— …Качаешь, качаешь, а железо чуть розовое. Не ковка, а ловля блох какая-то, — канючил Даллап. Внезапно он замолчал.
Катрин оглянулась.
В воротах стоял Моде Лу. Пес подозрительно уставился на ветерана и видимо решал сложную лингвистическую проблему — можно ли считать «ловлю блох» ругательством? В сумерках псина выглядела настоящим медведем.
Даллап несколько изменился в лице. Катрин тоже обеспокоилась.
Пес еще раз предостерегающе взглянул на ветерана и не спеша потрусил вниз по тропинке. Его прогулки перед сном стали такой же традицией, как и посиделки у ворот.
Даллап очень осторожно сплюнул в ров и полушепотом сказал:
— Надеюсь, если пожалуют незваные гости, песик будет на нашей стороне?
— Не думаю, что в этой стране найдутся люди, более следящие за своей речью, чем мы. Любой пришелец обязательно ляпнет что-нибудь непристойное и будет в клочки изорван, — ухмыльнулся Энгус.
— Песик действительно производит жуткое впечатление, но разумнее нам надеяться на самих себя, — с грустью сказала Катрин. Про собачий преклонный возраст и стоматологические проблемы распространяться не хотелось.
Ингерн уже домывала посуду. Странно, что некоторые вовсе не прочь заниматься столь увлекательным делом в одиночестве. Вот она, истинная хозяйственность. Кто бы возражал. Должны в доме нормальные женщины иметься или не должны? Ну, тут жутко нормальная Ингерн стала немедленно жаловаться на отсутствие хороших бочек, из-за чего воды на кухне все время не хватает. Пришлось дать обещание подумать и над этой проблемой.
Взяв тарелку с порезанным на мелкие ломтики яблоком, Катрин поспешно покинула кухню с упорно бубнящей на ней служанкой. Ужас какой-то, всем чего-то нужно: удобства, имущество, инструменты…
На ступеньках было чисто, все вымели, выбросили, можно не опасаться ногу сломать, хоть и темнотища. Осветить все переходы замка пока было задачей малореальной. Впрочем, не такой уж и необходимой. Коридоры и лестницы, слава богам, здесь недлинные. Главное — тарелку не перевернуть. Фир Болг яблоки не ел, как впрочем, и иной человеческой пищи. Но запах свежих фруктов дарку нравился. Что-то этакое сентиментальное напоминали яблоки старикану. Лучше не спрашивать.
* * *Катрин негромко постучала. В ответ раздался неясный звук, но к такой реакции старожила девушка успела привыкнуть. Открыла дверь:
— Добрый вечер.
— Значит — вечер? И действительно добрый? — проскрипел старик, не торопясь откладывать книгу, которую только что читал. Свеча горела на другом столе, и что можно было разглядеть в темноте, для Катрин всегда оставалось загадкой. Впрочем, похоже, Фир Болг читал тот же самый том, что и неделю назад.
Старик со своим четвероногим партнером занимали комнату на северной, самой неуютной стороне «Двух лап». Покои вокруг пустовали, супругам и одинокому Энгусу хватало более светлого второго этажа. Старожилов никто не беспокоил. Ингерн, и без строгих указаний, едва ли была пока способна дотянуться своими деятельными ручонками до этих темных и глухих покоев. Иногда Катрин казалось что «Две лапы» и должны оставаться такими: тихими и безжизнено-пыльными. Заброшенный и по-своему уютный музей с привидениями.
«Привидение» оторвалось от книги и посмотрело на девушку. Катрин сидела в кресле, которое путем осторожных многодневных манипуляций удалось более-менее очистить от пыли. Кто сиживал на этом сиденье в прежние времена, осталось неизвестным, но делали мебель под человека весьма крупного и солидного — рослая Катрин чувствовала себя как на диване. В общем-то, удобно, но особо не поерзаешь — прорвавший обивку конский волос колол даже сквозь брюки.
— Как прошел день? — поинтересовался Фир Болг.
Катрин не знала, спрашивает ли старик с насмешкой, или его действительно интересуют ничтожные человеческие свершения. Вообще-то, долговязый затворник изредка давал по-настоящему дельные советы. Ох, не всю он жизнь сидел над книгами…
Они неспешно говорили о том, о сём. Начали с завала, преграждающего доступ в винный погреб. Даллап с Энгусом рвались навести там порядок, но Ингерн считала, что пока есть задачи и поважнее. Возможно, девица опасалась, что там таится кто-то, кроме рассохшихся бочек и превратившегося в черную гущу пива? Не было там никого. И клуракан, и бубах покинули замок. Поистине, тридцать лет назад Фир Болг творил жуткие вещи, напугавшие даже мирных нейтральных дарков.
Но это было давно, а теперь старик неспешно повествовал о том, как в старину выживали «Две лапы» долгими суровыми зимами. Когда слой снега в человеческий рост превращал долину в непроходимую снежную пустыню, спасали лишь обильные запасы. Корм для скота, дрова, запасы зерна и овощей — всему находилось место в амбарах и складах замка. Сейчас там даже мышей не найти. Да, зима может стать очень долгой. Волки, росомахи величиной с медведя, таинственные снежаки — стрелы их отпугнут. Но в долину могут прийти вег-дичи. Зимой голод сбивает тварей в крупные стаи. Стены без настоящих стрелков не станут препятствием для умных хищников. Вот тогда зима для людей может здорово укоротиться…
— Катрин, ты думаешь остаться? Зимовать здесь? — внезапно спросил Фир Болг.
Вопрос… Судя по прорвавшимся ноткам, старика действительно волновали планы юной хозяйки замка. Отучился скрывать свои мысли. Впрочем, какой он старик? Имидж такой. Возможно, старожил «Двух лап» находится в самом расцвете сил. Конечно, отсутствие дамского общества наложило свой отпечаток.
Что молчишь, хозяйка? Отвечай.
— Не знаю. Мне нравятся «Две лапы». Уютно здесь. Я не боюсь зимы, — Катрин смотрела в провалы глаз собеседника. Нечеловеческие глаза ее давно не пугали. — Но потом будет еще зима, и еще. Хватит ли одного уюта, чтобы замок стал моим домом? Если мне чего-то будет не хватать, я стану очень неприятной. Для всех. Ох, не знаю…
— Катрин, разве ты не испытываешь искушения солгать? Лорд не должен говорить «не знаю». Твердость необходима людям. Челяди, воинам, селянам. Даже ложная твердость.
— Наверное. Лгать легко. Но я всегда желаю знать, зачем и кому я вру. Иначе, легко запутаться. Брехать самой себе не вижу ни малейшего смысла.
Из угла донеслось ворчание. Вернувшийся с прогулки и задремавший пес среагировал на мало-эстетичное «брехать».
Старик раздраженно глянул в сторону четвероного товарища и продолжил допрос:
— Ладно, ты не желаешь обманывать себя. Но ты говоришь со мной. Неужели я выгляжу ничтожеством, недостойным обмана?
Катрин удивилась:
— Разве я вас оскорбила? Мы выполняем договор. Ваши советы ценны и их даже больше, чем мы могли рассчитывать.
Фир Болг поморщился:
— Твои друзья — разумные, хотя и излишне громогласные, люди. У меня нет ни малейших причин обвинять их в чем-либо. Даже твоя подруга-кровопийца ведет себя небывало пристойно. Но сейчас ответь за себя. За себя одну. Ты другая. Ланон-ши, эта змея в человеческом облике, понятнее, чем ты. Она не обманывает и не умерщвляет мужчин вокруг лишь потому, что рядом ты. Откуда ты явилась? Зачем? Ты не говоришь правды. Остается догадываться. Ты Пришлая? Признай. Пришлые — не такая уж редкость. Я знал двоих-троих. Вот тайна всегда подозрительна.
— Что здесь понимать? Это ненужная никому тайна. Да, я не отсюда. У меня нет дома. Мне не за что держаться. Как и Блоод, как и почти всем нам. Пришлая я или нет — в чем разница? Какой смысл лгать или объяснять? Есть же здравый смысл. Или о таком никто не слышал? Если я останусь, я не хочу чтобы за моей спиной тлело предательство. Если уйду, то вранье или правда окажутся еще бессмысленнее. Нет, лучше я останусь просто дикой северянкой. Можно?
— Слишком просто. Для бесстыдной особы, которая каждую ночь воет от извращенного наслаждения, ты говоришь слишком сдержанно.
— Если мешаю спать, буду выть потише, — пробурчала не слишком смущенная Катрин.
— Ты знаешь, что я не сплю. Твои слова слишком циничны. Пустое кокетство, хвастливая бравада или что-то иное? Ты не слишком похожа на ошалевшую от безнаказанности, избалованную столичную распутницу, — в голосе Фир Болга слышалась насмешка. Чувство юмора у него все же имелось, пусть и глубоко замаскированное.
— Кокетство, хм… Это честность. Вообще-то, ни к чему не обязывающая.
— Сделаю вид, что поверил. Завывай, если тебе нравится. Когда-то здесь жили кошки. Слышала о таких зверьках? Ты занимаешься любовью с таким же громким восторгом. Забавно, если сравнить с твоими сдержанными друзьями. В постели они шуршат как летучие мыши. Ты знаешь, что они хотят ребенка?
Катрин кивнула без особого энтузиазма:
— Догадываюсь. Рановато, нас ждут нелегкие времена. Но Даллап торопится. Возраст.
Фир Болг неожиданно фыркнул:
— Возраст? Да он совсем еще сопляк. Вам, людям, свойственно так много внимания уделять подсчету прошедших годов. Ладно, миледи-хозяйка. Твоя подруга изнывает, да и тебе не терпится отправиться на отдых. Иногда я почти завидую вашей искренней и неуемной тяге блудить.
— Чему завидовать? Блоод такой уродилась. За себя оправдываться не стану. Просто бесстыжая потребность неуравновешенного организма. Вообще-то, нам завтра рано вставать. Даллап видел на опушке оленей. Попробуем пополнить запасы мяса.
Старик саркастически кивнул:
— Понимаю. Проливать невинную кровь — это столь же тяжкая необходимость, как и извиваться от похоти.
— Что делать, мы, люди-человеки — жертвы своей природы. Кушать хочется каждый день.
— Ступай, утоляй свой голод. Я поразмыслю и посмеюсь над вашей несчастной природой.
— Благодарю. Но если надумаете меня менять к лучшему, не забудьте посоветоваться. Может и соглашусь.
— Люди еще и ужасающе многословны, — проскрипел Фир Болг, берясь за свою вечную книгу.
Катрин поднялась по узкой винтовой лестнице. Подруги обитали на верхнем этаже башни. Выше была только боевая площадка, окруженная зубчатым парапетом. Комната казалась крошечной, особенно по сравнению с королевскими апартаментами в Тинтадже, но особых сожалений девушки не испытывали. Главное, кровать умещается.
Катрин нырнула в приземистую дверь, клацнула кованым запором. Запираться, собственно, в «Двух лапах» было не от кого, но массивный засов выглядел таким замечательно надежным. Да и вообще, Катрин не любила пренебрегать мерами предосторожности.
Блоод полулежала на постели. Кроме бездны природного очарования, желтокожая красавица переняла и кое-что сладостно-непристойное от цивилизованной подруги. Те уловки, что столетиями отшлифовывала вечно озабоченная интимными игрищами человеческая раса. И, пожалуй, у ланон-ши всякие эротичные штучки выходили на порядок лучше, чем у самой Катрин.
Смотреть и не пускать слюни было невозможно. У Катрин мгновенно напряглись бедра. Блоод была полуодета. Найденная в забытых сундуках кружевная рубашка, чулки чуть выше колен. Из всех достижений человеческой мысли, суккубу больше всего импонировали именно жеманные галантерейные мелочи. Ну и ювелирные цацки. Вкусом Блоод обладала весьма независимым, и частенько небывалые комбинации украшений приводили немногочисленных зрителей в некоторый шок. Правда, украшать себя и сооружать некое подобие прически, ланон-ши предпочитала лишь вечерами.
Сейчас, в тонких кружевах и серебре, Блоод казалась удивительно человеческой. Лишь янтарный взгляд, сияющий сквозь упавшие на глаза локоны, выдавал дарковский язвительный характер. Ах, желтокожая стерва.
Катрин содрала с себя рубашку, расстегнула пояс с ножом…
— Долго. Для старика. Тебе интересно? Мужская болтовня? — Блоод повернулась еще обольстительнее. — Хочешь Энгуса? Могу устроить. Он ничего не поймет.
— Дурно обманывать маленьких, — привычно пробормотала Катрин, развязывая брюки и плюхаясь на покрытый вытертыми лисьими шкурами сундук, чтобы снять сапоги. Блоод тут же, одним движением, оказалась у ног подруги. Катрин ощутила привычное смущение. Она купалась, да и сапоги хорошо «дышали», но все-таки когда тебе так ласкают ноги…. Но и прерывать это безобразие не было никакой возможности, да, вообще-то, и желания. Жар возбуждения расплывался все шире. Узкий язычок суккуба скользил по ступням. Блоод научилась использовать и ценить духи, но естественные запахи заводили очаровательную кровососку куда сильнее…
В истоме Катрин запрокинулась, голова свесилась с сундука. Подрагивающие когтистые пальчики нежно легли на грудь….
* * *Оставленный на хозяйстве и от этого чрезвычайно грустный, Энгус следил за уходящей охотничьей командой, стоя у моста. Еще из ворот выглядывала огромная башка пса и, надо думать, соседство зверюги только усугубляло мрачное настроение 'коменданта'.
Катрин подбодрила своего Вороного каблуками и живо догнала остальных охотников. Ингерн двигалась на телеге, остальные верхом. Экипаж, заваленный колчанами со стрелами и дротиками, выглядел весьма воинственно. Возница, опоясанная мужниным тесаком, тоже смотрелась амазонкой. Оставалось надеяться, что олени и прочая дичь, осознав бесполезность сопротивления, начнут сдаваться пачками. О профессиональной загонной охоте на парнокопытных Катрин имела весьма слабое представление.
День выдался облачным. Хорошо, не так жарко будет. Под разговоры о делах насущных (в основном, всё о тех же кузнечных заботах), добрались до опушки. Начали искать следы. Даллап вроде бы точно запомнил место, но в высокой траве ничего разглядеть не удавалось. Охотники разъехались вдоль опушки. Первой следы острых копыт разглядела Блоод. Не успели остальные подъехать к ней, как суккуб молча и резко подняла руку. Катрин с изумлением увидела четырех животных, мирно щиплющих траву не далее, чем в двухстах шагах от охотников.
— Отрежем от леса, — прошипела Катрин и махнула Блоод.
Но стоило тронуться с места, как олени вскинули голову. Еще мгновение, и животные двинулись прочь. Очевидно, они не слишком обеспокоились. Просто отходили подальше. Трое всадников без труда оказались между оленями и опушкой леса.
— Что дальше? — осведомилась Катрин.
Даллап пожал плечами. Суккуб молчала. Было очевидно, что олени с легкостью уклонятся от любой попытки сблизиться. Судя по яростной жестикуляции, ценные мысли в избытке имелись у Ингерн, но к счастью, тележная охотница осталась далеко позади.
— Попробую попасть, — решился Даллап. Заскрипел лук…
Если бы олени были величиной со слона, можно было бы попытаться выстрелить еще раз. А так, животные лишь с недоумением посмотрели на воткнувшуюся в нескольких шагах от них стрелу.
— Дрянной лук, — сказал Даллап.
— Полное дерьмо, — ветеран по привычке оглянулся, проверяя, нет ли поблизости Песика. — Надо было арбалет взять. Сглупили…
Катрин была согласна. И лук не лучший, и стрелки так себе. Арбалет не поможет. Вот винтовка с оптикой…
— Что будем делать?
— Я догоню, — прошептала Блоод.
На нее воззрились с изумлением.
— Что ты хочешь сказать? — проворчал Даллап. — Что лучше всех ездишь верхом? Так мы верим.
— Это тебе не по крышам скакать, — предупредила Катрин.
— Не я. Он хочет, — суккуб погладила по шее своего гнедого.
Отношения с жеребцом у нее сложились близкие, почти интимные. Но в том, что скакун способен столь вольно изъявлять свои желания, Катрин все-таки сомневалась. Хотя, кто ее знает. Блоод талантливая… воспитательница.
Сказать, чтобы подруга взяла хотя бы дротик, предводительница не успела. Гнедой мягко и сильно взял с места. Вороной Катрин гневно всхрапнул и рванул следом. Самолюбия у него хватало. Конь Даллапа мгновение поразмыслил и тоже решил не оставаться в стороне.
Олени догадались, что шутки кончились. Довольно крупные животные резво брызнули прочь. Трое длинным прыжками ушли правее и почти мгновенно скрылись за кленами и боярышником опушки. Четвертый олень — крупный, с ветвистыми рогами, самонадеянно свернул к холмам.
Катрин с изумлением видела, как гнедой, несущий легкую Блоод, начинает настигать животное. Желтокожая наездница обняла лошадиную шею. Шелк повязки и черные блестящие волосы трепетали за спиной…
Катрин вдавила каблуки в бока своего коня. Вороной возмущенно всхрапнул, демонстрируя, что и так делает все как надо. Шпионка с ужасом и восторгом вцепилась в луку седла. Ветер пел и выл в ушах, рубаха рвалась с плеч…
…Блоод почти настигла оленя. В последний момент перепуганное животное совершило сумасшедший скачок в сторону. Повторить такой маневр гнедому, несущему ланон-ши, оказалось не под силу. Конь проскочил мимо, но тут же, без колебаний продолжил преследование…
…Вороной пошел наперерез. Собственно, Катрин пыталась его направлять, но конь лишь раздраженно всхрапывал, дескать, «сам знаю». Всадница неслась за мелькающим белым оленьим хвостиком — он почему-то был заметнее, чем всё довольно крупное испуганное животное. Серое небо слилось с зеленой травой. Дробь копыт, свист ветра в ушах… Думать Катрин не успевала. Жутко мешали зажатые в левой руке дротики…
Впереди начинался склон холма. Олень решил свернуть и избавиться от опасно приблизившегося черного зверя. Ловкий прыжок через куст барбариса… Пролетая мимо, Катрин негодующе заорала. Её скакун отозвался не менее злобным ржанием и поднялся на дыбы так резко, что Катрин едва удержалась в седле…
Мимо рыжей молнией промелькнула Блоод — ёе скакун на глазах настигал оленя. Увлекшийся Вороной наддал следом. Катрин чувствовала, что ее жизнь оборвется, стоит не удержаться в седле этого летучего танка, но особых возражений этакий способ самоубийства отчего-то не вызвал…
Сквозь свист ветра в уши ввинтился вибрирующий, на грани слышимости, вой. Кричала Блоод. От ее боевого клича, олень панически метнулся влево, подставил бок. Катрин метнула дротик… Черт, тренироваться надо. Древко мелькнул где-то под копытами, охотница перехватила в правую руку второй дротик. Если и сейчас промажешь, останется еще глефа у седла, но для метания тяжелое оружие не слишком приспособлено… Снова взвыла Блоод. Теперь не только несчастный олень затрепетал, но и Катрин едва выдержала высокий, полный нечеловечьего гнева и жажды визг-клич. Видят боги, у Бло прорезался голос.