Настроение было ужасное.
— Праздник начинается, — восторженно блестя линзам очков, пропела одна из соседок.
Дина нехотя поднялась, и вышла из палатки. Глеб ждал уже у костра. Старейшина начал говорить, Глеб переводил его речь.
«Чтобы предстать на празднике после дальней трудной дороги с чистой душой, без злых помыслов, необходимо совершить обряд Улгани (очищение).» Зазвучал бубен, хомуз и редкое гортанное пение, над рекой словно мантра, раздалось эвенкийское заклятье: «Костер сжигает все дурное, дым очищает наши души. И жизни нить — полоска ткани соединится с жизнью древа. А значит наша жизнь в руках божества Энэкэн Буга (бабушка огонь)».
После очищения дымом костра, всем раздали пресные лепешки, отломив кусочек, надо было покормить духа очага Имты. Дина бросила хлеб в огонь. Ворота на праздник Бакалдын были открыты.
В лагере шел ужин. Оказалось, что многие уже приехали. Поставили чумы прямо на берегу. На чистых накрытых белой материей столах стояли пластиковые бутылки, как оказалось, с кумысом. Водка на таких праздниках, и вообще, любой алкоголь под запретом.
Молодые эвенки подавали на стол блюда национальной кухни. Длинный общий стол. Веселый гомон многочисленных участников, все это напомнило студенческую пору — сбор картошки, быстрые романы. На душе стало светло и радостно, головная боль прошла.
И от благодарности всем этим людям, Дине захотелось не быть пассивным зрителем. Она схватила кружки, и пошла на берег мыть посуду. Глеб вызвался ей помочь.
Они спустились к реке, помыли посуду в полном молчании, никакой неловкости. Словно старые добрые друзья. Когда они вернулись, за столом пели.
— Погуляем по берегу? — предложив Глеб.
— Ой, давай, хочу лунную дорожку увидеть, и золотую рыбку поймать.
— Рыбалку любишь? Организуем.
Дина засмеялась.
— Красивый у тебя смех, заразительный, — и мужчина тоже рассмеялся.
Они шли вдоль реки, и он рассказывал о своей жизни.
Вся жизнь — дорога. Любови короткие, как лето в тундре, а одиночество длинное, как полярная ночь. Пытался жить, как все: женщина, теплая, нежная, дом, в который хотелось возвращаться. Маленькие ручки и ножки дочери. Он как-то привез ей унты, и не угадал с размером, так за лето, дочь выросла. А потом — это жестокое время: время очередей, безденежья. Геология умерла, пришлось идти в сторожа и кочегары. Огонь, которым он умело, управлял в кочегарке, забрал у него самых родных и любимых. Пьяный сосед вышел на балкон покурить и бросил окурок на их лоджию. Потом уже следователи расскажут, что дочь уползет и спрячется под кровать, а жена будет ее искать до последнего мгновения. Он знал, кого выбирал в жены — самую верную Он потерял и жену, и дочь. Глеб рассказывал негромко, спокойно текла его речь. Потом искал смерти, спускался с ребятами по самым бурным рекам, и словно в насмешку не погиб, а напротив, даже, каким-то чудом спас мальчишек, вчерашних школьников.
Судьба будет испытывать его на прочность, и каждый раз он будет нужен, чтобы протянуть руку помощи. Он уйдет на два года в тайгу, станет отшельником, в тайге потеряет друга, умнейшую охотничью лайку.
Вернется словно в новый мир. Старый друг, сокурсник поможет восстановить права на квартиру, продать ее, купить дачу и машину.
Очень долго он позволял себе привязываться только к кошкам и собакам. Дома ждет кот, Пушок. Ведь должен кто-то ждать, иначе совсем край.
После такой трагичной истории, Дине было стыдно, признаться: «Живу, как трава в поле. Что день даст, то и ладно. Никем не любимая, никогда. Даже мать променяла ее на отчима. Радует своей любовью чужих детей. А так у меня все хорошо, работа, дом, подруга».
Впереди на берегу у самой кромки реки что-то заблестело.
— Вот и золотая рыбка, — сказал ее спутник.
Оказалось, старинный бубен.
— Шаманский, — авторитетно заявил Глеб. — Вот видишь рисунки двух миров. Солнце, птица, косуля — предметы и жители Верхнего мира; Луна, рыба, медведь — предметы и обитатели Нижнего мира. Этот бубен нечасто использовали. Видимо, что-то случилось с хозяином, когда еще был молод. Ты не поверишь, но у шамана жизни на девять бубнов. Как девятый порвется, земной путь шамана прервется.
Тихо плескалась река, Дина попробовала ударить по бубну. Кожа его была абсолютно сухой. Словно кто-то выбросил его здесь, специально для них, в подарок.
Бубен отозвался глухим звуком — словно удар сердца.
Дина села на мелкие камешки берега, они еще хранили дневное тепло.
Вдруг стало трудно дышать, вспомнился рассказ Глеба, о жизни и любви. Женщина, не сдерживая больше чувств, зарыдала.
— Динка, ты что? Да это давно было, ты не вздумай меня жалеть.
Он присел рядом, обнял за плечи и прошептал в самое ухо: «Ты лучше люби».
И поцеловал прямо в губы. Оба были словно опьянены, друг другом.
Возвращались уже с рассветом. На реке китайцы ныряли в ледяной воде.
— Экстремалы. Хотя вряд ли это такой народ, что без выгоды ничего не сделает.
Расставались у штаба и не могли разжать рук.
— Я же тебе подарок приготовил. — Глеб сбегал к своей палатке и принес, прекрасно выделанную, на длинном ремне сумку. Вышивка была великолепна, словно живая, танцевала на полотне эвенка.
— Бубен, давай в сумку положу. Может он волшебный?
— Да, какие могут быть сомнения, конечно волшебный!
Утром в лагерь, наконец-то приехала Аян.
Все были так ей рады, что не отпускали, дети, старики, взрослые, всем хотелось получить от нее улыбку.
Наконец, дошла очередь, и до Глеба с Диной.
Аян загадочно улыбаясь, посмотрела на влюбленных.
— Пойдем, уже, наверное, проснулся, — непонятно сказала она.
В снегоходе был привязан мешок, из которого торчала голова, пушистая белая, голубые, словно подведенные тушью глаза. Щенок, тот, кого так ждал Глеб.
Аян освободила щенка, тот уверенно стоял на широких лапах. Белый, совершенно весь, только черный нос. Эвенка достала кусочек оленьего мяса, и отдала мужчине. Глеб протянул руку с угощением к щенку. Пес взял, и съел, жадно и быстро, мужчина тихо, ласково обратился к нему.
— Здравствуй, младший брат. Я радовался твоему появлению на свет не меньше твоей матери и отца. Я полюбил тебя, еще не видя. Потому что знал, ты вырастешь сильным, и храбрым псом, верным помощником в охоте, и утешителем в грусти.
Он сел перед щенком на колени и медленно стал тянуть руку к его загривку. Потом положил ладонь, щенок заворчал. Глеб погладил его за ухом, настороженность щенка прошла, и он сделал то, что делают все щенки, признавшие друга, он лизнул, ласкавшую его руку.
Аян пошла к штабной палатке, у нее было много дел.
Щенок сначала вскочил, побежал за девушкой, но та не обращала на него внимания. Он растерянно остановился.
Глеб позвал его — Утиур, ко мне.
И щенок, вернулся к Глебу, он сделал свой выбор — вожака, друга, старшего.
Заканчивался второй день в тундре.
Третий день ознаменовался, большим тоем — играли сразу три свадьбы.
Китайцы все так же ныряли в холодной воде. Вера и Надя, включили диктофоны, записывая свадебные песни. Вечером у костра старый пастух, отец невесты рассказывал легенду о самом священном месте.
«На берегу реки Кэнкэмэ находятся священные деревья, это деревья Добра и Зла. Две старые лиственницы толщиной в три-четыре обхвата стоят рядом друг с другом. Существует предание, что раньше было два шамана: один белый, другой черный. Однажды они сошлись на этом месте в яростной схватке, но никто не мог одолеть своего врага. Воевали они нескончаемо долго и превратились в деревья. Белый шаман превратился в стройную высокую лиственницу, девять толстых ветвей которой тянутся вверх к солнцу. А черный шаман превратился в толстую старую лиственницу, девять кривых ветвей которой смотрят вниз, а нижние ветви впиваются в землю как корни. Место, где стоят эти два дерева, загадочно. Где стоит черное дерево, река мелеет и переходит в стоячую воду, а где светлое дерево, река глубока и течет быстро. Люди приходят к священным деревьям и приносят в жертву вещи, деньги, просят для себя и своих близких здоровья, удачи и счастья».
Грустная история, а лучше веселую расскажу, расхрабрилась Надя.
Это было пять лет назад, приехали с экспедицией, в поселке в столовой, за завтраком наняли проводника. Такой, знаете, Дерсу Узала, повел нас в родовое стойбище, есть там старики, что видели тунгусский метеорит. До места не дошли, в тайге, в охотничьем домике решили передохнуть. В проводнике нашем вдруг азарт охотничий разыгрался, и ушел он в тайгу. День прошел, нет проводника, второй пошел, нет проводника. Мы городские жительницы, печь погасла, благо сухари были и вода в кадушке. Сухари в воду макаем, и едим. В тайге отретироваться не умеем. Из оружия один нож. Сидим, и тут Глеб Николаевич приходит. Оказалось, что встретил нашего горе-проводника, а тот загостился у кума в тайге. И в запой ушел. Так Глеб Николаевич нас спас. С тех пор, мы и знакомы. И теперь, только тем людям доверяем, кого он рекомендует.
Все вежливо посмеялись.
Старик, рассказавший легенду, авторитетно заявил — Улеб, хороший человек, тайгу знает, тундру знает, язык знает. Наш человек.
Они вернулись в М. вечером. Впереди у Дины было еще целых шесть дней отпуска.
В аэропорту она отобрала у Глеба свою сумку, и на его недоумевающий взгляд сказала: «Отпусти. Мне надо побыть одной».
Дома она распаковала сумку, загрузила стиральную машину, и легла, включив телевизор. Вещи были в стиральной машине, но Дину преследовал запах рыбы.
Ах, да, — устало вспомнила она. — Бубен шамана, он в сумке, подаренной Глебом.
Она вытащила инструмент, и решила убрать его на балкон, пусть проветривается. Положила на полку шкафчика, где лежали пустые банки, для солений.
За окном, лето, побило очередной максимум температур. В квартире было душно, спать невозможно. Среди ночи ее разбудил странный звук. Толи стон, толи плач.
Она прислушалась, в ночи, женский голос пел песню, она не понимала слов, но исполнительнице явно было грустно и одиноко.
Дина вышла на балкон посмотреть, кто же так поет, безнадежно и горько. Какая-нибудь влюбленная глупышка. Но двор был наполнен тихим шелестом листвы, шорохом шин. А песня звучала рядом. Ее пел бубен.
Дина подумала, что обилие фольклора, для ее неизбалованной народным творчеством души, было слишком много, даже уже галлюцинации начались. Она закрыла дверь на балкон и уснула.
Лилька, конечно, сразу поняла, что Дина сама не своя.
— Ну, давай подруга, пошли, прогуляемся.
— Рассказывай. — Пристала подруга, как только они сели за столик в уличном кафе.
— А что рассказывать. Совсем не мой типаж, рост, борода, даже профессия. А самое главное, он мне как, фото показал, а там жена-красавица. Настоящая русская краса. А я, мышь серая.
— Ой, не занижай самооценку. А начет того, что не твой типаж. Так, подруга, в тридцать пять уже надо брать тех, кто нас выбирает. И чтобы не сорваться, видеться редко. Его работа самая подходящая.
— Мне нужно время, все так закрутилось, словно мне двадцать лет. Совсем голову потеряла от этой встречи. Надо время в себя прийти.
— Такие мужики на дороге не валяются, и если он тебе не нужен, может мне с ним свидание устроить. — Пошутила подруга.
Но как часто бывает, не было бы счастья, да несчастье помогло.
По возвращении домой, Дина застала в квартире полный разгром. Все с полок в шкафах валялось на полу, в кухне тоже самое.
Причем двери были целые, преступник, а их было двое, как показала камера над подъездом, влезли через балкон. Двое похожие на героев японских боевиков, ниндзя, так старшая по подъезду сказала. Все ценное было на месте: кольцо золотое, подаренное отчимом на выпускной, немного валюты.
Она села среди этого разгрома и вдруг подумала, если эти люди не нашли то, что искали, значит, они придут снова.
И она сделал то, что не могла себе позволить за много лет одинокой жизни — позвонила мужчине. Глеб ехал часа три не меньше. Она боялась оставаться в квартире, и ждала его во дворе.
— Ну, пойдем, посмотрим. Заявление в милицию написала?
— Нет, ведь ничего не пропало.
— Ну, ты, как ребенок честное слово. Ведь что-то искали.
Кое-как с помощью Глеба, прибравшись в квартире, Дина подмела наскоро кухню, и включила чайник.
— Еще что необычное было, — спросил он, услышав о «ниндзя».
— Нет, хотя, да, нет ерунда.
— Дина!
— Бубен пел мне песни.
И увидела, как у мужчины удивленно поползли вверх, светлые брови.
— Пел, да, на незнакомом языке, грустно так.
В коридоре что-то зашуршало, и Дина нервно засмеялась — Вот еще барабашка.
— А, нет, это Утиур. Не оставлять же его одного, он маленький еще.
И мужчина вышел в коридор, вернулся и принес щенка.
Тот сноровисто стал исследовать новую территорию. И ту же на полу заблестела лужица.
— Не сердись, он же вольный зверь.
Потом пили чай. Глеб о чем-то сосредоточенно думал.
Дина, молча, разглядывал его.
Вот, все так не нравившееся в других мужчинах: длинные волосы, затянутые в хвостик, бородка, и даже эти белесые брови. Все, вдруг стало родным и милым. Она потянулась к мужчине, и поцеловала, прямо в губы. Они были горячими. Они лежали, тесно прижавшись, друг к другу на диванчике.
— Не оставляй меня, даже если я буду прогонять, и просить оставить. Никогда, не оставляй! — шептала она, думая, что он спит.
И уснула счастливой и любимой.
Проснулась она от легко поцелуя Глеба в плечо.
— Слушай.
Девушка пела, все так же, безысходной тоской, звучал ее тихий голос.
— Это, Горюнав, помнишь одну из легенд, записанных Людой? Просит помочь.
— Кого?
— Меня. Приди, поет «Белый шаман с белым волком, и спаси мое счастье, моего Горбуна».
Глеб замолчал, слушая песню, больше не переводил. Прошел на балкон и стал искать бубен. Осторожно занес его в комнату. И сказал:
— Ты только не пугайся, вот, что они искали. Бубен.
— Кто они?
— Я не знаю кто, но разве могли они подумать, что в такой мистический предмет, будут ставить, пустую банку из-под огурцов. Это только такая удивительная, женщина, как ты могла сделать.
Он поцеловал Дину и укрыл одеялом.
— Знаешь, в те годы, когда я искал смерти, однажды на охоте я провалился под лед, выплыл, но подхватил воспаление легких.
Тогда я и познакомился с Аян и ее братом. Они дети шамана.
Их отец, Иван Иванович меня вылечил. Смеясь, рассказал, что учился в Ленинграде, дипломированный врач. Камлал для уважения своих деревенских, а меня поднял на ноги сильными антибиотиками.
Я долго был между жизнью и смертью. Все летал над облаками, искал, звал свою жену и дочь. Не верящий в бога, я просил отправить меня в ад или рай, лишь бы с ними встретиться. Бог, или кто-то там, пришел ко мне в образе старого тунгуса, и привел меня на берег реки, посадил в лодку и исчез. Челнок, качался и качался на волнах, а когда я очнулся, у больничной кровати сидела Аян, и пела песню.
Я пошел на поправку, а Иван Иванович, сказал тогда странные слова.
— Все эти годы, пока ты искал смерти, ты был болен «шаманской болезнью». Ты мог стать сумасшедшим, но не стал.
Мой сон врач растолковал так: «Ты плыл по реке шаманов — Энгдекит, она соединяет верхний и нижний миры.
Пока ты болел, в тебя вселился дух великого шамана. Почему он выбрал тебя? Не знаю, может, когда-нибудь, ты поможешь нашему народу, как мы помогли сегодня тебе?»
Так, я и не понял, шутил он или нет, уснул, здоровым сном выздоравливающего человека.
Но потом, пока я сил набирался, доктор стал учить меня входить в транс.
Занятие очень опасное, но ты ничего не бойся, ты просто поможешь мне вернуться. Будешь моим помощником. Как увидишь, что я уже без сил, в холодном поту, просто поднеси к глазам зажигалку или спичку, я увижу свет, и вернусь в этот мир.
В подтверждение своих слов Глеб сначала достал зажигалку, из внутреннего кармана трубку, и маленькую табакерку. Спустился с дивана на пол, щенок улегся хозяину на колени.
— Наркотики? — спросила Дина встревожено.
— Нет, тебе не положено знать.
Я сейчас засну и Утиур тоже. Может с открытыми глазами. Мы уйдем в прошлое. Надо помочь Горюнав. «Бубен дорогу ему укажи»- процитировал он слова песни.
Потом мужчина очистил бубен над огнем зажигалки.
Порывшись в кармане, достал высушенную медвежью лапу, ею, ударил в бубен.
Сначала осторожно, словно боясь разбудить соседей. Потом смелее. Отбивая ритм, словно его рукой управлял сам бубен. Дина увидела, как лицо любимого словно окаменело, он застыл, не шевелясь, веки остались полуприкрыты.
Потомок волков, Итиур, зевнул, и вдруг мгновенно уснул, растянувшись во весь свой рост на коленях друга-вожака.
Он стоял на берегу реки. Горбун уже хотел начать камлание, когда увидел, как густой туман превратился в человека. Сначала показалось, что седого старца, но когда человек подошел поближе, юноша увидел зрелого мужчину. Он был высок, и волосы и борода густые, такие не растут ни у кого в их краях. Волосы не седые, а белые как снег. Рядом прижавшись к ноге, стоял белоснежный волк.
Мужчина протянул руку, и не совсем уверенно сказал на языке пращуров — Отдай бубен.
Горбуну некогда было рассказывать о своей беде, да и отчего-то он был уверен, незнакомец, о ней знает. Он протянул бубен и колотушку.
Белый шаман, а кого, кроме шамана, будут слушаться духи, ударил в бубен, потом еще, и еще. И запел на незнакомом языке. Видимо, знал язык богов.
_Что пел неведомый гость. Из какого мира он пришел: верхнего или нижнего? Из мира еще не рожденных шаманов, или воскрес из мертвых, великий шаман?
Но вот река разделилась на две, и течение обернулось вспять. Корабль маньчжур устремился к своим далеким берегам, а лодка родителей невесты припыла к берегу.