– Ты прав, ты прав, друг мой. – Якбаал расхохотался. – Кстати, у этой девушки есть одна примета – татуировка меж лопатками, изображение сокола. Не видал?
– Нет. Не видал. Да и не очень всматривался как-то… А что она такого сделала, эта девчонка? Почему вы про нее спрашиваете?
– Да так. – Собеседник махнул рукой. – Не бери в голову, это все местные дела. Видишь ли, я тут занимаю определенную должность при царском дворе в дельте, потому и вынужден реагировать на все указания: ловить преступников, следить за сбором налогов и прочее. Это все утомляет, но, с другой стороны, обеспечивает неплохой доход и положение в обществе. Значит, не видел девчонки с соколом не спине?
Макс упрямо покачал головой:
– Нет. Не видел.
– Что ж, надеюсь, мои люди все-таки схватят ее. Приказ царя, фараона, великого Апопи!
– Давно хотел спросить, – юноша быстро перевел разговор на другую тему, – вы, господин Якбаал, – хека хасут?
– Да, так. Я из расы властелинов Черной земли. Захватчиков, как нас здесь называют. И не питают к нам особой любви, что ты уже, верно, заметил.
– Кто ж любит захватчиков?
– Как посмотреть. Лучше твердая власть, чем хаос и безвременье! Впрочем, мы с тобой еще об этом поговорим. – Якбаал снова поднялся на ноги. – А сейчас, к сожалению, я вынужден проститься с тобой, друг мой. Начинается сев, и, увы, государственные дела властно требуют моего присутствия. Все здесь в твоем распоряжении, Ах-маси, – мой кабинет, слуги, наложницы. Жрец Сетнахт продолжит твое обучение – все будет как всегда, надеюсь, наша разлука не продлится слишком уж долго.
Максим вышел во двор проводить хозяина:
– Я готов вам помогать во всем, господин Якбаал. И надеюсь на свое скорейшее возвращение.
Якбаал забрался в колесницу:
– Это скоро произойдет друг мой… Если будешь во всем слушаться меня.
Слуги проворно распахнули ворота, и хозяйская колесница в сопровождении вооруженных воинов – и откуда они, интересно, взялись? – выкатила на дорогу, ведущую к реке, которая блестела на горизонте широкой зелено-голубой лентой.
– Продолжим наши занятия, господин? – неслышно подошел сзади Сетнахт. – Сегодня я поведаю тебе о Великом Сете, которого в верхних землях называют Сетхом, а в дельте – Баалом. О, это грозное и прекрасное божество, поистине бог-воитель! Сверкающий Властелин Хаоса и пустыни, погонщик грозовых туч и родитель бурь! Верю, ты, Ах-маси, вскоре поймешь все величие Сета и станешь истинным его поклонником.
Глаза жреца горели, обычно бесстрастное неприметное лицо налилось какой-то надменной гордостью и величием.
А он, оказывается, страшный человек, этот Сетнахт! Фанатик!
Благодаря стараниям Якбаала и Сетнахта, а также и собственной памяти Максим уже много чего знал о Черной земле – Кемет. О ее великих властителях – фараонах, о разрозненных княжествах – номах, о Египте Верхнем и Нижнем. Знал, что Уасет, о котором говорила Тейя, – это стовратные Фивы, главный город Верхних земель, что вся Дельта занята завоевателями – жестокими хека хасут, что им подчиняются почти все земли. Апопи – так звали фараона хека хасут. Однако на юге, в Уасете, были свои цари – не так давно погибший в битвах с завоевателями Секеннера, а теперь его сын, Камос Ка-маси Уадж-хепер-ра. Все эти люди были, по словам Якбаала, враги, мятежники, носители сепаратизма и хаоса, с которыми следовало бороться.
Что ж, пусть борются, если им надо. Уж Максим-то не собирался ввязываться в местные дела. Вернуться бы поскорее домой – вот что его сейчас больше всего интересовало! А ведь к тому, похоже, имелась возможность. Конечно же, Якбаал рассказывал ему далеко не все, юноша это чувствовал, и в чистую случайность перемещений во времени и пространстве ему как-то не очень верилось. Якбаал, скорее всего, мог проникать в тот же Париж… ну, может, и не тогда, когда хотел, но по крайней мере при известных условиях. Во всем этом надо было бы разобраться, и чем скорее, тем, естественно, лучше.
У юноши складывалось такое впечатление, что все слуги Якбаала запуганы своим хозяином. Все, кроме Сетнатха, – тот был на особом положении, все ж таки жрец Сета. У него имелись и собственные рабы – двое юношей чуть младше Макса и две девушки примерно такого же возраста. Держались они особняком, во всех работах по дому и в саду не участвовали, занимаясь лишь обслуживанием храма Сета, располагавшегося в массивном, пристроенном к жилым покоям здании из черных базальтовых плит. Сет – существо с головой шакала – тут считался одним из самых главных богов и почитался куда более, чем даже бог солнца Ра, лунный бог Хонсу, Гор, Птах и прочие. Даже больше, чем владыка загробного мира Осирис, а ведь жизнь после смерти имела для всех египтян определяющее значение, куда более важное, чем земная жизнь. Оттого все их гробницы, бальзамирование и прочее: для загробного существования души считалось крайне необходимым сохранить тело, точнее телесную оболочку. Собственно, как понял Максим, душ у египтян было две – Ка и Ба. Ка – духовный двойник человека, с которым тот встречался после смерти. За него-то все время и пили. «За твоего Ка!» – самый популярный тост, типа «ну, за здоровье». Ба – это чистая душа, некая внутренняя энергия, покидающая человека также после смерти. Да еще был какой-то Ху, но его точные функции Максим пока так и не выяснил, да и не очень-то старался, не то было ему интересно, вовсе не то.
В храме Сета частенько проходили богослужения и праздники, только вот Макса туда не звали – Якбаал лишь усмехался, что всему свое время. Да, честно говоря, не больно-то молодой человек туда и хотел – слишком уж мрачным казался и храм, и Сет, и его культ. Совсем не в духе обычно веселящихся по любому поводу египтян! Может, эту мрачность и грозную загадочность привнесли в служение Сету захватчики хека хасут? Впрочем, черт с ними со всеми.
Максиму очень хотелось бы в отсутствие хозяина вдумчиво порыться в его личных вещах. Вот только в кабинете, как господин Якба гордо именовал колонную залу с развешенными по стенам картинами, никаких личных вещей не было. Пользуясь случаем, юноша там все сундуки перерыл и ничего этакого не отыскал – ни часов, ни бумажника, ни, скажем, обычного пиджака или костюма. А ведь в Париже Якбаал не в набедренной повязке расхаживал! Значит, было все. Но где? Скорее всего – в спальне, как и все остальные, примыкавшей к главной зале, но, пожалуй, единственной, отделенной от нее обычной закрывающейся дверью. Хорошо бы туда проникнуть, да вот только как? В зале постоянно кто-то находился – прислуга, иногда Сетнахт. Слуги, среди которых оказалась даже пара чернокожих, такое впечатление, были немыми, по крайней мере никаких слов от них молодой человек не слышал. Так, бродили вокруг неслышными тенями. Другое дело – служанки, они же – танцовщицы, они же – наложницы. Уж те-то поговорить любили, особенно в отсутствие хозяина и Сетнахта. И особенно одна из девушек, Уна. Юная, тоненькая, чем-то напоминавшая Максиму Пебаст и Тейю одновременно, Уна казалась большой модницей, даже несмотря на свое подчиненное положение, и ухитрялась довольно умело пользоваться румянами, белилами, краской для век и прочими подобными штуками. Как заметил Макс, глаза в Черной земле подводили все – и женщины и мужчины. Черный контур, зеленовато-голубой макияж – кстати, это хорошо помогало от сверкающего солнца, и, чтобы походить на местных, юноша решил поучиться сему искусству, тем более что это давало повод поближе сойтись с Уной. Хотя куда, казалось, ближе? Уна приходила в опочивальню гостя через день – то одна, то в компании других девушек. Любовью она занималась охотно, неистово и ненасытно, как будто и была рождена ради этого. Максим поначалу даже стеснялся всех неожиданных ухищрений изобретательной девушки, подумать даже не мог, чтоб в Древнем Египте – и такое! Немецкие порностудии отдыхают!
Так вот Уна наряду с прочим любила и поболтать, причем на любые темы.
– Ах, ах, какие у тебя волосищи! Целая львиная грива! Совсем как у каких-нибудь дикарей или хека хасут… Ой! Ты не скажешь хозяину?
– Не скажу, не скажу. Чем тебе не нравятся мои волосы, Уна?
– Голову надо брить!
– Кому надо? Мне и так хорошо.
– Вообще-то приличным людям полагается носить парик! Хороший такой парик из льна или шерсти.
– А мои волосы что, на парик не похожи?
– Да похожи… Только все равно это некрасиво. Ой-ой-ой! Ты зачем схватил меня за руку? А, хочешь еще!
– Нет. Просто любуюсь браслетом. Красивый!
– Хозяин подарил мне его на праздник Сета.
Вот примерно так и проходили беседы. Правда, когда хозяин находился дома, даже Уна не позволяла себя говорить лишнего… так, может быть, иногда, случайно упомянет, что не очень-то любит хека хасут и тоскует по прежней – очень-очень веселой! – жизни в городе Белых стен.
А вот теперь хозяин уехал! И можно поговорить на разные темы. И не только поговорить.
Как-то под вечер Максим поймал Уну за руку:
– Придешь сегодня?
– Ого! Соскучился! – Девушка явно обрадовалась. – Давненько не звал.
– Соскучился, да… Заодно научишь меня накладывать на лицо краски?
– Краски?! Конечно! Наконец-то ты захотел походить на истинного вельможу, о благороднейший Ах-маси.
– Ладно тебе смеяться-то. Так придешь?
– Конечно. Погоди, вот только закончу с уборкой. Позвать подруг?
– Нет. Лучше приди одна.
– Как скажешь, господин мой.
В ожидании гостьи Макс улегся на ложе и принялся размышлять. В центральной зале даже ночью в отсутствие хозяина всегда находился кто-то из слуг, если не жрец Сетнахт – тот тоже иногда любил бодрствовать до зари. И необходимо было как-то обойти сие препятствие. Как именно, юноша еще не знал, но почему-то не сомневался – придумает!
Уна проскользнула в дверной проем, как всегда, неслышно, лишь чуть шевельнулась тяжелая портьера. Прилегла на ложе, прижалась горячим нагим телом – из одежды на ней, как всегда, были только тоненький поясок, браслеты и ожерелье; молодые служанки здесь вообще не обременяли себя излишком одежды.
Руки девушки ласково скользнули по груди Максима… развязали набедренную повязку.
– Сделай как в прошлый раз, – тяжело дыша, томно прошептала Уна. – Как ты это называл, когда губы в губы?
– Поцелуй…
Крепко прижав к себе ночную нимфу, юноша принялся целовать ее в губы, жарко и долго. Уна стонала, извивалась: жители Черной земли не знали поцелуя – вместо этого лишь терлись носами. А прикасаться губами к губам… и более того, языком – казалось неслыханным, неимоверным развратом!
Чем сейчас, не очень-то переживая, и занималась Уна. И, кажется, поцелуи возбуждали ее куда больше, чем все остальное…
– Целуй меня, целуй! О…
Желтое пламя свечи выхватывало из полутьмы сплетенные коричневые тела, отражаясь в глазах любовников, пронзительно черных – Уны и светлых, серо-голубых, – Максима.
– Ты обещала научить меня красить лицо.
– Научу. – Соскользнув с ложа, девушка с наслаждением напилась из большой черной кружки. – Я оставила шкатулку за дверью.
Качнулась портьера, и Уна проворно вернулась обратно с небольшим сундучком в руках. Поставив его на пол, открыла крышку и, лукаво взглянув на юношу, шепнула:
– Садись!
– Послушай-ка, – облизнув губы, несколько сконфуженно произнес Макс. – Давно хочу спросить… Не обидишься?
– Если не будешь хулить богов – нет!
– Да я никогда и не…
– Шучу! Спрашивай, милый мой.
– Ты… мы… мы с тобой часто… ну, спим вместе… и с другими тоже. Но ведь от этого рождаются дети и…
Девушка неожиданно расхохоталась и, подбежав к парню, обвила его руками за шею:
– Поверь, глупенький Ах-маси, я и все мои подруги знаем, когда и где нам заводить детей. Уж точно – не здесь! Ты, верно, заметил, что я прихожу к тебе далеко не каждый день? И не всегда – в одно и то же время. О, мы, женщины, знаем много чего… Не вертись! Теперь опусти ресницы… Ага! Подними… Ну и глаза у тебя, брр! Вот уж точно, нехороший взгляд, не людской.
– Да почему же не людской-то? – обиженно переспросил молодой человек, терпеливо снося все косметические манипуляции.
– Потому что! – Уна ловко вырывала ему лишние волоски из бровей изящными золотыми щипчиками. – У всех людей глаза как глаза – черные, а у тебя какие, милый мой? Страх!
– Да ладно!
– И волосы тоже – слишком уж мягкие. Говорю тебе – побрей голову!
Макс дернулся:
– Сама-то чего не бреешь?
– Я служанка. А хороший парик стоит дорого. Ну, чего прищурился, милый?
– Щекотно.
– Щекотно ему… Так! Теперь мы тебя причешем… вот так… припудрим… подведем брови… губы… Так!
Отойдя в сторону, девушка оглядела молодого человека с видом художника, бросающего взгляд на только что написанную картину. Нахмурилась:
– Голубого бы чуть добавить, было бы куда изысканней. Да вот только, увы, нет у меня голубого… один зеленый.
– А я знаю, у кого есть, – словно бы между прочим произнес Макс. – Почти целый флакон! Мы б взяли немножко, и тебе и мне… он бы и не заметил.
– Ты про хозяина нашего говоришь? – покосившись на дверь, шепотом спросила Уна.
– Про него. – Гость заговорщически подмигнул. – Пойдем, а? Или боишься?
– Тебе-то хорошо рассуждать!
Девчонка передернула плечами. Видно было, что ей и хочется и колется. В конце концов, подумаешь, немного краски возьмут… Не обеднеет от этого хозяин, да и не заметит ничего.
– Ну, давай, давай, решайся! Хотя… – Макс вскочил на ноги. – Сиди тут, я и без тебя пойду. Ой, сколько у господина Якбаала интересных вещиц! Ужас просто. Ты их так никогда и не увидишь.
Юноша подошел к портьере и обернулся:
– Ну, я пошел.
– Постой.
Уна тут же бросилась за ним, позабыв все свои опасения:
– Там, в зале, могут быть слуги. Я знаю, как их отвлечь. Тсс! Жди здесь.
Ловко, словно пантера, девушка выскользнула в залу. Максим прислушался. Поначалу все было тихо, но немного погодя послышались чьи-то приглушенные голоса.
– Да-да, клянусь Баст! Они как раз собрались совершать омовение… Или завтра.
– Так сейчас или завтра? – послышался заинтересованный голос.
Ага, так слуги здесь все-таки не немые!
– Может, сейчас… а может, и завтра. – Уна негромко засмеялась. – Ну-ну, Хеви, не приставай… Я же сказала! Идите-ка лучше в сад, глядишь, что-нибудь и сладится.
– Так твои подружки точно туда придут?
– Точно и разливы Хапи не всегда предсказывают… Эй, эй, постойте-ка! Не говорите девушкам, что я вам про них сказала.
– Да уж знаем, не глупые. Спасибо, Уна.
Закрывающая дверной проем портьера дернулась, и тонкая девичья рука, нащупав ладонь Максима, властно повлекла его в залу.
Юноша прихватил свечку – дернулось желтое пламя.
– Все спокойно, слуги ушли, – останавливаясь перед дверью хозяйской опочивальни, тихо произнесла Уна. – Только ты иди первым.
– Хорошо, хорошо. – Макс уже распахнул дверь, вовсе не снабженную замком, и поднял повыше свечу.
Спальня Якбаала оказалась не очень большой, такой же, как и опочивальня, предназначенная для гостей. Широкое ложе на низких позолоченных ножках в виде львиных лап, кресло, два табурета, небольшой резной шкафчик, чем-то напоминающий секретер, три больших сундука, шкатулки. К последним сразу же кинулась Уна, Макс же быстро осмотрел сундуки… а потом и шкатулки… и секретер… И ничего интересного не нашел! Кроме запонок. Обычные такие запонки, для рубахи. А где же сама рубаха, костюм, туфли?
– Слушай, Уна, ты случайно не помнишь – уезжая, хозяин захватил с собой сундук?
– Конечно, захватил, – алчно перебирая флаконы с благовониями и мазями, отозвалась девушка. – Он всегда берет с собой дорожный сундук, его несут специальные слуги. В том сундуке у него какие-то смешные одежды – уродливый серый балахон, закрытые сандалии с жуткими тупыми носами и – представляешь?! – суконные трубы для ног! Ты б увидал – описался бы от смеха! Ой… извини.
– Ничего, ничего. – Максим погладил девушку по плечу и спросил, откуда она знает про странную хозяйскую одежду.
– Так сама видала! – Уна усмехнулась. – Каждый раз, как хозяин возвращается, я ее чищу. Знаешь, он частенько берет ее с собой на тайные богослужения Баалу – жестокому богу хека хасут! Запомни, Ах-маси, – девушка неожиданно стала серьезной, – я рассказываю это только тебе. Мне почему-то кажется, что ты хороший человек, хоть и водишь компанию с моим господином.
– Это не я с ним, это он со мной водит, – грустно улыбнулся молодой человек. – Ох, скорей бы уж все это кончилось!
Уна прижалась к его груди:
– Да, тебе нелегко – я чувствую. Кстати, я до сих пор не знаю – откуда ты? Из Иуну? Нен-Несут? Уасета? Ах, нет же, нет! Хат-Уарит – вот твой родной город. Но ты не хека хасут, ты наш – я же вижу.
– А говорили – шардан.
– Да, похож и на шардана, – перебирая флакончики, согласилась девушка. – Тонкий нос, светлая кожа, мягкие волосы и глаза… Ох, и глаза у тебя – иногда страшно бывает смотреть. А! Наверное, твой отец был шарданом. Или – мать?
Максим, ничего не ответив, прислушался.
– Пойдем-ка отсюда! Кажется, в зал кто-то идет.
– Но я так и не нашла…
– Идем, говорю!
Почти силой молодой человек вытащил Уну из хозяйской спальни. Едва они успели захлопнуть за собой дверь, как в залу вбежали слуги:
– Не было в саду никого, Уна! Зачем ты обманула нас? Ой… господин! Извини, мы тебя не заметили.
Слуги тотчас же упали на колени.
– Неужели мы разбудили тебя?
– Нет… Мы с Уной… искали зеркало! Кажется, я видел его где-то здесь.
– Зеркало? О, мы тотчас же принесем его, господин. Куда прикажете?
– Тащите ко мне в спальню.
Вид незнакомого существа, глянувшего на Максима из полированной меди принесенного слугами зеркала, был настолько необычен, что юноша не сразу и узнал свою собственную персону. Напомаженные и чуть завитые волосы, тонкие – ниточкой – брови, огромные, накрашенные и подведенные глаза с ярко-зелеными тенями… Даже кончики ресниц – и те зеленые! Вот так чудище! Не поймешь и кто – трансвестит или кто похуже… Ну Уна…