Пока он до него дотопал, впереди вновь показался скачущий в их сторону «кузнечик». А позади него стало видно и бегущую к ним девичью фигуру. Пока она не приблизилась, Блямс так и носился от нее к ним и обратно. Шершня это едва не вывело из себя, но он все-таки удержался от того, чтобы обложить «кузнечика» заслуженными эпитетами.
Между тем, Забияка, отдуваясь, докладывала:
– Он… безголовый… он пропал… Повернул в сторону гор… прошел с полверсты… а потом исчез… Как провалился!
– Может, и правда провалился в яму какую? – спросил разведчик.
– Нет, – задышала наконец более ровно девчонка. – Я за ним близко шла, саженях в тридцати. Не было там никаких ям. Он просто сгинул, в воздухе растворился.
– Отправился на пересыльный пункт, – усмехнулся сталкер.
– Что?.. – недоуменно посмотрела на него Забияка.
– Да это мы с Шершнем теории всякие придумывали, пока шли, – сказал Плюх. – И если они имеют хоть что-то общее с действительностью, то у нас имеется шанс. Ты готова?
– К чему? – пристально глянула на разведчика девушка. – К смерти? Так мы все тут, в Зоне, по краю каждый день ходим. Не привыкать, чай.
– Ну, морально готовиться к худшему, может, и правильно, – сказал Плюх, – а надеяться все же стоит на лучшее. Так значит, рискнем?
«Кузнечик» выпалил неизменное: «Блямс!», а сталкер и Забияка одновременно кивнули.
Удивительно, но чем дальше шли по улице Победы Шершень и остальные, тем чаще им стали попадаться брошенные прямо на проезжей части автомобили. Причем ни одна из увиденных моделей не была сталкеру знакома. Плюх и Забияка также сказали, что такие марки им неизвестны. Правда, косморазведчик и в принципе-то увидел подобные конструкции впервые.
А потом впереди показалась… Зона. Да, метрах в трехстах от них улица обрывалась, словно обрезанная ножом. И вот там, возле этого «среза», машин вообще была целая куча. Однако они не просто спокойно стояли на дороге, как увиденные ранее автомобили – эти напоминали собой результат грандиозной аварии, словно все они врезались на скорости одна в другую. И причина вскоре выяснилась: подойдя к тому месту, где столь резко заканчивался поселок, Шершень наткнулся на упругую непреодолимую преграду. И он словно увидел наяву, как мчатся по улице автомобили, спеша покинуть ставшую чужой и пугающей Лазаревку, и как первые из них со скрежетом мнутся, врезаясь на скорости в невидимую преграду, а в них тут же, с ходу, врезаются едущие сзади машины, в тех – еще и еще…
Сам Шершень никогда раньше не подходил к Лазаревскому близко. Но он был сейчас удивлен, почему про это кладбище автомобилей не рассказывал никто из других сталкеров? Неужто с той стороны это зрелище выглядело как-то иначе? Или и в самом деле не только он, но и все остальные тоже старались обходить жуткий поселок подальше? Кроме тех, разумеется, смельчаков, кто сюда сознательно хотел попасть.
– Шершень, идем, – позвал его Плюх.
Сталкер оторвался наконец от завораживающего зрелища давней катастрофы и обернулся. Только сейчас он увидел, что стоят они неподалеку от невысокого и неказистого здания – скорее, павильона – с выцветшей желтоватой вывеской: «Столовая “Минутка”». А за ним, как раз вдоль линии «среза» тянулась вдаль, куда-то к горам, дорога.
– Нам туда, – кивнула на эту дорогу Забияка.
Глава 17
Плюх, в отличие от Шершня, резкого перехода между поселком и внешней Зоной не видел. То есть, в принципе, саму «линию отреза» он вполне различал, но дальше, за ней, продолжал видеть как само Лазаревское – там как раз от улицы Победы отходила, загибаясь вверх, узкая улочка, вдоль которой красовались весьма живописные двух– и трехэтажные домики, – так и заросший в этом месте низким кустарником луг на стороне Зоны. Точно так, как и на пляже, он видел как простертое до линии горизонта Черное море, так и зеленый травянистый луг по ту сторону барьера. Наверняка такую возможность давала оптика шлема, но чтобы проверить это, разведчику пришлось бы шлем снять, чего, разумеется, делать он, находясь в этом месте, не стал бы ни за какие коврижки. Впрочем, о том, что без шлема вид за барьером выглядит как-то иначе, он и не подозревал.
Тем удивительней для Плюха стало то, что он увидел, подойдя ближе к тому месту, где, по словам Илоны, «сгинул», растворившись в воздухе, безголовый «питекантроп». «Линия разреза» здесь также различалась вполне отчетливо, но дальше, помимо «горных красот», являющихся продолжением здешних пейзажей, и заросшей кустарниками и редкими деревьями холмистой с этой стороны областью Зоны, косморазведчик видел и кое-что еще. Хотя сказать, что он именно что-то «видел», было бы не совсем правильным, поскольку эта третья «реальность» постоянно ускользала, стоило ему на ней сосредоточиться. Однако косморазведчик все же был полностью уверен, что это ему не мерещится, что за барьером, кроме привычной уже Зоны, имеется что-то еще.
Вот тут-то он и вспомнил, что рассказала про исчезновение «питекантропа» Забияка-Илона. Ведь с ее слов получалось, что это произошло для нее неожиданно. Но как это может быть, если «линия разреза» – вот она, видна совершенно отчетливо в полусотне метрах от них?..
– Стойте! – поднял руку Плюх. – Что вы видите впереди?
– А что тут видеть? – буркнул Шершень. – Ничего тут нет интересного, так-на.
– Ну да, – пожала плечами Илона. – Дорога, трава, деревья, камни. Горы еще… Не пояснишь, Егор, что за тест ты решил нам устроить?
Даже желто-зеленый друг – и тот издал недоуменное: «Блямс?»
– Сейчас объясню, – успокаивающе поднял ладонь разведчик. – Ответьте только еще на один вопрос: а что вы видели там, где Лазаревское отрезано от Зоны? Ну, то есть на море и сейчас, возле «Минутки»?
– То и видел, что оно отрезано. Тут Лазаревка, а дальше Зона. Море вообще как вода в аквариуме – дальше стенка прозрачная, а за ней травка зеленая.
– Именно так, – снова пожала плечами девушка. – Не нахожу, что бы я еще могла добавить. А в чем все-таки дело, соблаговоли пояснить?
– В том, что здесь, – махнул он вперед рукой, – также прозрачная стенка. И за ней – тоже Зона. Но не только.
– Как ты можешь видеть то, чего не видим мы? – нахмурилась Забияка. – И что означает твое «не только»? Прости, но это не детективный роман, чтобы нас интриговать подобными штучками. Начал – говори.
– Ёшки-блошки! Я не собирался вас интриговать! – приложил к груди ладонь косморазведчик. – И обязательно расскажу все, что я вижу. А вот почему я это вижу – с точностью до ста процентов не уверен, но девяносто пять даю на то, что это из-за шлема. Его оптика на что только не настроена. Я даже аномалии вижу – вот, Шершень может подтвердить.
– Не все, но видит, – кивнул сталкер, и Плюх продолжил:
– Так вот, на море я видел как продолжение самого моря, так и Зону за барьером – травку, как вы говорите, зеленую, деревья… Там, у столовой, я видел продолжение Лазаревки – улицу Победы, еще одну улочку, взбирающуюся кверху, на холм, домики всякие красивые; но и Зону видел тоже. То есть, как бы наложение такое получалось: причем, и то, и другое выглядело очень реально. А сейчас… Не знаю даже, как и объяснить… Здешнюю местность, как и местность Зоны, я вижу за барьером – а он и здесь, уверяю вас, имеется – также вполне отчетливо. Но есть за ним что-то еще, чего я увидеть не могу, как ни стараюсь, но уверен, что оно есть. И я думаю, Шершень, что это как раз и есть тот самый «пересыльный пункт», о котором мы говорили.
– А вот отсюда прошу со всеми подробностями! – притопнула Забияка.
– Блямс! – поддержал ее «богомол».
Плюх пересказал выдвинутую им со сталкером теорию. Девушка, закусив губу и сдвинув брови, долго молчала, а потом мотнула головой:
– Не сходится. Меня на «призывной пункт» не звали, а здесь из населения никого не осталось, следовательно, «обрабатывали», как ты выразился, всех подряд, включая детей, стариков и женщин.
– Так ведь и наша «теория» – не бесспорная истина, и тому, что ты сказала, найдется множество объяснений. Вспомни хотя бы, как сама говорила о том, что жители могли покинуть Лазаревское еще до всего этого.
– Теперь увидела, что мое предположение было ошибочным.
– Увидела?.. Где же?
– А вон там, возле столовой. Трудно было не заметить ту свалку битых авто. Жители пытались убежать явно после появления барьера.
Плюху ничего не оставалось, как в очередной раз мысленно рыкнуть на себя – обещание побрить голову и без того уже было дано.
– Тогда, может быть, излучение не действовало на тебя по другим причинам, – сказал он. – Например, женщин им уже хватает, а солдат нет.
– По-твоему, женщина не может быть солдатом? – прищурилась Илона.
– Почему же по-моему-то? Это по мнению тех, кто данный рекрутский набор производит. К тому же на тебя они тоже внимание обратили.
Девушка мгновенно побледнела и выставила руку:
Девушка мгновенно побледнела и выставила руку:
– Об этом не надо, прошу!..
Шершень посмотрел исподлобья на Плюха и Забияку, но спрашивать ничего не стал. Зато выдал следующее:
– А и еще кое-что не сходится, так-на…
– Что же? – с любопытством глянул на сталкера косморазведчик.
– Ты говорил, что Лазаревка связана не только с нашей Зоной, а и с другими какими-то…
– Да, я предложил такую версию.
– А где тогда эти твои другие Зоны? Сам ведь говоришь, что видишь только нашу, да здесь вот еще «пункт пересылки».
– Может, их и нельзя увидеть никому, кроме тех, кто оттуда? Мы видим лишь предназначенные для нас свойства барьера, но кто говорит, что у него только одна «настройка», – может, для каждой Зоны своя?
– Как у приемопередатчиков частоты? – спросила Забияка.
– Именно. Впрочем, мы можем только гадать. А еще… Если мы сумеем отсюда выбраться, нужно обязательно сходить к ученым. Уверен, про Лазаревское им толком ничего не известно – мы будем первыми, кто что-то расскажет… Ну хорошо, я буду первым, – поправился Плюх, заметив, как помрачнел после его слов Шершень и призадумалась Илона. – Насильно я с собой никого не потащу.
– Блямс! – обиженно выкрикнул «богомол».
– Насчет тебя я даже не сомневался, – успокоил друга косморазведчик.
– Давай сначала выберемся отсюда, а потом уже будем решать, куда и кому идти, – сказала девушка. – Какие у тебя по этому поводу соображения?
– А тут варианта только два, – развел Плюх руками. – Или идти вперед, или возвращаться в поселок. Второй вариант – однозначная, пусть и медленная, смерть от голода и жажды или от… сами знаете чего, кое-кто просил не вспоминать… У первого же варианта исхода может быть, как минимум, три: барьер нас не пропустит, и тогда остается лишь вариант номер два; мы проходим сквозь барьер, но попадаем в «пересылочный пункт» с неизвестными для любого из нас последствиями; и, наконец, барьер пропускает нас в нашу реальность.
– Или не в нашу, – буркнул Шершень.
– Возможно, – согласился разведчик, – но маловероятно. Так что мы будем делать? Голосовать?
– Нечего тут дурью маяться! – припечатал сталкер. – Каждый сам за себя решает. Кто хочет, пусть возвращается и подыхает, а лично я – хренушки! Пусть и на войну заберут – всяко лучше, чем с голодухи загнуться или умом тронуться от излучения. Как хотите, а я пошел, так-на!..
И Шершень, сняв для чего-то с плеча винтовку, зашагал с ней наперевес к барьеру, словно в штыковую атаку. Достигнув преграды он чуть замедлился, но тут же с глухим «чпоком» оказался по другую ее сторону. Оглянулся, растерянно завертел головой, а потом почесал в затылке, забросил «Печенгу» за плечо и присел на корточки, явно собираясь ждать остальных.
– Где он?! – воскликнула Забияка.
– Он в Зоне, – сглотнул Плюх. – Только, похоже, нас он не видит…
– Так и должно быть, – успокоилась девушка. – Если в Зоне обойти Лазаревское, или подходить к нему изначально с этой стороны, то поселка не видно. Причем, не просто не видно, а его будто и нет – ни барьера, ни вообще какого-либо следа.
– Значит, идем?
– Дело твое. Лично я – точно иду.
Сказав это, Илона тоже зашагала к барьеру. Разведчик с «богомолом» и не подумали от нее отставать.
Очутившись снова в Зоне, Плюх испытал такую радость, словно вернулся домой. Он даже развел в безотчетном порыве руки, собираясь обнять Илону, но, увидев в ее глазах огонь возмущения, быстро развернулся к Блямсу и обнял его. «Богомол» ответил взаимностью, скрестив суставчатые лапы за спиной косморазведчика, и нежно «промурлыкал» ему прямо в ухо:
– Блямс-блямс-блямс-блямс!
– Может, отложите обмен любезностями на более подходящее время? – сухо бросила девушка.
– А чем неподходяще это? – освободившись из объятий друга, улыбнулся Плюх.
– Мы – на открытой местности в Зоне. Этого мало?
– Никого поблизости не видно, – огляделся косморазведчик. – Аномалии, если что, я увижу. Так что…
– Забияка дело говорит, – поднялся с корточек Шершень. – Идти надо. Дело к вечеру, а мы торчим тут, как хрен знает кто, так-на.
– Ну так идите, – махнул рукой Плюх. – У нас ведь теперь пути-дороги разные.
– Чего это разные? – насупился сталкер.
– Так ведь я к ученым иду. Блямс, понятно, со мной. Ты к ученым не хочешь, так что извини за беспокойство, спасибо за все и будь здоров, как говорится. Ну а Ил… Забияке домой пора, как я понимаю, отец-то волнуется небось.
– А чего это ты о моем отце печалишься? – рассерженной кошкой фыркнула девушка. – И командовать мною тоже не смей! Я – офицер, а ты – не пойми кто. Я сама буду решать, куда мне идти, равно как и все остальное делать, понял?
– За меня тоже не решай, – пробурчал Шершень. – К ученым он собрался!.. Мы вот сейчас с Забиякой уйдем – ты чего делать станешь? Где своих ученых найдешь?..
– Вы чего это, а?.. – удивился Плюх. – Не понимаю вашей агрессии… Я просто не хочу никого принуждать делать то, что считаю нужным лично я. Прогонять я никого не прогоняю, но я ведь понимаю, что у каждого из вас свои дела. Ну а как пройти к ученым, разве вы мне не подскажете?
– Я привык выполнять свои обещания, так-на, – продолжил ворчание сталкер. – Сказал, провожу тебя до корабля – так и сделаю. К ученым – да, не хочу, на хрен нужно, но коли тебе приспичило – держать не стану, иди, а я в сторонке обожду.
– Корабль? – задумчиво и медленно, будто пробуя слово на вкус, проговорила Забияка. – Та самая «Ревда», о которой ты рассказывал? Весьма и весьма любопытно. Я тоже не прочь взглянуть на это чудо.
– Но твой отец…
– Опять?!.. Какой же ты все-таки несносный!.. Но ежели тебе так будет спокойнее, я отправлю ему сообщение.
Девушка засучила левый рукав и принялась что-то сноровисто набирать на точно таком же, что и у Шершня, коммуникаторе. Закончив, она вновь опустила рукав и спросила:
– Теперь ты доволен?
– Я же не знаю, что ты написала, – развел руками Плюх.
– Написала: «Не изволь беспокоиться, жива-здорова, лечу с бароном Мюнхаузеном на Луну».
– Ты что?! – всплеснул руками косморазведчик. – На какую Луну?! С кем ты летишь?.. Твой отец с ума сойдет!
– Если бы он еще этого Мюнхаузена увидел – точно бы сошел, – усмехнулась Илона. И презрительно бросила: – Да не трясись ты так, шучу я. Никуда я с тобой не полечу. Да и ты тоже. Тот Мюнхаузен, который из книжки, более правдоподобные сказки рассказывал. А папе я написала то, что надо, тебе это знать совсем не обязательно.
– То есть ты мне все-таки не поверила… – пробормотал разведчик, но его перебил сталкер:
– Ты, Забияка, и впрямь особо не шуткуй. Твой папаня с отрядом своих «имперцев» сюда как примчится, да как порубит нас, не разобравшись, в капусту…
– Не примчится, – без особой уверенности в голосе сказала девушка. И, уже более уверенно, добавила: – Никого он не порубит. Мой отец не идиот какой и не дикарь. Он – князь, особа, приближенная к императору.
Плюх ничего этого будто не слышал. Ему вдруг стало так по-настоящему, до горечи в горле, обидно, что все остальное словно перестало для него существовать.
– То есть ты мне все-таки не поверила, – повторил, уже громче, Плюх. – Не поверила, да? Но почему?! Кто же я, по-твоему, такой?!..
– Не ори, – спокойно и опять с хорошо уловимым презрением в голосе ответила Забияка. – И, если не боишься разоблачения перед твоим провожатым, я скажу, кто ты такой. Хочешь?
– Я хочу! – набычился Шершень.
– Говори! – потребовал косморазведчик.
– Ты – ученый. Привести аргументы?
– Да!.. – дуэтом выдохнули Плюх и сталкер, при этом последний посмотрел на разведчика столь широко вытаращенными глазами, что тому стало страшно: не выскочили бы. Сам же Плюх отчего-то разом успокоился. Ему даже стало интересно, что начнет выдумывать Илона.
– Самый главный аргумент, – сказала девушка, – то, что ты к ним хочешь попасть. Никто не хочет, а тебе вот всенепременнейше нужно! Теперь понятно почему – потому что ты сам оттуда. Второй аргумент – твоя чудесная одежда. Ни у кого здесь такой нет, а у тебя – вот она. И видишь-то ты все, и слышишь, и ничего-то тебя в ней не берет… Ну а теперь давайте-ка вспомним, во что одеты ученые?.. Вот то-то же. Третий…
– Ученые не могут далеко от своей лабы уйти! – перебил ее определенно начавший нервничать сталкер. – У них другие скафы, ни хрена и близко нет с этим. И я сам, так-на, видел, как он с неба в этой… как ее… шлюпке грохнулся! С этим… как его… Брамселем!.. Где у нас такие хреновины, что летать могут? Где у нас такие зеленые «богомолы»?..
– Очень хорошие вопросы, – скривила губы Забияка. – Ученые не могут в своих скафандрах отойти далеко от лаборатории? Абсолютно верно. Но ведь они получают много всего «с той стороны»? Вот им и передали для испытания новый, более совершенный костюм, в котором как раз можно гулять, где угодно. Не верите? Вот оно, доказательство, перед вами. Летающая шлюпка? Ее передали тоже. Причем еще недоработанную и как следует не испытанную. Доказательство? Она, как ты, Шершень, верно сказал, грохнулась. Вот подумай сам, если бы это и в самом деле был эфирный корабль из двадцать второго века, он бы разбился вот так запросто?