В своём рапорте на имя адмирала Аркаса, от 12 июля 1877 года, Н. М. Баранов представил дело так, будто «после ещё двух-трёх наших выстрелов неприятель… стал быстро уходить», а он только ввиду повреждений своего парохода, множества раненых и утомления машинистов и кочегаров «не решился энергично преследовать убегавшего быстроходного врага». Действительно, по свидетельству В. И. Франковского, в бою погибло 3 офицера и 9 нижних чинов, было ранено 6 офицеров, гардемарин, юнкер, 21 нижний чин и один вольнонаёмный. Не вызывает сомнения и усталость машинной команды, выдержавшей пятичасовую (с половины девятого до половины второго) погоню.
В боях и походах
Удачное столкновение с турецким броненосцем и подвиг «Весты» подвигло флотское командование к новому решению. Было признано полезным иметь в составе Черноморского флота более крупный, быстроходный и, главное, более сильно вооружённый крейсер. Решили вооружить по образцу «Весты» ещё один пароход РОПиТа. Для этой цели правление общества предоставило своё лучшее судно – «Россию», которое и зачислили в состав флота 14 сентября 1877 года. В кандидатуре командира «России» ни у кого сомнения не было. Кому как не герою боя «Весты» возглавить самый мощный корабль Черноморского флота. Вскоре Баранов прибыл в Николаев, где в спешном порядке переоборудовался и вооружался его новый корабль. Свою «Весту» он передал капитан-лейтенанту П. М. Григорашу.
Пароход «Россия» был приобретён РОПиТом в 1872 году. Водоизмещение судна составляло 4200 тонн, мощность паровой машины 1750 лошадиных сил. По просьбе Баранова Главное артиллерийское управление выделило для нового крейсера 9-дюймовую (219-мм) мортиру. Её установкой и монтажом приборов Давыдова средствами Одесского порта в ноябре завершились работы по вооружению. Мастерские Николаевского порта в октябре – начале ноября поставили на «Россию» ещё 2 152-мм мортиры, 6-203-мм, 3-153-мм и 2-107-мм орудия и 5 малокалиберных скорострельных пушек. Кроме того, на его борту разместили паровые катера, вооружённые минами Уайтхеда. Образно говоря, «Россия» была буквально утыкана пушками, установили их где только возможно. С такой артиллерией можно было вполне поспорить с турецкими броненосцами! 7 декабря «Россия» была подготовлена к боевым действиям.
Вскоре Баранов сумел одержать верх над турецкими моряками, направляясь в крейсерство к берегам Кавказа, он 23 августа 1877 года получил в Керчи телеграмму с приказанием адмирала Аркаса идти в Гагры, чтобы принять на борт раненых из отряда генерал-майора Б. М. Шелковникова. Выполняя приказание, пароходы «Веста» и «Владимир» 26–27 августа, действуя в непосредственной близости от неприятельских броненосцев, забрали 18 раненых и до 600 офицеров и солдат, которых 28 августа доставили в Туапсе.
А в декабре 1877 года имя Баранова снова прогремело на всю Россию.
Началось с того, что адмирал Аркас предписал Баранову совершить набег на турецкий порт Пендераклия, чтобы осуществить не удавшийся в июле предыдущего года разгром тамошних угольных складов, а также попутно нанести удар по торговому судоходству неприятеля.
Зная Баранова, он напутствовал его словами:
– Только, ради Бога, соблюдайте осторожность!
11 декабря новоиспечённый крейсер вышел из Одессы и направился вдоль Румелийского берега, минуя Босфор, к Пендераклии. Вместе с ним были верный князь Голицын-Головкин и ставший настоящим другом и соратником англичанин Гардфорд.
В 7 часов утра 13 декабря на подходах к Пендераклии с «России» усмотрели дым, а через полчаса, убедившись, что перед ними не боевой корабль, дали полный ход и начали погоню за крупным пароходом. Спустя пару часов пароход был настигнут. После предупредительного залпа «под нос» турок спустил флаг и остановился. С «России» спустили шлюпку и отправили на пароход призовую команду. Так в руки Баранова попала «Мерсина», перевозившая табор анатолийского низама (батальон регулярных войск), рекрутов и пассажиров.
14 декабря «Россия» привела свой приз в Одессу. Город встретил Баранова орудийным салютом и толпами восторженной публики.
Это была настоящая удача, какой ещё не было ни у кого из наших пароходных командиров за всю войну! Данные о численности пленных в разных источниках расходятся. В большинстве источников называется цифра 893 человека: 19 офицеров и чиновников, 810 нижних чинов, 26 человек команды парохода, 12 женщин, 6 детей, 21 пассажир мужского пола. Есть информация и о двух тысячах пленных. Груз «Мерсины» состоял из небольшого количества продовольствия, было на её борту также золото и 16 пудов (262,08 кг) серебра высокой пробы. Но главным было даже не это. На «Мерсине», помимо всего прочего, был захвачен личный курьер турецкого главнокомандующего Мухтар-паши с портфелем, набитым секретнейшими документами, приказами и картами. Для нашей Дунайской армии это был подарок свыше!
Говорят, император Александр II, ознакомившись с содержимым портфеля, перекрестился и сказал:
– Спасибо за сей подарок Господу и… Баранову!
Наградой командиру «России» стал внеочередной чин капитана 1-го ранга «за отличие». Без всякого преувеличения, к концу Русско-турецкой войны Баранов пребывал в ранге национального героя. Его имя знала не только вся страна, но и Европа.
Как и положено, при взятии приза победителям полагается процент от стоимости захваченного судна и его грузов. Постановлением Николаевского призового суда от 18 декабря было установлен денежное вознаграждение. 19 марта 1878 года последовало высочайшее разрешение личному составу «России» участвовать в разделе призовых денег из расчёта 5/8 общей суммы, причём лично Н. М. Баранову причиталось 10000 руб. Дальнейшие события изложил И. А. Шестаков:
«…Получивши десятки тысяч вместо ожидаемых сотен, Баранов, уже раздражённый решением вопроса, касавшегося его чести, просто сошёл с ума. Ему показалось, что по личной ненависти его хотят лишить даже достояния, и в гневном порыве он подал управляющему записку, по моему мнению, не только непристойную, но глупую. В ней неловко перечислялись все его заслуги, за которые не было никаких наград. Записку, приводившую в негодование всякого порядочного человека, Баранов просил представить на усмотрение Его Императорского Величества. Великий князь Константин был тогда в Париже, но едва ли доклад государю произошёл без его ведома. Я слышал далее, что Орлов советовал генерал-адмиралу потушить дело, но безуспешно, государь велел направить дело судебным порядком.
На исходе декабря Баранов предстал перед военным судом Петербургского порта по обвинению в оскорблении начальства. Аудитория состояла из почтенных лиц морского и других ведомств. Обвиняемое подсудимым министерство блистало отсутствием. Присутствующие знали, что генерал-адмирал не любил Баранова за антипоповочное (т. е. против адмирала Попова. – В. Ш.) настроение и ещё более за то, что к Баранову был внимателен цесаревич. Несмотря на это никакой здравомыслящий человек не мог оправдать Баранова, да и самая личность подсудимого мало в ком возбуждала симпатию. По крайней мере, самые компетентные ценители его, моряки, всегда видели в Баранове ловкого пройдоху только, и слава его подвигов нисколько не изменила сложившегося о нём мнения. Но Баранову во всём удача. Преследовавший по поручению министерства прокурор Никифоров увлёкся до неприличия, придал обвинению характер прежнего, уже вымершего в новых судах кляузничества».
В итоге Н. М. Баранова всё же признали виновным в нарушении дисциплины, и в январе 1880 года он был уволен. Однако благодаря покровительству наследника его вскоре приняли на службу.
Дело «Весты»
Пока Баранов отважно сражался с турками на «России», бывший его подчинённый лейтенант Зиновий Рожественский успел ещё раз побывать в столице. Там лейтенант проявил большую активность в… опорочивании своего бывшего командира. С подачи Рожественского победный бой «Весты» неожиданно для всех стал поводом для крупного скандала.
Дело в том, что сразу же по окончании войны флигель-адъютант Баранов выступил в печати не только с пропагандой столь любимых им крейсерских операций, но и с критикой высшего руководства флотом. Бывший командир «Весты» и раньше был в числе противников круглых броненосцев прибрежного действия. Теперь же, опираясь на оценку блестящих достижений крейсеров «активной обороны» и будучи незаурядным публицистом, Николай Михайлович прямо указал на то, что выстроенные Морским министерством «поповки» на деле показали своё полное боевое ничтожество и явились только «оправдательными документами к бесполезной трате народных денег». С позиции нынешнего времени можно сказать, что критика Баранова была совершенно обоснованной и справедливой. Но тогда так не казалось, тем более что статьи Баранова задевали многих могущественных мира сего.
В первую очередь попал под огонь барановской критики создатель «поповок» вице-адмирал А. А. Попов, признанный «всесильный временщик» в морском ведомстве эпохи Александра II, а следом за ним и августейший брат императора – генерал-адмирал Константин Николаевич. Ответ последовал незамедлительно. Для начала героя войны оставили без очередного назначения. Баранов был глубоко оскорблён. Листая свежие номера «Морского сборника» с приказами о новых производствах, он негодовал:
В первую очередь попал под огонь барановской критики создатель «поповок» вице-адмирал А. А. Попов, признанный «всесильный временщик» в морском ведомстве эпохи Александра II, а следом за ним и августейший брат императора – генерал-адмирал Константин Николаевич. Ответ последовал незамедлительно. Для начала героя войны оставили без очередного назначения. Баранов был глубоко оскорблён. Листая свежие номера «Морского сборника» с приказами о новых производствах, он негодовал:
– Все, кто турецкую войну в борделях кронштадтских пересидели, уже в адмиралы выкарабкиваются, а я горемычный всё при своём капитанстве остаюсь!
Уже известный нам недоброжелатель Баранова адмирал Шестаков, проведший более времени при дворе, чем в море, на слова такие оскорбился: «Как бы то ни было, фортуна накрепко завязала глаза, и Баранов оправдал пословицу „не родись красив, а родись счастлив“. Его бой на „Весте“, удачно размалёванный в рапорте, доставил ему славу и почести, ещё более вздутые впоследствии взятием турецкого парового транспорта с десантом. По-моему, действительно подвигом можно считать только помощь, оказанную им у Гагр Шелковникову и перевоз раненых с Кавказа в Керчь под турецкими дулами. Всё остальное – блёстки, утешительные для русского самолюбия, но более всего выказывающие турецкую шатию и невежество. Бой „Весты“ был совершенно приравнен к бою „Меркурия“. Те же награды достались на долю счастливцев, но вот разница времени: Казарский остался на своих лаврах скромным офицером, несмотря на аксельбант, а Баранов внезапно силой святого духа преобразился в авторитет».
Дальше – больше, и вскоре Баранов получил ещё один удар, да какой! Не без одобрения свыше на Баранова обрушился капитан-лейтенант Рожественский со своими разоблачениями недавних подвигов. Причины его выступления в открытой печати были вызваны прежде всего желанием показать свою принципиальность высшему начальству, «обиженному» критикой Баранова. Удар Рожественским был нанесён умело и на редкость подло.
Неожиданно для всех Рожественский публично объявил, что подвиг «Весты» не подходит под статус ордена Святого Георгия (поражение сильнейшего неприятеля, взятие орудий и т. п.). После этого он начал обвинять своего бывшего командира в приукрашивании событий. Рожественский писал, что неправдой является то, что Баранов якобы собирался преследовать повреждённый турецкий броненосец и отказался от этой мысли только из-за перебитых штуртросов рулевого управления «Весты». Откуда было Рожественскому знать, о чём думал Баранов, стоя на ходовом мостике в конце боя, когда сам он в это время находился на юте, сказать сложно…
Чтобы нанести удар по Баранову посильнее, Рожественский хотел было заручиться поддержкой знаменитого адмирала Бутакова, но тот в раздуваемой интриге участвовать наотрез отказался, да и Рожественскому посоветовал не марать своё имя столь грязными делами. Но бойкого капитан-лейтенанта, который чувствовал за собой поддержку адмирала Попова и самого генерал-адмирала, было уже не унять. Потерпев неудачу у Бутакова, Рожественский поспешил к Попову. Тот, оскорблённый поносительством своих любимых «поповок» Барановым, принял капитан-лейтенанта с распростёртыми объятиями:
– Врежь сколопендру этому, милок, по первое число! Нечего мои кораблики поносить да имя моё заслуженное по газетам паршивым трепать!
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! – кивал головой довольный таким приёмом Рожественский. – Ещё так врежу, что кверху тормашками с флота полетит!
– Уж ты ему врежь, а я за тебя, где надобно, походатайствую!
Вскоре после этой встречи в газете «Биржевые ведомости» от 17 июля 1878 года Рожественский публикует статью «Броненосцы и крейсеры-купцы», где на ряде примеров доказывал очевидную несостоятельность безбронных крейсеров в борьбе с броненосцами. Статья была прямым вызовом Баранову.
«Хотя вся Россия знает, – писал в своей статье Рожественский, – что „Веста“ обратила в бегство турецкий броненосец, но, к сожалению, достопамятный эпизод этот не вполне верно объяснён, т. к. в действительности пароход „Веста“ в течение пяти с половиной часов только уходил перед грозной силой врага со скоростью 13 узлов». В статье капитан-лейтенант Рожественский отстаивал в целом верную мысль о невозможности для безбронных крейсеров успешно противостоять броненосцам. Но это все понимали и без него. Коммерческими пароходами воевали на Чёрном море не потому, что так кому-то захотелось, а исключительно по той причине, что другого флота там после Крымской войны просто не было! Но какое значение имеет правда, когда имеется команда травить неугодного.
Публикация Рожественским такой статьи затрагивала честь героев турецкой войны, причём не только Баранова, но и Макарова, Дубасова, Зацарённого, Скрыдлова и многих других. Авторитет Рожественского среди морских офицеров упал очень низко. Этой подлости ему не простят до конца жизни ставшие впоследствии известными адмиралами Макаров, Дубасов и Скрыдлов.
Одним из первых на статью Рожественского откликнулся капитан 2-го ранга Макаров. К чести будущего адмирала, он, несмотря на личную неприязнь к Баранову, постарался сохранить объективность. 27 июля в газете «Яхта» появилась его заметка под названием «Гражданский подвиг, или Самобичевание Зиновия Рожественского». В заметке Макаров отметил, что автор разоблачительной публикации в «Биржевых ведомостях» имеет целью доказать, «…что Добровольный флот и крейсера сами по себе, а броненосцы сами себе и что без броненосного флота обойтись нельзя». Однако в полемику с младшим по чину по вопросам крейсерской войны командир «Великого князя Константина» не вступал. Зато, язвительно осведомившись, о чём думал «всероссийская известность… г. Рожественский, покупая в прошлом году орденские ленточки и штаб-офицерские эполеты…», Макаров гневно упрекал последнего в том, что тот ни много ни мало как втаптывает в грязь недавние подвиги русских черноморских моряков.
Не менее категоричным в своих оценках, естественно, был и капитан 1-го ранга Баранов, который в рапорте на имя управляющего Морским министерством писал следующее: «Один из бывших моих подчинённых офицеров и затем поступивший состоять при генерал-адъютанте Попове написал в газетах пасквиль, марающий честь дел Черноморского флота, и в особенности мою и судов, которыми я командовал. Не желая допускать мысли о солидарности поступка с действиями против меня главных лиц морского ведомства, не желая верить, что статья г. Рожественского есть ответ морского Министерства на мою статью, напечатанную в „Голосе“, в которой я доказывал… что большинство русских броненосцев суть лишь оправдательные документы к ассигнованиям на флот государственных сумм, я подал рапорт… прося в защиту правды и чести назначить судебное разбирательство дел, оклеветанных г. Рожественским…»
Как видно, бывший командир «Весты» расценивал публикацию Рожественского как выступление продажного карьериста, чувствующего за своей спиной надёжную поддержку высших руководителей Морского министерства. Действительно, назначенное управляющим министерством вице-адмиралом Лесовским следствие не нашло в статье Рожественского клеветы, и Баранову было предложено искать удовлетворение через гражданский суд. Здесь Баранов, известный своей решительностью и самостоятельностью, не выдержал и в докладной записке опять же управляющему Морским министерством перечислил все обиды со стороны высшего начальства, начиная с игнорирования боевых заслуг его подчинённых и кончая отказом реабилитировать его честное имя. Помимо этого он ещё и раскритиковал деятельность самого министерства в ходе войны, допустив при этом такие выражения, которые были признаны «неуместными». Короче, Баранов выдал всё, что думал, особо не стесняясь в выражениях! Разумеется, он прекрасно понимал, что этого ему никто не простит, а потому, предупреждая действия адмиралитета, в заключение своего послания просил Лесовского доложить императору «… всемилостивейше разрешить ему снять морской мундир, продолжая носить который он может только продолжать вредить людям, которых имел честь водить не к бесславию русского флота».
За это Баранов был предан суду, теперь уже за резкие выражения своей записки, признанные оскорбительными для начальства. Последнее и было доказано на состоявшемся в Кронштадте суде, который в итоге закончился для Баранова отставлением от службы, одновременно его лишили и флигель-адъютантских вензелей. В то же время во время судебного заседания Баранов блестяще реабилитировал себя от обвинений в присвоении незаслуженной славы, а само слушание дела наглядно выявило всю закулисную сторону интриги, что было особенно неприятным и для Попова, и для Рожественского.
Что касается последнего, то, вернувшись из командировки в Англию, Рожественскому был объявлен со стороны его бывших сослуживцев настоящий бойкот. Дистанцировался от своего не в меру прыткого прислужника и адмирал Попов. После этого Рожественский пять лет просидел на берегу без всякого повышения в должности. Никто не желал брать интригана к себе на корабль. Впоследствии Рожественский всё же сделает головокружительную карьеру, причём больше в кабинетах, чем на ходовых мостиках. Он дослужится до должности начальника Главного морского штаба и вице-адмиральского чина. А потом будет кровь и ужас Цусимы, куда вовлечёт Россию старый интриган. Погубив пять тысяч офицеров и матросов, он так и не найдёт мужества погибнуть в бою и постыдно спустит флаг перед японцами…