— Атеизм?! — возмущенно вскричал отец.
Полковник Бруклин наконец повернулся к нему, как будто только сейчас заметил.
— Вы будете отрицать свое знакомство с Рэйчел Ли, известной атеисткой?
— Она бывала гостьей в доме матери.
— А это говорит нам, что вы росли в довольно сомнительном домашнем окружении, — сделал вывод Бруклин.
— Оставьте в покое мою мать!
— Когда вы якобы учились в Оксфорде, вы и установили контакт с Рэйчел Ли. Было это во время громкого судебного процесса, в котором она обвиняла двух студентов университета в том, что они ее похитили и пытались обесчестить. Согласно же их собственным показаниям, эта Ли по доброй воле пошла с ними: она хотела оставить мужа и желала попробовать «любовь втроем». Суд пришел в полное замешательство от ее реакции на просьбу поклясться на Библии перед дачей показаний. Она отказалась это делать на том основании, что не верит в Бога. Процесс был немедленно остановлен, студентов освободили из-под стражи. Вот таковы эти опасные люди, знакомством с которыми вы так гордитесь.
Ну а ваша дружба с поэтами Вордсвортом и Кольриджем даже еще более подозрительна. Вы последовали за ними в Озерный край — известное прибежище радикально настроенных элементов. Там Кольридж начал издавать газету, в которой публиковались материалы, подрывающие общественные устои. Вы помогали ему как деньгами, так и провокационными статьями. Вы вместе с Вордсвортом опубликовали памфлет с клеветническими нападками на парламент. Вы были настолько впечатлены тем, как Вордсворт восхваляет — совершенно недопустимым образом — «простых людей», что попрали все законы общества и совершили мезальянс: взяли в жены доярку.
— Моя дорогая покойная жена не была дояркой, — с окаменевшим лицом заявил отец.
— Зовите ее как хотите, но ее отец был самым отъявленным радикалом во всем Озерном крае. Он постоянно призывал народ к свержению дворянского сословия, — продолжал Бруклин свою яростную обличительную речь. — Вас регулярно разыскивали представители закона. Вы часто скрывались под вымышленными фамилиями, легко меняли места жительства; порой у вас одновременно бывало по шесть домов в разных местах.
— Я часто залезал в долги, поэтому менял фамилии и переезжал с места на место, чтобы не попасть в лапы взыскателей.
— А может быть, вы укрывались от сотрудников министерства внутренних дел, которые разыскивали вас за вашу противозаконную деятельность? — не унимался Бруклин. — Вы сочиняли вредоносные эссе как для консервативных, так и для либеральных журналов, чем до крайности злили обе стороны.
— Чтобы платить по счетам, я готов был работать на всех, кто только нуждался в моих услугах. Редакторы заставляли меня писать реакционные материалы.
— Однажды из-за ваших гнусных измышлений не на шутку поссорились редакторы двух журналов. Дело дошло до дуэли, и один из них был смертельно ранен. Несомненно, вы рассчитывали, что на дуэли погибнут оба, вспыхнет волна недовольства и это в конечном итоге приведет к еще большим бесчинствам.
— Вы все извращаете.
— Это сознание ваше извращенное. Вы пропагандируете неумеренное употребление лауданума.
— Я записал свой собственный опыт в качестве предостережения для других.
— Кроме того, вы злоупотребляли таким наркотиком, как «бэнг».
— «Бэнг»? — На лице лорда Палмерстона отобразилось недоумение.
— Он также известен под названием «гашиш», ваша светлость. Отсюда происходит слово «ассасин».
— Боже праведный!
— Во время Крестовых походов, ваша светлость, фанатики-мусульмане курили его перед тем, как нападать на английских солдат и убивать их.
— Вовсе нет! Гашиш пробуждает аппетит, а вовсе не тягу к насилию, — возразил отец.
— Насилие. В ряде своих эссе вы восхваляете самые крайние формы насилия. Вы признаетесь в одержимости убийствами на Рэтклифф-хайвей и личностью Джона Уильямса. Последнего вы называете гением.
— Просто проявление чувства юмора.
— Убийства ни в чем не повинных горожан, произошедшие в последние дни, не повод для шуток. Выступая с радикальными идеями, пропагандируя наркотики и насилие, вы настойчиво призывали к свержению аристократии. А теперь ваша тяга к насилию принудила вас найти сообщника и поручить ему воссоздать рэтклиффские убийства и тем самым дестабилизировать обстановку в Лондоне. И у меня есть доказательство, ваша светлость.
Бруклин достал из лежащего на столе конверта лист бумаги.
— Бывший инспектор Райан совершил и ряд полезных дел. В частности, он обратился к художнику из газеты, чтобы тот зарисовал лицо человека, убитого в тюрьме. Тот проник в «Колдбат», заявив, будто направлен туда с посланием от вас, ваша светлость.
— От меня? Но я не посылал никого в тюрьму.
Палмерстон находился в смятении.
— У него при себе имелся конверт, запечатанный вашей печатью.
— Это невозможно.
— Подделка, несомненно. Находившееся внутри «послание» не представляло никакой ценности, это была просто уловка, чтобы получить доступ в тюрьму. Вот этот набросок, ваша светлость. Изображение не абсолютно идентичное. Художник убрал некоторые черты, чтобы не было понятно, будто мы видим портрет мертвеца. Вы узнаете этого человека?
Палмерстон поднес рисунок поближе к канделябру на столе.
— Он на меня не работал. Я в жизни не видел этого человека.
— Ваша светлость, хоть он и не работал на вас, на самом деле вы его видели.
— Я не…
— Конечно, вы видели его лишь мельком, когда я толкнул вас на пол кареты. Это тот же человек, который покушался на вашу жизнь вчера вечером.
— Что-о-о?
— Этот человек вчера пытался вас убить, и он же попытался освободить Любителя Опиума из «Колдбата». Я подозреваю, что он не единственный сообщник, ваша светлость, и с вашего позволения хотел бы снова посадить Любителя Опиума за решетку и применить там к нему меры интенсивного допроса.
Я уже не могла и дальше терпеть эту наглость и подняла голос в защиту отца:
— Интенсивный допрос? Вы же не серьезно? Как можно пытать пожилого человека?
— А никто здесь и не говорит про пытки, — заявил Бруклин. — Британское правительство не пытает заключенных.
— Тогда, полковник, возможно, эту роль берет на себя британская армия?
Своим взглядом Бруклин меня едва не испепелил.
— Я вообще не понимаю, как этой женщине разрешили здесь присутствовать. Она нам совершенно бесполезна, а своим вызывающим нарядом только подтверждает то презрение к общественному укладу, которое испытывают она сама и ее отец. Эти ее «блумерсы» просто неприлично выставляют напоказ ноги. Кроме того, они вызывают ассоциации с фамилией известной активистки, которая, ратуя за предоставление женщинам права голосовать, ведет кампанию по подрыву самих основ общества.
— Кто бы говорил про «неприлично»! — рассердился отец. — Во-первых, вы оскорбили мою мать.
— Я просто перечисляю факты.
— Затем вы оскорбили мою покойную жену.
— Дочь подстрекателя.
— А теперь нанесли оскорбление еще и дочери!
— Не пытайтесь заговаривать нам зубы.
— Чтобы вы быстрее смогли начать пытать старого человека?! — яростно воскликнула я.
— Старого? — усмехнулся Бруклин. — Ваша светлость, Любитель Опиума пользуется своим возрастом, чтобы обмануть людей, которые в противном случае могли бы его заподозрить. В последние несколько дней он проявил такую ловкость, которая не по силам многим мужчинам, даже значительно младшего возраста.
— Я хочу пить, — объявил отец.
— Что?
Отец молча прошествовал к столику в углу, взял наполненный наполовину фужер с шампанским и выпил содержимое одним большим глотком.
Инспектор Райан и констебль Беккер уже привыкли к эксцентричным выходкам отца, но лорд Палмерстон и половник Бруклин застыли с открытыми ртами.
Отец тем временем выбрал еще один недопитый фужер и с такой же скоростью расправился с его содержимым, а сам уже выискивал третий.
— Посмотрим, как вы будете себя вести в «Колдбате», когда мы выведаем у вас все сведения о ваших сообщниках, — сказал Бруклин.
Отец повернулся к лорду Палмерстону.
— Ваша светлость, вы должны искать английского военного, который довольно долго пробыл на Востоке. Он выучил имеющие хождение в той местности языки в достаточной степени, чтобы дать инструкции малайцу. Там же он овладел всеми приемами маскировки. И у него огромный опыт совершения убийств.
— Ваша светлость, фантазия, вызванная злоупотреблением лауданума, — вот что это такое. Английские солдаты не убивают английских мирных жителей.
— По вашим словам выходит, что они убивают только туземных мирных жителей, — уточнил отец.
— Не дерзите.
— Недавние убийства были совершены исключительно умелой рукой, человеком, который имеет богатый опыт в подобных делах, — пояснил отец. — Его специально этому учили, и он убивал множество раз.
— Это уже не вписывается ни в какие рамки! Английские солдаты — не сумасшедшие! — гневно воскликнул лорд Палмерстон. — Если мы будем подозревать наших солдат, это заведет нас неизвестно куда. Ваше описание подходит даже к полковнику Бруклину.
— Действительно, подходит. — Отец уставился на сурового вояку. — Вы служили в Индии, полковник?
— Ваша светлость, мы являемся свидетелями очередной попытки Любителя Опиума подорвать общественные устои. С помощью своих сообщников он сначала заставил толпу поверить в то, что убийца матрос, и в результате люди нападали на всех моряков подряд, а работа в доках была парализована. Дальше он хитростью дает понять, будто убийства совершил полицейский, чем подтачивает веру в представителей закона, — и обезумевшие люди бросаются на констеблей. Теперь же он пытается перевести подозрение на военных. Так он договорится до того, что уже все и каждый окажутся виновными — по его мнению. Он запросто может заявить, что убийца — вы, ваша светлость. — Бруклин повернулся к нашей небольшой группе. — Бывший констебль Беккер.
Полковник особенно подчеркнул слово «бывший».
— Да? — нахмурился Беккер.
— Хоть вы и предпочитаете носить что попало, надеюсь, у вас достает профессионализма, чтобы иметь при себе наручники.
— Они лежат в кармане пальто.
— Наденьте их на Любителя Опиума.
— Извините?
— Когда обращаетесь ко мне, добавляйте «господин полковник». А теперь наденьте, черт бы вас побрал, наручники на этого человека!
Беккер заколебался.
— Думаю, вы тоже получите удовольствие от ночи, проведенной в «Колдбате», — усмехнулся Бруклин. — Там вы сможете скоротать время с людьми, которых в свое время арестовали.
— Делайте, как он велит, — сказал отец. — Сейчас выбора нет.
— Как ни странно, но Любитель Опиума рассуждает трезво, — хмыкнул полковник.
У меня перехватило дыхание, когда отец выставил обе руки сложенными перед собой, а Беккер защелкнул на них наручники.
— Ключ, — потребовал Бруклин и протянул руку.
— У каждого полицейского есть ключ, который откроет любые наручники, — сказал Беккер, — но если вы так хотите взять мой, то нате — держите.
И он отдал полковнику ключ.
Бруклин так резко шагнул к отцу, что оттолкнул с дороги инспектора Райана, и тот врезался в меня.
— Примите мои глубочайшие извинения, мисс Де Квинси, — горячо сказал он и быстро вложил что-то в мою ладонь.
Я сообразила, что это ключ от наручников, который всегда носил при себе инспектор. И он подходит ко всем наручникам, включая и те, что были сейчас на бедном отце.
Бруклин схватил отца за плечи и подтолкнул к двери.
Я заставила себя заплакать. С криком «нет!» я промчалась мимо полковника, крепко обняла отца и постаралась изобразить форменную истерику.
— Все разрешится, Эмили, не переживай.
— Мы теряем время, — заявил Бруклин и потащил его к выходу.
— Я буду молиться за тебя, — сказала я отцу.
Потом последний раз прильнула к нему и опустила ключ в карман пальто.
Полковник задержался в дверях и обернулся к Палмерстону.
— Ваша светлость, вам опасно завтра отправляться в министерство. Я рекомендую вам некоторое время управлять делами отсюда.
В следующие несколько секунд охрана лорда Палмерстона чуть ли не пинками выгнала меня, Райана и Беккера на мраморную лестницу. Мы прошли через вестибюль следом за отцом и Бруклином и оказались на улице, в залитом светом ламп ночном тумане. Полковник и отец уже садились в карету — ту самую, которая доставила нас сюда из таверны.
Отец высунулся в дверь и крикнул:
— Эмили, ты знаешь, где я буду!
— Конечно знает. В тюрьме, — рассмеялся Бруклин.
— Там, где я слушал музыку.
— Бред какой-то.
— Не забудь, Эмили! Где я слушал музыку!
Бруклин втащил отца в экипаж, следом туда же забрался охранник и захлопнул за собой дверцу. Еще один охранник сел рядом с кучером.
Открылись ворота. Карета выехала на улицу и почти сразу же скрылась в густом тумане.
— Распорядитесь, пожалуйста, чтобы подали экипаж, — обратился Райан к лакею.
— Не для вас.
— Не понял.
— Полковник Бруклин дал четкие инструкции. Он сказал, что вы трое можете пойти и пешком.
Едва отъехав от освещенного множеством ламп особняка лорда Палмерстона, карета оказалась в почти полном мраке и загрохотала колесами по брусчатке невидимой в темноте Пикадилли. Внутрь кареты через отверстие в ее передней части проникал лишь слабый свет от фонаря, висевшего рядом с кучером, так что пассажиры могли еле-еле разглядеть лица друг друга.
Полковник Бруклин занял место напротив Де Квинси, а охранник расположился рядом с писателем.
Де Квинси сидел и морщился — наручники натирали запястья.
— Я встречал в Индии вашего сына, Пола, — сказал Бруклин.
— Правда?
— В феврале сорок шестого, после сражения у Собраона, во время первой англо-сикхской войны.
— Индия — огромная страна. Как удивительно, что вам удалось его встретить.
— Да уж, знаменательное совпадение. Он рассказал мне, что в восемнадцатилетнем возрасте завербовался в армию.
— Это правда.
— У меня создалось впечатление, что он хотел убраться подальше от дома. Подальше от вас.
Де Квинси не показал виду, что слова полковника его задели.
— Мои дети — те, кто дожил до взрослых лет, — все оказались скитальцами.
— Теперь я припоминаю, что еще один ваш сын также вступил в ряды вооруженных сил и добрался до самого Китая.
— И это тоже верно.
— Он умер там от лихорадки.
— Я не хочу, чтобы мне об этом напоминали.
— Возможно, если бы он так не рвался прочь от вас, то был бы еще жив.
— Вы опять оскорбляете мою семью.
Коляска подпрыгнула на выбоине, и пассажиры едва не столкнулись лбами.
Наручники еще больнее впились в запястья Де Квинси.
— Когда я втаскивал вас в карету, — снова заговорил Бруклин, — я почувствовал, что в кармане у вас что-то лежит.
— У меня ничего нет.
Конечно, Де Квинси прекрасно знал, что именно незаметно положила ему в карман умничка Эмили. Внутри у него все сжалось.
— Есть, как же не быть? Я почувствовал. — Бруклин начал ощупывать пальто арестанта. — Вы же не думаете всерьез, что сможете протащить что-то в тюрьму?
Де Квинси едва дышал, стараясь не показать тревогу.
— Вот, взгляните, — торжествующе заявил полковник.
Он извлек из кармана фляжку, потряс и прислушался к звуку плещущейся жидкости.
— Может, это лекарство от горла, а может быть, и бренди, чтобы согреть себя в такой мороз? Что ж, проверим.
Бруклин открутил крышечку, понюхал содержимое и скривился.
— И почему я не удивлен, что это лауданум?
Он открыл защелку на окне и вышвырнул фляжку на улицу.
— Даже в смеси со спиртом воняет он отвратительно.
Фляжка со звоном покатилась по мостовой.
— Там этой дряни самое место — в сточной канаве.
— Полковник, вам знаком запах опиума?
— При его получении используют известь. Этот запах ассоциируется у меня с запахом негашеной извести, которой засыпают массовые захоронения. Почти каждый день на протяжении многих лет, что я прослужил в Индии, я сталкивался с этим мерзким запахом — и на складах, где хранился опиум, и на полях сражений. Я прибыл туда восемнадцатилетним — в таком же возрасте, что и ваш сын, бежавший в Индию от вас.