– Ее хранить было негде, – зевнула я. – Искусственный отбор на лежкость.
– Да вы что, Мария Ивановна! Такие фильмы вообще вредно смотреть, – отрезала Наташка. – Они рождают в душе отвращение к колхозам и коммунизму. Сами знаете, чем это кончилось. Иришка, подъем! Мне надо… кровать переставить. Из одной геопатогенной зоны в другую. Не геопатогенную.
Подруга набычилась, готовясь отразить любые мои возражения. Я молчала.
– Да уж иди, Ирочка. Чего тут меня караулить. Наташа, наверное, опять ужасняк смотрела. Только долго не засиживайся, я ведь тоже своего рода ужасняк смотрю.
Пожелав бабуле спокойной ночи, Наташка стала напяливать свои розовые галоши – предмет зависти местных лягушат, ошиблась ногами, грохнула об пол фонарь и тихо обругала темную ночь, перегоревшую в нашем коридоре лампочку и себя бестолковку за выведенное из строя карманное светило.
– Блин, ну как назло! – ворчала она, пытаясь ухватить носок, из солидарности слетевший вместе с галошей. – Ромка прибыл. Так что повод для посиделок меняется. Голубцы он сметелил и за нас тоже. Подожди… Дай руку, могу и навернуться с вашего крыльца. Все бы ничего – лететь далеко.
Я нашарила рукой выключатель, и крыльцо озарилось ровным светом, сгустив окружающую темноту. Хотя «темнота» была относительной. При такой-то луне!
Очередной раз напялив галоши не на ту ногу, Наташка помянула нечистую силу и решила больше не переобуваться.
За минувшую неделю Ромик немного переменился. Бесспорно похудел, но выглядел достаточно спокойным. Может, после Наташкиных голубцов?
– Не волнуйтесь, – криво усмехнулся он, – завтра утром я уйду.
– Как хочешь…
Если бы парень знал, с каким трудом мне дается равнодушие! Не приведи господи, сорвется и удерет.
– Если тебе нравится бегство в никуда – беги. Только лучше с этим притормозить и поразмыслить. Не все люди враги. В первую очередь, я имею в виду твоих родственников.
Ромик едва заметно усмехнулся. Все-таки он очень похож на своего отца. Испанская кровь дала себя знать и через поколение. Я нахмурилась:
– Мне кажется, ты просто трусишь. Боишься считать себя предателем. Жаль, что из-за этого пострадали невиновные. Разумеется, легче всего ненавидеть всех оптом, но ведь тебе придется с этим жить дальше. Так и будешь прятаться?
– Что вы все говорите загадками?
Ромик на меня не смотрел. С одержимостью увлеченного своей работой скульптора лепил из хлебного мякиша кубик.
– Честно говоря, не знаю… – я вспомнила Наташкины слова, – …на какой «козе» и с какой стороны к тебе подъехать. Начнем с того, что мы с Натальей Николаевной слегка приврали. Извини, пожалуйста. Во всей этой истории мы замешаны случайно. Я клянусь тебе…
Оглядевшись вокруг, не нашла ничего подходящего, на чем можно было бы поклясться, поэтому театральным жестом приложила руку к сердцу:
– …до момента обнаружения Галины Андреевны Антиповой в лифте, мы никогда прежде ее не видели, а твою маму и подавно. И до недавних пор не знали, что ты и твоя мама состоите… состояли в родстве со Светланой Владимировной Осиповой, по просьбе которой приехали к ней домой, чтобы взять необходимые ей вещи. Если бы не жуткие страдания раненой Галины по поводу того, что на даче ребенок без присмотра, вряд ли вообще с тобой познакомились. Мы верим, что ты никого не убивал, но и тебя тоже никто убивать не собирается. А теперь ближе к неприятным событиям. В ту злополучную пятницу после отъезда твоей мамы со своим другом на отдых тебе позвонила Галина и сообщила, что может немного задержаться в Москве, строго-настрого наказав не строить планы организации вечеринки с друзьями. Наверное, ты всегда славился гостеприимством, поэтому, несмотря на запрет, все-таки ее организовал. Следовательно, был уверен в безнаказанности, иными словами, в том, что Галина не приедет. Какое предельное время для своего приезда она указала?
– Шесть вечера. И голос у нее был какой-то странный. Не испуганный, а как бы это сказать… Очень отрывистый, сосредоточенный, что ли. Она предупредила, если случится невозможное, то есть ей до шести не удастся приехать, мне лучше переночевать у кого-нибудь из ребят. Еще сказала, чтобы особо не беспокоился, она постарается дозвониться до Брускова Алексея Ивановича. Это… – Ромик помедлил, – …один охранник, они с Галиной были в хороших отношениях. Я потом, после шести, сам ей много раз звонил, но ее мобильник не отвечал.
– А зачем гулянку устроил? – строго спросила Наташка.
– Да не хотелось дома одному торчать, вспомнил, что сказала Галина, – как-то не по себе стало. Пошел к Толику, а у него к родителям гости приехали, ночевать негде. Вот он и предложил сделать наоборот, то есть у меня перекантоваться. По дороге знакомых прихватили… Само как-то так все получилось. Я немного водки выпил, а потом только газировку из холодильника глушил. Ночью проснулся на полу, ноги под кроватью…
– Значит, ты нам в минувшую субботу по дороге сюда лапши навешал? Ни в каком лесу ты не ночевал и от утренней росы не просыпался. Хотел убедить, что тебя всю ночь дома не было. Прибыл к готовому трупу. И ведь почти убедил! – Я укоризненно покачала головой.
Ромик потупился:
– Честно говоря, не помню, как и когда вообще доплелся до своей комнаты. И куда Дашка делась. Вроде бы с ней шел… – Ромик усердно жмурился, напрягая память. – Ну точно, с Дашкой! Она меня еще несколько раз на лестнице уронила. И обозвала… Не помню, как обозвала. Помню, что наверху ее отпихнул и заорал, как дурак, что она оскорбляет прямого потомка рыцарей тамплиеров. А Дашка захохотала. Какой же, говорит, ты прямой, ты, мол, совершенно косой… Дальше мы с ней, кажется, разбрелись в разные стороны. Я за водой пошел, а потом к компьютеру.
– Я так понимаю, во время веселья двери дома не закрывались?
– Да незачем было…
– И прямо у порога никто не валялся?
– Прямо у порога? Нет. Я порог с трудом, но перешагнул, значит, никто не валялся, иначе бы рядом прилег.
– А помнишь, как напяливал на себя самодельный тамплиерский плащ?
– Помню, что собирался напялить. Для Дашки. Чтобы доказать… Только мне сразу похужело.
– А кто тебя привязал к компьютерному креслу?
– Никто… – Ромик смотрел на меня с таким недоверием, что заподозрить его во лжи я не решилась. – Кто мог меня к нему привязать, если я себя утром нашел на полу и без кресла? Да и зачем меня привязывать?
– Затем, чтобы не мешал кое-кому уничтожать улики.
Ромка насторожился, руки нервно задвигались по столу. Их явно следовало чем-то занять. Наташка живехонько схватила нож для фруктов и ловко метнула его в мойку. Я оперативно подкинула юноше ломоть черного хлеба. Парень выхватил из него кусок мякиша и принялся лепить кубик. Чем бы дитя не тешилось…
– Ромка, ты уж не дергайся, а то я с испугу коленкой об стол саданулась. Никто тебя никуда сдавать не собирается. Не хочешь, не рассказывай. Но ближе к утру или раньше ты видел в своем доме… Знаешь, мне не хочется называть его человеком. Давай скажем так: одного типа! Идентификацию личности проводить не будем, но ты его знаешь…
Пальцы Ромика замерли.
– Он тебя не заметил, и ты предпочел тихонько вернуться назад, сделав вид, что продолжаешь спать. Утром ты обнаружил под лестницей тело Брускова. Очевидно, Галина Андреевна все же до него дозвонилась, но он не мог гарантировать ей на сто процентов, что вернется в этот вечер домой. У него были свои важные личные дела. Значит, он все-таки вернулся. Только плохо, что коротким путем – через дырку в заборе. Брусков был в форме, очевидно, намеревался подменить сменщика, но только после того как убедится, что с тобой все в порядке… Кажется, я догадываюсь, кто помог ему устроиться охранником.
– Галина помогла. Ну, с документами… Он раньше, до ранения, вместе с ней работал. Ему деньги нужны были на операцию, никто на работе не знал.
– Боюсь, наш «тип» знал. Столкнувшись с ним в дверях дома, двинул ему кулаком в незащищенную область сердца… Кстати, Роман, негоже обижать пожилую женщину. Мне кажется, Тамара Владимировна Осипова-де Суарес хочет тебе добра… Мама дорогая! Ромка, что с тобой?!
В бессильной ярости Ромик скрежетал зубами, из груди вырывались жуткие всхлипы – то ли всполохи истерического смеха, то ли рыданий. Плохо соображая, я попыталась подсунуть ему еще один кусок хлеба, уговаривая заняться делом. Но он так отмахивался от нас, отбивался, что Наташка всерьез обеспокоилась состоянием своего дома.
– Б-бешеный Р-Ромик! – без конца наступая мне на ноги, скакала вокруг него Наташка. Рядом с ней в порыве неуемной собачьей радости и также по моим ногам носилась Денька. Я невольно осталась без куска хлеба, который пыталась вручить Ромику – выронила, подхватив взамен непонятно что. – Н-надо устроить ему т-темную… – поделилась подруга своими намерениями и, претворяя их в жизнь, ухитрилась набросить три кухонных полотенца именно на мою и без того встрепанную голову.
Я отчаянно взвизгнула, да так, что мгновенно установилась тишина. Слышно было только тиканье настенных часов, под которыми я и застыла, как часовой на посту.
– Ириша-а-а… – донесся до меня испуганный голос Наташки. – Ты рученьки-то опусти, я с тебя паранджу сниму. Ромка, придержи кофейник. Руки у Ирины Санны, как правило, всегда разжимаются автоматически.
Ну как после таких слов их не разжать?
Едва только я увидела перед собой в окне светлый путь – освещенную луной дорогу к освещенному лампочкой крыльцу своего дома, обрадовалась несказанно. Голове стало легко и свободно. И не потому, что Наташка под призыв «Ирочка, открой личико» одним махом сдернула с меня полотенца. Я поняла, что пора прекращать посиделки, ибо их продолжение приведет к непредсказуемым последствиям. Лично меня собственные ноги уже не держали. Ни слова не говоря, зато ласково улыбаясь, я покинула Наталью и Ромика, не удостоив вниманием реплику подруги: «Вот так с ума и сходят». Была уверена, Ромик ночью никуда не денется. А некуда ему деваться.
Часть четвертая ОБОСТРЕНИЕ ХРОНИЧЕСКОЙ КОРЫСТИ
1
– «Вот так с ума и сходят!» – эти слова я вернула подруге наутро, когда она в начале восьмого разбудила меня звонком по мобильному.
– Ромка бежать собрался! – доложила Наташка без положенного вступления.
– Пусть меня подождет, – зевнула я, довольно жмурясь от солнечных бликов, пробивавшихся через волнуемую ветром занавеску на окне. – Сейчас совсем проснусь и прибегу подсказать ему место более надежное, чем вокзалы столицы. Устроится почти в привычной обстановке, причем со всеми удобствами.
– Ты уж постарайся проснуться побыстрее, а главное, как следует. Будешь спускаться вниз по лестнице, помни, что удобнее пользоваться ногами. Хотя у тебя на этот счет свое особое мнение. Между прочим, ступеньки у вас противно скрипят. Кофеек тебя ждет.
В совершенстве освоили технику спуска с мансардного этажа только кошки. Путаясь под ногами и без конца оглядываясь, проверяя, следую ли я за ними, неслись, рассчитывая на заслуженное угощение – не зря всю ночь валялись на моей кровати, соскакивая на пол каждый раз, когда я брыкалась, отвоевывая себе место. Спускаясь, мы создавали эффект стада горных баранов скачущих с опережением снежной лавины. На счастье, мои опасения, что я разбудила бабулю, не подтвердились, она уже беседовала в саду с соседкой по даче.
Надутый Ромик сидел на диване и при моем появлении буркнул что-то невразумительное. Отбиваясь от Денькиных приветствий, я сочла это хорошим знаком – получалось, что юноша, как и собака, поздоровался первым. Наташка кисло улыбнулась.
– Всем привет! Долго вчера сидели? – поинтересовалась я, усаживаясь за стол и с удовольствием вдыхая кофейный аромат.
– Вот, собрался уматывать! – заявила Наташка, игнорируя мое приветствие и копируя характерный жест руки, увековеченный режиссерами фильмов и скульпторами в ряде памятников Владимиру Ильичу Ленину.
– Правильно, – поддержала я решение юноши. – Ромик, ты бывал в Испании?
– Бывал. – Ответ прозвучал так, что можно было понять не досказанное: «И больше не собираюсь». – Только давно уже.
– А загранпаспорт у тебя есть?
Ромик вздохнул, демонстрируя поджатыми губами досаду, но все-таки выдавил из себя:
– Ну есть. Мать зимой, когда в ОВИРе было мало народа, оформила. Только я за границу ехать не собираюсь. Тем более в Испанию.
– Ну, положим, у тебя на это и денег нет. Только мне кажется, немного раньше ты думал иначе. Не поверю, что бабушка Маноло, с которой ты туда ездил, не рассказывала о сказочной стране своего раннего детства. Да и твоя мама смогла оценить ее. Разве она не делилась с тобой впечатлениями о совместной с папой поездке в Испанию?
Наташка влезла без спроса:
– Ир, не мотай парню нервы. Бабушки у него, по сути, не было. Не разбери-поймешь, кто виноват в этой семейной трагедии с разводом. Ромка очень любил отца и бабушку, а после развода Татьяна Михайловна наложила запрет на их свидания с маленьким Ромиком. Обошлось без суда только потому, что Бето вскоре погиб. А у Маноло не хватило сил тягаться с невесткой. С одной стороны, мамочка, конечно, хотела, как лучше, старалась не травмировать душу мальчика этими свиданиями. «С глаз долой, из сердца – вон». Скорее забудет, скорее успокоится. Типичная реакция разведенной женщины. И невдомек было бедняжке, что дает повод мужику лишний раз покуражится – через суд заявить о своих отцовских правах. Правда, бывают и бабы стервы.
Я не заметила, как выхлебала кофе. Последний глоток был виртуальным. Удивившись этому обстоятельству, заглянула в чашку, отметила пустоту и решительно возразила подруге:
– Мне кажется, Альберто Осипов вместе со Светланой Владимировной не слишком сопротивлялись такому решению Татьяны. Хотя с разделом имущества ее и Ромика не обидели, выделив им дачу. Преимущества благоустроенного проживания за городом тебе хорошо известны. И тот факт, что Татьяна Михайловна никогда не работала, позволяет предположить, что определенная материальная помощь от Альберто, а после его смерти от Маноло ей оказывалась. Оба они поступили честно и порядочно. – Заметив пристальный взгляд Ромика, я запальчиво повторила: – Да-да, Роман Альбертович, честно и порядочно! Ну и тебе надо отдать должное: со временем ты нарушил материнский запрет и тайком наведывался к бабушке. От нее ты и узнал семейное предание о знаменитых предках – рыцарях Христова воинства, образце верности, чести и бескорыстия.
Как же нехорошо Роман Альбертович ухмыльнулся! Чистой воды нигилист. Я возмутилась – по Наташкиному образцу:
– Перестань корчить рожи!
У Ромика от неожиданности сначала дернулись ноги, затем исчезла ухмылка.
– Когда ты узнал о смерти бабушки?
– В понедельник, – сглотнув, отрапортовал он, снова пытаясь расслабиться. – Утром в воскресенье от тети Наташи уехал – и сразу в больницу к Галине. Только ее еще не перевели из реанимации. А потом я ездил по делам, к бабушке уже не успел, вот и поехал в понедельник. Я ведь только от вас услышал, что ей предстоит операция. Она ничего об этом не говорила. А в справочном отделении… Я не поверил, думал ошибка, хотел к ней пройти, но меня в морг не пустили. Потом долго сидел, не зная, что делать. Поехал к Галине, к ней не пустили опять. Ну и поехал к себе домой…
– Дальше ясно. Тебя стали все домогаться, и ты исчез. В воскресенье после поездки к Галине ты надумал проверить очевидное, кажущееся невероятным из-за своей чудовищности. Можешь не рассказывать. Твои соседки по квартире помогли тебе деньгами. Отличные девчонки! Я думаю, тебе следует вернуться к ним. Поживешь пару дней взаперти, в комнате Галины, до понедельника. Она возражать не будет. Между прочим, прошу отметить, я не обиделась на твою скрытность. Когда Галина звонила тебе в пятницу, наверняка интересовалась… одной вещью. Ты ей тоже навешал лапши?
– Вы что, подслушивали? – недоверие Ромик попытался облечь в шутливую форму. – Да мне просто не хотелось по пустякам лазить по полкам и тумбочкам!
– Этот «пустяк» сыграл роковую роль в череде событий. Последовала цепная реакция. Галина просила тебя найти альбом с фотографиями, но тебе не хотелось отвлекаться от более важных, как тебе казалось, дел.
Ромик молчал, наблюдая за мухой, в растерянности ползающей по столу. Огромное, абсолютно чистое пространство лишило насекомое соображения. Наташкино стремление к стерильности грозило мушенции голодной смертью. Бедняжка не верила своим многочисленным глазам. Притормозив, в панике перебирала лапками, вспоминая расчудесные места общего пользования. Да те же компостные кучи, ломившиеся от изобилия людской гуманитарной помощи.
Наташка промазала. Не сделавшая пока ничего плохого и ошалевшая от покушения на ее жизнь муха, соколом взмыла к потолку, где в бешеном темпе принялась носиться из стороны в сторону. Увлекательное зрелище! В какой-то миг мой взгляд коснулся Ромика и отметил: юноша таращится на меня. Это польстило. Моя индивидуальность, отмеченная умом и сообразительностью, вызывала интерес у представителя подрастающего поколения. Причем больший, нежели показательные выступления биологического летательного аппарата.
– У нас не было альбома. Фотографии хранились просто так, в пачках. Я не знал, где именно, и попросил Галину, чтобы она перезвонила, я посмотрю… Ну и забыл о ее просьбе. Вспомнил, когда она перезвонила. Разозлился, подумал – приспичило ей с этими фотографиями! Все равно приедет, пусть сама и ищет. Словом, сказал, что не нашел…
– Потом их не нашел убийца, – тихо проронила я. – За ними он и охотился, поняв, что допустил оплошность…
Ромкина голова склонилась к коленям, выражение его лица мы не видели, но то, что на нем не было положительных эмоций, подсказывали руки, которыми он отчаянно ерошил волосы.