— Паскуда! — раздалось совсем рядом. — Он же Абрека пырнул. Сдохнет теперь пес… Может, его пристрелить?
Фартовый повернул голову. В трех шагах от него стояло два человека: один высокий и худой, другой на полголовы пониже, но крепкий. Старшим в этой паре был долговязый с перевязанной рукой, тот самый офицер из «тройки». Фартовый никогда не видел его вблизи и обратил внимание на крупную бородавку на правой щеке. Странное дело, но сейчас, не замечая ничего вокруг, он смотрел именно на нее.
Молодой боец держал в руках поводок, наверняка он и был хозяином пса.
А ведь Гуньков даже не заметил их появления. Такое впечатление, что оба, подобно бесплотным духам, материализовались из сгустков тумана.
— Не нужно, — лениво отозвался старший. — А тачку ты вместо него толкать будешь?
Тонко поскуливая, Абрек отполз в сторону, оставляя на траве влажный красный след.
Фартовый приподнял голову. Прямо на него смотрело черное дуло карабина. Палец солдата привычно лежал на спусковом крючке, но, похоже, убивать его не собирались. Во всяком случае, пока. Хотя у каждого дубаря из караульной роты имелся приказ, просто обязывающий его пристрелить любого лагерника, совершившего побег.
Фартовый поймал себя на том, что он не боится смерти. Его раздражала только пороховая кислятина, исходившая из темного нутра ствола. Более отвратительного запаха ему не приходилось вдыхать за всю свою жизнь.
Пес лежал в сторонке и жалобно поскуливал. Теперь это было совсем другое существо, чем каких-то несколько минут назад. В огромных карих глазах сквозила невысказанная тоска. Встретившись с Фартовым взглядом, кавказская овчарка слегка обнажила острые зубы. Ненависть была мимолетной, как искра, вспыхнула и погасла.
Фартовый перевел взгляд на красноперых. Офицер с пистолетом в здоровой руке сказал:
— Пристрелить надо пса, чтобы не мучился.
— А может, все-таки выживет, а? — В голосе второго слышалась надежда. Он был хозяином собаки и теперь бестолково вертел поводок в руках, не зная, что же с ним. — Травы какой-нибудь поест, псы чувствуют лекарство…
По тому, как скривились губы офицера, было ясно, что этого оптимизма он не разделял.
— Сдохнет, — уверенно ответил он, почесав родинку на правой щеке. — Крови много потерял. — Ты сам пристрелишь? — Увидев, как болезненно дрогнуло лицо бойца, он тут же добавил: — Или мне помочь?
— Я сам, — вскинул карабин крепыш.
Пес равнодушно смотрел на направленный ствол и даже не попытался отвернуться. Может быть, он хотел рассмотреть пулю, которая должна была вылететь из черного отверстия?
— Нет, не могу, — честно признался коренастый боец, опустив оружие. — Как смотрит… даже не моргнет. Понимает.
— Не без того, — задумчиво протянул офицер.
— Может быть, вы? — с надеждой спросил крепыш.
Долговязый офицер согласно кивнул и, подняв пистолет, направил его точно в середину широкого лба собаки. Прозвучал выстрел, голова пса дернулась, и он завалился на бок.
Повернувшись к Фартовому, долговязый зло бросил:
— Уж не думаешь ли ты, что мы будем тебя вытаскивать? Считаю до десяти, если не вылезешь из трясины, тогда тебе в ней и лежать вместе с этим псом. Раз… Два…
Преодолевая сопротивление вязкой тины, Фартовый сделал один шаг, второй.
— Я иду.
Офицер равнодушно наблюдал за потугами лагерника.
— Пять… Подними руки и выброси заточку.
Подняв руки высоко над головой, Фартовый выкинул заточку в болото. Она утонула, с легким шлепком провалилась куда-то в грязь.
— Быстрее, — поторапливал офицер, слегка покачивая пистолетом. — Не вижу в твоих движениях усердия. Это может плохо для тебя закончиться… Шесть… Семь… — с усмешкой продолжал отсчитывать он.
Фартовый вышел на берег и остановился рядом с майором.
— Молодец, — сдержанно похвалил он, — уложился в норматив. Сегодня многие не успели этого сделать. Так что поздравляю тебя с воскрешением. А теперь на колени.
Фартовый упал на колени в высокую траву.
— Свяжи ему руки.
Красноармеец проворно исполнил приказ, связав руки зэка собачьим поводком.
— Ну, чего встал? — ткнул он в бок Фартового стволом карабина. — Пошел вперед! Не расслабляйся!
Глава 16 СМЕРТНИКИ
Фартовый ожидал, что его поведут к лагерю, но неожиданно они свернули с дороги и пошли по распадку куда-то в глубину леса. Часа через полтора вышли на небольшую поляну, на которой уже находилось десятка три заключенных. Их охраняли с десяток красноармейцев с автоматами, немного в сторонке стояла еще одна группа солдат. У многих бойцов на кителях поблескивали боевые медали, у троих по ордену Славы. Пороху эти солдаты явно понюхали.
По ничего не выражающим лицам было понятно, что стоять в охранении для них привычно. С такими лучше не шутить. Это не пацаны из караульной роты, в них чувствовались настоящие волчары, умеющие не только караулить, но и безо всякого раздумья приводить приговор в исполнение.
Заключенные затравленно посматривали на бойцов.
В десяти километрах от лагеря размещался батальон особого назначения, где каждый боец прошел фронтовую школу. Чем они там занимались, никто точно не знал, но похоже, что солдаты специализировались на выполнении специфических акций, выявление и поимка зэков было всего лишь одной из них. Истребительный батальон! Эти ребята не мучают себя долгими раздумьями. Сначала стреляют, а потом размышляют. Тоже ничего удивительного — боевой опыт, полученный за годы войны, они перенесли на зэков, может, потому и живы до сих пор.
Здесь же вместе с двумя офицерами из лагеря находился барин. Как показалось Фартовому, выглядел он огорошенным. Могло, конечно же, и показаться, но прежде с такой удрученной физиономией Жоре видеть его не доводилось. Да оно и понятно, полетят теперь погоны с полковника. Хорошо, если голова на плечах останется и превратится товарищ Лавров из хозяина зоны в лагерную пыль.
— Фартовый, ты хоть знаешь, зачем мы здесь? — негромко спросил блатной с погонялом Гривенник.
— Понятия не имею… Если пока не убивают, значит, еще поживем, — невесело отозвался Георгий Гуньков и посмотрел на майора, который выгнал его из болота. — Ладно, хорошо, что еще собаками не травят.
Майор был здесь главным, он уверенно распоряжался, энергично размахивая здоровой рукой.
— Где тебя взяли? — негромко спросил Фартовый, продолжая наблюдать за долговязым майором.
— Мы уже за перевал зашли, думали, что оторвались, — невесело отозвался Гривенник. — Там низина небольшая, со всех сторон сопки. Идем мы цепочкой по тропе, иначе не пройти. Тут бабахнуло что-то, и впереди меня Петро падает с пробитой башкой. Потом еще пять выстрелов, и опять с пяток покойников. Ну, тут все и ломанулись врассыпную… Нас человек двадцать пять было, так все полегли… Только я и Горбатый уцелели.
— А вас почему не грохнули?
Гривенник пожал плечами:
— Трудно сказать… Когда стрелять начали, на меня столбняк напал, — обескураженно сообщил он. — Все вокруг падают, а я не знаю, в какую сторону ноги делать. Потом вот эти с сопки спустились, меня прикладом между лопаток… — повел он плечами и безрадостно добавил: — Еле очухался… Потом сюда привели.
Губы Фартового невольно разошлись в усмешке.
— Это ведь лучше, чем совсем без башки оставаться.
— Тоже верно, — со вздохом согласился Гривенник. — Фартовый, что с нами дальше будет?
Трудно было поверить, что со вчерашнего дня, всего лишь за сутки, произошло столько всего. Жора вспомнил распахнутый контейнер, до самого верха набитый тугими холщовыми мешочками. Ладонь защекотало от гладких камушков. Ощущение было занятное. Фартовый никогда не испытывал подобного раньше.
— А хрен его знает!
— Не нравится мне все это.
— Мне тоже.
— В лагере хоть и не лафа, но все как-то определенно было. А здесь совсем непонятно, чего же они от нас хотят.
Зэки сидели на небольшой полянке, плотно прижавшись друг к другу. В нескольких метрах от них с серьезным видом расхаживали шестеро бойцов. Казалось, что они даже не смотрят на заключенных, но стоило только одному из них слегка приподняться, как солдат, стоявший рядом, направил на него ствол автомата.
— Сидеть, — угрожающе приказал он.
— Ноги затекли, начальник, — пожаловался заключенный.
Боец привычно передернул затвор, приладил автомат к плечу.
— Может, тебя полечить малость?
А ведь пальнет! Зэк вновь плюхнулся на траву.
Подошел долговязый майор и, строго посмотрев поверх голов сидящих, скомандовал:
— Построились!
— Становись!
Команда привычная. Вопросов не возникало. Лагерники без особой спешки построились в колонну по четыре, а бойцы привычно заняли места по ее сторонам, придирчиво контролируя каждое движение зэков.
Посчитав зэков, приказали идти. Впереди шел майор. А следом, невесело пыля, четверо красноармейцев с автоматами наперевес.
— Послушай, Фартовый, куда это нас ведут? — обеспокоенно спросил Гривенник.
Фартовый смотрел на стриженые затылки бойцов.
— Что я тебе, гадалка, что ли… Если бы хотели нас завалить, так уже давно бы сделали это, — зло отозвался Гуньков. — Значит, мы им еще нужны.
Идти пришлось недолго. Прошли по распадку, спустились по глинистому склону и вышли к заброшенной штольне, барсучьей норой черневшей среди заросших валунов. На поляне лежали кирки с тачками, оставшиеся от прошлой смены. Эти вещи обычно с собой не брали, оставляли на месте. Да и кому оно нужно! Посторонние здесь не ходят, территория режимная, любой цирик, не опасаясь ответственности, мог пристрелить без предупреждения праздношатающегося. Таков порядок, об этом наслышаны были все. Даже если предположить, что кому-то придет в голову проникнуть в секретную зону, преодолев строгое охранение, то уж явно не для того, чтобы спереть брошенные на поляне инструменты.
Немного в стороне, у опушки леса, в небольшой балочке лежали длинные, плотно заколоченные ящики. Они были перетянуты стальной проволокой и запечатаны сургучными печатями.
— Построились! — распорядился долговязый. И, когда заключенные выстроились в колонну, продолжил: — Даю вам пять часов, чтобы засыпать эти ящики. А теперь разобрали кирки и лопаты…. За работу, господа заключенные!
— А наш вертухай-то не без юмора, — хмыкнул Жора.
Заключенные нерешительно топтались на месте, не желая подходить к тачкам. Половина заключенных — блатные, многие из них щипачи, которым полагалось беречь руки как самый драгоценный инструмент. Загрубеют пальчики, потеряют былую чувствительность, тогда даже в карман к старухе не залезть.
То ли дело мужики, им не страшно, они все ладони об соху истерли.
— Пошевеливайся, быстрее, — приказал солдат блатному с погонялом Клоп. И, не дожидаясь ответа, ткнул его прикладом в лицо.
Выплюнув выбитые зубы вместе со сгустками крови, вор молча, пряча взгляд, потащился к сложенным киркам.
— И чтобы работали у меня, как стахановцы! — предупредил долговязый майор.
Через минуту лопаты и кирки были разобраны, закипела работа. Заключенные насыпали в тачки отработанную породу и сваливали ее на ящики.
— Как ты думаешь, что в этих ящиках? — спросил Гривенник у Фартового, скидывая рыхлую породу в тачку.
Земля с тихим шорохом разбивалась о деревянное дно, рассыпаясь по углам.
— Чего мне гадать? — невесело буркнул Фартовый. — Я и так знаю. Мужики здесь работали, которых и на свете уже нет, так они рассказывали…
Жора Гуньков старался не привлекать внимания и споро бросал землю в тачку. Один из вертухаев, попыхивая папироской, почему-то все же задержал на нем настороженный, тяжеловатый взгляд. Фартовый невольно напрягся — один лишь черт знает, какие мысли блуждают под его фуражкой. Заведет за кустарник да пальнет в затылок.
Жора старался не смотреть на него, стремился показать, что работает споро, не хуже других. Успокоился он только тогда, когда красноперый, выпустив дымок, отошел в сторонку.
— Изумруды это! — уверенно продолжал Фартовый. — Каждый такой ящик по девяносто килограммов. В таких обычно керн перетаскивают. А здесь их сорок ящиков! Раньше изумруды в грузовик загружали и куда-то везли, а теперь вот засыпать решили.
— И зачем?
— Я так думаю, камушки союзничкам в обмен на танки и самолеты шли. А сейчас у большевиков с ними что-то разладилось, вот и решили припрятать изумруды до лучших времен, чтобы не растащили. — Тачка была почти насыпана. Пора бы ее катить, но главное еще не сказано. Фартовый чуть подался вперед и спросил: — Гривенник, как ты думаешь, почему они нас к лагерю не повели?
— Ну?
— А потому и не повели, что в расход хотят здесь пустить! — уверенно сообщил Фартовый. — Чтобы об этих ящиках никто не узнал.
Гривенник побледнел.
— Ты уверен?
— На все сто!
— Что нам делать?
— Ноги надо делать!
Гуньков швырнул большой ком породы. Упав в тачку, камень перевернулся, блеснув зеленым пятном. Изумруд был большой, с толстый карандаш. Поднять бы находку да сунуть куда-нибудь под рубаху. Вот только удастся ли воспользоваться ею? Так и сгинет зеленка в безвестности.
— А как?
— В штольню надо уходить. Там нас никто не достанет. Она тянется километров на пять, а то и больше!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю! Пацаном я тут хитой промышлял. Хитником был — самостийно камушки рыл, золотишком баловался. Или ты думаешь, что я все время вором был, что ли?
— Нет, но…
— Послушай меня, там такие лабиринты, что сам черт ногу сломит! Не один хитник там заблудился…
Тачка была нагружена. Нужно катить. Боец, стоявший неподалеку, как будто бы почувствовал неладное и повернулся в их сторону. Он слегка приподнял сползшую фуражку, и Жора напоролся на его пронзительный взгляд, будто бы на пику. Автомат как бы невзначай слегка приподнялся.
А ведь и пальнет! Только сделай резкое движение.
Бойцы, находившиеся в охранении, совсем не напоминали солдат караульной роты. И вправду похоже было на то, что прежде они служили в заградительных отрядах, а сейчас выполняли какую-то серьезную задачу. Вот только в чем она заключалась, до сегодняшнего дня не знал никто.
Весь мир для них был поделен на белое и черное, безо всяких оттенков. Так проще принимать решения, а потому любое непонятное действие они воспринимали как угрозу, на которую следовало реагировать немедленно и однозначно — огнем на поражение.
Жора почувствовал, что он невольно подступил к самому краю, одно неверное движение, и его ожидает небытие. А жить хотелось даже в тот момент, когда от дыхания костлявой затылок начинал неметь от холода.
Торопливее, чем следовало бы, Фартовый ухватился за ручки тачки и, стараясь не смотреть на Гривенника, который продолжал загружать свою тачку, обронил:
— Как выгрузим тачки, пойдем мимо штольни и сразу сиганем в нее! Нас там не найдут.
— Но она узкая!
— Ничего, жить захочешь, протиснешься!
— Понял, — возбужденно откликнулся Гривенник.
— Только не мешкай!
Разровняв лопатой земляной бугор, Фартовый коротко осмотрелся и, воткнув лопату в грунт, развернул тачку в сторону ящиков, сложенных на дне балочки. Они были уже присыпаны в один слой, оставалось только навалить землицы по углам, где они пока еще торчали. Через пару ходок присыплют и их. А потом присыплют и тех, кто присыпал ящики.
Фартовый свалил породу.
Теперь в обратную дорогу. Без груза тачка казалась необыкновенно легкой, и в этот момент Фартовый почувствовал, что очень устал. Интересно, как долго они будут свозить на ящики землю? Может, майор прикажет пахать до тех пор, пока над ними не вырастет большой холм?
На следующий год холм этот зарастет кустами, а еще через десяток лет на этом месте будет такая чаща, что без топорика и не пробраться.
Заключенные расторопно высыпали породу на ящики. Темп работы не замедлялся ни на секунду. Никто из охранников не кричал, не повышал голоса. Часовые вели себя как бездушные истуканы, заметив приостановившегося заключенного, поторапливали его ударом приклада, отмечая при этом, насколько быстро он поднимется, и если тот был не слишком расторопен, то добавляли еще.
Фартовый толкал перед собой пустую тачку.
До штольни оставалось каких-то метров двадцать. Фартовый почувствовал, как у него повлажнели ладони, в ушах ритмично и часто запульсировала кровь. Он старался идти неторопливо, не глядя по сторонам, как будто бы его ничто не интересовало, но чувствовал, что надолго его не хватит. Еще минута-другая, и он сорвется и перейдет на бег. Фартовый смотрел прямо перед собой, опасаясь встретиться с охранником взглядом. Ему казалось, что все его мысли были написаны на лице и достаточно всего лишь короткого взгляда в его сторону, чтобы прочитать их. Он почувствовал, как по лицу стекают струйки пота. На какую-то минуту его охватил страх. Ведь их охраняли опытные, бывалые люди, а потому неизвестно, как они могут расценить капельки пота, выступившие на его лице.
Позади плелся Гривенник. Колесо его тачки нервно дребезжало на неровностях и камнях. Звук этот раздражал, казался очень громким. Создавалось впечатление, что взгляды бойцов были направлены в их сторону. Зажмурившись, Фартовый представил, как они сфокусировались в единый луч и прожигали в его спине огромную дыру. Но это все фантазии — один из бойцов, стоявших поблизости, равнодушно скользнул по Фартовому взглядом и, подкинув на плечо сползающий автомат, отвернулся.
Фартовый старался не смотреть на штольню, но она невольно притягивала к себе взор. Гипнотизировала. Такое ощущение, будто бы кто-то неведомый, спрятавшись в ее чреве, пытался играть с ним в гляделки.