти переодеть в свои шмотки. Не иначе как покойник Брусков в последний путь был обряжен родными в форменную одежду. В целях экономии. Только она не подходила по стилю для вольной гулянки молодежи. Непонятно… И еще более непонятно, зачем сеньора Тамара нам соврала – не только о дате своего прибытия в столицу, но и о дате прибытия сына. Во всяком случае, находясь в Москве еще с пятницы, он никак не мог запоздать с прилетом на похороны в грядущий четверг – то есть сегодня.
С силой тряхнув головой, я постаралась отделаться от всех вопросов. Слишком позднее время для примерки моих вариантов ответов. Увлекусь и оставлю свою неполную семью без ужина. Помнится, когда последний раз (кстати, не очень давно) я впала в состояние крайней задумчивости, Славке с Людмилой не понравилось, что компот из замороженных фруктов пересолен. Заглянув по дороге домой в какую-то забегаловку, они жаждали только одного – водички или компотика… Аленку возмутил сам факт перевода ягод на компот. Она планировала использовать их для украшения собственной выпечки, о чем, оказывается, сообщила мне предварительно и не менее трех раз. Пирожными предполагалось сразить наповал Дима-2. Вместо него наповал сразили отца – Дмитрия первого. Он долго отплевывался от тушеной с мясом картошки, на чем свет кляня мой кулинарный крен в сторону китайской кухни. А никакого крена и не было. Был сахар – песок. Сначала под руками, потом непонятным образом в картошке. Тот самый, что предназначался для компота.
К восьми вечера моя семья, единственным представителем которой была я, пополнилась Димкой. Славка с Людочкой неожиданно сорвались и уехали к чужой теще на блины с икрой, доставленной заезжим гостем прямо с Сахалина. Разница по времени в девять часов позволяла ему считать московский вечер ранним дальневосточным утром, посему из уважения к гостю хозяева решили «позавтракать» блинчиками.
Ждать скорого возвращения дочери тоже не стоило. Вместе с Димом-2 Аленка выбирала материалы для ремонта его квартиры, где они, преодолев наше с Димкой отчаянное сопротивление, собирались жить после свадьбы. Тот факт, что дети разлетаются в разные стороны, позволил нам с мужем взглянуть на себя по-новому. В качестве сирот мы смотрелись не очень убедительно, тем не менее не оставляло ощущение покинутости и заброшенности. Интересно, как много времени должно пройти, чтобы осознать счастье свободы от лишних забот? Вот я, например: вместо горы котлет вполне могу сделать четыре… Мама дорогая! И будем мы с Димкой давиться этими котлетами в полном одиночестве… Нет, лучше об этом не думать.
– Спасибо, Иришка, я сам! – Димка пытался отнять у меня перечницу. Я недолго сопротивлялась, поскольку она мне вообще была не нужна. Кстати, и ему тоже.
– Спасибо, Иришка, я сам! – Димка пытался отнять у меня перечницу. Я недолго сопротивлялась, поскольку она мне вообще была не нужна. Кстати, и ему тоже.
– Ну, что? Все прошло без осложнений?
На всякий случай я кивнула, плохо понимая, что он имеет в виду.
– А у меня сегодня был Константин, – заметил муж, гоняя по тарелке косточку от оливки.
– Замечательно! А кто это?
– Как «кто»? Ты успела забыть местного следователя, с которым общались на даче Сафонтьевых?
– Так он же не Константин… Точнее, Константин, но с чем-то… Не помню.
– Константин Васильевич. Для меня – просто Костя. Сегодня привозил на консультацию свою тещу. Ты знаешь, с этим покойным охранником довольно интересная история приключилась… Ирина, дай сюда перечницу! Чем только у тебя голова забита? Если Аленкой, то зря. Всегда надо надеяться на лучшее.
Вслух я удивилась его догадливости и заметила, что именно эту фразу Димка наверняка произносит у постели каждого безнадежного больного. Лично для меня неплохо бы и пополнить запас утешений. Чай родня. И, испугавшись, что разговор уйдет в сторону, напомнила про историю с Брусковым.
– Так вот, Брусков на самом деле умер от острой сердечной недостаточности. В свое время ему вживили кардио… – Димка внимательно на меня посмотрел и улыбнулся. – Не морочь себе голову. Если коротко, Брусков нуждался в очередной операции. Фактически он жил с незащищенным сердцем. Вместо удаленных ребер требовалось вживление пластины, предохраняющей его от внешнего воздействия.
Помимо воли я ахнула:
– Так он был инвалидом! Как же его приняли на работу в качестве охранника? И куда родные смотрели?
– Да не было у него никаких родных. А работа по охране дачных участков на самом деле очень спокойная. В конторе даже не знали о его проблемах, приняли по поддельным медицинским документам, сомнения они не вызывали. Деньги нужны были мужику. На послеоперационный период. А может, и на саму операцию копил. Правда, с ним не совсем все ясно, но это не наши проблемы.
– Конечно, – согласилась я с такой поспешностью, что Димка, собиравшийся встать и покинуть кухню, снова сел и внимательно посмотрел на меня:
– Ты, собственно, с чем соглашаешься? С тем, что с личностью Брускова не совсем все ясно или…
– Димочка, я с тобой соглашаюсь. Ты, как всегда, прав. Во всем. Мне только не понятно, как он мог оказаться в доме Сафонтьевых после своей официальной смерти.
Димка тихо засмеялся, обнял меня за шею и чмокнул в висок:
– Так вот что тебя волнует! От Натальи потусторонних страхов нахваталась? Иришка, Иришка… Нельзя воскреснуть после смерти, если она не клиническая, – поучительно заметил он. – Признаться, сопоставив ваш рассказ с сообщением Кости, я и сам пребывал в некотором недоумении. Ночью на участке Сафонтьевых вы видели человека, представившегося вам охранником Брусковым. И это сомнения не вызывает, ибо откуда вы могли узнать его фамилию? Не удивительно, что вы столь спешно покинули пределы дачного кооператива, услышав от охранников, что Брусков умер еще днем. Но как показали дальнейшие события, Брусков зло подшутил над самим собой. В пятницу приболел один из охранников, а второму по семейным обстоятельствам понадобилось отпроситься со смены после девятнадцати часов. Он хотел уговорить Брускова выйти на работу пораньше, но у того имелись свои планы на этот день, которые он менять не хотел. Сосед по квартире, сдававший Брускову одну из двух комнат, поведал следствию, что Брусков ушел из дома с утра, наказав ему на все личные домогательства либо домогательства по телефону отвечать, что господина Брускова нет и не будет. Короче говоря, он для всех умер. Особенно для какой-то Елизаветы.
Со звонками не заржавело… «Как умер?» – поинтересовался сменщик у хорошо похмелившегося хозяина квартиры. – «Вот так: решил, взял и умер! – с раздражением ответствовал мужик, очевидно строивший глазки недопитому стакану. – Помянуть мешаешь!» – Дальше последовал перечень лиц, которых мужик пожелал бы видеть в гробу в белых тапках раньше Брускова. Сменщик попытался выяснить дату и время похорон, а также, какая нужна при этом помощь от коллектива, но получил весьма невразумительный ответ: Иваныч придет на работу и сам все расскажет. А насчет помощи – всегда готов принять, приходи с бутылкой, тогда и поговорим. Сменщик решил отложить свой визит до утра. Последующие звонки в квартиру Брускова остались без ответа. Начальство было вынуждено смириться с тем, что утро и в самом деле вечера мудренее.
Я слушала и потихоньку расставляла все детали на свои места. Димка, переключившись на критику Наташкиной персоны, откровенно мешал. Исподволь я стала выживать мужа из кухни. Собралась вылить в раковину приготовленную ему чашку зеленого чая, но он ее отстоял. Тогда я во второй раз вытерла стол, намеренно пытаясь задеть мужа локтем. Димке удалось уклониться, поколебав при этом устойчивость стола и, соответственно, бокала с чаем. Я деланно ужаснулась и принялась вытирать стол в третий раз. Подхватив свой бокал, Димка ретировался в комнату, где быстро вступил в диалог с участниками какого-то телевизионного диспута и вскоре затмил их своими едкими замечаниями. Во всяком случае, мне были слышны только его умные реплики.
Я позвонила Наташке, но в волнении набрала не тот номер. Приказав себе немедленно успокоиться, снова принялась нажимать на кнопочки: медленно, называя при этом вслух каждую цифру. Окончанию процесса помешала сама Наташка, постучавшаяся мне в плечо. Я досадливо дернулась и потребовала мне не мешать. В результате опять нажала не на ту цифру.
– Дай сюда, несчастная! – выхватила трубку подруга. – У тебя руки трясутся. Диктуй номер…
Мне совершенно не хотелось выглядеть полной идиоткой, но помимо своего желания, я ею выглядела, когда застенчиво заявила, что забыла, куда звоню. Могла бы немного подумать и соврать: просто проверяю работу телефона. Надо все-таки прекратить сложившуюся практику открытых дверей. С другой стороны тогда опять начнется мужний бунт, наши постоянные шатания из квартиры в квартиру, отмеченные трелями дверных звонков, вызовут нехороший резонанс.
– Ну, ты даешь! – восхитилась Наташка. – Врешь, краснеешь и дальше врешь. Желательно объявить перерыв. Я пришла поделиться с тобой ощущениями по поводу свободной жизни. Так вот: пока она мне нравится. Местами. Представляешь, Боря уже попытался спихнуть на меня выгул собаки! Как бы не так. Зря, конечно, я разоралась. Нервы, нервы… Столько дел по дому накопилось, ты и не представляешь!
– У Наташи дел не мало, у Наташи много дел: муженьку мозги вправляла, он едва не поседел… – с чувством продекламировала я, радуясь, что разговор ушел в сторону от болезненной темы.
– Опять врешь! – с удовольствием отметила подруга. – У Бориса благородная седина в волосах чуть не с тридцати лет пробивается. В свое время я ему специально запретила бороду отращивать. Сама знаешь, седина в бороду… Мой личный вклад борьбы с бесами. Так кому ты названивала?
– Тс-с-с… – приложила я палец к губам и выразительно стрельнула глазами в сторону комнаты.
Получилось не очень удачно, мешала капитальная стена. Наташка недоверчиво сморщилась и осторожно поправила на ней свой подарок – забавную тряпичную куклу с корзиной в руках. Замечательная вещь! В эту корзиночку члены нашей семьи складывали все, что казалось им лишним в данный конкретный момент, но могло когда-нибудь и пригодиться. Время от времени я вытряхивала ее содержимое в мусорный пакет.
Приняв вид заговорщицы, я ткнула пальцем в табуретку. Когда подруга уселась, вскочила и поднесла ей чашку чая, заметив сквозь зубы, что это для конспирации. Если уже дома нахлебалась, можно и не давиться. Вид заинтригованной Наташки доставил мне огромное удовольствие. Создавалось впечатление, что, вкусив несколько часов свободы, она немножко отупела от счастья.
– С кем это у тебя Ефимов разговаривает? – настороженно прислушавшись, тихо поинтересовалась она.
– А! То ли с президентом спорит, то ли с депутатами, ну или с политологами, – доложила я. – В хорошее время живем. Что думаем, то и говорим.
– Ага. Иногда не думаем, но все равно говорим. И пожалуй, лучше не думать. Вон наша Анастас Иванович прямо зациклилась на одной и той же думе: за счет чего ей будут увеличивать пенсию, когда в стране нефть и газ кончатся. Теперь только об этом и говорит. Боится, что Россия второй Украиной станет. Безгазовой… А ты случайно не мне звонила?
Я вздохнула и покаялась. И сразу же перешла к изложению Димкиного рассказа. Подруга молчала, зато ее физиономия выражала все, что она хотела бы сказать. В основном традиционное «фига себе!». Именно поэтому я каждый ее мимический всплеск гасила таким же радиционным «да не фига!»…
Подруга на автомате допивала уже вторую чашку чая, причем впустую. Радовало только, что второго пришествия охранника Брускова на землю не было. Покойный умер с первой попытки и больше не воскресал. Стараясь не обидеть Наташку и напомнив ей предварительно о своем высоком мнении по поводу ее трезвой памяти, мягко поинтересовалась, не ошиблась ли она в вопросе определения идентичности верхней одежды испанца и покойного Брускова.