— Ты разжег мое любопытство, — признался прелат. — Откуда взялся этот каприз?
— Она из семейства скоморохов, — объяснил Феб. — Понравилась моей жене. А поскольку Дамиана, особенно в ее нынешнем положении, чувствует себя одинокой, она вбила себе в голову, что эта девочка поможет ей разогнать тоску.
— Вполне понятное и оправданное желание, — заметил Пьетро, — которое к тому же можно назвать бого-угодным делом.
— Ну, это соображение мне представляется второстепенным, — легкомысленно заметил маркиз Феб.
Пьетро привык читать в глазах брата его самые сокровенные мысли.
— Если бы не твоя хмурая физиономия, я бы сказал, что ты неравнодушен к этой девице.
— Она же еще ребенок, — поспешно перебил его Феб, стараясь ничем не выдать своей досады.
Если он не научится сдерживаться, то не только брат родной, а пожалуй, и посторонние начнут читать его лицо, как открытую книгу. Неудержимое влечение, которое он почувствовал к этой девочке, глубоко встревожило его.
Саулина была уже так близко, что могла видеть и слышать их. Она грациозно присела в реверансе и непринужденно улыбнулась.
— Меня ожидает госпожа маркиза, — сказала девочка, стараясь как можно правильнее произносить слова, чтобы не был заметен ее деревенский акцент.
— А не могли бы мы чем-нибудь вам угодить, прекрасная барышня? — шутливо спросил прелат.
— Один из вас, господа, мог бы проводить меня к ней.
Даже если бы она росла и воспитывалась за кулисами театра, ей и тогда не удалось бы лучше разыграть свою роль.
Братья обменялись многозначительными веселыми взглядами и одновременно склонили перед нею головы.
— Позвольте мне вас сопровождать, прелестное дитя, — сказал Феб, предлагая ей свою руку.
Маркиз уже не был так твердо уверен, что это странное босоногое существо имеет отношение к семейству скоморохов. Похоже, что к нему в сад случайно забрела лесная нимфа-сильфида.
33
Рибальдо ехал легкой рысью по дороге, ведущей в Кассано д'Адда, в сопровождении верного Бернардино, державшегося на почтительном расстоянии. Бернардино всегда чувствовал, когда нужно быть рядом с хозяином, а когда лучше оставить его в покое.
Высокий и тощий, Бернардино обладал неистощимым запасом сил. Его изможденное, морщинистое лицо и запавший по причине отсутствия многих зубов рот могли ввести в заблуждение кого угодно, но в глубоко сидящих глазах светились решительность и ум.
Много лет назад мать Гульельмо Галлароли спасла Бернардино Салу от пожизненного заключения в каторжную тюрьму. Вся вина Бернардино состояла в том, что он был младшим братом Карло Салы, вора-святотатца, грабившего церкви. Дело вызвало много шума еще и потому, что Карло Сала был священником.
Наконец он был арестован и приговорен к казни. Тщетно богословы из школы святого Иоанна Крестителя пытались вызвать в его душе раскаяние. Святотатец не прислушался ни к доводам теологов, ни к добрым советам светских властей, ни к молитвам простого народа, до самой плахи призывавшего его примириться с господом.
Палачу, медлившему в страхе перед его безбожной дерзостью, осужденный крикнул:
— Скорей! Делай свое грязное дело!
Грабитель церквей умер с безбожным смехом на устах и был похоронен в неосвященной земле ночью при свете факела.
Бернардино, обожавший своего брата, не запятнал себя ничем, кроме попытки помочь Карло бежать. Поэтому мать Гульельмо Галлароли перевернула небо и землю, чтобы эта добрая душа не погибла, как погибла душа его старшего брата. Так Бернардино стал доверенным лицом в доме Галлароли, где единственным мужчиной был Гульельмо, в то время еще ребенок. Мастер на все руки, прекрасно владевший оружием, Бернардино стал верным слугой, телохранителем и оруженосцем Гульельмо, который вырос у него на руках.
Огненный диск солнца медленно опускался, то и дело скрываясь за верхушками деревьев, но, несмотря на близость заката, жара стояла невыносимая.
В прежние времена, до нашествия этих проклятых французов, церкви по всей провинции устроили бы крестные ходы и торжественные молебны, прося у Всевышнего обильного дождя. Но теперь господь отвернулся от жителей Ломбардии, наказал их за то, что они встретили французов как освободителей. Скоро пересохнут даже лесные ручьи. Может, тогда эти безбожники и осквернители церквей поймут, что бога нужно почитать и смиренно просить о милости? В конце концов вода ведь нужна и французам.
Бернардино молчал и утирал пот, заливавший ему глаза, с завистью поглядывая на Рибальдо, ехавшего на десяток шагов впереди: он был свеж, как луг на заре. Рибальдо никогда не потел, ел и пил как птичка, никогда не жаловался на жару или холод, мог продержаться много дней и ночей без сна и при этом никогда не уставал.
Даже ребенком он мог бодрствовать до самого позднего часа, когда взрослые вокруг него валились с ног от усталости. Уж не дьявол ли вселился в этого мальчика? Или дух святой? Бернардино, чей возраст приближался к пятидесятилетнему рубежу, не раз вставал в тупик, пытаясь разгадать загадку Рибальдо. Он был его верным дядькой с самых ранних лет, но никогда не мог его понять.
«В чем-то он напоминает моего брата, — думал Бернардино, суеверно крестясь. — Ими обоими владеет отчаяние».
— Мы на земле Альбериги д'Адда, — предупредил Рибальдо, прервав наконец долгое молчание.
Бернардино кивнул в знак согласия.
— Продолжим путь? — спросил он.
Вместо ответа Рибальдо спешился, перебросил поводья через шею своего великолепного жеребца, нетерпеливо мотавшего головой, чтобы избавиться от слепней, и растянулся на траве под тутовым деревом.
Бернардино вынул из вещевого мешка фляжку с водой и щедро отхлебнул из нее. Бесполезно было предлагать воду хозяину, он все равно отказался бы.
Рибальдо дал знак, чтобы тот приблизился.
Верный оруженосец спрыгнул с лошади.
— Дождемся темноты здесь, — распорядился Рибальдо. — Не хочу, чтобы меня видели на их землях.
Бернардино не нуждался в подобных разъяснениях. Он не хуже своего хозяина понимал, в какую беду они могут попасть, если их узнают где бы то ни было, но особенно на землях Альбериги д'Адда.
— Да, синьор, — кивнул он, держа свои соображения при себе.
— Нам остается только отдыхать, — сказал Рибальдо, прислонившись затылком к шершавому стволу дерева.
Вдоль изгороди был проложен узкий оросительный канал, на дне которого еще бежала вода. Бернардино очень бережно наполнил флягу, потом освежился сам, смочив водой лицо и волосы. По старой привычке он бдительно огляделся по сторонам и только потом опустился на землю, причем с таким расчетом, чтобы наблюдать за той частью дороги, которая находилась за спиной у Рибальдо.
Проверив, в порядке ли оружие (у него всегда были под рукой кинжал, шпага и пистолет), Бернардино вытащил из переметной сумы слегка оструганный, но еще непонятной формы кусок буковой древесины, вынул из кармана складной нож и принялся строгать.
Рибальдо предавался приятным воспоминаниям. Вскоре ему предстояло увидеться с Дамианой. Впервые он повстречал ее на мосту Лово в Венеции. Ему было тогда пятнадцать лет, он был одет по последней моде и гордился своим прекрасным камзолом, жилетом из серебряной парчи и короткими небесно-голубыми панталонами до колен. На ногах у него были белые чулки и черные лаковые башмаки, на голове красовался первый в его жизни пудреный парик с косичкой, перевязанной черным бантом. Его мать, Амалия Галлароли, смотрела на него с обожанием сквозь прорези маски, которой прикрывала лицо, чтобы не быть узнанной. Амалия, одна из прекраснейших женщин Венеции, провела свою мо-лодость в бурных, порой сомнительных приключениях. Сейчас она шла упругой походкой, слегка опираясь на руку сына, и именно она кивком головы указала ему на девочку, идущую им навстречу по мосту.
— Гульельмо, — предупредила она шепотом, — вон там Дамиана.
— А кто эта дама с ней? — спросил мальчик.
— Ее воспитательница.
Дамиана Мончениго была очаровательной четырехлетней куколкой, наряженной, как взрослая дама, в платье из бледно-розовой тафты с кружевными оборками. С пояса свисал изящный веерок. Великолепные тициановские волосы были собраны в тяжелый узел на затылке, а надо лбом красовалась диадема, усеянная жемчугом.
Гульельмо улыбнулся ей и поклонился с шутливой церемонностью.
— Добрый день, синьорина.
Дамиана ответила на приветствие, показав в улыбке зубки — такие же белые и ровные, как жемчужины, венчавшие ее головку. А поскольку гувернантка шла, не останавливаясь и чуть ли не силой таща ее за собой, девочка решительно высвободилась из тисков и вернулась обратно, подойдя почти вплотную к Гульельмо.
— Мое почтение, синьор, — сказала она, сделав безупречный реверанс.
— Мое почтение, синьор, — сказала она, сделав безупречный реверанс.
— Прошу прощения у господ, — извинилась гувернантка, вновь схватив за руку свою непослушную воспитанницу. — Эта бедная девочка сама не понимает, что делает.
Прошло много лет, прежде чем Дамиана и Гульельмо увиделись снова, но первая встреча запомнилась им обоим. Они признались в этом друг другу, повстречавшись в Милане, в доме графа Порро.
Солнце село, на небе взошла луна, одна за другой начали загораться звезды. Над головой раздражающе жужжали комары.
— Я еду на виллу Альбериги, — объявил Рибальдо, с кошачьей ловкостью вскакивая на ноги.
— А я? — невозмутимо осведомился Бернардино, ожидая дальнейших распоряжений.
— Поедешь за мной до ворот сада. Будешь ждать там.
— Хорошо, — коротко отозвался слуга, вставляя ногу в стремя.
Всадники пустились вскачь, затем Бернардино отстал, позволив своему хозяину углубиться в одну из многочисленных межевых дорожек между полями. Сам он следовал за Рибальдо на значительном расстоянии, ни на минуту, однако, не теряя его из виду.
Рибальдо знал, что, если ему повезет, он найдет ворота открытыми. В противном случае ему придется перелезать через опоясывающую сад стену, рискуя быть обнаруженным. Дамиана была очень осмотрительна и наверняка все подготовила, чтобы упростить ему задачу. Как всегда, когда дело бывало летом, им предстояло встретиться в грабовой роще, куда почти не проникал свет луны. Вот сейчас, скоро-скоро, он вновь обнимет Дамиану.
Рибальдо спрыгнул с лошади в нескольких шагах от кованой железной изгороди, защищавшей парк позади виллы от посторонних, и оставил своего скакуна, зная, что Бернардино где-то поблизости. На своего верного оруженосца он всегда мог положиться как на самого себя. В каком-то смысле Бернардино заменил ему отца. Настоящий отец Гульельмо, жестокий негодяй, отрекся от него.
Приближаясь к ажурной изгороди, молодой человек заметил огни в окнах виллы, до него донеслись мелодичные звуки менуэта в исполнении флейт и струнных.
«Дамиана наверняка устроила это представление, чтобы занять внимание гостей и членов семьи», — с восхищением подумал Рибальдо.
Ему был хорошо знаком громадный парк, через который от заднего крыльца виллы шла широкая аллея. Именно этот парк в летние месяцы служил местом его кратких и рискованных встреч с Дамианой.
Иногда Рибальдо приезжал сюда, не имея возможности предупредить ее заранее, но всякий раз находил ее здесь в трепетном ожидании.
— Откуда ты знала, что я приду? — растроганно спрашивал он.
— А я не знала, — улыбалась она в ответ. — Я просто чувствовала.
Зимой, в разгар городского сезона, они встречались в Милане, обычно в библиотеке графа Порро, когда он давал у себя в доме какой-нибудь прием. Но после того как город заняли французы, многократно возрос риск столкновения с офицерами Бонапарта. Рибальдо не только сократил свои визиты в город, но и стал избегать дома графа Порро, которого связывали с французами общие идеи и политические интересы. Сам Порро для последней встречи с ним благоразумно избрал переполненный торговцами и путешественниками обеденный зал гостиницы «Колодец», где легче было остаться незамечен-ными.
Рибальдо уловил чутким ухом шелест платья и легкую поступь, до него донесся запах ее духов — запах фиалок. Это, несомненно, была Дамиана, но он остался недвижим, затаив дыхание, в густой тени грабовой рощи.
Они узнали друг друга и обнялись в темноте.
— Моя маленькая Дамиана, — прошептал он.
— Я знала, что ты сразу откликнешься.
Рибальдо ощутил ее округлившийся живот и принялся торопливо подсчитывать в уме срок грядущих родов.
— Как ребенок? — спросил он. — Когда он появится на свет?
— Еще не скоро, — успокоила его Дамиана.
Рибальдо с нежностью провел рукой по ее роскошным волосам.
— Моя милая Дамиана, тебе тревожно?
— Мне предстоит произвести на свет первенца Альбериги. Это такое событие… Есть от чего встревожиться!
— Тебе нельзя волноваться, — сказал он с нежностью.
— Я спокойна.
На самом деле, как любая женщина, Дамиана боялась приближения родов, но зачем Рибальдо это знать?
Он все понял без слов.
— Как только ребенок родится, немедленно сообщи.
— Я пришлю к тебе Джобатту, как всегда.
— На вилле есть акушерка? — с тревогой спросил Рибальдо.
Им легко было говорить друг с другом о предмете, который в приличном обществе считался запретным между кавалерами и дамами.
— Есть. Она приехала с нами из Милана.
— Опытная?
— Самая лучшая, — уверенно ответила Дамиана. — Можешь не сомневаться.
— Зачем ты позвала меня? — спросил он наконец.
— У меня для тебя сюрприз, Гульельмо. Посмотри, кто идет сюда, и попробуй угадать, кто это.
К ним приближалась какая-то смутная тень, но постепенно Рибальдо начал различать тонкий и стройный девичий силуэт.
— Я не понимаю, — сказал он, причем в его голосе прозвучало заметное раздражение.
— Ее зовут Саулина Виола.
Саулина остановилась в шаге от них, сделала реверанс и сказала, обращаясь к Рибальдо:
— Добрый вечер, синьор. Это вы должны отвезти меня к мадам Грассини?
Гульельмо Галлароли узнал маленькую крестьянку с золотистыми волосами и огромными черными глазами, в которых угадывалась та же жажда свободы, что обуревала его самого.
— Да, — ошеломленно подтвердил он, — я отвезу тебя к мадам Грассини.
Ему о многом нужно было расспросить Дамиану, но присутствие девочки, место, обстоятельства не давали ему такой возможности.
— Саулина расскажет тебе, как она попала в Кассано, — предупреждая расспросы, сказала маркиза. — Это долгая история, ты узнаешь ее по дороге. Верно? — спросила она, поворачиваясь к девочке.
— Да, синьора, — послушно кивнула Саулина.
— А теперь мне придется вернуться в дом, пока меня не хватились, — с горечью продолжала Дамиана.
— Неужели прямо сейчас?
— Увы, — вздохнула она, — но не прежде, чем я скажу тебе, кто известил меня, что ты ее разыскиваешь. Это был граф Порро.
— А он объяснил тебе — почему?
— Он рассказал мне все, что знал. А теперь уходи!
Рибальдо поцеловал ей руку.
— Береги себя, — сказал он ей на прощание, — и ребенка.
Дамиана провожала их взглядом, пока они не растворились в темноте. Наконец она услышала приглушенный стук копыт и, тяжело вздохнув, направилась к вилле.
Вот уже несколько часов все более частые и острые приступы боли пронзали ей спину, но она не желала их замечать. Дамиана не хотела заниматься собой, пока не вверила Саулину заботам Гульельмо. Зато теперь она явственно ощущала приближение события, наступившего преждевременно и наполнившего ее душу смятением и страхом.
34
Розовые пальцы зари уже ухватились на востоке за далекий край горизонта, когда Рибальдо, Бернардино и Саулина добрались до большого хутора. Это была целая деревня в миниатюре: крестьянская усадьба, сложенная из грубого местного камня, сыроварня, конюшня, хлев, крытый сеновал и много других хозяйственных построек. Здесь была даже своя церковка с колокольней. Ее чистый силуэт вырисовывался на фоне голубеющего неба.
— Ну вот наконец мы и дома, — с облегчением отметил Бернардино, кивком приветствуя двух крестьян, почтительно снявших шапки.
На сыроварне кипела работа; женщины доили коров, мужчины чистили стойла, им помогали дети. Веселый беспородный пес с лаем бросился навстречу всадникам.
Рибальдо цыкнул на дворнягу, заставив ее замолчать: измученная скачкой Саулина уснула у него на руках.
— Надо будет поручить ее заботам женщин, — посоветовал Бернардино.
— Сейчас отнесем ее в мою комнату и уложим в постель, — решил Рибальдо.
Кудахтали куры. Гордый собой петух с выпяченной грудью прокричал «кукареку» с таким усердием, что гребень у него налился кровью. Преисполненные сознания собственной важности гуси и утки, переваливаясь на ходу, шествовали к ближайшей питьевой канаве.
— Предупреди Юстицию, чтобы посидела с ней и была рядом, когда она проснется, — сказал Рибальдо, обращаясь к Бернардино.
— Будет исполнено.
— Бедная девочка, она, должно быть, совсем выбилась из сил.
Было что-то невероятно трогательное в этом хрупком тельце, так доверчиво прильнувшем к нему.
— А когда проснется? — спросил Бернардино.
— Дашь мне знать.
— Где?
— В обычном месте.
Бернардино кивнул и направился к крестьянской усадьбе, где уже наверняка варили поленту на завтрак: из трубы на крыше курчавыми завитками поднимался дым.
Работники сыроварни сновали мимо Рибальдо, почтительно кланяясь на ходу. Кивком головы он подозвал мальчишку-конюха. Тот подхватил коня под уздцы, пока Рибальдо ловко соскальзывал со спины животного, держа на руках спящую Саулину.