Провернувшись в воздухе, посох зазвенел и со свистом пронесся над головами перепуганной толпы.
– Бадаян! – выдохнули бандиты почти одновременно. Даже шакал, сидевший в углу и остававшийся все это время будто безучастным к происходящему, оживился и сдернул с пояса свой Айтар.
Первым не сдержался молчаливый верзила, тот, у которого пояс был украшен человеческими зубами. Маидум среагировал мгновенно, и короткий дротик, брошенный с левой руки, впился увальню точно между глаз. С ужасной гримасой на лице здоровяк рухнул на дощатый пол, вгоняя дротик еще глубже в голову. Еще один неосторожно пошевелился и даже не успел осознать, как его голова отлетела в дальний угол трактира, забрызгивая все кровью.
Маидум только придержал посохом обезглавленное тело, направляя его падение в сторону от себя.
Вперед вышел шакал, предводитель этих голодранцев. На вид ему было не больше двух десятков лет. Худой и низкорослый, он не казался достойным противником, но Маидум сразу оценил врага и не стал нападать первым.
– Довольно, бадаян. Эти крестьяне слишком невежественны, чтобы в полной мере понять, какое оскорбление они нанесли вашему другу. Надеюсь, они уже достаточно расплатились за свою ошибку. Опустите оружие, Верный, и мы уйдем.
– Шакал! Чего стоит твое слово?
– Моей крови.
– Уходите.
Данияр глазам своим не мог поверить, когда увидел, что почти все посетители таверны тихо вышли в широкую дверь. Если бы не вмешательство их главаря, им бы не устоять против такой толпы, даже вдевятером.
– Еще до рассвета нам нужно быть на перевале. Долго здесь задерживаться нет смысла, – сказал Маидум, отдавая посох Данияру, чтоб тот зачехлил его. – Эти отбросы сами последуют за нами. Шакалы мстительны. Если им хватит смелости, то они будут преследовать нас до самых врат. А там их ждет страж предела. Таким образом, отряд станет для нас бесплатным. Знать слабость врага порой стоит большего, чем знать его силу.
В этих дворах легко заблудиться. Но я знаю эти места. Все здесь знакомо, и ничто не удивляет. Все закоулки пройдены мной не один раз. Вот в этом дворе я катался на велосипеде еще мальчишкой. Отсюда сквозь арку виден широкий проспект с быстро мчащимися по нему машинами. Какой был великий соблазн тогда объехать вокруг весь дом вдоль этой шумной улицы. Это было запрещено, но мы все равно рисковали. Вот на этих лавочках мы сидели долгими вечерами, наблюдая в узком квадрате неба между домов, как загораются первые звезды. Желтые квадраты окон, из которых то и дело высовывался кто-нибудь из родителей и звал свое чадо домой. А уходить так не хотелось. Возвращаться в душные квартиры, в мир, где тебе все время говорят, что ты должен делать и как. Отсюда, где ты свободен и предоставлен сам себе. Где рядом с тобой друзья и у вас есть что-то общее. У вас есть задачи и проблемы, которые взрослые просто не могут понять или считают недостойными своего внимания.
Теперь все это кажется смешным и наивным. Крошечный мирок посреди огромного города, где мы пытались быть самими собой. Что теперь? Нас нет? Маленький мирок сузился до того, что легко помещается под кожу и находится где-то внутри тебя. Там, где он всегда и был. А мы в далеком детстве видели только его отражение.
Этот двор пуст. Нет никого. Редкие прохожие пересекают узкие тротуары быстрым шагом и исчезают за писклявыми дверями подъездов. Холодный осенний ветер гонит по пыльной площадке рваную газету, треплет, как игривый пес, швыряет из стороны в сторону. Глаза невольно скользят по окнам. Первый подъезд, третий этаж, окно справа. Это кухня. Там горит свет. Там тепло и уютно. Там за столом тихая беседа за чашкой чая. Там нет суеты. Там немного грустно, потому что кого-то не хватает. Этого не выразить словами. К этому все давно привыкли, и каждый думает об этом по-своему. Но такое состояние все время витает в пыльной атмосфере маленьких комнат.
Почему я раньше об этом не думал? Не приходило в голову, что каждый день, когда меня нет дома, похож на предыдущий. И щемящее чувство в груди не покидает всех обитателей, и каждый звонок в дверь ударяет как током. Где же я был все это время? Что искал? Может, все мои скитания как раз и нужны были для того, чтобы вернуться сюда и посмотреть, как все вокруг изменилось. Не знаю. Но сегодня я здесь оказался не случайно. Хоть я и не собираюсь позвонить в дверь квартиры и свалиться как снег на голову. Сегодня меня там не ждут. Ведь даже если я сделаю все это, в этот дом придет совсем другой человек…
Дальше по знакомым улочкам. По тонкой ниточке воспоминаний. Знакомое дерево. В детстве оно казалось намного выше. Старушки на скамейке, наверно, бессмертные, всегда здесь сидят, в любую погоду…
Память издевается надо мной, впрыскивая пряные образы в замутненное пресное сознание. Хочется бежать, хочется скрыться, но знаю, что не могу. Я слишком долго скрывался от самого себя. А теперь настало время действовать.
Ее дом находился ниже по проспекту, в таком же типовом дворе. Я шел к нему так уверенно, что не было сомнений в том, что этот маршрут был пройден мной неоднократно. А может, мне только кажется. Ведь я никогда и никого не любил. Я не обращал внимания на тех, кто был со мной рядом. Я думал только о себе, о своих собственных проблемах и переживаниях, и мне плевать было на остальных. Словно в театре играл, как плохой актер, копируя своего персонажа, но не вживался в роль.
На улице уже темно, а окна в ее доме погашены. За ними нет никого. За ними нет того света, который позвал меня сюда. За ними нет ее. Чтобы убедиться в этом, мне не обязательно идти туда, все понятно и так. Быть может, она еще не пришла домой. Или больше ее нет в этом доме, и ждать дальше нет смысла?
Здесь, в горах, Данияр чувствовал себя неуютно, ему все время казалось, что он подцепил лихорадку. Но, кроме потливости и тяжелого дыхания, других признаков не было. Это путешествие стало для него необходимостью. Останься он в Арахате, ему бы не поздоровилось. И неизвестно, смог бы он выжить в захваченном кочевниками городе. А сейчас он идет вслед за человеком, на груди у которого висит печать великого хана. А значит, Маидум его преемник, и клятва верности, которую Данияр торжественно произнес когда-то в храме Оракула, распространяется и на этого мрачного мага. И служить ему до́лжно так же, как и прежнему повелителю. Противоречий здесь не возникало. Но сомнение, как червь, грызло душу изнутри. Ему казалось, что он что-то сделал не так, словно предал кого-то. Это не давало ему покоя, хотя внешне он оставался совершенно невозмутим.
Костров не жгли вот уже три дня. Шли преимущественно ночью. Тропы были широкие, и молодая луна светила во все небо. Отсыпались днем, в тепле, спать ночью, без шатра или укрытия было невозможно. Холод мог убить быстрее, чем мечи мародеров, идущих за ними по пятам, во главе с молодым шакалом. Маидум все время сверялся с какой-то записью на тонком листе пергамента. То и дело прикладывал печать к отдельно лежащему валуну, подолгу внимательно слушал и чего-то ждал. Потом путь продолжался. Иногда дорога поворачивала практически в противоположную сторону, и весь отряд в полном недоумении следовал за своим молчаливым проводником. Когда поднялись на четвертый, самый высокий перевал, солнце стояло в зените. Маидум приказал отряду отдыхать, а сам проследовал за высокий выступ скалы. Вернулся быстро, неся в руках глиняный кувшин.
– Без горячей пищи мы не сможем идти слишком долго. Запасы на исходе, мой господин.
– Не имеет значения. Мы уже у цели. Древние врата где-то рядом. Если в манускрипте все написано правильно, то скоро выясним, сможем мы пройти ими или останемся здесь навсегда.
– Кругом только лед и камни.
– Врата здесь, я это чувствую. В кувшине ключ, и как только солнце коснется вон той вершины, я попробую открыть первую печать.
– А если у вас не получится?
– Ничего страшного. Мы встретимся с теми головорезами из стойбища, и они станут нашим провиантом на обратном пути. Если же печать откроется, нам предстоит встреча с хранителями пределов.
– Я верю вам, мой господин, но вера моя будет намного крепче, если вы хоть немного посвятите меня в ваши планы. Если скажете, что я недостоин знать их, моей веры и преданности не станет меньше.
Маидум прищурил взгляд и быстрым движением сбросил капюшон бурнуса. В его взгляде читалась и надменность, и какая-то усмешка. Он словно давно ждал этого вопроса от своего слуги.
– Ты боишься смерти, Данияр? Ты пытаешься всячески оградить себя от нее. Сделать все возможное для собственной безопасности. Это совсем не плохо для воина.
– Мои предки учили меня быть осторожным. Но мне трудно быть осторожным, если я не знаю, чего мне бояться.
– Бойся предательства. Бойся предать. Остальное – доблесть. Смерть в бою с противником, равного которому на земле нет и не будет никогда. Смерть в поединке с самым могущественным из воинов. Это великая честь, и я пригласил тебя разделить ее со мной.
Услышав такое, Данияр не нашел что ответить, но похоже, что его господин и не ждал ответа.
Небрежным движением маг разбил кувшин о камни. На острые скалы вывалился желтый комок замерзшего жира, который он стал разминать в руках, выдавливая через кулак. Наконец пальцы наткнулись на что-то твердое. Данияр внимательно следил за каждым движением.
В руках у мага оказался серебряный предмет, чем-то похожий на маленькую лампаду. Он тщательно очистил эту странную штуковину, еще раз сверил надписи на пергаменте и на самом предмете, потом достал из дорожной сумки шелковую нить и привязал один конец к ключу. Именно ключом являлся этот странный цилиндр с утолщением на конце.
– Никто за четыреста лет не проходил этими вратами. Последний раз, когда это происходило, стражи пределов уничтожили здесь целую армию демонов под предводительством полководца Наг-Вара. Сам генерал остался жив, но миссии своей не выполнил. Опозоренный, он один пришел на битву с хранителями и бесславно пал. После этого на врата были наложены печати. Одну из которых мы сейчас попытаемся открыть.
Данияр был в замешательстве. Если армия демонов полегла здесь, не способная противостоять силе хранителей, то что может сделать маленький отряд людей во главе с одним только магом? Или, быть может, Маидум, великий хан, обладает большей силой, чем все, кто был здесь прежде? Ведь если есть врата, то кто-то все-таки имеет право проходить через них. Почему это не может быть он?
Тем временем маг стал раскручивать странный предмет вокруг себя, держа его за веревку. Сначала ничего не происходило. Маидум крутил все сильнее и сильнее, словно боевую пращу, пока нить и привязанный к ней ключ не стали вибрировать и издавать низкий и протяжный звук. Как будто боевой рог, в который дул сам дух ветра, призывая на битву все стихии этого мира. Звук давил, он был осязаем, как бывает осязаема и жестка вода в пустынных озерах. Звук растекался по окрестностям, словно гул водопада, призывным воем стаи диких волков. Беззвучное эхо катилось по скалам мелкой вибрацией, и от этого становилось как-то не по себе. Сердце словно бы замирало, завороженное этим странным пением.
Справа на склоне сорвалась огромная снежная шапка, увлекая вслед за собой валуны и огромные куски льда. С отвесных склонов сыпались камни. Усилившийся ветер наполнился пылью и снежным туманом. Воздух стал пахнуть так, словно прошла гроза. Можно было подумать, что произошло землетрясение, которое в этих местах бывает не так уж редко, но остальные склоны оставались спокойными.
Быстрым, почти неуловимым движением Маидум остановил вращение своего странного инструмента и указал на склон, с которого только что слетел снежный покров.
– Вот они! Врата. Манускрипт описывал все точно. Мы нашли их. Первая печать снята.
Весь отряд внимательно смотрел на одиноко стоящий каменный столб посреди небольшой площадки на самом краю плато.
– Я останусь здесь, и буду ждать вашего возвращения, – сказал Данияр и немного отошел назад. – Я буду ждать здесь, мой господин…
Маидум только чуть опустил веки и даже как-то расслабился. Возможно, что он ждал чего-то подобного или ему теперь было все равно – никак не понять по его каменному лицу.
– Очень жаль, мой друг. – Хан прошел немного вперед. – Я так рассчитывал на твою помощь, хотел показать тебе другой мир, хотел, чтобы ты стал одним из тех, кто прошел древними вратами. Если честно, то я даже видел в тебе своего будущего ученика. И мне горько, что я ошибся. Но, наверное, к этому можно привыкнуть, к своим ошибкам. Но с ошибками по отношению к себе я просто не вправе смириться. Извини.
Данияр попробовал выхватить меч. Это был великолепно исполненный Арадат, но клинок не успел даже высвободиться из ножен, как стремительный боевой посох мага впился в напряженное тело, словно жало огромной осы. Никто не заметил, как маг преодолел добрый десяток метров, разделяющий его с неожиданным противником и несостоявшимся учеником.
Даже прочный доспех из кожи и дорогая кольчуга не смогли удержать удар смертоносного оружия пустынного воина. Все, кто когда-либо видел это страшное оружие в бою, сдержанно отвернулись, а те, кому довелось лицезреть это впервые, повалились на снег, выворачиваемые наизнанку от вида хлещущей крови и вываливающихся внутренностей.
– Прости меня, мой друг, но предательства я не прощаю даже своим близким, – сказал Маидум, удерживая оружие и нанизанного на него офицера возле себя. – Между нами больше нет споров, и я наконец-то избавился от твоих дурацких вопросов. Когда-нибудь ты станешь мудрее, чем сейчас. И еще неизвестно, кто кому будет должен. Прощай…
Маг выдернул оружие и, не замечая на нем алой крови, перехватил ближе к центру, там, где была обмотана кожей рукоятка.
– Когда я предлагал вам всем идти вместе со мной, я говорил, что путь будет труден. Я говорил, что мы можем и не закончить наше путешествие, остановленные стражами пределов. Говорил я это?!
– Да, великий хан, – раздался негромкий хор. – Мы отдаем отчет своим поступкам.
– Если кто-то хочет уйти, еще не поздно. Я не стану убивать никого из вас. Вы всего лишь наемники, и ваше право разорвать договор мгновенно. Это не касается моего друга и человека, который обязан мне всем своим существованием. Вы можете уйти свободными. Я не стану убивать вас. Это слишком расточительно. Ведь есть шанс, совсем небольшой, но есть, что я вернусь сюда, и очень скоро, совсем другим, более великим. Даже не великим ханом, а кем-то большим. Знайте, это и вас касается. После того, как мы пройдем предел, мы перестанем быть просто людьми, мы станем существами, способными четко проводить границу между добром и злом, между смертью и жизнью. Мы станем равны друг другу и духам – покровителям миров!
– Мы полностью в твоей власти, Великий.
Маидум только взглянул на говорящего и тут же отвел взгляд. Никто и никогда не мог себе представить, что становится с человеком, проникнувшим сквозь пределы. Могло случиться и так, что мало чего стоящие наемники в другом мире могли стать повелителями, а он, великий хан, – их рабом, и будет делать все возможное, чтобы быть полезным во всем, что бы ни потребовалось. Он будет выполнять любую их прихоть, лишь бы добиться цели. Ведь пустынные воины-бадаяны, умели еще и не считаться со своими принципами, которые были размыты и сформулированы только в общих чертах. Проще говоря, принципов у них не было вовсе. Им ничего не стоило применить любой из доступных способов для достижения собственной цели, даже если это унизит их в глазах друзей или врагов. Маги его ранга не брезговали ни чем и могли позволить себе многое, а именно не иметь собственной гордости. Главное – цель.
Врата были выявлены, стражи не появились. Осталось только открыть их и войти туда, где Маидум собирался решить судьбу мира, оставшегося у него за спиной. Может, стражи ждут, когда они приступят к действию. Ведь намерение – еще не преступление. Не так ли?
– Воины! Врата открылись, теперь стражи пределов нам не помешают. В чужом мире мы должны встретиться с существом, похитившим силу великого хана. Если нам это удастся, вы станете легендой. Вы будете больше чем просто герои. Хаттар силен, но он посмел бросить вызов самой судьбе, покинув нас. Я ждал, и предсказание Оракула твердит об этом ясно, что правит миром тот, кто сможет постичь всю красоту и справедливость закона.
– Так значит, тот, кто убил великого хана, прячется от возмездия в другом мире? – спросил один из наемников.
– Не совсем так. Убийство не принесло пользы этому миру. Он унес силу вместе с собой, но еще не понял этого. Сила и мудрость Великого теперь его собственность, и он вправе распоряжаться ею, как ему захочется. Он может сделать все по-своему, поставить с ног на голову, но он настолько наивен и беспечен, что с легкостью станет добычей самого жалкого демона, который попробует воспользоваться его силой. Хаттара не надо убивать, просто вернуть в земли Маракары, и вместе с ним вернется великая мудрость Оракула. Именно это и необходимо. В этом моя миссия, и я не пожалею жизни ради достижения такой цели. Если он уже попал под влияние бесов, нам не остается ничего более, как просто убить…
Ночь – время для размышлений. Ночь дает возможность немного успокоиться после дневной суеты и не обращать внимания на мелочи, высвеченные ярким солнцем. Ночь всегда немного тише, чем день. По ночам мысли текут стройно и плавно. Некоторые решения, принятые днем, ночью кажутся немного поспешными, а иногда наивными.
Я сидел возле ее подъезда и смотрел в темное окно. Не знаю, чего ждал. Возможно, того самого момента, когда она вернется и я скажу ей: «Привет». Наверное, просто хотел увидеться. Я не знаю, что должен сказать при встрече и о чем говорить после. Извиняться перед ней или наоборот, требовать извинений. Но встретиться было необходимо.
Ветер, молчаливый и очень задумчивый, настороженный, крутился у ног. Это с трудом понимал я теперешний, с именем Алексей, но Хаттар, который сейчас тоже был во мне, смотрел на ветер совсем по-другому. Даже сложно себе представить, что раньше я не замечал всего, что происходило вокруг так явно. Все предметы и явления были одушевленные, живущие собственной жизнью, увлеченные своими делами. Если прежде можно было говорить, что я один, то теперь, когда я стал видеть и понимать так много, это утверждение не имело никакого смысла.