Ники непрестанно требовались доказательства любви и обожания. Он был совершенный шовинист по отношению к женщинам и допустить не мог, что его такая молодая (Вики была на одиннадцать лет младше мужа) и такая, само собой, глупая жена пытается сохранить работу, друзей, что воспринимает себя как самостоятельную личность, а не как тень своего блистательного супруга. Вики любила мужа, обожала его, однако не могла полностью раствориться в нем, не могла даже ради него перестать быть собой. Ники же требовал молитвенного обожествления собственной особы, а убедившись, что жена слишком своенравна для этого, не стеснялся напоминать ей, что женщин, строго говоря, на свете много, очень много… даже слишком много…
При этом он вовсе не был тривиальным l'amateur des femmes, любителем женщин, или l'amateur de l'amour, любителем любви (по-русски говоря, бабником!). Он предпочитал флирт (легкий или тяжелый, смотря по обстоятельствам) постельным утехам, но уж во флирт нырял порою так, что жене оставалось только наблюдать круги, расходящиеся по воде.
И все же эти двое любили друг друга — так, как они способны были любить… Кроме того, они и в самом деле были хорошими друзьями! И вот так, в относительном мире и согласии, они дожили до 14 июня 1940 года, когда в Париж вошли гитлеровские войска.
В один из первых дней после вторжения приятель Оболенских Кирилл Макинский, призванный во французскую армию, а теперь из нее демобилизованный, пришел к своим друзьям, пробравшись из так называемой «свободной зоны». Париж был в оккупированной части страны, а Кирилл обожал Париж и не мог долго жить вдали от него. Пробираясь темными улицами (полицейский час уже наступил, а ночного пропуска у Кирилла, конечно, не было), он боялся, что Оболенские уехали (три тысячи парижан покинули город) или, не дай бог, убиты. Во всяком случае, он не сомневался, что они сломлены, подавлены, как и все остальные, и был обрадован, когда застал их на месте, а потом и поражен, когда Вики с первых же минут заговорила о призыве де Голля, недавно прозвучавшем по Би-би-си, призыве к Resistance, Сопротивлению, а потом повторила девиз генерала:
— Vive la France !
Многие русские любили Францию, которая приютила их, не меньше, чем Россию, которая их отвергла. А может быть, и больше. Во всяком случае, Вики — определенно больше. Она никогда не хотела возвращаться в Россию, хотя, конечно, трагически восприняла нападение Гитлера на Советский Союз и была счастлива, когда русские начали бить фашистов так, как те заслуживали. Однако примкнуть к движению Сопротивления ее не заставляло ничто, кроме собственной доброй воли и невозможности смириться с чудовищной расистской идеологией нацизма.
Между прочим, как ни печально это звучит, поначалу большинство обывателей спокойно восприняли вторжение гитлеровцев. Понять людей можно: закончилась стрельба, разрушения, и поначалу оккупанты держались вполне лояльно по отношению к французам… «Не троньте их — и они не тронут нас!» — такова была позиция большинства. Сопротивленцы (их через год после нашествия едва ли насчитывалась тысяча!) были добровольцами в этой войне: слабой, уязвимой армией, но самой доблестной. Но с течением времени, с ужесточением гитлеровских репрессий сопротивленцев становились все больше.
Одним из первых французов, искавших единомышленников, с которым сошлись Вики и Кирилл (Ники поначалу осторожничал и оставался не то что в стороне, но на позициях сугубо наблюдательных), был сорокашестилетний Жак Артюис — патрон Вики. Он ненавидел коммунистов и принадлежал к сугубо правым политикам. Он мечтал о Соединенных Штатах Европы, однако не мог принять компромисса Франции с расистским тоталитарным государством, каким являлась Германия. Артюис был не дешевый доктринер: капитан запаса, он немедленно пошел в армию после начала войны, командовал подразделением, которое вело бои вплоть до официального объявления перемирия, а потом так же тайно, как Макинский, пробрался из зоны Виши в Париж. С ним вернулся его друг, архитектор Роже-Сушер, жена которого, Жаклина, дружила и с Ивонн Артюис, и с Вики. Жаклина спустя много лет так вспоминала о своей русской подруге:
«Она все принимала от жизни — и боль, и радость; она каким-то глубоким чутьем угадывала, что ей уготовано судьбой, и то, какой ценой придется за это платить. Вики была безупречно честной перед собой, никогда не предавалась самообману в отношении своих чувств и поступков… Она слишком любила жизнь, чтобы не искать в ней смысла, и ее нередко преследовала мысль, что вдруг ей не удастся себя проявить. А когда проявила — это и выразилось в ее полном самопожертвовании».
В зоне Виши вместе с Артюисом и Роже-Сушером побывал и полковник Альфред Туни. Некогда маршал Петен был его кумиром, однако это было до подписания мира с Гитлером. Вопрос, участвовать в Сопротивлении или нет, для Туни не стоял. Он и другие военные первоначально делали ставку на вооруженное сопротивление, на создание военных отрядов. Через полгода они сплотились с группой Максима Блок-Мае кара, в которой делался упор на сбор разведданных, что, конечно, было более реальной задачей, чем планируемая Артюисом военная помощь союзникам. Таким образом, сфера деятельности общей группы расширилась. И теперь она получила название О.С. М., от первых букв слов Organisation Civile et Militaire, Гражданская и Военная Организация. Название возникло практически случайно: пытаясь наладить связь с Лондоном через посла США во Франции (США тогда еще сохраняли нейтралитет, и посольство функционировало), составили телеграмму, под которой следовало поставить какое-то название. Но поскольку только что слились группы Артюиса (военные) и Блок-Маскара (гражданские лица), получалась именно что гражданская и военная организация. В те минуты отправители телеграммы вряд ли могли предположить, что аббревиатура О.С. М. войдет в историю Франции.
Главным помощником Жака Артюиса был тридцатилетний лейтенант французской армии, только что вернувшийся из плена, — Ролан Фаржон. Это был муж кузины Жаклины Роже-Сушер, человек живой, действенный, азартный, бесстрашный, редкостно обаятельный, общительный, блестящий танцор и спортсмен. По меткому выражению одного из сотоварищей, Ролан вступил в Сопротивление с той же легкостью, с какой вступил бы в спортивный клуб. Он жаждал риска в любой форме, в любом проявлении… Ролана в основном привлекала непрестанная игра с опасностью, сознание того, что он занимается нелегальной, запретной работой.
По роду своей деятельности в О.СМ. (поездки по стране и сбор разведданных) Ролан часто встречался с Вики, которая занималась систематизацией и обработкой всей полученной информации. Ролан был галантен, как истый француз, и воспринимал Вики как некий образ прекрасной дамы. К тому же она была княгиня, настоящая аристократка… а отец Ролана хоть и был сенатором, однако семья не принадлежала к знати. Республиканцы некогда толпами отправляли аристократов на гильотину, а все же преклонение перед знатью у них было в крови… Короче говоря, Ролан влюбился в Вики. И делал теперь все, чтобы проводить близ нее как можно больше времени.
Поскольку в кабаре «Монте-Кристо», куда так удачно пристроился на работу Кирилл Макинский, часто бывали офицеры вермахта и на лету удавалось поймать немало ценных сведений, Вики и Ролан (оба блистательные, неутомимые танцоры) сделались там завсегдатаями. И хоть Ролан втихомолку бесился, когда его даму приглашали немцы, он знал: между изощренными па и кокетливыми улыбками она не упустит случая с самым невинным видом вызнать хоть какие-то сведения, которые могут составить ценность для О.СМ., а значит, для де Голля, для союзного командования — для врагов гитлеровской Германии.
Вики прекрасно знала обо всем, что предпринималось в О.СМ., поскольку была генеральным секретарем организации и постоянно встречалась со связными и представителями подпольных групп. Ее феноменальная память пришлась как нельзя более кстати: она помнила все адреса, все явки, пароли, клички связных и их настоящие имена. Вики перепечатывала на машинке донесения, сравнивала сводки, снимала копии с секретных документов, с планов военных объектов, которые удавалось раздобыть… Ее ближайшей помощницей стала Софка Носович, а вскоре в О.С.М. вступил и Николай Оболенский. Вики скрывала от него свою работу, пока могла, ни за что не желая вовлекать мужа в опасную деятельность. Но он вступил в организацию через Кирилла Макинского, и Вики долго потом не могла простить Кирилла за то, что Ники теперь будет подвергаться опасности.
Оболенский был потрясен и разъярен: жена считает его какой-то дамской игрушкой, слабаком… думает, что она сильнее его! Больше всего его уязвляло то, что она и в самом деле оказалась сильнее… Однако у Ники хватило ума понять, что сейчас его мужской шовинизм и амбиции надо спрятать в карман, что личная обида на жену не должна вредить делу. К тому же он в глубине души понимал, что у Вики были основания ему не доверять. Эти основания звались милыми именами, они щебетали, они названивали Оболенским по телефону, они хихикали, подстерегали красавчика Ники в самых неожиданных местах… Теперь эти прелестные крошки с их навязчивостью могли оказаться опасными не только для Николая, но и для всей организации. И для Вики, для Вики!
Оболенский был потрясен и разъярен: жена считает его какой-то дамской игрушкой, слабаком… думает, что она сильнее его! Больше всего его уязвляло то, что она и в самом деле оказалась сильнее… Однако у Ники хватило ума понять, что сейчас его мужской шовинизм и амбиции надо спрятать в карман, что личная обида на жену не должна вредить делу. К тому же он в глубине души понимал, что у Вики были основания ему не доверять. Эти основания звались милыми именами, они щебетали, они названивали Оболенским по телефону, они хихикали, подстерегали красавчика Ники в самых неожиданных местах… Теперь эти прелестные крошки с их навязчивостью могли оказаться опасными не только для Николая, но и для всей организации. И для Вики, для Вики!
Странные существа — мужчины. Это навязшая в зубах банальность, конечно, но… это прописная истина, это аксиома. Супружеская верность до войны казалась Ники предрассудком, глупостью и обузой, от которой он избавлялся весьма ретиво. На чувства жены ему было наплевать. Но стоило теперь ему вообразить, что его легкомыслие или ненужная болтливость могут обернуться бедой для Вики, как он превратился в самого верного, самого преданного и… самого ревнивого из мужей.
Ну что ж, ему было к кому ревновать: рядом с Вики находились самые что ни на есть отважные и сильные мужчины, рыцари Резистанса. Другое дело, что все они были для нее только друзья: и Кирилл Макинский, и Ролан Фаржон, и Максим Блок-Mac кар, и Мишель Пасто, начальник штаба Альфреда Туни (Мишель прибыл из Эфиопии, где сражался против итальянских оккупантов, и имел ценнейший опыт подпольной деятельности, что придавало ему особый романтический ореол), и адъютант Туни Даниэль Галлуа, и «полковник Реми», вернее, Жильбер Рено, который прибыл из Лондона с инструкциями от самого де Голля… Чисто мужское соперничество пробудило в Николае Оболенском остроту ума и страсть к риску. Он поступил переводчиком в немецкую строительную организацию ТОДТа, руководившую сооружением знаменитого Атлантического вала — системы укреплений, которыми гитлеровцы надеялись остановить будущую высадку союзников. Отчего-то никому из его начальства и в голову не приходило, что русский князь, некогда бежавший из большевистской России, может быть антифашистом и резистантом. Николай жил среди пленных, которые строили вал, переводил им распоряжения немецких надзирателей, а от пленных получал информацию о строительстве.
Однажды ему необыкновенно повезло. Он сдружился с маляром по фамилии Дюшез, который ремонтировал помещения конторы ТОДТа, осторожно раскрыл ему свою истинную деятельность и сказал, что пытается подобраться к плану всей системы Атлантического вала. Конечно, в таких случаях всегда существовал риск провала, однако должна же была О.СМ. расширяться! И вот однажды Дюшез оказался в комнате, где находилась копия плана. Дюшез схватил чертеж, свернул его и спрятал в камин. И продолжил ремонт. Конечно, хватившись пропажи, немцы обыскали его, но в каминную трубу заглянуть не додумались. Повезло еще в том, что военные строители панически боялись гестапо и расследования, которое непременно было бы устроено — со всеми вытекающими последствиями для них, прохлопавших план ушами. Тревогу решили не поднимать, таинственную пропажу плана замолчали. Закончив ремонт, Дюшез в обрезках обоев вынес драгоценный чертеж и передал его Оболенскому, а вскоре полковник Реми доставил план в Лондон. Вот так и получилось, что генеральный штаб союзных войск за два года до высадки имел подробнейший план тех укреплений, которые им предстояло штурмовать!
Николай мог бы гордиться собой. Но его мучило беспокойство за Вики, которая оставалась в Париже. Он тревожился не зря, потому что именно в это время над О.СМ. загремели раскаты грома.
Первыми жертвами стали Борис Вильде и Анатолий Левицкий, сотрудники Музея человека в Париже, выпускавшие газету «Resistance» и подрывные листовки. Кроме пропаганды, они занимались сбором разведданных и помогали беглым военнопленным переправляться за границу, где формировались части французской освободительной армии. Вильде и Левицкий, к несчастью, не имели никакого понятия о конспирации, недооценивали жестокость врага, на борьбу с которым так пламенно призывали: они были арестованы и расстреляны у стены форта Мон-Валерьян, на одном из семи холмов, на которых расположен Париж. Раскинутой гестаповцами сетью зацепило и нескольких человек из О.СМ. Самое трагичное, что был арестован Жак Артюис (он погибнет в 43-м году в концлагере), но не выдал ни единого человека, и его арест не имел катастрофических последствий для О.СМ. На счастье, гестапо не тронуло Ивонн, очевидно, посчитав, что эта хрупкая, слабенькая женщина совершенно не может принадлежать к Сопротивлению. В то время гестаповцы еще тешили себя иллюзиями такого рода.
С помощью Ивонн удалось восстановить нити, перерезанные арестом Артюиса. Теперь начальником О.СМ. стал Альфред Туни. Штаб-квартира Туни находилась в дивном местечке — на улице генерала Лангуа. Рядом, через дом, располагалась штаб-квартира гестапо… Поблизости очень удачно находился овощной рынок, и Вики, постукивая деревянными подошвами туфель (это был истинный le cri de la mode в военном Париже, где предметы одежды и обуви стали острейшим дефицитом!), прибегала туда с кошелкой, из которой торчали морковные зеленые хвосты, а под овощами лежали очередные тайные донесения.
Ее личная «штаб-квартира» находилась близ аббатства Сен-Жермен-де-Прэ, на рю Кассет. На первом этаже этого дома находилась типография апелляционного суда, там постоянно толклись люди, и это было очень удобно: посетители Вики никак не обращали на себя внимание. Она сняла квартиру в третьем этаже, а во втором квартира пустовала, и когда возникала угроза обыска или появления подозрительных лиц, Вики спускала компрометирующие документы на тонкой бечевке из своего кухонного окна к кухонному окну пустой квартиры так, что они попадали прямиком в «случайно» открытый наружный кухонный шкаф нижнего этажа и увидеть их было практически невозможно.
Если кто-то из резистантов приносил донесения в отсутствие Вики, он прятал их в аптечке, висевшей в коридоре, в старой большой пудренице. Другой «почтовый ящик» находился в коридоре бывшего французского военного министерства на бульваре Сен-Жермен. Здание не было занято немцами, и там находилось несколько разного рода контор, так что теперь это был сущий проходной двор. В коридоре громоздились ящики с архивными материалами, до которых никому не было дела. Можно было легко спрятать между ними бумаги и так же легко их достать.
Этот бесподобный и безопасный почтовый ящик придумала Вики.
Что и говорить, находчивости ей было не занимать! Однажды Вики попала в метро в облаву — их часто проводили в Париже. У нее в руках был чемоданчик с секретными донесениями, готовыми для передачи радисту. Ее остановил полицейский — на счастье, француз, проверил удостоверение личности, спросил, что в чемодане.
Вики улыбнулась так, как умела улыбаться, наверное, только она одна:
— Небольшая бомба, месье!
Полицейский оценил юмор красотки, засмеялся в ответ и пропустил ее, так и не потребовав открыть чемодан.
Когда Вики рассказала об этом Мишелю Пасто, тот почему-то вдруг начал ужасно кричать на нее:
— Дурацкие шутки! Что за бравада! Вы должны помнить, что поставили под удар не только себя, но и всю организацию! Разве можно так рисковать?! Будь я на его месте, я бы обязательно проверил чемодан!
Вики представила себе, что тогда произошло бы, и ее проняла дрожь запоздалого страха. Она стояла перед Мишелем, стиснув на груди руки, и тряслась как осиновый лист. Он посмотрел на нее сердитыми глазами, отошел к столу, яростно стукнул по нему кулаком, потом вернулся к Вики и… вдруг схватил ее в объятия и принялся целовать.
Она вырвалась, отскочила. Как? Неужели и этот влюблен?
— Мишель, вы… — пробормотала, запинаясь, — вы, наверное, переволновались, .. Спасибо, конечно, но…
Но! Мишель Пасто спрятал за спину руки, которые так и тянулись к ней.
— Извините, — проговорил невнятно. — Да, я переволновался. Извините.
Но!.. Будь проклято это ее вечное «но», на которое натыкались все мужчины, пытавшиеся приблизиться к Вики, и которое звалось «Николай Оболенский»! Да что ж было поделать, коли именно с ним нитью тонкою связала ее судьба!
Между тем в октябре 43-го это самое «но» вернулось в Париж, оставив на строительстве укреплений среди русских пленных несколько активных групп и связав их с местными организациями Сопротивления. 21 октября он встретился в ресторанчике неподалеку от рю Кассет с Роланом Фаржоном и отчитался о своей работе. Ролан был в каком-то лихорадочном, возбужденном, необычайно приподнятом состоянии. Ну что ж, бывает, что судьба милосердно затуманивает голову обреченным…
Спустя два дня Ролан практически случайно был арестован. Он бы, наверное, вывернулся… однако в кармане у него была найдена квитанция на уплату телефонных переговоров с адресом его конспиративной квартиры в Латинском квартале. При обыске были обнаружены оружие, амуниция, а главное — адреса тайников, почтовых ящиков в Париже, Лилле и других городах, планы схем военных и разведывательных единиц О.СМ., имена их участников, список назначенных встреч с людьми, причем некоторые были названы своими именами, а некоторые псевдонимами… И хотя подпольный псевдоним генерального секретаря О.С.М., лейтенанта военных сил Сопротивления Веры Оболенской был Катрин, в заметках Ролана она значилась как Вики.