– Показать? – Полководец был удивлен. – Что ты хочешь мне показать? К тебе подошли свежие подкрепления?
– Нет, дело не в этом…
Септимий Север полез за пазуху. Клодий попятился. Тут же рядом с ним возник прежний центурион с обнаженным мечом в руке. Но Септимий Север достал из-под плаща не кинжал, а всего лишь маленький темно-синий флакон.
– Что это? – спросил Клодий с любопытством, сделав знак центуриону, чтобы тот убрал меч.
– Это удивительный аромат, – ответил ему Септимий Север. – Ты ведь, как и я, родился в Африке, недалеко от Карфагена. Стало быть, этот аромат должен быть тебе знаком.
– Ты не устаешь удивлять меня, – насмешливо проговорил Клодий Альбин. – Решается судьба империи, твоя судьба решается, сто тысяч легионеров готовы вступить в смертельную схватку, чтобы решить, кто из нас встанет во главе империи, а ты пришел ко мне, чтобы показать какие-то духи? Или ты всерьез думаешь, что какой-то забытый запах заставит меня перейти на твою сторону? Не зря мне говорили, что ты безумец!
– Не горячись, Клодий! – Септимий Север отмахнулся от его слов, как от назойливой мухи. – Только открой этот флакон, вдохни этот аромат! Ты вспомнишь детство!
В глазах Клодия мелькнуло любопытство. Он протянул руку за флаконом, но все же недовольно проговорил:
– Не Клодий, а Клодий Септимий Альбин, полководец и завтрашний император! И имей в виду, если это яд – ты не уйдешь отсюда живым! Ты ненадолго переживешь меня.
– Нет, это не яд! – успокоил его Септимий Север. – Можешь не опасаться, я солдат, а не наемный убийца!
Клодий взял флакон, взглянул на него.
В это время луч солнца проник в палатку, упал на флакон – и тот засверкал, как будто был наполнен звездным светом.
– Красивая вещица! – проговорил Клодий, открыл флакон и поднес его к лицу.
Ему показалось, что походная палатка наполнилась ароматом диких роз, жасмина и вербены, ароматом невозвратной юности, щебетом птиц. Клодий вспомнил лучшие минуты своей жизни. Он поднял глаза на своего гостя – и понял, что перед ним стоит великий человек, истинный, прирожденный владыка. Клодий понял, что высшее предназначение его жизни – не бороться за власть, за императорский венец, а служить этому человеку, служить божественному Луцию Септимию Северу…
Ему показалось даже, что от Септимия Севера исходит удивительное сияние, прозрачное и волшебное, как звездный свет.
Клодий опустился на колени, наклонил голову.
– Прости меня, божественный… – проговорил он полным восхищения голосом. – Прости, что я противился твоей воле. Я не знал… не видел твоего истинного величия!
– Встань, Клодий! – ответил ему Септимий Север. – Я прощаю тебя. Ты не виноват. Ты просто заблуждался. Теперь ты выбрал правильную дорогу. Пойдем же, скажем об этом твоим солдатам.
– Пойдем! – радостно проговорил Клодий.
Они вышли из палатки.
Перед ними расстилался огромный квадрат военного лагеря – строгие ряды палаток, плац для построений.
К полководцу подбежали трое центурионов, замерли, ожидая приказаний.
– Передайте трибунам и легатам, чтобы они немедленно выстроили войска! – приказал Клодий. – Я объявлю приказ необычайной важности! Приказ, который решит судьбы мира!
Через двадцать минут огромная армия, пять легионов, прошедших огонь и воду, ветераны Британии и Испании, выстроились в парадном строю перед палаткой своего полководца.
В лагере наступила та звенящая, напряженная тишина, которая воцаряется перед важным, историческим событием.
– Солдаты! – заговорил Клодий, и глашатаи повторяли каждое его слово громкими, звучными голосами. – Солдаты, вы шли за мной через холодные вересковые пустоши Британии, через выжженные солнцем поля Испании! Вы шли за мной, веря в мою удачу, и сегодня оказались на этой земле. Нас ждала кровавая битва, битва за судьбу империи, в которой многим из вас предстояло умереть. Но сейчас я объявляю вам – битвы не будет!
По рядам легионеров, как ветер по ковыльной степи, пробежал шепот.
Битвы не будет… что же это значит? Скорее всего, Септимий Север, противник полководца, второй претендент на императорский венец, признал свое поражение… иначе зачем он один, без охраны, пришел в лагерь Клодия Альбина?
Но полководец продолжал:
– Солдаты! Сегодня я приношу присягу верности новому императору – Луцию Септимию Северу Августу! Он – законный наследник императорской власти, законный наследник божественного Августа и великого Цезаря, и вы тоже должны принести ему присягу!
Ропот в рядах легионеров стал громче.
Если сначала солдаты обрадовались, они подумали, что победа сама упала в их руки – теперь они были разочарованы. То, что не будет битвы – это хорошо, это значит, что не будет многочисленных смертей и тяжелых ран. Но в этой битве они рассчитывали обрести победу, принести ее своему полководцу, сделать его императором.
А те легионеры, которые принесли полководцу императорский венец, обретали множество привилегий. Им выплачивали большие вознаграждения, а самое главное – ветеранам победоносных армий выделяли обширные земельные наделы в лучших, самых богатых и плодородных провинциях империи.
А если они сдадутся без боя и принесут присягу другому полководцу – значит, не видать им этих наделов, да и денежные вознаграждения будут куда скромнее…
Легионеры роптали, но не смели громко высказывать свое недовольство, потому что между рядами расхаживали центурионы с розгами и плетьми.
И тут в одном из передних рядов прозвучал громкий, уверенный голос:
– Да здравствует император Луций Септимий Север Август! Да правит он долгие годы!
И тут же к этому голосу присоединились другие голоса – сначала немногие, но через несколько мгновений эти слова подхватили центурия за центурией, когорта за когортой.
Легионеры поняли, что, хотя битвы не будет, в ней будут победители и проигравшие. Победителями будут те, кто раньше других присягнет новому императору. Проигравшими будут тугодумы.
Денис Ведерников стоял перед зеркалом в ванной и смотрел на свое отражение. Он всегда любил свое лицо. Пускай оно да и фигура не соответствуют общим пошлым канонам красоты, Денис был твердо уверен, что обладает красотой внутренней, да и умом его Бог не обидел, а это, конечно, гораздо важнее.
В самом деле, нужна ли ему внешность гориллы – широкая грудь, накачанные мускулы, хмурый взгляд исподлобья? И ни грамма ума. Нет, такого ему не нужно.
Денис очень любил свое лицо. И вообще очень любил себя – единственного и неповторимого, он – совсем не то, что эти серые пошлые людишки с их мелочными желаниями и потребностями. Он – мыслящий человек, он – личность. А они – ничто. К этим ничтожным, незначительным людишкам относилась и жена, которая его совершенно не понимала. Самая настоящая курица – квохчет, суетится: «Денечка, Денечка, это тебе нельзя, это не делай, ты простудишься, ты заболеешь, ах, ох, ой, ай…»
Вера его дико раздражала. Она всегда была рядом, всегда была готова его утешить, убаюкать, отвлечь от грустных мыслей.
Это она так считала, что его нужно отвлекать. А он видел, что жена механически повторяет старые избитые слова и что голос у нее фальшивый. То есть на самом деле ей просто наплевать на него, на его богатый внутренний мир, на его сложные переживания, на то, что он – Личность. Именно так, с большой буквы.
И Денис стал делать так, чтобы Вера обратила на него внимание всерьез. Он устраивал ей сцены, бил посуду, ревновал. Точнее, только делал вид, что ревнует, на самом деле он был твердо уверен, что она и не посмотрит на другого мужчину. Верная женушка, порядочная… Да на нее никто и взгляд-то не кинет – самая настоящая мымра, уж он об этом позаботился. Выбросил всю ее косметику, изрезал приличную одежду. Так просто, для развлечения. Решил эксперимент провести – стерпит она или не стерпит? Все стерпела, плакала и у него же еще прощения просила.
Не сразу Денис осознал, что после таких сцен выходит обновленным, посвежевшим, как будто морским воздухом надышался. А потом решил, что раз организм так реагирует – стало быть, так и нужно. Ему нужна разрядка, ведь он – Личность, ведь он должен мыслить. А жена для того и нужна, чтобы послужить его высокой цели. Сама-то она ничего из себя не представляет – так, в музее каком-то задрипанном работает, от звонка до звонка там сидит.
Так и пошло. Как только Денис заметит, что жена слабо на него реагирует – устала на работе или по хозяйству закрутилась, так он сразу ей скандал по всем правилам. На самотек дело не пускал, заранее все обдумывал, благо время было, пока Вера на работе.
Денис изучил ее характер вдоль и поперек, недаром у него так развито умение логически мыслить. Все ее слабые стороны выяснил, долго стараться не пришлось – жена была примитивная, как одноклеточная инфузория туфелька, все на лице написано. Главное – боится быть виноватой, на все готова, чтобы его спасти.
Ну, конечно, пару раз пришлось ее пугнуть, что самоубийством жизнь покончит. Записку оставил, дескать, не нужен никому на свете, все окружающие только и жаждут от него освободиться. Увидел, что она с работы идет, услышал, как ключ в дверях поворачивается, да и шагнул на подоконник.
До сих пор было приятно вспоминать, что почувствовал, когда ее лицо увидел. Побелела вся, зашаталась, за сердце схватилась, к нему бросилась. «Денечка, – кричит, – Денечка, милый, не надо!» За ноги его обняла, вниз тянет, а он лягается. «Пусти, – кричит, – пусти, я жить не хочу! Мне все надоело!» Еще раз лягнул, да видно перестарался, почувствовал – ослабла она, упала на пол.
Ну, он тогда вроде тоже ослаб, с подоконника сполз, сделал вид, что сознание потерял. Вера сразу подхватилась, водой на него брызжет, за телефон берется, чтобы «скорую» вызвать. Пришлось ему очухаться, а жаль, хорошо было, если бы она его на себе в постель тащила. «Не надо, – шептал он, – «скорую», они увезут еще, а я хочу дома умереть». – «Не умирай! – закричала жена так, что у него в ушах зазвенело. – Не надо!» Ну, он вроде очухался малость, спросил: «Где это я?» Как будто не видел, что на собственном диване сидит.
Долго тогда они отношения выясняли, жена плакала, прощения просила, на коленях перед ним стояла. Приятно вспомнить.
Но Денис человек умный, наблюдательный, понимал, что такое шоу каждый день устраивать нельзя, кураж пропадет. Выждал какое-то время, тем более что жена шелковая стала, перед ним прямо стелется, каждое желание предугадывает. Однако долго так тоже скучно, говорят же – сладкого много не съешь, на солененькое непременно потянет.
Тут как раз подвернулась свадьба ее подружки закадычной. Подружка-то жену в свидетели пригласила, Вера платье купила модное, дорогущее, у тетки своей денег заняла. Тетка – та еще сволочь, на него всегда смотрит, как будто на букашку какую, – дескать, раздавить бы, да прикасаться противно.
Денис тогда скандал устроил – любо-дорого посмотреть. Долго готовился, все слова обдумал, даже на бумаге кое-какие тезисы записал, чтобы не сбиться. Прошло все как по маслу – ну, он и не сомневался в своем уме. Скандал устроил на пустом месте – к словам-то всегда придраться можно. Накрутил себя, а там само пошло. Платье разорвал в клочья, а когда руками уже рвать не получалось, порезал ножом. Сам удивился, откуда в руках такая сила появилась. Кричал, бесновался, на жену с ножом бросился…
Еле-еле она его успокоила, мать вызвала по телефону. Мать отпоила Дениса лекарствами, он и заснул от них как убитый. А с утра мать прибежала – так и так, говорит, я хорошего врача нашла, непременно нужно ему показаться. Он испугался не на шутку: «В психушку меня сдать хотите? Избавиться от меня надумали!» – «Что ты, – кричали они, – что ты, это врач частный, хороший, просто поговоришь с ним».
Ну ладно. Врача этого он сразу вычислил – никакой он не врач, а шарлатан, ему лишь бы деньги за сеансы получать, сказал, что двадцать сеансов как минимум нужно, а может, и больше. Он, Денис, быстро это дело прекратил, а деньги с матери брал. Раз она так с ним, то у него руки развязаны. Опять же деньги карманные не помешают, жена-то из своего музея копейки приносит.
Со свадьбой тогда отлично вышло, потому что жена не только туда не пошла, но и с подружкой рассорилась – подвела ее, пришлось в свидетели вообще постороннюю девку брать.
Сейчас Денис Ведерников смотрел на себя в зеркало, и кажется, впервые лицо ему не нравилось. Потому что оно было каким-то несимметричным, на левой скуле расплывался огромный синяк. Да еще и на затылке прощупывалась приличная шишка. Ну, там, под волосами, не видно, но лицо…
Это его разукрасила совершенно посторонняя тетка, оказавшаяся в кабинете у жены.
Денис вообще-то женщин не боялся, они, как правило, не агрессивны, тем более вид у него очень приличный, располагающий – глаза такие голубые, чистые, голос приятный. Но эта, надо же, – сразу драться. И жаловаться на нее не будешь – она чиновница какая-то, они друг за друга горой стоят… Еще и вправду полицию вызовет. Вот полиции Денис боялся, эти церемониться не будут.
Если честно, то не стоило ему давать себе волю в музее. Все-таки там посторонних много. Но в последнее время ему было очень скучно. Жена стала какая-то квелая, жаловалась на усталость, смотрела сквозь него куда-то вдаль и вздыхала. Он чувствовал, что мысли у нее посторонние в голове появились. Такое нельзя спускать на тормозах.
Денис пришел в музей с намерением просто наговорить Вере гадостей, вздрючить как следует. Но, увидев, что она не слишком его слушает, впал в ярость и стал душить. И в глубине души сам с собой поспорил – станет она звать на помощь или нет. Он был уверен, что не станет, будет терпеть до последнего, потому что ей неудобно… Вере всегда неудобно перед посторонними людьми – что скажут, да что подумают, да какими глазами посмотрят… Вот ему дела нет до этих мелких ничтожных людишек, его совершенно не волнует их мнение. Он насчет себя твердо уверен, что он человек непростой, он – Личность. А жена вечно на других оглядывается, это его в ней бесит.
Так что Денис был почти уверен, что жена промолчит, а как увидел глаза ее молящие, беспомощные, в раж вошел, так захотелось вдруг руки сжать сильно-сильно и посмотреть, что из этого получится… Ничего не получилось, потому что ворвалась в кабинет эта тетка да и огрела его по голове. А потом еще и по морде двинула. И теперь вот синяк в пол-лица.
Денис тогда поскорее ушел, полиции испугался. Но это не значит, что он все так просто забудет. Он жене устроит такую веселую жизнь, что она надолго запомнит.
Денис сказал, что она его больше не увидит, стало быть, нужно срочно разрабатывать вариант самоубийства. Что выбрать? В окно он выбрасывался. Что еще? Вешаться? Как-то это трудоемко, хлопотно, да к тому же опасно – а вдруг и правда шейные позвонки переломятся… Отравиться таблетками? Да где их взять-то… все серьезные таблетки не продают без рецепта. К тому же жена сразу вызовет «скорую», а они там промоют желудок, обругают, в общем, никто возиться не станет. Вскрыть вены? Но для этого нужно очень хорошо все рассчитать, чтобы Вера пришла как раз тогда, когда вода в ванне станет красная от крови. Иначе эта курица подумает, что он просто ванну принимает. А ну как она прособирается, на кухне начнет возиться, время протянет, в общем, так и на самом деле окочуриться недолго. Нет, в таких серьезных делах ни на кого полагаться нельзя, тем более на эту квочку. К тому же Денис не выносил вида крови. Да и шрамы останутся, и в больницу непременно увезут.
Больницы Денис боялся почти так же, как полиции. Врачи все циники, никто не станет вникать в его переживания, они посчитают, что он и правда самоубийца, а с такими разговор совершенно другой. Не церемонятся, в общем. Врачи равнодушные, медсестры злые – норовят уколоть побольнее, в палате обязательно попадется один, который храпит по ночам, а другой ночью бегает курить, и потом от всех пахнет дешевым табаком. Да, от больницы нужно держаться подальше.
Нет, все-таки вариант с окном предпочтительнее. И гораздо наглядней. И Ведерников опять вспомнил, какое лицо было у жены, когда он в первый раз стоял на подоконнике.
Денис немного подумал и разработал замечательный, просто гениальный план. Без плана нельзя, все нужно делать обстоятельно, все предусмотреть, чтобы потом накладок не было. Он даже записал кое-что на листочке, время прикинул, схему набросал.
Значит, жена сегодня пораньше придет, на два часа отпросится, уж он-то ее знает. Потому что боится, что он из окна выбросится или еще что с собой сделает. Будет теперь думать об этом беспрестанно, все у нее из рук будет валиться, в конце концов, начальство ее отругает да и отпустит домой. По семейным обстоятельствам.
Денис знал, какой дорогой она с остановки идет – в проход между домами, а потом через двор. Другого пути нет, если только она в магазин не зайдет. Но нет, сегодня ей не до магазина, сегодня она домой полетит, уж он-то знает. Значит, нужно ее у окна караулить. И как только войдет она под арку, так сразу и вылезать на подоконник.
Денис подошел к окну и встретился глазами с соседкой. Такая бабенка противная, нагловатая, вечно шляется по квартире полуголая, по телефону целый день болтает. Пыталась и с ним заговаривать, только он с такими ничтожными людишками и двух слов не скажет. Они ему не интересны.
Денис отпрянул от окна и потом, прикрываясь занавеской, дождался, пока соседка тоже отойдет. Он подумал еще немного и решил, что лучше всего, если он будет стоять на подоконнике голый. Ну не совсем голый, конечно, но в одних шортах. Тогда со стороны это будет смотреться очень правдоподобно и эффектно. И жалостно. А если еще выйти на карниз, который проходит как раз под окном, то жена точно ужаснется.
Он представил себе, как ее запрокинутое лицо сначала бледнеет, потом становится белым как мел и только глаза на нем выделяются. Совершенно безумные, черные от страха. Как хватается она за сердце, как бросает сумку и бежит, задыхаясь, прижимая руки к груди, как стонет не бегу: «Не надо, не надо…»