Ромкина голова склонилась к коленям, выражение его лица мы не видели, но то, что на нем не было положительных эмоций, подсказывали руки, которыми он отчаянно ерошил волосы.
– Не стоит прореживать шевелюру, – по-прежнему тихо посоветовала я. – Успеешь полысеть естественным образом. Что случилось, то случилось. Алексей Иванович Брусков не вовремя пришел тебя навестить. А еще раньше, днем, имело место еще одно «не вовремя». Галина также не знала, что Светлана Владимировна Осипова легла в клинику. Твоя нянька, в свою очередь, безуспешно пыталась отыскать фотографии в вашей комнате, но не нашла. Возможно, тогда ей попался адрес Маноло, и она…
– Она его знала, – не поднимая головы, просипел Ромик. – Раньше мы с родителями и бабушкой жили в большой двухкомнатной квартире, потом переехали на дачу. Матери не нравилось жить в коммуналке. Но первое время, пока на даче не было отопления, с осени находились в Москве. Иногда, когда мать уезжала, Галина возила меня к бабушке. Позднее я ездил к ней сам, она дала мне ключи от своей квартиры. Я пытался их найти, а они куда-то подевались. Искать особо некогда было.
– Значит, решение съездить за семейным альбомом к Светлане Владимировне возникло у Галины спонтанно. Не в добрый момент ее осенила эта догадка. Она торопилась к тебе, поэтому не стала тратить время на телефонную связь с Маноло. Тем более что та все равно не могла ответить.
Выйдя из лифта, она позвонила в дверь, но никто не торопился ее открывать. И тут она, опытный человек, проявила неосмотрительность. Не исключено, что услышала в квартире какие-то признаки обитаемости, а возможно, просто толкнула дверь, и та оказалось незапертой. Преступник не опасался визитов других лиц либо слишком торопился… А может, хотел уже покинуть квартиру. Поняв, что за дверью кто-то есть, попытался ее захлопнуть, но Галина ворвалась внутрь, полагаясь на свои силы. Без пояснений самой Галины, точную картину не восстановишь. Ясно одно – она столкнулась с преступником нос к носу. Возникает вопрос, почему Галина одним ударом не уложила его на пол?
– Потому что растерялась! – ответила моя догадливая подруга, ибо данный ответ мы с ней обсуждали в четверг вечером под коньяк.
Вспомнив про коньяк, я опять передернулась от отвращения. Болезненные воспоминания… Главное, стойкие. Как мои духи.
– А растерялась, потому что узнала преступника. Зато он не растерялся. Молниеносно нанесенный удар по голове уложил Галину на пол в бессознательном состоянии. Преступник решил, что она мертва.
– У него была лучшая психологическая подготовка, – дополнила меня Наташка. – Кроме того, он был взбешен – тщательные поиски необходимых вещей не увенчались успехом. Единственное, что он нашел и впоследствии уничтожил – свои фотографии. Еще один интересный вопрос: почему Галина, придя в себя, не назвала имя этого типа?
Я сделала предостерегающий жест рукой и тут же поняла – подруга сама ни за что не решилась бы на него ответить.
Жаль Ромика, но молчать было нельзя.
– Ромка, – сказала я, – Галина подумала о тебе. О том, что тебе лучше не знать, что убийца…
– Он мне не отец!!! – заорал Ромик, вскочив и яростно двинув ногой ни в чем не повинную табуретку. – Не отец и никогда им не был!
– Правильно, родненький, – всхлипывая, кинулась к нему Наташка и зажала в тиски железных объятий. – Ты тут вообще ни при чем. И табуретка ни при чем. Ир, отомри и отставь ее в сторону, пока ей и нам ноги не переломали. Ромочка, мы никому ничего не скажем, если ты не захочешь. Пусть они все летят к чертовой матери в свою Испанию.
– Пусть все летит к чертям собачьим, – устало поддержала я подругу.
Дачное утро моментально утратило свои необыкновенные краски. Вконец обалдевшую от накалившихся страстей муху парализовало на подоконнике. Напружинив лапки, она застыла, как статуя свободы, в непреодолимом сантиметре пути к приоткрытому окну.
Из комнаты выползла Денька, опасливо оглядела нашу невеселую компанию и, двигая купированными ушами, принюхалась, пытаясь определить, есть ли надежда на ветер перемен к лучшему. Выжидательно посмотрела на хозяйку, успевшую приткнуть оцепеневшего Ромика на диван. Затем уставилась на меня. Уж не знаю, какие надежды возлагала. Я похлопала глазами и неожиданно для себя повторилась, послав все к чертям собачьим. Денька осуждающе клацнула зубами и на всякий случай улеглась у порога комнаты. Неужели боялась нашествия собачьих чертей? Надо было как-то разрядить обстановку, но в голову ничего умного не приходило. – Жизнь хороша… – неуверенно начала я, – поэтому и жить хорошо… А если жить хорошо…
– То надо жить! – шмыгнув носом, подвела итог моему монологу Наташка. – Ромик, ты понял, что мы тут тебе наобещали?
– Понял… Спасибо… – откликнулся Ромик. – Мне надо подумать.
Какое-то время из солидарности с юношей думали все – каждый о своем, пока Наташка молнией не метнулась к двери:
– Иришка, твоя Мария Ивановна сюда галоши направляет. Хорошо, я в окно взглянула. Ромка, быстро наверх! Денька, брысь от двери! Ир, соображай, чего тебя принесло ко мне в такую рань?
– Н-не знаю, – запинаясь, едва выговорила я. – Разве можно соображать в такой суматохе?
Моя свекровь перешагнула порог Натальиного дома без галош. Оставила их на веранде. Одобряя ее заботу о чистоте, с лестницы свалился пластиковый тапочек – отъемлемая часть домашнего прикида спешно улепетывающего на мансарду Ромика. Тапок просвистел рядом с бабулиным ухом.
– Хороший знак! – залебезила Наташка. – Он означает, что в этом доме вам всегда рады.
– Просто замечательный… – медленно приходя в себя, согласилась свекровь, внимательно вглядываясь в лестницу. – Уже потому, что второй не слетел. Обозначился бы этот очередной знак на моей голове, я бы и оценить не успела… Ой, забыла, зачем пришла.
– Давайте я вам чайку налью. У меня очень вкусные «замухрышки» есть. Ма-аленькие такие рогалички, а внутри – бо-ольшой такой чернослив. С виду неказистые, но вкуснота! Необыкновенная. Иришка ко мне еле приплелась за таблетками от головной боли, а «замухрышек» попробовала, боль как рукой сняло, – тараторила Наташка, вытаскивая из пакета порезанные треугольничками куски черного хлеба.
– Ах, да! Головная боль! Ирочка, ты не взяла с собой телефон, Дима весь обзвонился. Я не сразу поняла, откуда мелодия раздается. У соседки дочка клумбу пропалывает с магнитофоном, у меня телевизор работает, а слева Пал Петрович поет про трех таксистов…
– Таксистов?
– Каких «таксистов», Наташа! Ты что, плохо слышишь? Я сказала, «танкистов». Ирина, держи мобильник. С вами одна головная боль! Не суетись, Наташа, у меня дома пряники есть. Ира, между прочим, Дима уже подъезжает.
Слегка обиженная свекровь ушла, а мы спешно принялись снаряжать Ромика в дорогу. Можно было бы оставить его на даче, но реакция на это обозленного моим молчанием Дмитрия Николаевича непредсказуема. Впрочем, как и обделенного голубцами и вниманием безработной жены Бориса. Сообщат, куда не следует…
Я надеялась, что уже в понедельник все встанет на свои места, поэтому скручивать Ромика в бараний рог, насильно вытягивая из него признания, не стоит. Он просто стиснет зубы и промолчит. Вся моя работа по осторожному «перетягиванию каната» на себя пойдет насмарку, конец «каната» вырвется и сметет Ромкино светлое будущее.
Наташка совала в пакет Ромику свои «замухрышки».
– Мы с собакой тебя через лес проводим. Здесь при всем желании не заблудишься. Деньги спрячь в карман. Ромка, фу!!! Прекрати сопротивление, деньги все равно почти твои. А если не твои, разбогатеешь, отдашь с процентами. Соседкам привет, в понедельник я за тобой заеду, вместе поедем к Галине. И из комнаты не высовывайся! Запомни, отвечаешь только на наши звонки!
По моей просьбе Наталья и словом не обмолвилась, что Галину перевели в другую больницу.
На самом деле мы предполагали устроить свидание Ромику с сеньорой де Суарес. Но если бы юноша об этом узнал… Достаточно вспомнить, что ему довелось пережить. Весь ужас в том, что правды он до конца не знает, а если знает, то это еще больший ужас.
2
В воскресенье вечером я отчаянно завидовала Наташке. Это низменное чувство продолжало терзать меня и наутро. Только подумать: какое счастье, проснуться в понедельник, осознавая, что не надо никуда торопиться. Неспешно встать, неспешно привести себя в порядок или, не приводя, прямо во взлохмаченном состоянии выпить чашечку кофе, чая, молока… Короче, кому что нравится.
– Ирина! Мне не нравится твоя вольяжность! Через три минуты выезжать, а ты корчишь из себя примадонну. Ну вот, теперь заметалась!..
Я промолчала. Не хватало еще ругаться с утра пораньше. Можно подумать, вечера не будет. А ведь правильно говорят – зависть плохая штука. Позавидовала Наташке, примерила ее новый статус свободного покроя и забылась себе же во вред.
– Бери пример с Натальи. В шесть встала, а через пятнадцать минут вместе с Борисом уже отправилась в Москву. Я как раз в бассейн шел, рукой им помахал. Кажется, Борису сегодня опять куда-то уезжать. Ну что ты застопорилась?
– Сам дал на сборы три минуты и сам же отвлекаешь своей болтовней.
– Дима, отстань от Ирины. Она, бедняжка, так напахалась за эти два дня, что я даже устала наблюдать, – прозвучал голос бабули из недр холодильника. – Ира, возьмите колбасу, я ее не съем, пропадет. Вечно понавезете, как на Маланьину свадьбу. Шустрик! Брысь, нечистая сила!.. Вот обормот, а! Американский футбол по нему плачет. Дима, вытащи колбасу из-под стола, у меня спина не сгибается.
– С вашей колбасой!.. – Мужнин глас из-под стола сопроводился стуком.
– Надо было сначала постучаться и попросить разрешения влезть, – мудро подсказала я. – Что толку стучаться головой об стол на выходе?
– Если бы знал, что ты очнулась, запустил бы под стол тебя вместе с твоими умными советами. Хватит возиться, поехали!
С этим требованием Дмитрий Николаевич опоздал, я уже выскакивала из дома.
– Пожалуй, я уйду с работы. Безмятежность разбуженного солнцем и птичьими трелями леса была так прекрасна, что меня обуревало желание немедленно воплотить свое намерение в жизнь.
– Пока до пенсии доживешь, вся жизнь мимо пройдет. Может, нам повезет, природные ресурсы не истощатся и пенсионеры не начнут вымирать, как мамонты. Надеюсь, без куска хлеба не останемся.
– Конечно нет!
На мой взгляд, Димка отозвался как-то легкомысленно. Я ожидала чего-нибудь похожего на оптимистичное: «Правильно. Не волнуйся, проживем. Дети уже выросли…»
– Бабуля вытянет, – продолжал он. – Ее пенсия, плюс ее же хозяйственность. Отнимет у кошек всю украденную у нас, а лучше всего, у соседей колбасу. Надо только совершенствовать физическую подготовку лохматых дармоедов. Прокормимся. На одежду тебе тоже разоряться не надо. Напялишь на себя утром халат, можно и вообще весь день шляться по дому в пижаме, забыв про слово «косметика». А кто тебя, кроме меня, увидит? Да и мне разглядеть тебя будет проблематично. Уставать буду на приработках.
– Зачем тебе уставать на приработках, если я буду годами шляться по дому в одной пижаме и питаться колбасой, украденной у соседей? Впрочем, ты прав. В таком случае, лучше тебе все время работать, лишь бы меня не видеть.
Я собралась было сказать, что не слишком порядочно с Димкиной стороны вести себя подобным образом. Он по всем статьям проигрывает Борису, поддержавшему инициативу жены. Но вдруг подумала – похоже, Борис принял решение не мешать жене «ломать дрова». Наломает и успокоится. Пусть даже и в другом «казенном доме», то есть на другой работе. Кроме того, Наташке сегодня утром пришлось хуже, чем мне. Если я вскочила рано по трудовому призыву, то ей, птице свободного полета, пришлось принудительно выполнять долг простого извозчика. Каково это, зная, что можно неспешно встать, неспешно привести себя в порядок…
– Милая, о чем задумалась? – Димкин голос был полон заботы. – Надоела рутина? Надо отдохнуть. Ну хочешь, купим путевку в Испанию?
– Нет!!! – выкрикнула я так, что Димка притормозил и не решился обогнать старую колымагу, сплошь испещренную пятнами грунтовки. На заднем стекле машины висело объявление: «В покраску».
– Почему обязательно в Испанию? – попыталась я смягчить впечатление от своего вопля. – Мне не нравится страна, жители которой обожают кровавые сцены расправы с быками, тореадорами, пикадорами, а также прочей мелочью. Я боюсь самолетов. И у нас сейчас нет свободных денег. Забыл, что у дочери свадьба? Давай лучше поедем в Италию. Только поездом. Попутно и на другую иностранщину полюбуемся. Из окна вагона это совершенно бесплатно. А еще лучше – путевки на теплоход…
Я умолкла. Столица встречала повседневной нервной суетой, не допускающей никакой лирики. Я тупо пялилась на разномастные группы пассажиров на остановках, рекламные щиты, потоки машин и коробки домов.
– Каждое утро, как в атаку! – сердито пожаловался Димка. – Говорил же, давай пораньше выедем. Я тебя в этом переулочке высажу, отсюда всего пять минут пешком, а то мне потом разворачиваться…
Я промолчала. Зато на прощанье так красноречиво хлопнула дверью, что Димка завопил. Приняв обличье «глухой тетери», на ходу обернулась и, испытывая мстительную радость, игриво помахала ему пальчиками. Пройдя немного вперед, удивилась отсутствию ответной реакции. По всем правилам мужу уже следовало проехать мимо, грозя кулаком за хулиганство. Оглянувшись, увидела, что он возится с машиной. Оставалось надеяться, что из-за меня она не рассыпалась на запчасти. С другой стороны, где-то я слышала, что по запчастям продавать машину выгоднее. Может, вернуться и этим утешить Димку?
В нерешительности я застыла рядом с переходом. Муж вынырнул из-под открытого капота и сделал прощальный жест рукой. Все в порядке, обрадовалась я и шагнула вперед – прямо к резко затормозившей рядом машине. Перегнувшись через сиденье, в открытое окно весело скалился шеф.
– Привет, Ефимова! Никак со своего дачного надела пешком чешешь? Садись, подвезу.
Нырнув на заднее сиденье, я поздоровалась и деланно посочувствовала тому, что Макса выгнали из чужого дома в такую рань.
– Видишь ли, Ирина Александровна… – задушевно начал шеф, плавно трогаясь с места, – со школы помню: в самом начале «Евгения Онегина» есть такая фраза: «Его пример – другим наука». Забудь про дядю, в отношении умного поведения которого она сказана. Впрочем, про фразу тоже забудь. Мой личный пример наука только для мужиков.
– Не боишься, что кто-нибудь из них воспользуется им и тебе самому выпадет участь регулярно обламывать свои рога?
– Типун тебе на язык! Ты что с утра такая злая? Кликушествуешь тут. Вылезай! До кабинета не повезу. Кстати, как там наш красавец поживает?
– Спасибо, думаю, не очень хорошо. «Его пример – другим наука». Макс, мне в двенадцать надо отъехать, могу не уложиться в обеденный перерыв. Если задержусь…
– Что-то случилось? Это связано с новыми похоронами? – Шеф мгновенно обрел серьезность.
– Да… То есть нет. То есть… Даже не знаю, как сказать. Словом, мне надо срочно навестить одну знакомую женщину в больнице.
– За последнее время у тебя сложился странный стереотип: то в больницу, то на похороны…
– Типун тебе на язык! – взвилась я, вложив всю силу своего возмущения в дверцу иномарки шефа. Причем для этого не поленилась открыть ее еще раз. Увы, у Макса, изучившего женский мир лучше своего собственного, оказалась железная выдержка. Он меня еще и пожалел, от чего я испытала жуткие угрызения совести.
– Ир, ты звони, если что… Ведь наверняка за час не уложишься. Надеюсь, твои метания не связаны с поисками своего или чужого рыцаря-тамплиера. – Максим Максимович ослабил галстук и, расстегнув верхние пуговицы рубашки, как гусак вытянул шею. – Ф-фу-у-у… Чем только голова у тебя забита, Ефимова! Хорошо, что летом «мертвый сезон». Всю прошлую неделю была на работе проездом.
Я не стала ждать продолжения, сам хорош. На ходу поздоровалась с Наташкой по мобильнику и получила от нее указание ждать их с Ромиком на условленном пятачке ровно без десяти двенадцать.
Опоздала всего на две минуты, но знакомой «Шкоды» в поле зрения не наблюдалось. Еще через пять минут я всерьез обеспокоилась и принялась названивать подруге. Два звонка были оставлены без ответа, затем мобильник отключили. Мне уже мерещилась куча мала в коридоре коммунальной квартиры Сафонтьевых, состоящая из ее обитателей, наверху удобно разместилась Наташка с монтировкой, воинственно отбивающаяся от бандитов. Даже в минуту воображаемой опасности я не могла допустить, чтобы с ней что-то случилось.
Подруга позвонила мне в тот момент, когда я была готова звонить Сергею Сергеевичу.
– Взгляни на противоположную сторону, видишь меня? Рядом с деревом.
– Ну и кто из вас дерево?! – еле сдерживая перехлестнувшую через чувство облегчения злость, рявкнула я. – Я здесь, как полная дура, уже пятнадцать минут прыгаю.
– Можно подумать, ты худая ду… Ну прыгала бы, как умная! Я на всякий случай тебе фору во времени дала. Была уверена, что все равно опоздаешь. Долго мы с тобой будем перебрехиваться через дорогу? Пригладь волосы, ощетинившегося ежа напоминаешь. Дуй ко мне, карета за углом…
Выспавшийся и отдохнувший Ромик был настроен доброжелательно. Не вынимая изо рта жвачки, поздоровался со мной и сообщил, что дождя нет. Я не очень поняла, что бы это значило. Но как выяснилось, подтверждение прогноза погоды в части осадков обеспечила проигравшая спор Наташка. Именно она пыталась уверить Ромика в том, что скорее пойдет дождь, нежели я явлюсь вовремя…
К проходной больницы мы подъехали уже без двадцати двенадцать. Наташка не пожалела расстаться с определенной суммой, чтобы въехать на территорию, хотя, на мой взгляд, сэкономленные пять минут ничего не меняли.