Еще раз взглянул на себя самого, укрытого теплым одеялом, прикованного к постели. Коснулся своей собственной руки и только одними губами прошептал:
– Просыпайся.
Эпилог
Самат хлестал вино как заправский алкоголик. Марак к своему кубку даже не притронулся, а Син только вдыхал его яблочный аромат.
– Скажи, Хаттар, – спросил Самат, вытирая подбородок пухлыми пальцами. – Как ты понял, что нельзя было убивать этого выскочку?
– Я этого не понимал, мне просто стало жаль его. Еще я подумал, что, оставляя его в живых, я даю ему шанс.
– Великие духи! Когда ты кромсал меня на части, в тебе не возникло жалости перед старым воякой?!
– Ну, во-первых, я не знал, кого убиваю. Но было бы намного хуже, знай я, кто ты на самом деле, кромсал бы с еще большим остервенением. Ты ведь, старый прохвост, хотел меня отравить.
– Ну а во-вторых?
– Во-вторых, сам дурак, нашел тоже, с кем связываться.
– А с кем, собственно? – спросил Марак, выпадая из своей неизменной задумчивости. – Ведь тебя так много.
– Все три твои тела, Хаттар, – вмешался Син, – стали самостоятельны и независимы.
– Одно из них смертно.
– Все смертно, Хаттар. Между тобой и Алексеем появился еще один призрак, и он достаточно силен, чтобы осознать себя. И сейчас он живет в тебе. Он соткан из памяти того мира, где твое смертное тело. Он связующее звено между вами. Не сбрасывай со счетов его знания, умения, комплексы и страхи. Держи на коротком поводке.
– Влиять на собственную судьбу?
– Тяжелым путем и битвой ты доказал свое право на это. Но главное – ты осознал, что можешь себе это позволить. Доступно, и всегда так интересно…
Марак наконец отпил из своего кубка и как-то очень напряженно улыбнулся. Посмотрел на меня, снова приподнял бокал и осушил его залпом до дна.
Воздух был холодным и влажным. На колеса моей коляски налипли желтые листья, я пытался сбросить их, но они прилипали к все еще непослушным пальцам.
Наташа выключила телефон и повернулась ко мне, присела на корточки, положив руки мне на колени укрытые теплым пледом.
– Димка приедет? – спросил я, чуть прикрывая глаза.
– Сказал, что стоит в пробке, может, минут через двадцать вырвется. Прогуляемся еще немного, свежий воздух тебе не повредит.
– Ты все еще злишься на меня за то, что я не остался тогда с тобой?
– Я злилась на тебя прежнего. Злилась на себя за то, что не понимаю, что делаю, и не могу разобраться в своих собственных чувствах. Но теперь все не так. Ты изменился.
– Что стало не так?
– Все. И вроде бы ничего. Изменился взгляд, но может быть, я ему раньше просто не придавала значения. Говорить стал как-то иначе, как будто с акцентом. Тише, спокойней, уверенней. Словно ты сам определил для себя, что тебе нужно, что собираешься делать, чем жить. Голова вон вся седая стала, врачи говорят, что такое бывает после травм. И длинные волосы тебе тоже очень идут.
– Ты ведь все время была рядом?
– Не могла я тебя бросить, понимаешь, не могла. За все эти три месяца домой только на час на два в день и заходила. И вот, видишь, не зря. Врач говорит, что все будет хорошо. Ты три месяца бока отлеживал, любой тут ходить разучится. Ты и раньше-то все больше в седле. Теперь о мотоциклах забудь. Ножками будешь топать. Скоро снег выпадет, будем с тобой на лыжные прогулки за город выбираться, я такое место хорошее знаю. Подожди, опять Димка названивает, может, из пробки выбрался.
Наташа отошла немного в сторону. Я смахнул с колеса листья и поднял голову к небу. Серые, рваные тучи ползли над угловатыми крышами домов, над деревьями, сбросившими жухлую листву, над птицами и людьми, над машинами, отражаясь в лужах.
– Скоро снег выпадет, – повторил я сам себе. – И спрячет всю эту серость и грязь. Подморозит сырой и простуженный воздух. Взбодрит. Интересно, а Хаттар, чем он сейчас занят?
Ветер дунул очень резко и неожиданно. Наташа приподняла ворот пальто, прижала трубку телефона плечом к уху и стала поправлять плед, плотнее меня укутывая.
Снежинки возникали словно бы из воздуха, не сыпались с неба, а рождались прямо на глазах колючими хлопьями. Кружили над головой, прилипали к одежде, снова уносились вдаль вслед за холодным ветром.
– Смотри, настоящая метель. Первые числа октября, что-то рановато.
– В самый раз, но если тебе не нравится, пусть еще будут солнечные дни. Я в этом году лето так и не застал.
– Синоптики снегопад не обещали, но пусть будет. Все чище, чем эта слякоть да грязь под ногами.
Наташа встала позади коляски и покатила меня к воротам, куда Димка должен подогнать машину, чтобы отвезти нас домой. Мы двигались по широкой аллее вдоль чугунной ограды. Сразу за ней – узкая улочка, на которой еле-еле могли разъехаться вечно спешащие куда-то машины.
Он стоял под прозрачным колпаком автобусной остановки. Я знал, куда направлен его взгляд. Хоть и трудно было узнать его в современной одежде, в длинном сером пальто, в шляпе с широкими полями. Синасир смотрел в мои глаза. В руках он держал книгу в потертом, как будто старинном переплете. Шевелил губами, будто заучивая прочитанные там строки. А я слышал каждое слово. Словно эхом отраженное в моем сознании, знойным ветром пустыни иссушающее горло, брошенное в глаза пригоршней песка. Со стороны могло показаться, что человек стоит и просто читает книгу в ожидании своего автобуса, но я-то точно знал, что все страницы этой книги пусты.
А метель становилась все сильней и сильней. Снежная метель заполнила собой этот мир, она дробила его осколками колючих снежинок, пронизывала холодом, звенящей тишиной. Пришло ее время.
03.09.03 – 25.09.04
Потусторонним вход воспрещен
Часть первая
Бестолковый турникет не стал принимать мою карточку, а сразу же пронзительно заверещал, давая тем самым понять, что пропускать меня в метро он не собирается. Просто так, без всякой причины. Хотя причины, наверное, были, вот только мне не дано их узнать. Трудно сказать, что ему могло не понравиться в этом билете, где еще оставалось не меньше семи поездок из десяти, но своенравный механизм меня не пропустил. Несколько секунд понадобилось для того, чтобы изучить картонку со встроенным чипом на предмет механических повреждений, вмятин, заломов, но ничего подобного на куске плотной бумаги не наблюдалось. Неужели сотовый телефон в кармане мог на нее так повлиять?! Жаль если она размагнитилась. Повторять попытку или подходить к другому автомату не имело смысла, ведь прямо передо мной шустрый старичок прошел без всяких задержек. Значит, проблема была в карте. Отойдя чуть-чуть в сторону, чтобы не мешать другим и не стоять задумчивым мысом в этом людском потоке, я стал осматриваться. Очередь в кассу весьма внушительная, стоя в ней, потеряю минут пятнадцать, не меньше. Идти напролом или пристроиться к кому-то за спину – не в моих привычках. Тем более что рядом с эскалатором маячила серая тень дежурного милиционера, который далеко уйти не даст. Долго не раздумывая, я открыл бумажник, достал оттуда пару мятых десяток, быстрым шагом подошел к контролеру и, сунув ей в руку зеленые бумажки, не задерживаясь отправился в проход для льготников. Попытка сработала. Контролер даже глазом не повела. Да и немудрено, первый раз, что ли? Так я купил себе лишние пятнадцать минут, а может, и больше, потому что мою карту могли и не поменять на новую так просто. Возможен был вариант, что в час пик, в конце рабочего дня, мне пришлось бы долго доказывать свое право на подобный обмен. Следовательно, времени я купил себе гораздо больше. А со злополучной картой разберусь в другой раз.
Глубокий тоннель метро, по которому меня тащил громыхающий эскалатор, встретил довольно упругим потоком ветра с резким, но до боли знакомым пряным запахом. Что это был за запах, сказать трудно. Я мог себе представить его отдельные компоненты, но весь он, в целом, описанию не поддавался. Лично для меня этот привычный аромат (назовем его так) был неразрывно связан с десятками довольно стандартных ассоциаций, осевших в сознании еще с детства. Это запах суеты, но в то же время и спокойствия, ощущение безопасности и защищенности, которое вселяли тугие и массивные своды подземных галерей. Он напоминал мне о том, что нужно быть бдительным, и не отступать от предписанных правил, но в то же время умиротворял, успокаивал, расслаблял. Можно сказать, что он был уютным. Вот, именно так! Он был уютным, знакомым и предсказуемым. Иногда мне кажется, что метро не может существовать без этого запаха. Они неразрывно связаны между собой. Он просто неповторим.
Народ толпился, наступая друг другу на пятки, спешил, сам не зная куда и зачем. Вот суетливая парочка крепких молодых ребят пронеслась мимо по левому ряду грохочущей лестницы. Куда бегут? Нет никакой уверенности в том, что поезд стоит у перрона. Но даже если он там есть, стоит ли риска быстрой пробежки та самая минута, что как раз и является интервалом в расписании? Думаю, нет. Выигрывать четверть часа, почти не рискуя, логично. Имея вероятность переломать кости в самых непредсказуемых местах, бороться за лишнюю минуту – неоправданный риск. Так мне кажется. Хотя это только мое мнение. А оно в такой толпе бегущих и спешащих людей не в счет.
Я много лет хожу по этому маршруту и поэтому могу пройти его даже с закрытыми глазами, просто считая шаги. Или того проще, не задумываясь, словно на автопилоте. Вторая дверь, второй вагон от головы состава, как алгоритм какой-то, как программа. Поезда еще нет, но я точно знаю, к какому месту следует подойти, чтобы без промаха попасть в дверь и не мешать при этом выходящим. Это скучно только в тот момент, когда начинаешь об этом думать. Все остальное время голова тут совершенно ни при чем.
Колеса скрипели на поворотах, издавая отвратительные резкие звуки, но никто не реагировал, потому что привыкли к скрежету, к тесноте и душной, спрессованной атмосфере. Никто не разговаривал, головы пассажиров забиты чем угодно, но только не светскими беседами. Это ближе к вечеру, чуть позже, появятся болтливые компании, не стесненные в вагоне давкой усталых работяг и бюджетных служащих. Их рабочий день кончается немного позже, хотя это тоже личное и очень неточное наблюдение.
Мне удалось занять уютный закуток у не открывающейся двери с правой стороны. Там не так сильно толкают, пробираясь к выходу, и плотно прижать в этом уголке не у всех получается. Стоял расслабленно, привычно упираясь спиной в дверь с надписью: «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ», вцепившись левой рукой за изогнутый поручень, правой придерживал сумку, глаза закрыты. Впитываю пространство. Почитать книжку в такой давке не удастся, да и не люблю я читать в трясущихся вагонах, будь то метро или загородная электричка. Вот я и стою, закрыв глаза, и пытаюсь по шуму, суете, толкотне и еще десятку признаков определить окружающих меня людей. Это как игра, и мне она кажется довольно забавной, расслабляет, отвлекает. Вот справа от меня встала женщина. От нее пышет теплом, как от раскаленной печи, духи – немного вызывающие и старомодные, душные. Не дешевые, но из разряда таких, которые не дарят своим женам. Но женщина уже зрелая, подростки и студентки такой запах не одобрят, им нужно что-то более дерзкое. Свежий лак в волосах, его даже не запах, а вонь особенно отчетлива. Много косметики, помада и пудра тоже благоухают. Дышит тяжело, сипловато, шумно. Все время перешагивает, удерживая равновесие – значит, неудобная обувь или слишком высокий каблук. А возможно, и то и другое. Может, неправильная постановка ног? Я давно заметил, что в метро правильно встать тоже важно. Скорее, у нее просто недостаточно опыта. Редко бывает в подземке, на работу ходит пешком, или вообще живет не здесь, а в подмосковном городке. Здесь нет смысла гадать. Не нужно цепляться за детали, сейчас они не так значительны, главное – составить общую картину.
Дамочка полная, вес не меньше восьмидесяти, это не сложно определить по пространству, которое она занимает, рост метр шестьдесят пять, может чуть меньше, ее дыхание как раз на уровне моего плеча. Нужно иметь некоторую настойчивость, чтобы в переполненном вагоне пробиться от входа к тихому местечку, это маленький принцип, которого она придерживается, возможно, что не единственный. Тоже характеристика, между прочим.
Открываю глаза, мне скоро выходить, и нужно проверить свои наблюдения, это самый важный и интересный момент во всей игре. Почти ни одной ошибки. Наличие очков я, естественно же, определить не мог, как и вульгарно красные, хоть и ухоженные ногти на пухленьких пальцах, стянутых дешевыми на вид кольцами. Вытравленные до цвета слоновой кости волосы и истеричный блеск в затененных глазах – последние штрихи к общему портрету. Во всем остальном – угадал.
Сейчас моя остановка, буду пробиваться к выходу.
Стоило только податься вперед и сделать первый шаг, как эта дама тут же сдвинулась влево, занимая то место, где я стоял. Сделала она это с таким видом, словно я должен был уступить ей это место уже давно. Обозначая свою надменность и полное пренебрежение, она плотно сжала губы, как бы сдерживая порицания в мой адрес, резко и еле заметно дернула головой и быстро скользнула по мне полным презрения взглядом. Ее оплывший, вспотевший подбородок вздернулся, и с этого момента я для нее перестал существовать.
Выбираться из плотной толпы приходилось довольно резко и даже грубо. Никто не потрудился сдвинуться даже на полшага и уступить дорогу. Хотя все были предупреждены о том, что люди позади собираются выходить. Тоже обычное явление. Я по этому поводу даже не раздражаюсь, привык, наверное.
На моей станции было душно. Воздух какой-то чрезмерно влажный и тягучий. Забавно, я всегда считал Шаболовскую довольно глубокой, летом она казалась прохладней, чем остальные, но только не в этот раз. Люди, спускающиеся с поверхности, заметно нервничали, торопились. Шагая по гладкому полу, я вдруг понял, что у меня разболелась голова, не сильно, но, как всегда, не вовремя. Почему-то начал нестерпимо зудеть старый шрам на правой руке. Весь день сегодня какой-то суетный и бешеный, вот и зуд у меня тоже на нервной почве.
Только приближаясь к выходу, я понял, в чем причина внезапно возникших болей. На улице собиралась разразиться настоящая буря. Вроде бы еще полчаса назад не было даже намека на такую грозу, а сейчас нате вам, свинцовое небо, усиливающийся порывистый ветер поднимает серую пыль с горячего асфальта, словно хулиган, дергает прохожих за одежду, сбрасывает с торговых столиков газеты, ворошит и разбрасывает мусор, скопившийся в переполненных урнах. Совсем недалеко сверкнула молния, и прокатился суховатый громовой раскат. Дождя еще не было. Мне следовало поспешить, если я хотел успеть домой до начала ливня. Но, видимо, не суждено. Первые крупные капли шмякнулись на землю, небо стало еще темней. Молния сверкнула снова. Совсем близко. Гром был просто оглушительным. Я задержался на секунду, глядя на уютный магазинчик, где могли продаваться зонтики, но быстро отбросил эту мысль: не бывает зонтиков в лавочке, торгующей джинсами. Тем более что имеющихся при себе денег все равно не хватит, а ветер дул так сильно, что от зонтика будет мало проку. Даже если он там и продается.
Ускорив шаг, я подошел к табачному киоску, купил три пачки сигарет и, не беря сдачи, поспешил перебраться на другую сторону улицы. Напротив меня, через дорогу, высился огромный решетчатый конус телебашни. Грозовые тучи плыли так низко, что верхушки гигантской антенны не было видно. Это показалось мне довольно необычным. Хотя что я мог знать о грозовых тучах? Ровным счетом ничего, и на какой высоте им положено быть, я тоже не знал.
При такой быстрой ходьбе курить не стал, хоть организм и требовал очередную дозу никотина. Больше всего хотелось попасть поскорее домой непромокшим и наблюдать грозу уже в окно. Мне всегда нравилось подобное зрелище. На улице бушует стихия, а ты сидишь в своей уютной квартире грея руки на кружке с ароматным чаем, чуть кисловатым от ломтика лимона.
Дождь усиливался. Если еще минуту назад упавшие капли можно было видеть на сухом асфальте как жирные кляксы, то сейчас они барабанили сильней, прибивая пыль. Мощенная плитами дорожка, даже под плотными сводами раскидистых крон тополей, успела намокнуть и стала опасной. Мои кроссовки несколько раз скользнули, и я чуть не упал. В этот момент я просто запретил себе торопиться. Поддавшись этой животной панике, чуть не свалился. Ведь не боюсь же грозы, и промокну если – не страшно, какого черта! Идиот, куда спешу?! Тонкая струйка дождевой воды скользнула по лицу и защипала кожу. На тротуаре мгновенно образовались лужи, и я шлепал по ним, не утруждаясь обходить. Капли дождя и ветер вымочили мне всю спину и ноги. Спереди я странным образом оставался почти сухим. Но вот уже и мой дом. Знакомый поворот, я не спешу, сворачиваю на узкую дорожку. Но не только пешеходы поддались панике, водителей тоже не миновала эта участь. Взвизгнув на повороте тормозами, во двор въезжала зеленая легковушка. Скорее всего, импортная, не сильно-то я в них разбираюсь, да и какая разница. Машина неслась так, словно сорвалась с цепи. Водитель даже газ не сбросил. Судя по тому, что крыло и дверь были заметно помяты, ездок он был еще тот. Я как раз проходил мимо огромной рытвины в асфальте, успевшей заполниться водой. Слева невысокий забор и два старых тополя. Запрыгнув на бордюр, я прижался к стволу одного из них. Машина окатила меня таким щедрым фонтаном грязной воды, что я даже выругался. При этом она по-прежнему не сбавила ход и унеслась дальше, в глубь дворов.