Корчиньский почувствовал, что от подскочившего давления у него закладывает уши.
– Да что такого особенного в этом твоем фильме, дьявол тебя побери? – пронзительно воскликнул он. – В нем показаны русские истребители? Ракеты, нацеленные в «Ту-154»? Или, может быть, там заснята установка взрывного механизма.
– Все гораздо проще, – молвил Шахашвили. – Проще и страшнее.
– Ну? – Корчиньский стиснул трубку с такой силой, что пластмассовый корпус едва не треснул в его вспотевших пальцах.
– Туман.
– Туман?
– Туман был не настоящий, Мирек. Вернее, не совсем настоящий. Кое-кто позаботился о том, чтобы он стал гуще.
– Не говори загадками, – взмолился Корчиньский. – Сколько еще ты будешь испытывать мое терпение, Майкл?
– Есть такие приспособления, – сказал Шахашвили, – которые называются «дымовые машины», или «генераторы тумана». Несколько таких было использовано возле посадочной полосы аэродрома «Северный». Вот почему видимость упала так резко при появлении самолета с польским правительством. Русские пустили туман. Это было массовое политическое убийство.
– Как тогда, в Катыни, – прошептал потрясенный Корчиньский.
– Чего еще ожидать от тоталитарного государства! – саркастически воскликнул Шахашвили, которого на родине все чаще называли деспотом и тираном. – Методы всегда одни и те же.
– Я их уничтожу…
– Что?
– Я их уничтожу, – повторил Корчиньский, уставившись невидящим взглядом в стену. – России конец. И гибель этой империи зла всегда будут связывать с именем президента Польши, с моим именем… – Он помотал головой, собираясь с мыслями, которые норовили разбежаться, как тараканы, выпущенные из банки. – Майкл, я хочу увидеть этот фильм.
– Без проблем, – сказал Шахашвили. – Мой человек готов вылететь к тебе в любую минуту. Это полковник Тутахашвили, которому ты можешь доверять точно так же, как мне.
«То есть, – перевел для себя Корчиньский, – с этим полковником нужно быть настороже».
– Я встречусь с ним в своем загородном доме, – сказал он. – Записывай адрес.
Каждое произнесенное по телефону слово фиксировалось компьютером Службы безопасности, но Шахашвили сделал вид, будто ищет ручку и бумагу. Когда адрес был продиктован, он пробормотал: «Готово» – и предложил поляку записать реквизиты счета, открытого в багамском банке.
– С этим можно не спешить, – возразил рассудительный Корчиньский. – Сперва я хочу взглянуть на товар и убедиться в его подлинности.
– Боишься, что Михо подсунет тебе какую-то тухлятину? – Шахашвили расхохотался как человек, которому обвинения в нечистоплотности представляются не обидными, а абсурдными. – Напрасно, Яри, напрасно. Мы, грузины, всегда ведем честный бизнес.
Вспомнив, как отрекомендованные президентом коммерсанты поставили в Польшу несколько составов отвратительнейшего вина, оказавшегося не марочным, а поддельным, Корчиньский предпочел сменить тему.
– Я знаю, – сказал он, – но дело не в твоей порядочности, Майкл. Просто сумма для меня астрономическая, и ее не так-то просто собрать. Не могу же я занимать деньги под проект, который пока что представляется мне весьма туманным.
– Туманный, – откликнулся эхом Шахашвили, – ха-ха! Отлично сказано, Яри. Я всегда ценил твое уникальное остроумие.
Корчиньский кисло улыбнулся:
– Может быть, тогда ты уступишь мне пару миллионов?
Веселое настроение Михаила Шахашвили моментально прошло.
– Товар не мой, – сказал он грустно. – Будь моя воля, я вообще отдал бы его тебе даром. Но в данном случае я обычный посредник.
– Между мной и… кем?
Рассчитывая, что неожиданный вопрос застанет собеседника врасплох, Корчиньский ошибся.
– Товар не мой, – повторил Шахашвили, – и тайна не моя. Если грузин дал слово хранить чужой секрет, то он скорее умрет, чем нарушит клятву.
Недоброжелатели обязательно ухватились бы за эту фразу, предложив сосчитать, сколько раз грузинский президент нарушал свои обещания и сколько раз он должен был умереть в расцвете сил, весь пышущий здоровьем и скалящий зубы по любому поводу. Однако Корчиньский не стал придираться к словам. Пообещав связаться с Шахашвили, как только в Варшаву прибудет его доверенное лицо, он попрощался и тяжело поднялся из кресла.
Ноги его мелко дрожали, ладони были такими влажными и липкими, словно, уединившись в кабинете, он занимался чем-то непристойным. Вытерев их о штаны, Корчиньский отправился в кухню, где хранились лекарства от простуды. Он хотел быть в форме. В отличной бойцовской форме, которая позволит ему быстро принимать решения и действовать энергично. Фортуна наконец улыбнулась ему. В воображении Корчиньского, зубы у нее были большими, как у Шахашвили, а глаза сверкали безумным блеском.
3
Директор Федеральной службы безопасности России Александр Воротников провел следующее утро в размышлениях о том, докладывать президенту о случившемся или нет. Обычно обходилось без долгих колебаний. В начале его службы на Лубянке, когда Воротникову поступила информация о намерении террористов устроить серию взрывов в Сочи, чтобы сорвать подготовку к Олимпиаде 2014 года, он немедленно отправился к Анатолию Астафьеву и доложил:
– Господин президент, возникла угроза террористических актов. Прошу выслушать меня для принятия совместного решения.
– Для совместного? – переспросил тогда Астафьев, устремив взгляд больших выпуклых глаз на визитера. – Уж не ответственности ли вы боитесь, Александр Васильевич?
Генерал-лейтенант, ранее возглавлявший службу экономической разведки, позволил себе намек на улыбку. Он привык к ответственности – и к той, которую возлагал на себя сам, и к той, которую перекладывали на него другие. Пожалуй, наиболее щедрым на испытания стал для него 2007 год, когда в мировых СМИ возникла настоящая истерика в связи с громкими политическими убийствами полковника ФСБ Александра Литвиненко и журналиста «Новой газеты» Анны Политковской. На страницах издания «Нью Таймс» была опубликована версия, согласно которой не кто иной, как Воротников руководил обеими операциями, задуманными специально для того, чтобы окончательно подорвать авторитет руководства России за рубежом и сменить политический курс со ставкой только на силовиков. Тогда генерал, преследуемый взбудораженными репортерами, тоже улыбался.
Без выдержки и самодисциплины он никогда бы не удостоился генеральских звезд на плечах. Более открытый, более эмоциональный человек не вынес бы колоссального давления, постоянно ощущающегося на высоких постах, занимаемых Воротниковым. Многие олигархи пытались раздавить его, но отступились, как это было с Ходорковским во время следствия по делу ЮКОСа. Недолюбливал его и бывший директор ФСБ Патрушев, представлявший конкурирующий клан силовиков. Трижды на Воротникова готовились покушения, и жизнь его висела на волоске, но он не любил распространяться об этом, и масс-медиа так ничего и не пронюхали об этом.
Боялся ли генерал ответственности?
Спокойно выдержав испытующий взгляд президентских глаз, он сделал трехсекундную паузу, а потом произнес:
– Меня учили, Анатолий Дмитриевич, что совместные решения принимают единомышленники. Ответственность, разумеется, они разделяют между собой. Не из страха. Просто потому, что общее дело подразумевает совместные риски.
Президент Астафьев тогда некоторое время молчал, а потом наклонил свою большую, лобастую голову в знак согласия. Воротников был назначен директором ФСБ по его инициативе. Она была встречена в штыки всеми теми, кто окружал предыдущего президента. Немало прямых выпадов и коварных ударов исподтишка пришлось отразить Астафьеву с тех пор, но благодаря своему ставленнику он получил контроль над мощнейшей организацией, именовавшейся в не столь отдаленном прошлом КГБ.
С тех пор отношения между президентом и директором ФСБ установились самые доверительные. Воротников еженедельно являлся к Астафьеву с официальным докладом, а кроме того, мог наведаться в Кремль или позвонить туда по телефону в любое удобное для себя время. Порой он так и поступал, желая предупредить президента о чем-нибудь из ряда вон выходящем. Но теперь, располагая сведениями чрезвычайной важности, он колебался.
Как воспримет Астафьев известие о том, что его авторитет грозит не просто пошатнуться, а рухнуть буквально со дня на день? Сумеет ли он выдержать удар хладнокровно или запаникует, раздавая бессмысленные, противоречащие друг другу приказы? Как поступит он с генералом Воротниковым, который по долгу службы обязан был держать ситуацию под контролем и вовремя устранить угрозу, нависшую не только над президентом, но и над всей Россией?
Не зная ответа на этот и многие другие вопросы, Воротников медленно протянул руку к белому телефонному аппарату без наборной панели, снял трубку, приложил ее к уху и попросил соединить с президентом. Астафьев откликнулся почти мгновенно, словно чувствовал что-то неладное и с раннего утра дожидался этого звонка.
– Здравствуйте, Александр Васильевич, – сказал он. – Слушаю вас.
– Срочное дело, Анатолий Дмитриевич, – произнес Воротников.
Некоторое время на телефонной линии, защищенной всеми мыслимыми и немыслимыми приспособлениями, царила тишина, нарушаемая лишь дыханием обоих мужчин, а потом Астафьев поинтересовался:
– Насколько срочное?
– Неотложное, – ответил Воротников, поглаживая ладонью рано облысевший лоб.
– Но до вечера-то оно терпит?
– Никак нет, Анатолий Дмитриевич. Ни до вечера, ни до полудня.
Астафьев издал непроизвольный смешок, в котором не было ни намека на веселье.
– Уж не войну ли нам объявили?
– Пока нет, – ответил Воротников голосом, лишенным каких-либо эмоций, – но все идет к тому.
– Все настолько серьезно, Александр Васильевич?
– Серьезней не бывает. Разрешите доложить с глазу на глаз.
– Вечером, генерал. У меня высокий гость. Через пять минут я должен выйти к завтраку, а затем весь день расписан по минутам, если не по секундам. Ожидаю вас в девятнадцать тридцать.
– Нет! – неожиданно для обоих выкрикнул Воротников. – Простите, – пробормотал он, спохватившись. – Это все нервы. Мы выследили и готовы накрыть их, но слишком поздно. Видеозапись перекочевала из Грузии в Польшу. Никто не знает, когда, где и кому она будет продемонстрирована…
– Не так быстро, – попросил Астафьев, и по голосу его было слышно, что он досадливо морщится. – Кого выследили? Почему поздно? Что за видеозапись?
– Если не можете принять меня, – произнес Воротников, – то выслушайте хотя бы по телефону.
– В четыре… в три минуты уложитесь?
– Никак нет, товарищ президент. Десять. И ни минутой меньше.
– Но не могу же я… А, черт с вами…
Хотя Астафьев прикрыл трубку ладонью, было слышно, как он отдает распоряжение задержать завтрак на несколько минут. Кто-то попытался протестовать. Астафьев повысил голос. Находящийся на другом конце телефонного провода Воротников отчетливо представил себе его фигуру. Гневаясь, президент наверняка топал ногой в маленькой изящной туфле, а его большие глаза увеличивались в размерах. Вряд ли в его окружении находились смельчаки, готовые поплатиться карьерой за соблюдение регламента. Во всяком случае, очень скоро Воротников снова услышал голос Астафьева, предложившего перейти к делу.
– Без отступлений и по существу, – добавил он.
– Есть без отступлений и по существу, – сказал Воротников. – Итак, десятого апреля сего года вблизи смоленского аэропорта «Северный» потерпел крушение самолет «Ту-154» с польским президентом и членами его правительства на борту. Все они погибли.
– Генерал, – произнес Астафьев, – если вы думаете, что я до сих пор не знаю об этом, то вы глубоко ошибаетесь. Мне эта катастрофа уже по ночам снится. Зачем вы толчете воду в ступе?
– Дело в том, – невозмутимо ответил Воротников, – что метрах в ста от места падения польского самолета был снят фильм о том, как неизвестные в военной форме распыляют дымовую завесу. Делают они это с помощью так называемых генераторов тумана, или дыммашин. Учитывая характер местности, узнаваемые ориентиры и возможные шумы авиационных двигателей, можно предположить, что фильм является фальшивкой, снятой с целью дискредитировать Россию вместе с ее руководством…
– Предположить? – прошипел Астафьев. – С каких пор директор ФСБ строит свои выводы на предположениях?
Смутить Воротникова или сбить с толку не удалось.
– К сожалению, Анатолий Дмитриевич, разведка и контрразведка зачастую вынуждены полагаться на предположения и интуицию. Выводы о том, что в районе аэродрома «Северный» готовится провокация, были сделаны на основании следственных мероприятий, произведенных после того, как поступил сигнал о подозрительном задымлении местности. – Воротников мельком сверился с кратким конспектом своего доклада. – Прибывшая туда оперативная группа обнаружила использованную дымовую шашку. Вскоре после этого милиция нашла на подмосковной свалке трупы семерых мужчин. При одном из них находилась аналогичная дымовая шашка. Основываясь на так называемых предположениях, – преувеличенно отчетливо выговорил Воротников, – мы попытались вычислить исполнителей данного преступления.
– Вычислили? – быстро спросил Астафьев.
Обладая острым, живым умом, он уже успел оценить степень угрозы и, как боец по натуре, испытал некоторое облегчение, поскольку примерно знал, чего ожидать от противников.
– Пока нет, – сказал Воротников. – Зато очертили круг предполагаемых заказчиков.
– Польша, – стал перечислять Астафьев, – Прибалтика, Грузия, Украина, вот где следует искать их в первую очередь. Хотя нет, Украина исключается. После смены руководства тамошние националисты попритихли.
– Но они остались.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мы использовали самую совершенную спутниковую аппаратуру для того, чтобы прослушивать телефонные разговоры первых лиц именно тех государств, которые вы перечислили, – пояснил Воротников. – В той же последовательности, между прочим.
– И что удалось выяснить? – строго осведомился Астафьев, тщательно скрывая то, как польстила его самолюбию последняя реплика собеседника.
– Удалось выяснить, что к афере причастны наши спецслужбы, – ответил Воротников. – Конкретно: некто Разин Алексей Анатольевич. Полковник… – помявшись, Воротников заставил себя выговорить: – Полковник ФСБ.
– Что?!
– Полковник ФСБ, начальник оперативного отдела Департамента по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом.
– Докатились, – произнес Астафьев с угрозой в голосе.
– Этот самый Разин, – продолжал Воротников, состязаясь в бесстрастности с роботом, – недавно побывал в Киеве, где встретился с сыном бывшего президента Украины…
– Мищенко! Опять Мищенко! Куда же без него!
– За умеренное вознаграждение Андрей Мищенко свел Разина с отцом, а тот направил его в Тбилиси к Шахашвили.
– Ну да, – саркастически хмыкнул Астафьев. – Рука руку моет… только никак не отмоет от налипшей грязи.
Воротников никак не отреагировал на едкое замечание.
– В Грузии следы полковника Разина теряются, – сказал он. – По всей видимости, где-то в подвалах недавно созданной политической жандармерии. Ну а Михаил Шахашвили связался вчера с Мирославом Корчиньским и предложил ему купить фильм за двадцать миллионов долларов. Естественно, утверждая, что это подлинные съемки, сделанные скрытой камерой. Корчиньский, как вы знаете, борется за пост президента, и подобная сенсация способна обеспечить ему победу. Нет никаких сомнений в том, что он обнародует фильм в польских средствах массовой информации, после чего Запад раскрутит его на всю катушку. – Голос Воротникова упал, он заговорил медленно, с трудом подбирая слова: – Анатолий Дмитриевич, мы на краю пропасти. Никто не станет подвергать видеоролик серьезной экспертизе. Фальшивку будут выдавать за подлинник. Вы помните, что творилось во время вооруженного конфликта в Цхинвали. Британские и американские СМИ видели только то, что хотели видеть, а наши доводы отметали как несущественные.
– Теперь у них появится материал погорячее, – тоскливо пробормотал Астафьев. – Еще бы! Российские спецслужбы использовали искусственный туман для устранения политической верхушки Польши. Это будет уже не холодная война. Это… – Президент умолк.
– Вот почему я настаивал на аудиенции, – сказал Воротников.
– Полковник Разин действовал по собственной инициативе или…
Настала очередь Воротникова утратить дар речи. Чего он меньше всего хотел в этой жизни, так это расписываться в своей несостоятельности в качестве шефа ФСБ. И все же, превозмогая себя, он произнес:
– Или, Анатолий Дмитриевич. Насколько мне удалось выяснить, Разин не только проходил службу под командованием генерала Луконина, но и поддерживал с ним внеслужебные отношения. Это длилось давно и… – Прежде чем продолжать, Воротников был вынужден хорошенько откашляться. – И не без выгоды для обоих. Короче говоря… – Он снова кашлянул. – Эта парочка занималась преступной деятельностью примерно с конца восьмидесятых. Неопровержимых доказательств у меня пока нет, но негласный опрос сотрудников подтверждает, что Луконин и Разин не только крышевали бизнесменов, но и выполняли заказы преступных группировок. Что касается акции под Смоленском, то она почти наверняка была спланирована и осуществлена под непосредственным руководством Луконина.