— Так вот как называется это место? — название показалось Саулине забавным. — Сыроварня Клары?
— Извините, я вас отвлекаю своей болтовней. Завтракайте, прошу вас, — смиренно произнесла Мирелла.
— Я подожду синьора Гульельмо, — сказала Саулина.
Она была голодна, но в домах, где ей приходилось бывать, никто не начинал есть, если за столом не хватало одного из сотрапезников.
— Хозяин не придет, — охладила ее пыл Мирелла.
— Как это он не придет?
— Он ушел со двора еще утром. Отправился в поля с крестьянами. Они роют канал. Знаете, на этой жаре вся вода пересыхает, но поливать-то все равно надо.
Саулина погрузилась из света во мрак.
«Слыханное ли это дело! — подумала она. — Синьор работает в поле вместе с крестьянами!»
— Разве вы не будете завтракать? — напомнила о себе Мирелла.
— Нет, отведи меня к твоему хозяину.
— Этого я сделать не могу, — Мирелла впервые показала коготки.
Саулина бросила на нее надменный взгляд:
— Ты будешь выполнять то, что я тебе приказала.
— Вам бы лучше убраться поскорее из этого дома, — усмехнулась Мирелла, переходя к открытым военным действиям.
Саулина вспыхнула от возмущения.
— Я прикажу тебя выпороть, — пригрозила она.
— В сыроварне Клары так не делают. Но даже если ты настолько вскружила ему голову, что он прикажет меня выпороть, от этого ничего не изменится.
Они перешли на «ты», и это окончательно поставило их на одну доску.
— Вскружила голову? — растерянно переспросила Саулина.
— Тебе же есть куда поехать, — продолжала Мирелла, явно решив договориться. — Есть много других мужчин, которые будут терять голову из-за тебя. У тебя есть будущее. А у меня есть только он. Знаю, я у него не единственная, но я довольствуюсь тем, что он зовет меня, когда я ему нужна. Но если он уйдет к тебе, я потеряю его навсегда.
— Что ты такое говоришь? — растерялась Саулина.
— Я говорю правду, как она есть. И мне это еще дорого обойдется, — призналась Мирелла.
— Я не понимаю, — сказала Саулина.
— Не понимаешь? Ты не понимаешь, что он тебя избегает, потому что влюблен в тебя?
— Убирайся! — в смятении закричала девочка.
— Да я-то уйду, — ответила Мирелла, — только и вам следует опомниться да подумать хорошенько. Вам не повезет на сыроварне Клары.
— Ты ничего не знаешь, — накинулась на нее Сау-лина.
— Это ты не знаешь, кто такой Гульельмо Галлароли, — сказала Мирелла и захлопнула за собой дверь.
Признание Миреллы, буквально ошеломившее Саулину, в один миг открыло ей глаза не только на чувства Гульельмо по отношению к ней, но и на природу ее собственных чувств к нему. Вот почему она так страдала в разлуке с ним, вот почему так радовалась в его присутствии. Она любила его! Эта крестьянка со своей ревностью открыла ей глаза! Значит, этот человек, такой молодой, красивый, богатый, сильный, — влюблен в нее! Но тогда почему же он ее избегает?
Саулина выскочила из дома, вмиг позабыв правила хорошего тона, и бросилась в лес по тропинке, ведущей к реке. Раз крестьяне роют канал, значит, они должны начать оттуда.
Она узнала его издалека, хотя он стоял к ней спиной. Он был самым высоким и стройным из всех. Он был обнажен до пояса, и мускулы играли под загорелой и гладкой кожей у него на спине всякий раз, как он поднимал заступом новый пласт земли. Белые панталоны, обрезанные выше колен, плотно облегали его бедра. Саулина впервые видела его таким и пришла в восторг.
Крестьяне сделали вид, что не замечают ее.
Она остановилась в двух шагах от него, запыхавшись от волнения и от бега. Его шея и грудь блестели от пота.
— Добрый день, синьор, — тихо сказала Саулина. — Как вы поживаете? — спросила она, словно собираясь начать светский разговор в гостиной.
Рибальдо резко повернулся, глядя на нее изумленными глазами. Он был рассержен и даже не пытался это скрыть.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он строго.
— Я пришла вас навестить, — ответила Саулина, стараясь улыбнуться и как-то смягчить суровость встречи. Больше всего на свете ей хотелось броситься ему на грудь и выплакать все накопившиеся слезы.
— Идем со мной, — приказал Рибальдо, взяв ее за руку, и потащил за собой в тень высокого дуба. — Похоже, ты никогда не научишься хорошо себя вести.
Инстинкт подсказал ей, что спорить с ним не стоит.
— Я узнала, что это место называется сыроварней Клары, — сказала она, уводя разговор в сторону.
Он пропустил мимо ушей эту бесхитростную и по-женски очаровательную попытку переменить тему.
— Немедленно возвращайся в дом!
На этом тенистом зеленом островке лето казалось прекрасным, воздух был прозрачен, деревенские запахи кружили голову. Саулина чувствовала себя в безопасности под защитой раскидистого дуба, вдалеке от крестьян, продолжавших копать землю.
— Как вам будет угодно, синьор, — поклонилась она в знак покорности его желаниям и, повернувшись спиной, направилась к сыроварне.
Но не успела она сделать и нескольких шагов, как он схватил ее за руку и заставил повернуться к себе лицом, глядя ей прямо в глаза. На этот раз взгляд у него был такой, будто он хотел ее убить.
— Будь ты проклята, Саулина! Зачем ты пришла сюда?
Вместо ответа она чуть ли не в беспамятстве бросилась ему на шею. Что за сила раздирала ей грудь и разжигала в крови пожар, заставляя терять голову и испытывать чувства, для которых у нее не было названия? Это любовь? Никто не мог объяснить ей, что это за сладкая мука, сводившая ее с ума. Она цеплялась за это чувство, как потерпевший кораблекрушение цепляется за единственный уцелевший обломок доски. К этому чувству ей хотелось приковать себя цепями, чтобы оно не исчезло.
На какой-то миг Рибальдо тоже нежно обнял ее и привлек к себе, но, тут же отстранив, вновь схватил ее за руку и поволок за собой к усадьбе.
— Бернардино! — заорал он.
Верный слуга тотчас же вышел на зов.
— Седлай лошадей.
Мирелла подглядывала за ними из-за стога сена, и сердце у нее возликовало при виде происходящего.
Саулина попыталась вырваться, но силенок не хва-тало.
— Я не хочу возвращаться в город! — в отчаянии закричала она.
— Меня не интересует, чего ты хочешь, — оборвал ее Гульельмо. — Будешь делать, как я велю, и все тут.
— Я вернусь к синьоре Грассини, только когда поправлюсь.
— Ты вернешься немедленно.
— Вы же мне обещали!
— Значит, я из тех, кто не держит слова.
— Я сказала, что не хочу.
— А я не спрашивал, хочешь ты или нет.
— Вы хотите от меня избавиться, чтобы остаться с Миреллой!
Саулина заметила соперницу, показавшуюся на мгновение из своего укрытия, чтобы насладиться зрелищем. Но когда Рибальдо повернулся в ту сторону, Мирелла успела скрыться.
— Ты сама не знаешь, что говоришь!
Саулина здорово задела его своим замечанием, и теперь он не знал, как ей ответить.
— Зато вы отлично знаете, чего хотите, — бойко парировала она.
— Мне все равно, что бы она там ни говорила.
Рибальдо повернулся к Бернардино, который выводил из конюшни оседланных лошадей. Надо было принимать неизбежное решение. Необходимо освободиться от одержимости, будоражившей ему кровь и не дававшей покоя. Было бы непростительно с его стороны позволить себе что-нибудь с малолетней девочкой. Он хотел по-прежнему уважать себя. В одном можно было не сомневаться: если он не увезет ее отсюда немедленно, Саулина найдет способ сделать так, чтобы случилось непоправимое.
— Я хочу повидать Юстицию, — сказала Саулина тоном приговоренного, объявляющего о своем последнем желании.
Рибальдо позвал старушку.
— Меня увозят, — пожаловалась Саулина.
— Для твоего же блага, — улыбнулась ей Юстиция.
— Все знают, в чем мое благо, — проворчала Саулина, — кроме меня самой. Оставьте меня здесь, с вами, — взмолилась она.
— Тебе надо ехать, моя маленькая, — твердо ответила старушка.
Саулина огляделась кругом, как зверек, попавший в капкан.
— Прощай, Юстиция, — сказала она наконец. — Ты много для меня сделала.
Рибальдо вскочил в седло, крепко держа Саулину обеими руками. Голова у него кружилась, тяжкие толчки крови отдавались во всем теле. Он охотно передоверил бы ее Бернардино, но решил не рисковать.
— Прошу вас, позвольте мне остаться с вами всего на несколько дней, — предприняла она последнюю попытку.
— Тебе необходимо вернуться в Милан, — ответил Рибальдо.
— Но я не хочу возвращаться в город, — с отчаянием повторяла Саулина. — Не хочу возвращаться к Грассини. Я хочу только одного: остаться с тобой.
Они уже отъехали от сыроварни на значительное расстояние. Слова Саулины слышали только Рибальдо да его верный оруженосец. На этот раз даже старый Бернардино не подумал о том, что надо бы всыпать ей добрую порцию горяченьких. Напротив, ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не расчувствоваться.
Эти двое страдали от любви, оба любили друг друга до безумия, хотя он не хотел этого признавать, а она еще не понимала. Но почему его хозяин не захотел сорвать этот едва раскрывшийся весенний цветочек, старому Бернардино не суждено было понять до конца своих дней.
44
— Почему я должна ехать именно сегодня? — спросила Саулина.
— Я не смогу тебе это объяснить. Даже пытаться не буду, — ответил Рибальдо. — Когда-нибудь ты поймешь.
Она уже устала от этого однообразного припева. Все говорили «когда-нибудь», «в один прекрасный день». Каждое «завтра» превращалось в «сегодня», а потом и во «вчера», оставаясь таким же темным и непонятным.
— Хоть бы раз кто-нибудь ответил по-человечески! — заворчала Саулина. — Нет чтобы сейчас, сразу, здесь, сегодня. Завтра. Всегда завтра.
— Будешь ворчать, век в девках просидишь, — шутливо пригрозил ей Рибальдо.
Солнце медленно склонялось к горизонту. Двое мужчин и девочка не торопясь продвигались вперед, держась в стороне от больших дорог во избежание неприятных встреч. Густая лесная тень и свежий ветерок бодрили силы усталых путников.
По мере приближения к городу в душе у Гульельмо росла уверенность в том, что он поступил правильно, решив отправить Саулину к ее покровительнице. Этим утром среди известий, пришедших из Милана, была и новость о награде, назначенной тому, кто предоставит полезные сведения о похитителе или похитителях «некой Виолы Саулины, девицы на вид лет тринадцати, светловолосой, светлолицей, черноглазой, хрупкого сложения». Извещение, снабженное печатью городского управления, а также подписями его председателя Пьолтини и секретаря Чезати, было развешано на всех контрадах Милана.
Чтобы преодолеть городские стены и въехать в Милан, Бернардино прибег к помощи одного крестьянина, работавшего на миланских огородах недалеко от Сенных ворот. С внутренней стороны прямо под стеной на всякий случай поджидал эскорт во главе с Обрубком из Кандольи. Старый Бернардино был мудрым и предусмотрительным слугой.
Сенные ворота были выбраны не случайно: крестьянин, ожидавший их со своей телегой, груженной сеном, часто проезжал именно через эти ворота. Встреча была назначена у развилки Трех Тополей, на расстоянии меньше мили от города. Крестьянин сидел на земле возле своих двух волов, запряженных в телегу. Он медленно поднялся на ноги при их появлении, стащив с головы соломенную шляпу.
— Мое почтение, синьоры, — сказал он.
Бернардино был мало знаком с этим крестьянином, но знал, что он хорошо известен таможенникам, потому что чуть ли не каждый вечер возит в город сено.
Рибальдо и Саулина спешились, молодой человек поручил своего коня заботам верного слуги.
— Жди меня на рассвете у Восточных ворот, — сказал он.
Бернардино кивнул, бросив крестьянину новенькую золотую монету — оговоренную плату за проезд.
— Прощай, Бернардино, — сказала Саулина, протянув ему руку на прощание.
— Прощай, Саулина.
Крестьянин, который никогда на слух не жаловался, тотчас же сообразил, что это та самая девочка, о которой развешаны объявления по всему городу. Сам он читать не умел, да не беда, возле каждого вывешенного на городских стенах листка с объявлением непременно находился кто-нибудь грамотный, читавший вслух остальным. Необычное имя, произнесенное старым Бернардино, поставило все на свои места.
— Устраивайтесь поудобнее, синьоры, — пригласил крестьянин, откидывая мешковину, прикрывавшую сено сверху.
В сене было проделано что-то вроде пещеры, достаточной, чтобы вместить двоих.
Проходя мимо этого грубого, коренастого простолюдина, Саулина взглянула на его небритую, как будто скошенную на один бок физиономию со слюнявым и похотливым ртом. Он так и таял от заискивающих улыбок, обнажая частокол скверных зубов. От него пахло заста-релым потом. В хитрых маленьких глазках затаилась жестокость. Девочку пробрала дрожь.
Рибальдо заметил это.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего, — ответила Саулина и взобралась на телегу. Душистый запах сена немного успокоил ее.
Рибальдо задержался еще на минуту.
— Когда высадишь нас неподалеку от контрады Сант-Андреа, — сказал он, — получишь еще одну монету.
— Будет исполнено, синьор, — поклонился крестьянин.
Как только Рибальдо взобрался на телегу, крестьянин опустил мешковину и забросал ее сеном так, чтобы никто снаружи не мог догадаться о существовании тайника.
Оставшись в темноте, Саулина и Рибальдо некоторое время молчали. Потом ее маленькая ручка нащупала его сильную руку.
— Не отсылай меня, — прошептала она, — пока еще не поздно.
Телега тронулась в путь, от толчка их тела теснее прижались друг к другу.
— Не могу… — шепнул он в ответ.
Их дыхание смешалось.
— Вчера ты так не думал, — говорила она, заставляя его вздрагивать.
Рибальдо осторожно прижался губами к ее щеке и почувствовал, как ее кожа вспыхнула и загорелась от его прикосновения.
— Когда-нибудь мы снова встретимся.
— Когда-нибудь — это бог знает когда, — ответила Саулина. — Мне хочется радоваться и горевать сегодня, прямо сейчас.
Густой запах сена кружил им головы. Саулина прижалась к Рибальдо и затихла.
— Что такое любовь? — спросила она вдруг.
Рибальдо крепче привлек ее к себе и принялся укачивать в такт движению телеги.
— Любовь — это такое слово. Иногда оно соответствует чувству.
— То, что я чувствую к тебе, — это любовь?
Простой и наивный вопрос. Словно появление первой звезды на небе.
— Ты еще ребенок.
— Может быть. И все-таки мне бы хотелось, чтобы ты меня любил.
— Я тебя люблю.
— Ну так докажи мне это!
— Я везу тебя в безопасное место. Разве это не доказательство?
— Ты мог бы это доказать, позволив мне остаться с тобой.
— Тогда бы я тебя погубил.
— Но ведь я уже стала взрослой!
— Это просто так говорится. Это ничего не значит. Ты слишком молода.
— А когда я буду не слишком молодой?
— Через четыре года. Когда тебе будет шестнадцать.
— Через четыре года я буду старухой.
Рибальдо поцелуями осушил ее слезы.
— Давай заключим договор, — предложил он. — Через четыре года я приду за тобой, где бы ты ни была. И больше мы никогда не расстанемся.
Саулина с детской доверчивостью прижалась к нему.
— А до тех пор?
— Ты подрастешь. Будешь ходить в школу. Научишься жить.
— А Мирелла? — насторожилась Саулина.
— Это всего лишь краткий эпизод.
— Что значит «эпизод»?
— Это значит, что у тебя нет причин ревновать к ней.
— Но ведь она любит тебя?
— Я тоже ее люблю, но не так, как тебя.
— А почему ты прячешься? — вдруг спросила она.
— У меня много врагов.
— «Ты не знаешь, кто такой Гульельмо Галлароли». Так она мне сказала.
Рибальдо вздрогнул в темноте.
— Кто?
— Мирелла.
— Это просто слова ревнивой женщины.
— Но кто ты такой на самом деле?
— Вот приду за тобой через четыре года и все тебе объясню.
— Так долго ждать? Да за это время умереть можно!
— Наступит 1800 год, — объяснил он. — Мы начнем нашу новую жизнь в новом веке.
Такое обещание заставило Саулину улыбнуться: она об этом еще не думала.
— Нашу новую жизнь, — мечтательно повторила она.
Рядом с ним она чувствовала себя счастливой, спокойной, сильной, уверенной в себе.
Они подолгу молчали, лишь изредка обмениваясь несколькими словами. Слова были не нужны. Они обрели любовь, обнимая друг друга, они сами стали любовью в благоухающей темноте, пока придумывали для себя общее будущее.
— Слышишь? — сказала Саулина.
К шуму телеги, тяжело катившей по дороге на скрипучих колесах, стали примешиваться шумы других экипажей и людские голоса.
— Мы приближаемся к воротам.
— Мне страшно, — призналась Саулина.
— Чего ты боишься?
— Сама не знаю.
Она дрожала как в лихорадке. Такое состояние охватывало ее всякий раз, когда она ждала наказания или ощущала опасность. В Корте-Реджине поговаривали, что у Саулины нюх на несчастья, как у животных, умеющих предчувствовать беду. Телега остановилась.
— Мы у ворот, — прошептал Рибальдо ей на ухо.
Он и сам напоминал натянутую струну, но в тайнике из сена им ничто не угрожало. Снаружи его поджидали друзья во главе с Обрубком из Кандольи, готовые прийти на помощь.
Рибальдо прикинул, что телега уже движется по берегу канала в направлении Мельничной площади. Но путь к свободе внезапно оборвался. Телега остановилась, мешковину отбросили рывком, и закатный свет, хлынувший потоком, больно ударил по глазам Саулины и Рибальдо, слишком долго просидевших в полной темноте.