Он вдруг мягко улыбнулся, взял меня за руку и проговорил:
– А почему ты не хочешь попробовать здесь? Просто для себя, чтобы поддержать душевное равновесие? Ведь тут наверняка есть какие-то клубы.
– О чем ты говоришь? – усмехнулась я, прикусывая от досады губу. – Ты думаешь, мой муж позволит? Он запретил мне выступать еще в России – унес прямо с паркета, перекинув через плечо, как куль. И больше я никогда уже не надевала конкурсного платья, хотя еще около полугода тренировала детей в клубе. А здесь... я зависима от него, понимаешь? Я не могу встать и пойти куда хочу, не могу сделать то, что хочу. Я заложница, Герман. Заложница. Однажды сделала глупость и теперь расплачиваюсь.
Мне захотелось плакать. Герман помолчал, глядя куда-то вдаль, в самый конец платановой аллеи, а потом дотронулся до моей щеки пальцами:
– Послушай... а если я тебя увезу?
– Что?!
– Увезу. Заберу с собой. Ты не должна так жить, Маша. Ты еще молода, у тебя все может сложиться по-другому.
– Ты не понимаешь... у меня даже документов нет, я живу, как нелегальная эмигрантка.
– Это ерунда. Давай поступим так. Когда ты сможешь прилететь в Москву?
– Зачем?
– Маша, я задал вопрос.
– Не знаю. Хотя... если убедить Костю в том, что здешние врачи не помогают мне... Понимаешь, у меня была травма спины, теперь иногда немеет рука – я ничего не могу ею делать. Так вот... если мне удастся убедить его в том, что только в Москве... Тогда я смогу прилететь через месяц-два.
Сказав это, я вдруг подумала: черт, куда я ввязываюсь? В какую авантюру? Ведь я ничего о нем не знаю, может, он мошенник, торговец людьми, бандит – да мало ли? Но, с другой стороны, возможно, это мой единственный шанс вырваться от Кости – а уж в России я разберусь.
Я проводила Германа на поезд, дождалась своего и вернулась в Бильбао в прекрасном настроении. Однако перед самым домом натянула на лицо трагическую маску и напустила на себя вселенскую скорбь. Костя был дома – сидел у бассейна и просматривал бумаги. Увидев меня, отложил их:
– Что с тобой?
– У меня проблемы со здоровьем...
– Серьезно? – В его тоне послышалась искренняя забота, и мне даже стало стыдно за обман.
– Да... доктор сказал, что ничем помочь не может.
– И что делать?
– Ты помнишь того профессора в Москве, к которому я обращалась как-то?
– Ну, – нетерпеливо подстегнул муж, отпивая минералку из высокого стакана.
– Так вот... если бы была возможность показаться ему снова... но...
Я все рассчитала верно: для Кости, как для яркого представителя своей нации, слово «невозможно» было красной тряпкой. Возможно все – вопрос только в цене.
– Значит, так. – Он легонько хлопнул рукой по столешнице, как делал всегда, приняв окончательное решение. – Завтра Гоша повезет твои документы в посольство, оформит визу. Поедешь в Москву, покажешься этому профессору.
– Спасибо, дорогой. – Я впервые за долгое время вполне искренне обняла его и поцеловала.
Костя среагировал моментально:
– Идем! – и утащил меня наверх, в спальню.
Оказывается, я успела отвыкнуть от него за это время, успела забыть его привычки и манеры в постели. Когда он ушел в душ, я едва не вывернулась наизнанку от брезгливости. Было чувство, что мною просто попользовались, потому что рядом больше никого нет.
Включенная на ноутбуке аська моргала оранжевым – это оказался Алекс. Давно не было...
«Привет».
«И тебе».
Смайлик в ответ – надо же, веселый...
«Как ты, Мэ-ри?»
«Хорошо. А ты?»
«А я всегда хорошо. Ты меня потеряла?»
«Чтобы потерять, надо иметь».
«Иметь?» – О черт, беда с этими иностранцами. Вроде прекрасно говорит по-русски – но кое-какие моменты ставят в тупик.
«Чтобы что-то потерять, нужно, чтобы это у тебя было – понимаешь?»
«Так понимаю. Я хотел узнать, не искала ли ты меня?»
«С какой радости? Ты мне кто?»
«Не дерзи, Мэ-ри. У меня было много дел, я не мог общаться».
«Я не прошу тебя общаться со мной».
«Все-таки ты дерзишь. Зачем?»
«Алекс, что тебе надо?»
«Хочу узнать, как ты живешь».
«Как могу».
«У тебя проблемы?»
«Нет».
«Ты врешь мне, Мэ-ри, но как хочешь. Будут проблемы – знаешь, как найти», – смайлик-поцелуй – и его зеленый статус-цветок становится красным. Ушел. Сейчас снова пропадет на долгие месяцы. Не понимаю, зачем мне это все? Хотя – понимаю. Может, дело в том, что мы дразним друг друга, а я люблю сильных мужчин, способных сломать меня, заставить играть по их правилам. Слабые представители противоположного пола, мерно стекающие к моим ногам, меня не интересуют. Алекс другой – его не просчитаешь, не предугадаешь, что он выкинет в следующую минуту, и потому мне так нравится этот диалог. Не нравится только, что он уж очень явно сильнее меня, и порой ему удается здорово манипулировать моим сознанием – просто ради забавы.
После одного такого упражнения с телефоном Марго, еще в то время, когда я жила в России, в моем дневнике появилась запись:
За что? Господи, ну за что??? Да – я могла выйти из этого поганого окна, я уже стояла на подоконнике. Не вышла. Пью. Не соображаю ничего. За что??? Я, сука, выживу – просто назло и из принципа. И подыхай один. Вот так вот. Только с одним человеком у меня всегда ничья. А с остальными – я выигрываю. Вот так – что бы там ни было – выигрываю.
Тогда он, будучи в Москве, решил испугать меня, и на мою эсэмэску Марго ответил сам: мол, не пиши, она пыталась покончить с собой, бросилась под машину, я еле успел. Я оторопела, начала звонить, но трубку он не брал. Следующее сообщение гласило: «Она сделала это из-за тебя, потому что ваша дружба для нее слишком важна, она совсем одинока, а тебя нет рядом». Я попыталась оправдаться, получила ответ: «Это ты виновата, если она умрет – тебе тоже не жить». Ну, и добил он меня последним сообщением – ей стало хуже, врач сказал – надежды нет.
Я даже не помню, в какой момент оказалась на открытом окне и каким чудом успела очнуться и не выпрыгнуть. Меня била истерика, я была дома одна – Костя «гастролировал» с Ариком по курортам Краснодарского края. И буквально через десять минут пришла эсэмэска от Марго: «Ну как ты там, что нового?» Я не поверила глазам, набрала – и услышала веселый голос подруги. Марго сидела в салоне красоты и была жива-здорова и довольна жизнью.
Надо ли рассказывать, ЧТО я сообщила назавтра появившемуся в аське Алексу? Думаю, нет. Он же только прислал пару ржущих смайликов и сказал, что хотел проверить, насколько я дорожу дружбой с Марго. Придурок...
Марго об этом не узнала, я не стала распространяться, а уж «виновник торжества» – и подавно.
Какое-то время мы не общались, потом он снова возник с традиционным вопросом: «Как ты, Мэ-ри?» – и все пошло по-старому. Намеки, легкий флирт, переходящий в угрозы... Маразм – двое взрослых людей изводят друг друга, даже не будучи знакомыми лично. Смешно, правда? Зато адреналин...
Я улетела в Москву через месяц, позвонив Марго и свалившись ей как снег на голову. Разумеется, она была страшно рада. Но когда я сообщила о цели визита, она сделалась странно замкнутой, подозрительной. В тот день, когда я собралась увидеться с Германом, Марго вдруг с утра начала уговаривать меня взять ее с собой.
– Я не буду мешать, даже не подойду – я просто попью чай за соседним столом, Мэри... Я прошу тебя – ну, уступи, возьми меня, я не стану вмешиваться.
Меня это удивило: что за интерес у Марго к моим свиданиям? Еду к мужчине, мало ли, как там сложится: я ведь живая, он тоже, вдруг мы решим продолжить – и что? Марго со мной пойдет? Или как? Словом, я решительно запретила ей ехать. Марго вздохнула и надулась, но я, воодушевленная скорой встречей с Германом, не обратила внимания.
До станции метро «Алексеевская» от дома Марго я доехала быстро, вышла на улицу и тут же попала в объятия Германа:
– Маша! Машенька, ты приехала!
– Приехала... как я могла не приехать – после твоих горячих писем? – улыбнулась я, вспоминая, как весь этот месяц мы переписывались, становясь все более откровенными.
– Идем, прохладно. Я заказал столик, сейчас пообедаем, а потом решим, чем заняться.
В ресторанчике не было народа, это сразу бросилось в глаза. Хотя – будний день, возможно, поэтому. Нас провели в отдельный кабинет, мы сели, и Герман взял меня за руку:
– Маша... ты пока не говори ничего, ладно? Я скажу...
– Да, скажи, я тоже послушаю, – как гром среди зимы прозвучали слова Кости, вошедшего в кабинет в сопровождении Гоши и еще двоих охранников.
Я застыла на диване, отказываясь верить в происходящее – как он меня нашел?! Как вычислил?!
– В чем дело? – спокойно спросил Герман, и я удивилась – мало кто мог сохранять спокойствие и равновесие в беседе с моим супругом, находившимся в крайней степени возбуждения.
– А дело, Герман-джан, в том, что сидишь ты за столом с моей женой, а я не люблю делиться, – сузив глаза, сообщил Костя. – Так что давай-ка выйдем и обсудим, как так вышло.
– В чем дело? – спокойно спросил Герман, и я удивилась – мало кто мог сохранять спокойствие и равновесие в беседе с моим супругом, находившимся в крайней степени возбуждения.
– А дело, Герман-джан, в том, что сидишь ты за столом с моей женой, а я не люблю делиться, – сузив глаза, сообщил Костя. – Так что давай-ка выйдем и обсудим, как так вышло.
Я отметила, что даже имя он знает... Значит, кто-то все-таки следил за тем, куда я поехала. И словно в подтверждение моих слов, Костя вынул из кармана несколько смятых листков, испещренных печатным текстом, и кинул на стол:
– Ишь, голуби влюбленные! Письма они пишут! А с тобой, тварь, дома разберусь! – Это относилось ко мне, разумеется. – Выходи, я сказал!
Герман встал, и я вдруг кинулась следом, хватая его за руки:
– Не надо! Я тебя прошу – не надо, он...
– Перестань, Маша, все в порядке, – мягко ответил он, освобождая руки. – Я разберусь сам.
Но разбираться не пришлось – едва Герман вышел из кабинета и повернулся лицом к моему мужу, как Костя спокойно достал из-за пазухи пистолет с глушителем и выстрелил ему в грудь – раз и второй. Герман упал, заливая пол кровью, я рухнула на колени рядом с ним, понимая, что следующая пуля, скорее всего, моя, но выстрела не последовало. Я подняла глаза – Костя стоял прямо надо мной и в упор смотрел мне в лицо.
– Даю тебе неделю. Побудь тут, очухайся – и домой. И не дай тебе бог не вернуться в Бильбао – привезут силой, и тогда пощады не жди. Поскольку ничего не было – я прощу тебя. Но теперь живи и оглядывайся.
Он наклонился, взял меня за подбородок, поцеловал в губы и развернулся к своим:
– Поехали отсюда.
Я так и осталась стоять на коленях на мраморном полу ресторана. Сколько времени прошло, я не понимала, не обращала внимания на приехавшую опергруппу, на каких-то людей, суетившихся около трупа. Герман погиб – нелепо, глупо, из-за дурацкой случайности. Просто некоторые так и не научились удалять почту из компьютера... И теперь я виновна в его смерти, я убила человека, который полюбил меня и хотел спасти.
Неожиданно в зал влетела Марго – растрепанная, запыхавшаяся. Ей наперерез бросился милиционер, удержал, но Марго вдруг, глянув на труп Германа, мешком свалилась на пол. Меня это почему-то сразу отрезвило, я очнулась, с трудом поднялась и пошла к ней. Буквально в сантиметре от головы Марго я с ужасом увидела острый металлический ограничитель двери, прикрытый рассыпавшимися каштановыми волосами – чуть левее – и Марго была бы мертва...
Ее забрала «Скорая». Меня же, накачав предварительно лекарствами, долго тиранили два оперативника. Я с трудом понимала смысл задаваемых мне вопросов, выглядела, наверное, круглой дурой, потому что переспрашивала по три раза, как глухая. Но мне было совершенно не до правды – я вдруг заявила, что видела этого человека впервые, просто познакомилась на улице и зашла выпить чашку кофе – что тут такого? А те, кто стрелял... да черт их знает, кто это вообще. Оперативники ощутимо злились, но я предъявила паспорт гражданки Испании, и они, видимо, решили, что проблемы с консульством им ни к чему. Описание убийцы, данное мной, могло подойти любому выходцу с Кавказа – ну а что я сделаю? Наверное, именно в тот момент у меня в голове начал зреть план мести, и сотрудникам МВД России в нем места ну никак не было. Я все должна сама...
Когда меня отпустили наконец, убедившись в моем полном идиотизме и невменяемости, я помчалась в Институт Склифосовского. Кое-как мне удалось прорваться в палату к Марго, и только там я почувствовала себя в относительной безопасности.
Марго долго не приходила в себя, а когда очнулась, первым делом спросила:
– Где... он?
Я не могла взять в толк, зачем ей это, однако ответила:
– В морге.
Марго залилась слезами, и это тоже меня удивило: с чего такой траур по незнакомому человеку? Определенно Марго пора лечить нервы...
– Скажи мне... я имею право знать, я столько раз прощалась с ним...
Я совершенно ничего уже не понимала: откуда она могла знать Германа, прощаться с ним? Что за бред?
– Мэри... скажи правду. Что с ним? Алекс – он точно мертв?
От этого вопроса у меня глаза делаются квадратными – какой еще Алекс?
– Алекс? При чем тут... А он что – в Москве?
– Мэри, не ври! – почти кричит Марго, и я с трудом удержала ее в постели. – Ты ведь была с ним, я видела!
– О господи, Марго! При чем тут Алекс – я даже не знаю, как он выглядит! Я никогда не встречалась с ним – кроме как в аське. Костя убил Германа – понимаешь? И теперь все – мне не вырваться. Я вернусь в Бильбао, и он меня точно на цепь посадит. Во всяком случае, ни о каких поездках речи больше не будет.
Я заплакала, а Марго, поморщившись от головной боли, дотянулась рукой и погладила меня по волосам:
– А зачем тебе возвращаться? Пусть говорит, что хочет. Просто останься тут.
– Марго! Ты не понимаешь... он достанет меня и в Москве. Я должна вернуться...
И тут Марго не выдержала. Я впервые увидела, как она выходит из себя:
– Да?! Ну и уезжай! Уезжай – если тебе так нравится чувствовать себя жертвенной овцой! Уезжай – пусть он зарежет тебя там, твой Костя! Давай, Мэри, давай! Правильно – не пробуй спастись, иди к нему!
В моей голове вдруг сложилась мозаика – как будто раньше не хватало какого-то элемента, и я крутила оставшуюся детальку в руках, не понимая, куда именно и как нужно ее вставить. И вот теперь слова Марго натолкнули меня на правильную мысль.
– Ты права. Я не стану жертвенной овцой. Но в Бильбао поеду. Так надо.
Марго, разумеется, ничего не поняла.
Я вернулась в Испанию ровно через неделю. Костя встретил меня сам, вел себя как ни в чем не бывало, привез букет цветов, повел обедать в ресторан – идеальный муж. И ни слова о Германе. Только вечером, уже в постели, он бросил:
– Давай забудем этот случай, Мария. Я тебя простил.
«А я тебя никогда не прощу!» – сказала я про себя, улыбнувшись мужу самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна.
Я сделала над собой нечеловеческое усилие и порвала все контакты с Марго. Это было непросто, но так было нужно для Дела. Я стала мягкой и покладистой, я готовила Косте завтраки, подавая их с утра в постель, я снова стала спать с ним. Обалдевший Костя бросил свою малолетнюю любовницу, проводил свободное время со мной, баловал и заваливал подарками. Я улыбалась и излучала счастье, а внутри мерно тикал часовой механизм подготовленной к взрыву бомбы – сутки, двое... еще месяц... еще полгода...
В то время когда Кости не было дома, я тихо собирала компромат: вычислила код сейфа, где муж хранил бумаги – это оказались целые талмуды записей долгов, причем там фигурировали фамилии довольно известных людей разных рангов. Я не побоялась съездить на блошиный рынок и отыскала там неприметного человечка, продавшего мне карманный сканер сотовой связи, с помощью которого я научилась прослушивать Костины разговоры по мобильному. Я стала настоящей шпионкой, чувствовала себя чуть ли не героиней боевика... Но все это было подчинено моему Делу. Ночами, когда Костя засыпал, я садилась с ноутбуком на террасе и стучала по клавишам до тех пор, пока пальцы не начинало сводить судорогами. У меня ухудшилось зрение, стала постоянно болеть спина, но я не обращала внимания. Я шла к цели, как японский камикадзе...
...Переговоры с Задорожным мне приходилось вести с городского телеграфа – дорого, но безопасно. Я стала параноидально опасаться слежки, прослушки – всего того, чем занималась сама. Сергей обещал написать предисловие и выправить все недочеты в будущей книге, это меня устраивало. Я не интересовалась ни суммой гонорара, ничем вообще – мне важно было увидеть книгу готовой, изданной. Я ничего не скрыла и назвала всех действующих лиц собственными именами. Сергей, правда, предложил поменять, но я настаивала:
– Ты понимаешь, я хочу, чтобы это взорвало все. Мне так нужно. Я хочу, чтобы Костя знал, что это я сделала.
Сергей отказывался понимать. Много лет занимаясь расследованиями, он прекрасно видел, что я откровенно ищу смерти. Это он и пытался донести до меня, но я словно оглохла и твердила одно и то же:
– Не поменяю ни слова!
– Ты что – не понимаешь? Хорошо, если никто не обратит внимания – ну, детектив и детектив. А вдруг?
– А вот за этим я и прошу тебя написать предисловие и пару слов на обложку.
– Мария, зачем рисковать? Я не вижу смысла в этом!
– Иначе незачем было затевать! – отрезала я, давая понять, что будет все равно по-моему.
Задорожный сдался. Единственное, что он позволил себе сделать без моего ведома, так это поставить в договоре псевдоним. Так я стала Мэри Кавалье.
Сколько раз меня подмывало позвонить Марго и рассказать, но я удерживала себя, потому что понимала – когда все закрутится, именно тот факт, что мы с ней не общались длительное время, даст мне шанс спастись. Мне казалось, что я просчитала все...
Книга вышла в небольшом московском издательстве совсем маленьким тиражом, но и этого оказалось вполне достаточно – имя Задорожного на обложке вместе с комментарием и его же предисловие в начале сделали свое дело. О книге заговорили, в Интернете она тоже обсуждалась довольно живо. Я сидела в своем Бильбао как на иголках, ожидая реакции Кости, но ее не было. Он по-прежнему улыбался, водил меня в оперу, занимался со мной любовью – все, как всегда. Я уже начала разочаровываться: как так, столько работы, столько интриг, нервных затрат и всего остального – и ему хоть бы что?! Но однажды я включила телевизор, нашла российский канал и обомлела: во весь экран красовался портрет Задорожного, а голос за кадром сообщал, что вчера известный журналист Сергей Задорожный был застрелен во дворе собственного дома возле ларька с сигаретами. Нападавший скрылся. Я застыла, не в силах поверить в то, что услышала...