Взяв другой мешочек, побольше, с большой сургучной печатью, он уверенным движением развязал горловину и выудил несколько камушков. Степан вновь заволновался, как в первый раз. Алмазы… Крупные, в половину ногтя каждый. Точнее сказать, они напоминали прозрачную гальку, какая попадается в речном песке. Правда, с той лишь разницей, что ни один из речных камушков не имел такого яркого блеска и тем более не способен был аккумулировать рассеянный свет.
Ссыпав алмазы обратно, Куприянов туго завязал горловину мешочка. Надо было действовать. К нему вновь вернулась действительность во всех ее суровых реалиях.
Следовало уходить, вот-вот сюда придут охранники лагеря. Ясно одно — обратной дороги для него более не существует. А чтобы не так печально было уходить в неизвестность, контейнер следовало забрать с собой.
Стрельба со стороны лагеря почти прекратилась, раздавались лишь отдельные винтовочные выстрелы. Трудно было сказать, что там происходит — то ли это дубари добивали раненых, то ли отстреливали выбежавших за территорию зэков.
Неожиданно со стороны леса длинными очередями застучал «дегтярев». Следовательно, на помощь охране, преследующей беглых, подошли основные силы. На какое-то время пулемет умолк. «Меняют горячий ствол», — справедливо решил Куприянов. Затем пулемет застрочил вновь, злыми длинными очередями.
Поднатужившись, Куприянов потащил контейнер. С сердитым шорохом он скользнул по деревянному настилу кузова. Спрыгнув вниз, Степан подтащил ящик к себе и, крепко ухватив, вскинул его на спину. От тяжести крепкого мужика слегка качнуло, но все же вес был подъемен. Оставалось выбрать местечко поукромнее, чтобы припрятать драгоценный груз до лучших времен. Стараясь не уронить контейнер, Степан свернул с грунтовой дороги и углубился в лес. Место было сырое, топкое. Идти было тяжело. Под ногами неприятно и как-то по-особенному злорадно чавкала болотная жижа. Пройдя с полкилометра, Куприянов остановился на краю небольшого болотца, поверхность которого густо поросла ряской, а со дна строптиво и колюче пробивались какие-то ветвистые кустарники.
Он осторожно снял груз с плеч и, стараясь ненароком не вывалить его содержимое, положил контейнер на землю. Лучшего места и не придумаешь. Вряд ли кто догадается искать алмазы именно в болоте. А потом, и место очень приметное: с правой стороны небольшой обрывчик, а вот с левой — огромная гранитная глыба, потемневшая от времени и сырости. В пяти шагах гнутая сосенка, вокруг которой торчат стволы берез.
Подтащив ящик к болотцу, Куприянов стал присматривать подходящее место. Такое выискалось — небольшой заливчик у валуна, торчащего из воды. Отыскать контейнер здесь не сумеют даже собаки. Поднатужившись, Куприянов бережно уложил ящик на дно и для верности положил на него крупный камень.
Разогнувшись, бывший подполковник НКГБ посмотрел на небо.
Ночь отступала, яснела, выпустив из плена звезды. Через каких-нибудь часа полтора рассветет совсем. Осталось выполнить последнее дело, а потом надо уходить!
Отряхнув с гимнастерки налипший сор, замаскировав травой и ветками следы, которые он оставил у болотца, Куприянов направился к дороге. Минут через пятнадцать он вышел к машине. Прежде чем подойти к грузовику, он некоторое время наблюдал за машиной из-за кустов и только после того, как убедился в полнейшей безопасности, вышел на дорогу. Заглянув в кузов, Куприянов увидел, что трупы убитых красноармейцев лежали на прежнем месте, единственная странность — отсутствовал заключенный, который вскрыл контейнер. Неужели очухался и уполз, воспользовавшись тем, что Степан его не добил? Ладно, теперь не до него!
Достав из кузова канистру с бензином, Степан облил горючим кабину, плеснул на борта и, отступая в придорожные кусты, тонкой струйкой лил бензин перед собой. А когда была пролита последняя капля, он швырнул канистру к грузовику. Порывшись в карманах, Куприянов вытащил спичечный коробок и, запалив спичку, поджег бензиновую дорожку. Горючее воспламенилось мгновенно, и огонь, злорадно отбрасывая вверх язычки пламени, устремился к грузовику. Добравшись до колес, пламя некоторое время вяло лизало покрышки, как бы раздумывая, а нужно ли ему взбираться выше. Но в следующие мгновения колебания были преодолены — брезент вспыхнул.
Развернувшись, Степан зашагал в глубину леса. Он не прошел и сотни шагов, когда со стороны дороги раздался оглушительный взрыв, и брызнувшее пламя опалило верхушки деревьев.
Глава 14 МИНА НА ТРОПЕ
Сейчас нужно было как можно дальше уйти от лагеря. Сразу за сопкой протекала небольшая речушка, по обе стороны которой шумел смешанный лес. Даже если по следу побегушников отправят собак, то у них все равно останется очень хороший шанс бесследно раствориться в чаще. Собаки натасканы на запах зэка, запах этот очень специфичен и не похож ни на один другой. А потому у Степана были шансы, чтобы уйти от погони. Теперь для всех он будет считаться погибшим. Главное, выправить документы — в настоящее время, когда переселяются целые народы, сделать это будет не так уж и сложно. За работу можно расплатиться и камушками. Куприянов подумал об этом мимоходом, как о чем-то само собой разумеющемся. Он уже считал алмазы своими и не собирался отказываться от сокровища, которое так неожиданно свалилось ему в руки. Нет, расплачиваться камнями не нужно. Надо затаиться, а уж потом, осмотревшись, решить, что же делать с ними.
Местность Куприянов знал хорошо. Ему приходилось пару раз пройти здесь, а потом перед глазами всегда была карта, которую он успел выучить до малейших деталей. В двух километрах от реки стояла избушка лесника. Тот несколько раз наведывался к хозяину лагеря по каким-то своим делам. Степан даже познакомился с ним. Лесник был мужичком хитроватым, с косым сибирским прищуром. Во все времена уральский лес был наполнен тайнами, и не исключено, что этот человек с татарскими глазами тоже являлся одной из них. Самой незаметной. Ведь кто-то же должен наблюдать за тем, что творится за пределами лагеря.
Избушку, если уж не нарываться на неприятности, надо было бы обойти стороной. Однако сложность ситуации заключалась в том, что она стояла на дороге, которая вела на противоположную сторону Уральского хребта. Это был кратчайший путь, по которому можно было уйти незамеченным. А по обе стороны от дороги тянулись непроходимые болота — места нежилые и стремные, а потому потребуется уйма времени, прежде чем удастся перевалить через хребет. Полагаясь на авось, Степан Куприянов двинулся в сторону избушки.
Она стояла у подножия сопки, едва ли не подпирая бревенчатой стеной глинистый склон. Вокруг как будто бы не было ничего настораживающего. Щебетали ранние птахи, неподалеку пискнул какой-то грызун. А где-то далеко, совсем неопасно, дважды пальнули из винтовки. После чего вновь установилась первобытная тишина.
Вытащив пистолет из кобуры, Степан медленно подошел к избушке. Остановившись перед дверью, прислушался — так ли все спокойно, как выглядит на первый взгляд? И только после этого осторожно распахнул дверь. В комнату широким потоком ворвались солнечные лучи всходящего солнца, осветив небольшой стол, сколоченный из гладко тесанных бревен, и человека, сидевшего на табурете у стены. И только всмотревшись в его застывшее лицо, Куприянов понял, что перед ним мертвец. Первым, почти рефлекторным его желанием было захлопнуть дверь и как можно быстрее убраться из опасного места. Но любопытство, такое же сильное, как и животный страх, заставило его перешагнуть порог и войти в комнату.
Покойник сидел напротив окна, свет падал прямо на его сухощавое вытянутое лицо. На зэка не тянет — одежда опрятная, почти новая, в такой здесь не ходят. Скорее всего в избушке он оказался случайно, а вот заточка, торчавшая у него из груди, свидетельствовала о многом. Удар был неожиданный, коварный, и нанес его настоящий мокрушник. Укол пришелся точно в сердце, задев при этом аорту. Вытаскивать пику убийца не пожелал, значит, в его распоряжении имелось нечто более существенное, чем заточенный стальной прут.
Вот только что делал этот франт в этой глуши?
Куприянов подошел к убитому, по-хозяйски обшарил его карманы. В одном из них брякнула мелочь, в другом связка ключей. Все это было не нужно. Степан щупал внутренний карман. В нем оказался большой кожаный бумажник. Раскрыв его, Куприянов вытащил паспорт на имя Зиновьева Павла Александровича. Кто он такой? Простой человек, оказавшийся не в то время не в том месте? Степан без колебаний сунул паспорт в карман. Пригодится! Покойнику документы уже без надобности, а вот ему в самый раз. Надо переклеить фотографию да кое-где подправить печать, и все будет в порядке. Проблем с этим быть не должно, в нынешние времена и не таких умельцев можно отыскать.
Пора было уходить. Степан прильнул к окну, внимательно осмотрел местность и опять не заметил ничего настораживающего. Он вышел из избы и тотчас уловил ноздрями запах паленого оружейного масла, который невозможно спутать ни с каким другим. А к нему примешивался запах немытого человеческого тела. Так могут пахнуть только зэки. Этот запах был едва ли не физической субстанцией. Степан не просто его почуял, он как бы стукнулся об него лбом. Запах был такой плотной и такой невыносимой концентрации, что не позволял идти, встав перед ним плотной непреодолимой преградой. И прежде чем Куприянов успел что-либо предпринять, за его спиной раздался хрипловатый голос:
— Стоять, красноперый! Руки поднять, если не хочешь без яиц остаться. — Куприянов застыл и поднял руки. — А теперь повернись, голубок, — издевательски проговорил все тот же голос. — Не вздумай дергаться!
Степан повернулся. В нескольких метрах от него стояли четыре человека. Всех четверых Куприянов знал. Троих зэков он видел в лагере, а вот четвертый — лесник. В их компании выделялся высокий однорукий зэк, один из паханов лагеря. Не стоило сомневаться в том, что в этом криминальном квартете он играл роль первой скрипки. Двое других — артиллерист и танкист — личности тоже известные, одни из первых, кто получил оружие из рук хозяина. Карабины оба держали уверенно, нацелив в живот Степану. Сейчас не стоило полагаться на быстроту собственной реакции или, предположим, на везение. Успеют пальнуть, прежде чем ему удастся сделать хоть один шаг.
— Что вам от меня надо? — спокойно спросил Куприянов.
Степан старался не показывать нахлынувшего на него страха и был очень рад, что у него это вроде бы получилось. Правда, плечико как-то непроизвольно дернулось, но такая мелочь не в счет!
— Крылья-то опусти, красноперый, — почти дружески посоветовал однорукий. Куприянов опустил руки. — А теперь скажи мне, куда ты золотишко спрятал?.. Или ты такой жадный, что и поделиться с нами не хочешь?
— Я не знаю, о чем вы говорите, — покачав головой, ответил Куприянов.
— Ты кружева-то не плети, — строго предупредил безрукий, — а то мы тебе перышки-то поотрываем. — Повернувшись к леснику, он сказал: — Ну-ка, глухарь, не пропоешь ли нам, чего это у нас под боком красноперые пригрелись?
Только сейчас Куприянов обратил внимание на то, что руки у лесника были связаны, а на скуле багровел большой синяк.
— Это Куприянов Степан… Он входит в группу спецкурьеров. Задача их заключается в том, чтобы охранять контейнеры с ценным грузом, который транспортируют через лагерь…
— Что может быть в этом контейнере?
— Сказать сложно, но скорее всего золото.
— А ты сам-то кто будешь?
— Мне поручено присматривать за этой спецгруппой. И если на их счет возникнут какие-то сомнения, так немедленно доложить в центр.
— Так вот, я хочу тебя спросить: где рыжье? Что, или в молчанку надумал играть?
Порыв ветра колыхнул пустой рукав пахана.
— Говори, служивый, — поторопил лесник, — иначе они и тебя пристрелят.
— Хорошо, — угрюмо вздохнул Куприянов, сделав вид, что сдался. — Покажу. Только где гарантии, что вы меня потом не уберете?
— Бля буду! — просто и понятно пообещал однорукий.
— Ну, если так, — кивнул Куприянов, сделав вид, что этим обещанием сметены последние внутренние барьеры. — Пойдемте, здесь недалеко. На изумрудном карьере.
У поселка располагались три больших карьера и одна штольня. Во все времена люди знали, что место это прибыльное, и копать здесь камушки начали еще задолго до прихода первого Демидова. В царской России изумруды выносили из штолен ведрами. И даже в последние годы не считалось большим грехом покопаться в заброшенных шахтах, где почти всегда можно было найти с десяток хороших ювелирных камней. Только в последние годы, когда лагеря подошли вплотную к разработкам, штольню было решено затопить, а те пласты, что лежали выше грунтовых вод, заминировали, чтобы отвадить от приисков самодеятельных старателей-хитников.
Первые два года взрывы с периодичностью раз в два дня сотрясали всю округу, и местные жители невольно смахивали шапки с голов и крестились. Еще один хитник упокоился! А потом взрывы стали раздаваться все реже. Хита стала более осторожной, а некоторые и вовсе перебрались в другие, более спокойные места. И только самые отчаянные продолжали шастать по изумрудным копям и, вооружившись молотком, выковыривали самоцветы.
Подобная забава напоминала игру со смертью. В землянке у Куприянова висела карта, где были помечены заминированные места. И в свой первый же приезд в поселок Изумрудный он обошел самые опасные из них и убедился в профессиональности минера.
Неподалеку от этого места, в каких-то полутора километрах, находилась старая штольня. Место сухое, теплое. До недавнего времени в ней любили собираться бродяги. Вольное житие их закончилось в прошлом году, когда на подходе к штольне саперы установили три мины-ловушки. Первая мина сработала уже на следующий день, разметав бродягу по кустам. Вторая грохнула три месяца назад, окончательно отвадив от опасного места шатунов. Но оставалась последняя, установленная неподалеку от входа.
Вот в этой-то штольне размещалось около сорока ящиков с изумрудами, присыпанных каменным щебнем. Об этом мало кто знал, но это был твердый запас, который решено было использовать для оплаты поставок по ленд-лизу. Ящики хранились там уже довольно долго, но недавно были вытащены и перевезены ко входу в другую подземную выработку, которая находилась километрах в двадцати пяти отсюда. А может, это был просто другой вход в единую запутанную систему старых подземных коридоров. Точно этого не знал никто. Соваться в кромешную тьму охотничков что-то не находилось. Куприянов подозревал, что изумруды готовили к перевозке или просто решили сменить место хранения на более надежное.
Степан повернулся и уверенно зашагал к штольне.
— Ты вот что, — окликнул его безрукий. — Если надумаешь в лесочек двинуть, не советую! У нас зона все жилы вытянула, так что ты не шуткуй, замочим без предупреждения.
— Можешь не предупреждать, — набычился Куприянов. — Сам знаю, с кем дело имею.
День обещал быть солнечным, и оставалось только гадать, как же он сложится лично для него. Куприянов, не оглядываясь, шел по узкой тропке, обильная роса заливала сапоги. Первые двести метров Степан прошел уверенным шагом. Земля твердая, незаметно никакой просадки грунта, ни перевернутого дерна и вообще ничего такого, что могло бы свидетельствовать о заложенной здесь мине. За все это время Степан ни разу не оглянулся, но знал, что зэки топают за ним следом, внимательно следя за каждым его движением.
— Далеко еще? — нервно спросил безрукий.
— Уже пришли, — как можно безмятежнее ответил Куприянов. — Осталось метров сто пятьдесят.
— Ну-ну, — неодобрительно протянул пахан. — Я думаю, в твоих интересах не играть втемную. Я этого не люблю.
Куприянов не ответил, молча пошел дальше по тропе. Штольня начиналась с небольшой полянки сразу за кустами. Достаточно раздвинуть ветки, и можно увидеть темный вход, который напоминал большую звериную нору. Немного в стороне лежали куски шпагата, небольшой обрывок изоляционной ленты. Для человека далекого от подрывного дела это всего лишь обыкновенный мусор, но Куприянов знал, что он свидетельствует о заложенной здесь мине. Демаскирующим признаком был колышек, едва ли не демонстративно торчавший у корней лещины.
Куприянов уверенно последовал дальше, увлекая четверку все глубже в расставленную ловушку. Теперь вам никуда не деться, твари! Обернувшись, Степан посмотрел на лесника, мысленно прося у него прощения, и прыгнул за ствол березы. Запоздало хлопнули за спиной выстрелы, врезавшись в плотную древесину, сбили с густой кроны несколько листьев. Дернув за натянутую бечеву, Куприянов инстинктивно прижался к земле. Грохнул взрыв, дерево тряхнуло от врезавшихся в кору осколков, Степана осыпало срубленными ветками.
С минуту он лежал неподвижно, вжавшись лицом в землю. Запах прелых листьев щекотал ноздри, дышал теплотой. Выглянув из-за ствола, Степан невольно подавил подступившую к горлу тошноту. Шибануло крепко. Артиллерист лежал метрах в десяти от места взрыва. Грудь иссечена осколками, из ран на рубаху толчками вытекала кровь. Танкист тоже был не жилец, скрючившись, он валялся в какой-то неглубокой промоине с вывороченными наружу внутренностями. Леснику оторвало полтуловища, и кровавые обрубки были раскиданы по обе стороны поляны.
А где же безрукий?
Куприянов поднялся и заторопился к месту взрыва. Неподалеку он и обнаружил чудом уцелевшего пахана. Ухватившись единственной рукой за голову, тот раскачивался из стороны в сторону. Вот ведь как бывает, других осколками порубило, а на этом ни одной царапины. Повезло! Хотя, это еще как посмотреть. Подняв винтовку, Степан направил ее на безрукого. Грохнул выстрел. Безрукий содрогнулся и расслабленно вытянулся на траве.