Но то, что сказал Плюх, не укладывалось у Шершня в голове! Нет, конечно, Зона выкидывала разнообразные кренделя; взять ту же «трубу», которая помогала ему сейчас идти – она тоже была невидимой, но это не вызывало удивления, как и некоторые другие невидимые «шуточки». Да что там говорить – одним из свойств большинства аномалий как раз и являлась невидимость. Но чтобы в Зоне обитали невидимые люди? Да еще такие, которых и потрогать было нельзя!.. Причем, если верить косморазведчику, этих невидимок тут до хрена и больше – целое селение. Очень сложно в это поверить. Но, с другой стороны, на кой ляд Плюху это выдумывать? На шутника он не похож, слишком доверчивый сам, чтобы дурить других.
Да какая, к лешему, разница, что или кто кололся на Кактусовом поле! Даже если и дикари-невидимки. Главное, что никто от их уколов не умирал. Интересно только, могут ли они – если, разумеется, они вообще существуют, – покидать пределы «поля» и свободно перемещаться по Зоне? Надо спросить у Плюха, видит он такое или нет… И Шершень обратился к ведущему его крутыми зигзагами за руку разведчику:
– Они все еще за нами гонятся?
– Пока гонятся, – глянув назад, ответил Плюх. – Но прозрачные деревья скоро кончатся, посмотрим, что будет дальше.
Только он это сказал, как Шершень почувствовал, как закололо в центре спины и внутри тела.
– Прости, – сказал разведчик. – Копье прилетело. Ты отвлек меня разговорами, я не успел среагировать.
Сталкеру сделалось страшно: а что если невидимое копье пронзит сердце? Вдруг даже незначительных уколов хватит, чтобы оно остановилось?
К счастью, пробежав еще немного, Плюх обернулся и перешел на шаг, выпустив при этом ладонь Шершня.
– Все, – сказал он. – Твое Кактусовое поле кончилось. «Аборигены» не могут покинуть его пределы. И копья со стрелами тоже будто на стену натыкаются.
Сталкер с облегчением выдохнул. А ведь раньше и понятия не имел, какой опасности подвергается, пересекая это чертово «поле»!.. Вся надежда на то, что больше этого делать не доведется.
Правда, до сих пор он так и не был уверен, что разведчик сказал правду, а не придумал сказочку, чтобы посмеяться над ним. Ладно, совсем скоро начнется новый аттракцион – То-вверх-то-вниз, – его-то Плюх увидеть не сможет даже в своем волшебном шлеме, так что можно будет полюбоваться на его вытянутую рожу.
Однако стоило Шершню так подумать, как разведчик и тут сразил его наповал.
– Нам туда? – спросил он, показывая прямо вперед.
– Ага, туда, – мысленно захихикал сталкер.
– Тогда, может, передохнем, прежде чем лезть в эту гору?
– В ка-а-аакую гору?.. – уронил челюсть Шершень.
– А по-твоему, это равнина? – хмыкнул Плюх.
– Да, – только и смог ответить сталкер.
Он действительно видел перед собой поросшую жухлой травой и чахлыми кустиками равнину. Правда, он знал, что равнина эта непростая, с подвохом: когда по ней идешь, создается впечатление, что и впрямь лезешь в гору. Упав, можно было даже покатиться назад по ровному, казалось бы, месту. Зато потом, совершенно неожиданно, подъем будто сменялся спуском, хотя визуально ничего не менялось – все то же ровное место с травкой. Однако ноги несли тебя сами, а стоило оступиться – и опять покатишься, только теперь уже вперед. Потому и прозвали это место То-вверх-то-вниз. Но ведь все это можно было только почувствовать, но никак не увидеть!.. Или это опять волшебный шлем?..
– Сними-ка свой пузырь с головы, – сказал Шершень.
Плюх пожал плечами, но послушался. И тут же изумленно ахнул, глядя вперед. «Ну хоть что-то! – с удовлетворением подумал сталкер. – Все-таки рожа маленько вытянулась».
Косморазведчик вновь надел шлем. Поморгал и снял снова.
– Гравитационная аномалия, – наконец сказал он. – Датчики шлема ее улавливают и корректируют оптику так, чтобы я мог видеть то же, что и чувствую. – Он с улыбкой глянул на Шершня: – А ты, небось, надеялся мне очередной сюрприз преподнести? Извини, не вышло.
– Я тебе не Дед Мороз, так-на, – сплюнул сталкер. – Обойдешься без сюрпризов. Двигай давай! – Он даже не догадывался, что почти дословно угадал недавние мысли Плюха о сказочном добром волшебнике.
Дальше шагали молча. Во-первых, вообще трудно болтать, когда ползешь в гору, пусть даже никакого подъема перед собой не видишь и вес твоего тела уменьшен за счет тянущей тебя кверху находящейся в рюкзаке «трубы», а во-вторых, Шершень продолжал злиться на косморазведчика, сам не понимая, в чем истинная причина этой злости. Неужто и правда в том, что не удалось как следует приколоться над Плюхом? Но ведь это полная хрень, детский сад, да и только! Хотя, что-то в этом все-таки было: разведчик казался таким доверчивым, таким рохлей, которого вокруг пальца обвести, мозги запудрить – раз плюнуть! А вот поди ж ты – второй раз подряд сам в дураках остался.
Конечно, главная причина не в самом Плюхе, а в его экипировке, особенно в шлеме, ну а злиться на неодушевленные предметы – это уже и вовсе шизой попахивает. Но зато это предметы так предметы, так-на! Что скафандр, что шлем. И защита, и «всевидение», так-на. И то, и другое для настоящего сталкера находка зашибись! Шлем даже круче, пожалуй. И артефакты, недоступные глазу, видишь, и аномалии, и вообще всякие опасности… Правда, не все – в «солярий»-то Плюх угодил. Но идеального вообще ничего не бывает, а шлем все равно штукенция что надо. Впрочем, шлем от скафандра неотделим, так что это даже не предметы, а предмет. Предметище! Жаль вот только, что бесполезен для всех, кроме хозяина. А может разведчик туфту гонит, что скафандр только его одного слушается? Просто боится, что отберу, вот и… Хотя у такого отберешь, пожалуй! Рохля рохлей, а сражаться умеет. И все-таки, будь у него, Шершня, такой скафандр, то, в принципе, никуда из Зоны можно было бы и не улетать. Он бы и здесь так зажил, что все бы обзавидовались.
Вот до чего же хреново, что не примерить никак этот скаф! Это и сделать-то можно, лишь прикончив Плюха. Хотя тот и балаболил что-то насчет того, что скафандр не снимется даже с него мертвого. Но это, скорее, он страховался – не может такого быть, чтобы что-то с трупа снять было нельзя. Даже кожу – и ту можно, так-на. А тут всего лишь одежка, пусть и охрененно крутая. Ну так и что теперь – попробовать кокнуть разведчика, снять с него скаф и напялить на себя? Без изысков. А если и в самом деле он на чужом теле не заработает? Тогда – ни скафандра, ни корабля. Да еще и Бизон пристукнет – это уж даже можно не сомневаться! Так что, как ни крути, а синица в руках, корабль, в смысле, все-таки надежней, чем журавль в небе. Да и то, как сказать еще – что тут журавль, а что синица. Нет, хрен с ним, пусть пока все остается как есть. Кто его знает, как дальше дело повернется. Может, этот Плюх еще и сам скопытится, так-на – все же Зона есть Зона. Главное, чтобы в тот момент Бизона с остальными рядом не оказалось, а то скафа не видать как своих ушей…
Рассуждая так, Шершень и не заметил, как подъем сменился спуском. Довольно крутым, кстати. Еще подумаешь, прежде чем сказать, что идти стало легче – ноги приходилось постоянно держать в напряжении, чтобы не покатиться вниз и не переломать костей, случалось здесь пару раз с неосторожными сталкерами и такое. Благо помогал идти лежавший в рюкзаке невидимый артефакт, да и все-таки спуск не подъем, так что преодолели его чуть побыстрее. Затем был еще один подъем, совсем небольшой по сравнению с первым, и еще один спуск – намного длиннее первого, но зато и более пологий, по которому идти было одно удовольствие, ноги сами несли.
Теперь оставалось пересечь Дорогу-в-одну-сторону, после которой располагалась небольшая дубовая роща, а уже за ней можно было увидеть и Лазаревку. В этой самой рощице по плану и должны были они с Плюхом «подслушать чужой разговор».
Дорога-в-одну-сторону, в принципе, являлась пустяковым «аттракционом», вызывающим удивление только у новичков. Это и в самом деле была обычная бетонка длиной с километр, никуда не ведущая, словно обрезанная с обеих концов. Ее необычность заключалась в том, что в какую бы ты сторону по ней не пошел, всегда возвратишься в исходную точку. Причем заметить, когда и как произошел поворот на сто восемьдесят градусов, не представлялось возможным, как ни старайся. Мало того, если просто пересекать дорогу не под прямым углом, эффект получался тем же – ты неминуемо приходил на ту же сторону, откуда начал движение. Но все об этом давным-давно знали, так что просто шли строго перпендикулярно бетонке.
В общем, Шершень даже и не надеялся, что Дорога-в-одну-сторону окажется для Плюха чем-то неожиданным, тем более, разведчик по-прежнему шел с надетым на голову «пузырем». Но вот тут-то как раз сталкера и ждал нечаянный сюрприз: едва бетонка оказалась в поле зрения косморазведчика, как тот вдруг остановился и вытаращил глаза так, словно увидел нечто невообразимое. Простояв в неподвижности примерно с минуту, Плюх зажмурился, потряс головой и снова открыл глаза с таким выражением лица, словно надеялся, что увиденное ему всего лишь померещилось. Однако его надеждам не суждено было сбыться, и физиономия разведчика вновь приняла обескураженный вид.
В общем, Шершень даже и не надеялся, что Дорога-в-одну-сторону окажется для Плюха чем-то неожиданным, тем более, разведчик по-прежнему шел с надетым на голову «пузырем». Но вот тут-то как раз сталкера и ждал нечаянный сюрприз: едва бетонка оказалась в поле зрения косморазведчика, как тот вдруг остановился и вытаращил глаза так, словно увидел нечто невообразимое. Простояв в неподвижности примерно с минуту, Плюх зажмурился, потряс головой и снова открыл глаза с таким выражением лица, словно надеялся, что увиденное ему всего лишь померещилось. Однако его надеждам не суждено было сбыться, и физиономия разведчика вновь приняла обескураженный вид.
– Ёшки-блошки, – пробормотал он. – В страшном сне не приснится…
– Чего же тут страшного? – искренне удивился Шершень.
– А ты что, не видишь?..
– Вижу. Дорога.
– Дорога?.. – заморгал Плюх. – Постой-постой! Это не то, что ты называл Дорогой-в-один-конец?
– Вообще-то, она называется Дорогой-в-одну-сторону, но так-то да, это она.
– Безумие… – снова потряс головой разведчик. – Ничего подобного в жизни не видел. Если лента Мёбиуса[7] – это односторонняя поверхность, то здесь… Будто четвертое измерение увидел воочию! Но так же не бывает!.. Аж голова кружится… Неужели ты ничуть не удивлен этим зрелищем?
– Да какое, так-на, зрелище-то? – начал терять терпение сталкер. – Обычная бетонка! Ну, не совсем обычная, конечно, но выглядит-то она так, как и положено выглядеть простой дороге. Это, наверное, шлем твой опять чудит.
– Ах, да, – спохватился Плюх и убрал с головы шлем.
После этого он заморгал еще сильнее, снова натянул свой «пузырь», опять его снял – и так подряд раз, наверное, пять – Шершню уже надоело любоваться на эти причуды косморазведчика.
– Хорош тебе дурью маяться, – не выдержал он. – Пошли, а то кто-то, помнится, друга торопился спасать.
– Ах, да, – снова сказал разведчик. – Но это достойно того, чтобы ради него посетить вашу Зону… Впрочем, ты прав – идем скорее. Только… Как мы перейдем через… это?..
– Ты для начала «колпак» свой сними. Не знаю уж, что ты через него видишь вместо дороги, но без него тебя точняк меньше торкает. Мёбиус какой-то… Не знал, что ты материться умеешь.
– Почему материться?.. – вновь недоуменно заморгал Плюх. – Мёбиус – это…
– Мне по хрен, кто это, – оборвал его сталкер. – Снимай, говорю, шлем, да пошли. Как перейти дорогу, я тебе покажу.
Странно, Шершень так хотел, чтобы косморазведчик попал впросак, так мечтал поржать над ним вволю, а вот теперь, когда случай представился, «обалделость» напарника стала его раздражать. И смотреть на то, как тот бы стал, переходя Дорогу-в-одну-сторону, раз за разом возвращаться, ему почему-то решительно не хотелось.
Сталкеру не хотелось признаваться самому себе, но, скорее всего, в нем взыграла самая настоящая обида: этот «упавший с неба» умник и так-то повидал больше него, так он еще и теперь видит что-то такое, от чего просто охреневает, и что ему, Шершню, не увидеть ни за что и никогда.
Но на обиженных, как говорится, воду возят – это сталкер хорошо знал. А потому он попросту плюнул (и образно, на свои дурацкие переживания, и натурально, слюной), подошел к краю бетонки и показал снявшему наконец шлем разведчику, как ее нужно переходить.
Глава 11
Плюх был действительно шокирован увиденной только что картиной. Невообразимое переплетение цилиндрических, тороидальных, конических фигур, вывернутых наизнанку, входящих друг в друга, пересекающих сами себя (или это была одна-единственная фигура?), казалось, не имело никаких прав на существование в нашем трехмерном мире. Может, и впрямь каким-то образом ему удалось напрямую заглянуть туда, куда человеческому сознанию вход был заказан? Да, до этого ему не раз приходилось покидать привычную трехмерность, но тогда он находился внутри трехмерного корабля и видеть «сверх дозволенного» все равно не мог. А вот теперь… И ведь, что удивительно, без шлема фантастическое образование на самом деле выглядело всего лишь обычной бетонной дорогой. Откуда же, из какого мира, перенеслась она сюда? Куда она вела на самом деле? Эх, как бы безумно интересно было посетить сам этот мир!..
За этими возбужденными размышлениями и мечтами разведчик даже не заметил, что скучный безликий пейзаж, простиравшийся до этого вокруг, сменился весьма привлекательной дубовой рощей. Зеленые кроны молодых, а также вполне уже солидных могучих деревьев закрывали собой неприветливое багровое небо, создавая почти земной уют. Но Плюх, наверное, так бы и прошел насквозь этот дубовый лесочек, «не увидев» ни одного дерева, если бы его не дернул вдруг за руку Шершень:
– Тихо! Стой!.. Прячемся…
Он приложил палец к губам и потянул разведчика за широкий ствол росшего неподалеку старого дуба.
Плюх прижался к шершавой коре и вопросительно посмотрел на сталкера. Тот молча показал на уши, а потом ткнул пальцем в сторону: слушай, мол. Косморазведчик прислушался, использовав для этого звукоусилительные возможности шлема, и сразу, будто в метре от себя, уловил шуршание шагов по траве. Через рощу, параллельно им с Шершнем, пробирались два человека. Когда один из них заговорил, Плюх даже вздрогнул, настолько, казалось, близко это прозвучало:
– Давай причалимся на пару минут, задолбало чапать. Тут вон как зашибись, словно дома в парке.
– Много ты дома по паркам гулял, – хмыкнул в ответ второй голос.
Оба явно принадлежали мужчинам – не молодым, но и не старым. Оба звучали с легкой хрипотцой; вероятно, их обладателям бо́льшую часть времени доводилось проводить на «свежем воздухе».
– Много ли, мало, а все одно дом вспомнился, – шумно вздохнул первый. – Давай присядем, спешить некуда. Водички хоть глотнем.
– Ну, давай глотнем, солёна Алёна, – согласился второй.
Послышалось шелестение ткани о ткань – путники снимали рюкзаки. Раздалось бульканье и вслед за ним удовлетворенное хэканье – судя по всему, попили водички. Затем, после непродолжительного молчания, первый заговорил снова, приглушив немного голос:
– Я ведь сегодня, пока тебя не встретил, набегался уже…
– И кто за тобой гонялся?
– Не за мной. Это я гонялся.
– Солёна Алёна! Ты-то за кем?..
– За «богомолом».
– С хрена ли? На кой ляд он тебе сдался? Мясо горькое, жесткое… Еще как бы он тобой не закусил.
– А я не для того, чтобы хавать. Я его умникам сдать хотел, живым. Но даже и дохлым бы нехреново.
– На кой им это ушлепище? Чё, не видали они «богомолов»?
– Такого не видали. Этот словно кузнечик из мультика был – яркий такой, зараза. Сверху зеленый, а брюхо желтое.
– Не бывает таких «богомолов»! Свистишь ты, солёна Алёна!..
– Делать мне нечего больше. Я его вот как тебя видел! Он еще верещал, как в мультике: «Бляпс-бляпс-бляпс!» – Блямс!.. – обернувшись к Шершню, невольно выдохнул Плюх.
– Т-ш-шшш! – приложив к губам палец, свирепо вытаращил глаза сталкер.
Разведчик, мысленно ругнув себя за несдержанность, снова превратился в слух.
– Ты еще скажи, что он матерился, – заржал второй голос.
– Да иди ты!.. – обиженно буркнул первый. – Говорю ж, вот так его видел, как тебя сейчас. Он меня чуть с ног не сшиб.
– И от кого же он так улепетывал, солёна Алёна?
– А я знаю?.. Зато я видел, откуда.
– Из твоих глюков?
– Это ты своей солёной Алёной глючишь, а я даже после банки спирта ум не теряю. А сегодня, сам видишь, я в натуре как стеклышко.
– Ну так и чё ты скрозь свое стеклышко узрел?
– А то, что выскочил он из Лазаревки.
– Ха! Я ж говорю, свистишь ты.
– Да мне по хрен, что ты там говоришь! Он с того края вылетел, где столовая эта, «Минутка». Летел по улице Победы, будто за ним черти гнались, а потом и вылетел, как пробка из шампанского. Даже чпокнуло так же.
– А ты сам-то что там делал? Скажи еще, что тоже «на курорт» собрался!
– Я не у самого Лазаревского был, в полукилометре от него. Но глянул как раз в ту сторону – меня всегда этот «курорт» притягивает; хоть и кожа пупырками, а глаза так и пялятся… Ну и увидел, как что-то там яркое движется. Дальше через прицел наблюдал. А этот «кузнечик» полкилометра меньше чем за минуту покрыл, небось, рекорд поставил… Ну и в меня чуть с разгону не влепился. А я – ноги в руки, и за ним. Только этот зеленый огурец так бегает, что я уже через пару кэмэ выдохся.
– И куда он поскакал, кузнечик твой?
– А я почем знаю? Может, к Синему лугу. Слыхал, ребята говорят, там какую-то хрень непонятную видели? Вроде как башня железная. Откуда и взялась? Будто с неба рухнула…
– Ты скажи еще, что «богомол» на этой хрени прямо из мультика и прилетел. А теперь к ней поскакал, чтобы опять в мультик вернуться, солёна Алёна. Типа, не понравилось ему «на курорте», – снова заржал второй голос.
– Ладно, харэ веселиться, кишки растрясешь, – проворчал первый. – Почапали дальше.