Юрик скривился: ох, уж эта отцовская идея, чтобы был в семье хотя бы один кандидат наук! Ну какой из него ученый?!
Впрочем, дама, которая взялась писать за него диссертацию, ему нравилась: пусть и профессорша, но не чокнутая. Остроумная, обаятельная. И внешне еще очень даже аппетитная.
Когда встретились после концерта, Юрик даже предпринял попытку затащить ее домой. Мол, там удобнее будет о научных материях поговорить, под хороший коньячок. Но Ирина Андреевна улыбнулась:
– Плохая примета, господин аспирант. Вот защитишься – тогда приглашай на банкет!
Что ж! День у него сегодня выдался долгим. Вся ночь накануне прошла в самолете, потом репетиция, концерт, двухчасовая пытка учеными терминами… А завтра в девять утра ему уже опять надо в аэропорту быть. Возвращаться на Бали, к жене и сыну.
Добрался до дома на такси, сбегал в душ и в постель рухнул. Думал – уснет мгновенно, но непредсказуем человеческий организм. Руки-ноги аж дрожат от усталости, в голове туман плавает, а вырубиться никак не выходит. Мысли мчатся, как неуправляемые мустанги: то очередной вопрос от оппонента всплывет, то мелькнет перед внутренним взором соблазнительная, пухленькая фигурка профессорши, то воспоминание об обидной фальшивой ноте, которую взял сегодня на концерте (и о гневном взгляде, что на него дирижер бросил).
К двум часам ночи решил: без толку в кровати валяться, головную боль наживать. Но включить бра не успел – в тихом ночном доме отчетливо раздался звон разбиваемого стекла.
Юрик пружинисто выскочил из постели, бросился к окну: никого не видно. Вот баран он! Отец-то всегда дом на сигнализацию и ночью ставил, на всякий случай. Безалаберный сын его примеру последовал лишь однажды и утром, конечно, забыл отключить. Пришлось потом объясняться с вооруженным нарядом полиции, который явился почти мгновенно. С тех пор мозг не забивал. Считал: поселок у них хорошо охраняемый, забор вокруг дома трехметровый, кто рискнет сунуться?
Но, поди ж ты, осмелились!
И шаги – сторожкие, еле слышные – уже по лестнице шелестят. Осведомленные, похоже, воры. Знают, что сейф, где все наличные, украшения, скрипка работы Страдивари – на втором этаже.
Юрик лихорадочно заметался по комнате. Оружия здесь никакого не имелось, не идти же на грабителей с настольной (пусть бронзовой, массивной) лампой в руке?!
Звонить в полицию? Но в пустом доме каждый шорох слышен, и дверь в свою спальню он не закрыл. Услышит вор (воры?), как защелкнется, или голос его до них донесется – кто знает, как среагируют? Вряд ли они сами в дорогой особняк полезли без оружия!
Нужно, решил, тихо – очень тихо! – выбраться на улицу. И звонить уже оттуда. Там хотя бы опасности нет, что окажешься – если останешься в своей спальне – в западне.
Молодой человек напряг слух. Из гостиной донеслось еле слышное металлическое звяканье. Вор, похоже, с сейфом возится.
Юрик сунул в карман телефон. В одних носках двинулся прочь из комнаты. По пути заглянул в библиотеку. Он, конечно, очень сомневался, что предусмотрительный отец оставит свою «беретту» в шкафу, как иногда бывало, когда Гречишников-старший возвращался с охоты.
Но ему повезло – оружие было на месте.
Юрик трясущимися руками схватил ружье. Нет, нападать он ни в коем случае не будет (да и стрелять молодой человек не умел), но хотя бы чуть-чуть на душе стало спокойнее.
Полной темноты в доме не было: луне как-то удалось пробиться сквозь плотные октябрьские тучи. Гречишников сделал глубокий вдох – и проскочил мимо открытой двери. Но не учел, что от его движения по комнате метнулась отчетливая в лунном свете тень. И тут же загрохотали шаги.
Чтобы не оказаться к противнику спиной, молодой человек обернулся, и душа ушла в пятки.
Его нагонял мужчина, лицо перекошено, то ли от злости, то ли от страха. А в руке его блестел антикварный, инкрустированный изумрудами охотничий нож (из отцовского же сейфа).
– Стой! – истерически выкрикнул самозванец.
И замахнулся.
* * *В полнолуние Диме Полуянову всегда не спалось. До трех ночи он крутился, а в шесть утра уже подскочил, будто пружиной подбросило.
Рядом мирно сопела Надюшка, старый пес Родион, стороживший вход в спальню, приподнял лениво башку и снова уснул.
Журналист – сентиментальным становился с годами, заботливым – подоткнул Надюхе одеяло. Та, не просыпаясь, благодарно улыбнулась, притянула его к себе. Дима уже и пригрелся, и две тысячи слонов насчитал, но так и не дождался блаженного, предзасыпательного тумана. Ну и глупо валяться! График работы у него, по счастью, ненормированный. Помчаться сейчас в редакцию, сделать все дела, а уже к обеду станешь свободным человеком. Можно будет Надюху из библиотеки выкрасть, сводить куда-нибудь. А то в последнее время она сама стала как печальный октябрьский дождь.
Встал, накинул халат.
– Ты куда, Дим? – сонно пробормотала Надюха.
– На работу. Ты не вставай, еще рано!
Но она уже, не открывая пока глаз, села на постели. Дисциплинированно пробормотала:
– Я тебе завтрак приготовлю!
Удивительный человек!
Дима сегодня – из-за бессонницы, что ли, – был настроен лирически.
Повалил Надюшку обратно в постель, поцеловал жарко, пробормотал:
– И думать не смей вставать! У тебя сегодня – королевский день.
– Чего? – захлопала глазами она.
– Я сейчас сам принесу тебе кофе. После работы съездим в магазин, сапожки тебе купим на зиму. А вечером пойдем в ресторан.
– С чего это ты вдруг такой добрый? – взглянула на него подозрительно.
– Потому что, Надюшка, дождь. И противный месяц октябрь на дворе. А когда погода не балует, хотя бы люди должны быть добрее друг к другу, – философски изрек Полуянов.
Надька, кажется, не поверила в добрые намерения. Но спорить не стала, весело улыбнулась:
– Ты думаешь, я стану возражать?
* * *Обычно Надя не смотрела по утрам телевизор. Не до него, когда вечно опаздываешь. Но сегодня, спасибо Полуянову, ранней пташке, времени у нее полно. Включила. Ток-шоу, плохонькие музыкальные клипы и старенький сериал не заинтересовали. Пришлось остановиться на криминальных новостях. Зевая, выслушала про очередную махинацию подле обменника. Но дальше пошло интересней.
– Попытка вооруженного ограбления особняка нефтяного магната Гречишникова на Рублевке, – сообщил диктор.
Ну-ка, ну-ка!
Домик очень неплох… а щуплый парень, который отворачивается от камер – он, что ли, и есть магнат?
Надя прислушалась:
– Гречишников вместе с семьей сейчас отдыхает на Бали, и грабитель, видно, на это и рассчитывал. Однако в доме совершенно случайно оказался сын предпринимателя Юрий.
Молодого человека заслонил от журналистов представительный мужчина в костюме, веско заявил:
– С заявлением мы выступим позднее, но пока я могу сообщить лишь то, что это самооборона чистой воды. Грабитель оказался вооружен, он первым нанес удар. Моему подзащитному ничего не оставалось, кроме как защищаться.
Надя ухмыльнулась: хорошо, когда у тебя есть дорогой адвокат. Поднесла ко рту вилку с аппетитным блинчиком.
Снова дали общий план особняка, диктор возбужденно произнес:
– Личность грабителя, покушавшегося на имущество Гречишникова и погибшего от руки его сына, уже установлена. Им оказался…
Пауза. Во весь экран дали фотографию.
– Молодой актер Роман Черепанов, – объявил диктор.
Надя ахнула.
Блинчик шлепнулся обратно в тарелку.
* * *Тему «жизнь и смерть молодого актера» его новый начальник, главный редактор «глянца», принял на ура. И уже к вечеру того же дня Полуянов успел узнать многое о безвременно погибшем Роме Черепанове.
Не было от него покоя и дома.
Митрофанова встретила его заплаканная, уголки губ страдальчески опущены.
– Ой, как ты убиваешься, – съязвил Полуянов. – Прям будто близкий человек ушел!
– Дурак! – крикнула Надежда, дала ему в плечо кулачком – довольно больно – и ушла в спальню рыдать.
Дима сделал себе чаю. Потом подумал и налил еще одну чашку – Надежде. Взял вазочку с конфетами и побрел к ней. Девушка ничком лежала на кровати, лицом уткнулась в подушку, волосы разметались. Журналист буркнул:
– Прости. Это я от ревности.
Девушка только всхлипнула. Тогда Полуянов продолжил:
– А может, я просто пытаюсь скрыть свои истинные чувства. На самом деле жалко мужика. Не заслуживал он этого!
– Вот именно! – страдальческим тоном протянула Надя и, закрыв лицо одной рукой, перевернулась на спину.
– Я чаю тебе принес. И конфеток. – И тем же тоном добавил о Черепанове: – Такое впечатление, что Роме фатально не везло. Сначала эта история на озере Комо. Потом его дурацкая затея с фирмой «Фуэте» тоже бесславно провалилась, да очень быстро. Теперь вот смерть нелепая. Или, может, он кому-то сильно насолил? И его целенаправленно изводили? И вот – извели!
Девушка оторвала руку от лица и переспросила:
– И у тебя такое чувство?
– Да тут не надо быть Шерлоком Холмсом.
Дима протянул Наде носовой платок. Она отклонила его и приподнялась.
– Кому же он насолил? Кому понадобилось его изводить?
– Одно могу сказать – не мне.
Надежда встала и направилась в ванную. На ходу бросила:
– А я на тебя и не думала. Ты на такое не способен. – А потом, когда уже выходила из двери – он едва расслышал – сказала, словно в сторону: – И ты меня не настолько любишь.
Дима решил не цепляться к словам – ему и впрямь не могло прийти в голову мстить кому угодно за кого угодно, даже за Надежду.
Да и если бы он вдруг взялся, нашел бы способ попроще. Надавал бы по мордасам – и все дела. А тут уж очень затейливо. Сначала скандал в Италии, потом афера с турагентством, теперь вот убийство – в чьем-то особняке, при попытке ограбления. На кого, на кого, а уж на ворюгу Роман точно не был похож. Что он там забыл, на чужой вилле-то?
Может, в самом деле это чья-то затейливая изощренная месть? В духе графа Монте-Кристо. Но кому мог насолить Роман Черепанов? Не чиновник, не депутат, не генерал, не тюремщик, не прокурор? Просто артист?
А может… Не случайно ведь роман про Эдмона Дантеса обычно очень любят девчонки? Может, потому, что граф близок их сердчишкам? Дамы ведь похитрее, чем мы. И мстят они за свои обиды иначе, чем парни: витиевато, затейливо, как раз в духе ученика аббата Фариа.
В этот момент в спальню вернулась Надежда. Она успела сделать со своим лицом что-то такое, что от былых слез остался лишь румянец да слегка покрасневшие глаза.
– Слушай, Надька, – спросил Дмитрий, – а ты роман «Граф Монте-Кристо» любишь?
– Ты же знаешь, что люблю.
– Нет ощущения, что твоего Рому… – Девушка сделала протестующий жест. – Хорошо, не придирайся к словам: нашего Рому замочили вследствие тщательно разработанного заговора?
– Мне тоже кажется, все это не случайно.
– Кому же он мог так насолить? – Дима раздумчиво потер виски. – Какому-нибудь мужу ревнивому? Или, наоборот, жене? И вообще: мне только кажется, что здесь замешана женщина?
Надя просияла:
– Значит, и тебе?..
* * *Разработку убийства Романа журналист решил начать с Интернета. Когда-то, на заре туманной юности, он от помощи компьютера в своей репортерской работе принципиально отказывался, даже статьи писал от руки. Но теперь не мог уже не признать великой пользы Всемирной паутины. Всецело доверять ей, конечно, нельзя, каждую строчку, там появившуюся, по четыре раза перепроверять надо. Но в качестве безбрежного хранилища информации Интернет весьма подходил. Особенно теперь, когда пришла мода саморазоблачаться: писать на самого себя доносы в бесчисленных социальных сетях.
Журналист почему-то был уверен, что в соцсетях следов смазливого артиста обнаружится множество. Так и вышло – да только не сильно в итоге его расследование продвинуло.
Полуянов просидел в Сети весь следующий день. Ушла на работу, а затем вернулась Надя, он выходил на кухню, наливал себе кофе и делал бутерброды – и снова приникал к экрану. Упорно искал в Сети Черепанова, а главное, его связи: всех, кто мог бы артиста извести (если, конечно, его и впрямь извели и убийство было не случайным). Но для начала требовалось хотя бы найти близких ему при жизни людей. Всем ведь известно, что история ненависти всегда начинается с любви. И тот, кто был родным и ненаглядным, превращался в главного ненавистника.
Поиск требовал терпения и сил. А ведь приходилось еще и отвлекаться! То последние футбольные новости посмотришь, то забавный ролик, то в собственный «Всемирный журнал» (который Полуянов наконец-то завел) сделаешь запись, на комменты френдов ответишь. А с самим Черепановым оказалось все совсем не просто. Поисковики упорно показывали ссылки, живописующие три последних происшествия с Романом: скандал на озере Комо, разоблачение фирмы «Фуэте» и гибель в особняке Гречишниковых.
Дима просмотрел всю информацию о хозяйке итальянского пансиона Луизе Ланселотти, в девичестве Симоновой, и о семье Гречишниковых. На их личных аккаунтах побывал, однако никаких ниточек, связывающих с убитым, не обнаружил. Никаких совместных фото, никакой переписки, никакого бытования в электронных друзьях.
Как раз пришла с работы Надя, возилась в кухне – готовила судака по-польски. Дима вышел туда, спросил:
– Ты с покойным была знакома больше, чем я. И ближе, чем я…
– Хватит меня уже шпынять этим!
– Извини. Извини. Я просто хотел спросить: может, ты слышала когда-то от Романа о семье Гречишниковых? Знаешь о том, какие ниточки их могут связывать?
Держа на отлете руки в рыбе, Надя протянула:
– Гречишниковы, Гречишниковы… Тот, кто его убил? Раньше? Не припомню сразу. Но может быть. Хорошо, я подумаю.
И Дима опять ушел к себе, нырнул в волны Инета. Теперь он стал штудировать фильмо– и сценографию актера. И выяснилось, что не так уж много Черепанов снимался и на подмостках блистал. Мельпомена с Талией[9] призывали его всего раза четыре – на неглавные роли в антрепризах. Десятая муза тоже не часто требовала от него священной жертвы. Фильмография насчитывала десять работ в сериалах: шесть эпизодов, остальные – роли второго плана.
Полуянов не поленился, просмотрел списки тех, кто работали над каждым фильмом. Все ж таки журналист в кино не совсем чужой. Пару лет назад волею судеб даже снимался в сериале – и в итоге стал свидетелем убийства в киногруппе в литерном поезде Питер – Москва.[10] Вдруг в мире кино у него самого найдется знакомый, который с Черепановым пересекался?
И тут Диме наконец повезло. Черепанов, оказывается, сыграл роль в снятом шесть лет назад мини-сериале «Агент ВЧК». Кино Полуянов, разумеется, не видел, но вот в списке «Роли исполняют» нашлась еще одна знакомая фамилия: Эльмира Царева. Именно с ней, немолодой звездой советского кино, журналист путешествовал в том самом смертельном поезде, идущем из Северной столицы в столицу формальную. «Интересно, были у Царевой с Черепановым тогда общие сцены? Пересекались ли они на площадке? Можно, конечно, фильм посмотреть: скачать из Сети, или прямо онлайн. Но четыре серии по сорок четыре минуты каждая – это, извините, почти три часа. Даже если быструю перемотку включить, все равно кучу времени убьешь. Не легче ли напрямую самой Царевой позвонить?»
Дима открыл свой личный файл «Люди», которым чрезвычайно дорожил и оттого дублировал его и на флешке, и на диске, и в телефоне, да и в распечатанном виде имел. Это был кондуит почти из тысячи телефонных номеров – в том числе домашних, мобильных и секретных – самых нужных, известных и полезных людей в стране. Никто из тех, с кем Дима когда-либо встречался по работе и по жизни, не избегли попадания в его личную паутину – от охранников до премьеров, от статистов до исполнителей главных ролей. Присутствовала в списке и Царева.
Дима знал, что из кино и театра актриса ушла. Посвятила свою жизнь дочери, которая сильно болела. «Но вроде бы некрологов про Эльмиру Мироновну пока не было, – с профессиональным цинизмом подумал журналист. – Да и дочка, наверное, тоже не покинула сей лучший из миров – иначе мои коллеги, шакалы с телевидения, уже не преминули бы слезоточивый фильмец о звезде сварганить. С закадровым текстом замогильным голосом: «Мало кто знает, что всю свою жизнь великая актриса посвятила тому, чтобы ухаживать за прикованной к больничной койке дочерью!» А мы ведь, кажется, с Царевой расстались друзьями – насколько это возможно после ночи, проведенной в компании с убийцей и двумя трупами».
Полуянов набрал номер мобильного актрисы из своего знаменитого поминальника.
– Эльмира Мироновна?
– Кто это? – прозвучал царственный голос, нисколько не утративший великолепной мхатовской поставленности.
– Мы с вами снимались в одной ленте, – молвил Полуянов. Слегка интриговал, допускал с актрисой долю игры. – Правда, актер я непрофессиональный, но ваша работа – о! Она произвела на меня тогда глубочайшее впечатление. – Дима практически не лукавил, Царева играла на загляденье. Он, наконец, представился: – Я Дмитрий Полуянов, корреспондент «Молодежных вестей».
На самом деле самый острый момент наступал в разговоре именно сейчас – если собеседница помнит его добром, то признает. Нет – отправит прямо с порога, и ведь не уговоришь.
– Ах, Ди-и-имочка, – расплылась старая актриса. Сразу отлегло. – Как приятно вас слышать! Ну, куда же вы пропали?
– Не хотел вас тревожить. Вы ведь совершили, я слышал, очень решительный шаг: ушли из театра, перестали сниматься, чтобы посвятить себя дочери. – Репортер немедленно перевел разговор на тему, наиболее близкую любой актрисе – о самой себе.
– О да! – немедленно воскликнула пожилая дама и завела минут на пятнадцать монолог о том, сколь самоотверженно она спасала свою девочку и как хорошо, тьфу-тьфу-тьфу, та чувствует себя сейчас.