– Между прочим, господа, – заметила последняя, – пока мы тут препираемся, в доме остаются еще трое господ, которых послали на поиски шкатулки с монограммой. Мы про них, конечно, забыли, а вот они…
Франсуа расплылся в улыбке и заявил, что Леона и К° им бояться не стоит, ибо, как только они сунулись в комнату Алена, Франсуа от души приложил их первым, что попалось под руку, а именно неизвестно кому принадлежащей бронзовой статуэткой, которой оказалось чрезвычайно удобно наносить удары.
– Я смотрю, Франсуа, ты приноровился, – задумчиво сказала Амалия.
Мошенник поклонился:
– Учусь у вас, мадам!
В общем, когда он уложил троих вошедших, Ален, который, как оказалось, уже давно пришел в себя, сделал попытку подняться с постели. Франсуа помог ему, после чего Ален на всякий случай прихватил пистолет одного из нападавших, и они поспешили туда, откуда уже некоторое время доносилась ожесточенная перестрелка.
– Все это, конечно, очень интересно, – раздумчиво промолвил Готье, – но чего именно от вас хотели эти люди? Почему они явились сюда, да еще переодевшись полицейскими?
Венсан и Тростинка переглянулись и после секундного колебания заявили, что не имеют ни малейшего представления, причем по их физиономиям даже двухмесячный младенец определил бы, что они безбожно врут. Заметив, что Ален, которого больше не поддерживает Франсуа, шатается из-за потери крови, они бросились к нему и помогли своему патрону добраться до ближайшего стула. Заминкой воспользовалась Амалия, чтобы подобрать с пола свой револьвер. Теперь она, Франсуа и Готье находились в одном конце комнаты, а Тростинка, Венсан и принц воров – в другом. Бандиты и представитель закона (поддержанный менее законопослушней баронессой и совсем не уважающим законы вором) с плохо скрытой неприязнью уставились друг на друга.
– Господа, – подала голос Амалия, – мне представляется, что делить нам нечего, зато мы вполне можем помочь друг другу. Поэтому я предлагаю перемирие.
– Вот еще! – вскинулся Тростинка.
– Поддерживаю, – неожиданно произнес Ален слабым голосом и откинулся на спинку стула, тяжело дыша. – Только для начала я хотел бы выяснить кое-что. Скажите, госпожа баронесса, этот месье, – он подбородком указал на Готье, – на вашей стороне? Потому что, по правде говоря, я не слишком жалую полицейских.
– Ну, так что, инспектор? – с вызовом спросила Амалия у своего спасителя. – Вы на моей стороне или нет?
Готье улыбнулся и спокойно ответил:
– Если речь идет о деньгах, то да.
Услышав столь наглое заявление, даже Тростинка открыл рот.
– Чему ты удивляешься? – прогудел Венсан. – Я никогда в жизни не встречал непродажного легавого и, наверное, уже не встречу!
– Не смешите меня, господа, – холодно промолвил Анри. – Вы знаете, сколько получает полицейский? А риск, а трудности, с которыми нам приходится сталкиваться едва ли не каждый день… Поэтому я пораскинул умом и решил, что мне это ни к чему. Вот и подумал: если попадется хороший куш, я постараюсь его сорвать. Если нет – буду ждать, пока не подвернется что-нибудь стоящее. – Он повел плечами. – По-моему, час настал. Не сочтите за дерзость, но мне представляется, что помощь полицейского в вашем деле будет весьма кстати. В этом доме слишком много трупов, да и в других делах вы наверняка успели наследить. Если в полиции возникнут какие-то подозрения на ваш счет, я всегда смогу дать вам знать. Взамен я лишь хочу, чтобы мне выделили достойную долю, вот и все.
Ален обменялся со своими людьми многозначительным взглядом.
– Хорошо излагаете, месье…
– Готье. Анри Готье, – склонил голову в поклоне инспектор.
– Ален, принц воров, – просто представился его собеседник. Инспектор быстро вскинул на него глаза. – Отлично швыряете нож, кстати. Почти так же хорошо, как я.
– Такая похвала дорогого стоит, – заметил полицейский с легкой иронией.
– Я тоже так думаю, – совершенно серьезно ответил Ален. – Стало быть, вы с нами?
– Вы уже слышали.
– Отлично, одной трудностью меньше. Теперь что касается вас, баронесса…
– Почему ты все время называешь ее баронессой? – заволновался Тростинка. – Она же обычная медсестра, разве нет?
– В жизни не работала медсестрой, – отозвалась Амалия.
Возмущенный Тростинка потребовал объяснений у Венсана. Как он мог? Привел в дом… черт знает кого!
– Тихо! – повысил голос Ален, которому надоело слушать их препирательства. – Я знаю госпожу баронессу, так что все в порядке. Мы с ней друзья… почти. Кстати, я до сих пор не поблагодарил вас за то, что вы вытащили из меня пулю.
– Минуточку, минуточку… – просипел Венсан. – Конечно, вы всегда твердите, что я медленно соображаю, но я тут сопоставил кое-что. – Он повернулся к Амалии: – Вы – та самая дама, которая назначила нашему принцу свидание в саду Тюильри, на которое привели полицейского. И, я так понимаю, – Венсан покосился на невозмутимого инспектора, – это был он.
– Мне очень жаль, что я расстроил ваше свидание, – спокойно промолвил молодой полицейский, – но так получилось случайно. Просто у меня имелись в отношении госпожи баронессы кое-какие подозрения, и я старался не упускать ее из виду.
– Что еще за подозрения? – пробурчал Тростинка.
– По-моему, вы и сами все знаете лучше меня, – отозвалась Амалия. – Вам не следовало посылать Монталамберу письмо от моего имени, чтобы выманить его из дома. Это была большая ошибка с вашей стороны.
– Согласен, – заметил Ален. – А вам не следовало посылать лакею телеграмму о том, что его мать больна. Вы до смерти перепугали беднягу Шевалье. Но еще хуже то, как ваши люди обошлись с моим другом Венсаном. Это тоже была большая ошибка с вашей стороны.
Кучер разинул рот.
– Как! – воскликнул он. – Так это по ее милости…
– Господа, – поспешно вмешался Франсуа, – простите меня, но, по-моему, вы только зря тратите время. Позвольте мне немного упростить ситуацию. Вы, принц, и вы, госпожа баронесса, охотились за одним и тем же – за письмами, которые находятся в резной шкатулке. Чтобы достать их, вы прибегли к разным хитростям, но в итоге месье Ален опередил мою хозяйку, и письма оказались у него. Верно?
– Маленький вопрос, – вмешался Готье. – Так, для ясности. – Он прищурился. – Скажите, месье, это вы застрелили графа де Монталамбера?
Ален усмехнулся.
– Сразу видно, месье, что ваша знакомая не слишком с вами откровенна, – парировал он. – Иначе вы бы уже давно знали о том, что я оставил в сейфе цветок барвинка, а она его оттуда забрала. Уверяю вас, месье, когда мы уходили из дома Монталамбера, он был пуст, и никаких трупов в нем не водилось. Об убийстве графа я узнал из газет.
– Прекрасно, – промолвил Готье. Его лицо словно застыло. – А вы что скажете, мадам?
Амалия вкратце рассказала, как она проникла в дом и обнаружила в спальне умирающего графа, который произнес перед смертью только два слова.
– Он сказал «это она»? – повторил Готье. – И больше ничего?
– Больше он не успел ничего сказать, – ответила Амалия. – Думаю, после того, как Ален ушел, граф Монталамбер вернулся домой, и там его подстерегла женщина, у которой были причины ненавидеть его. Именно она и убила графа. Других объяснений у меня нет.
Ален вздохнул и, морщась, поправил повязку.
– Прошу меня простить, но я не думаю, что убийство графа имеет отношение к нашему делу, – сказал он. – Все, что должно нас интересовать, – это шкатулка, насколько я понимаю.
– Простите, – мягко перебил его инспектор, – но лично меня убийство графа интересует больше всего. Даже больше шкатулки, которой вы придаете такое значение.
– Но почему? – не удержалась Амалия. – Отчего вы с таким упорством пытаетесь выяснить, кто убил графа? Ведь вам даже не поручали расследование!
– Есть в этом деле кое-что, госпожа баронесса, чего вы не знаете, – с расстановкой промолвил Анри. Он немного помедлил и добавил: – Видите ли, граф де Монталамбер – мой отец.
* * *Амалия почувствовала себя так, как, наверное, должен был чувствовать себя матерый искатель приключений, который узнал, что всю жизнь гонялся за немыслимым кладом, не подозревая, что тот находится в погребе его собственного дома. «Причины рвения этого господина для меня совершенно непонятны», – сказал однажды об инспекторе Готье Шереметев. Ладно, ему простительно, потому что он никогда не видел Анри в лицо. Но она-то, она, Амалия! Ведь стоило пристальней вглядеться… эти черные волосы, эти голубые глаза… и главное – пальцы. Тонкие, изящные пальцы, такие же, как у покойного графа, только у того они были более холеные. Даже Скарамуш признал в Анри своего и улегся у его ног – точно так же, как он когда-то лежал у ног своего старого хозяина. И как могла наблюдательная обычно Амалия не отметить всего этого!
– Неужели правда? – несмело спросил Венсан. И сам себе ответил: – Ну да, конечно… Точно, когда вы вошли, мне показалось, что вы кого-то напоминаете. Надо же! – Кучер покачал головой. – Чудеса, да и только.
– Значит, вы его сын? – спросил Ален, буравя полицейского взглядом.
– Незаконный, конечно, – отозвался Анри, и уголок его губ слегка дернулся, когда он произносил эти слова. – Отец никогда не был женат.
Верно, припомнила Амалия, у графа было множество романов. Так что нет ничего особенного в том, что один из них завершился рождением сына.
– Он знал о вас? – в упор спросил инспектора принц воров.
Готье отвернулся.
– Я хотел прийти к нему, – наконец сказал он. – Мне ничего от него не было нужно. Я просто хотел его увидеть… Но не успел. Пока я колебался и думал, под каким предлогом мне лучше всего представиться ему, его убили. Потом было кладбище… Собака никак не хотела уходить с его могилы… А потом появились вы, – повернулся Анри к Амалии.
Молодая женщина пристально поглядела на него.
– Это вы следили за мной в тот день?
– Да, я.
Ну что ж, стало быть, еще одной загадкой стало меньше.
– Странная штука жизнь, – вздохнул Ален, поудобнее устраиваясь на стуле. – Значит, сударь, вы хотите узнать, кто убил вашего отца. Должен сказать, что тут я полностью на вашей стороне, потому что месть – благородное дело. – Он шевельнул рукой и поморщился, почувствовав боль в ране. – Конечно, будь я на вашем месте, я бы не слишком доверял такому, как я, но это правда. Вашего отца я не убивал и уверен, что госпожа баронесса тоже. Я понимаю, моих слов вам может показаться недостаточно, но, – он слабо улыбнулся, – у меня нет ничего, кроме них. Вы мне верите?
– Пока – да, – ответил Готье. Улыбнулся и добавил: – А если окажется, что вы меня обманули, не взыщите – я вас убью. Без обид?
– Ишь ты какой! – проворчал Венсан, но Ален зыркнул на него и просто сказал:
– Без обид.
– А теперь вернемся к нашим делам, – продолжал принц воров. – То есть к замечательной резной шкатулке с монограммой «А» на крышке, в которой лежали такие чувствительные письма. – Он вздохнул. – Полагаю, баронесса, вы пришли сюда именно из-за них.
– Вы угадали, – отозвалась Амалия.
Ален зло дернул ртом.
– Ну так вот, писем, которые стоят целое состояние, у меня больше нет. Прошлой ночью их отнял один мерзавец в маске, по просьбе которого я, собственно, и украл их. Но это еще не все. Тот подонок перестрелял моих людей и убил Изабель, а меня самого ранил. Теперь, когда благодаря одной доброй «медсестре» я поднялся на ноги, – Ален мельком улыбнулся Амалии, – я намерен отыскать его и прикончить. И, разумеется, отнять у него письма. Признаюсь вам, я готов удовольствоваться самой скромной долей, если только мне позволят добраться до него. Вы поможете мне или нет?
– Да, – ни мгновения не колеблясь, ответила Амалия.
– Да, – тотчас же следом за ней сказал Франсуа.
– Конечно, патрон! – воодушевился Венсан. – Мы с тобой!
– Патрон! – жалобно протянул Тростинка. – Патрон!
– Что? – недовольно спросил Ален.
– Ты, конечно, верно сказал насчет того типа, – волнуясь, заговорил Тростинка. – За то, что он сделал, ему голову оторвать мало! Только вот письма… – Парень замялся. – У него их тоже нет. Он их сжег!
Амалия оторопела:
– Тростинка, что ты мелешь? Как это – сжег?
– Да-да, он их запалил! Я видел, когда мы драпали с того места со всех ног, но не поверил, – торопливо рассказывал Тростинка. – Ей-богу, я не вру! И сегодня утром… я решил вернуться туда. Я думал… ну, словом… Эти письма – лучшее, что я читал в своей жизни! И, когда я пришел туда… – Парень замолчал.
– Что, Тростинка? – Амалия в волнении подалась вперед. – Что ты увидел?
Вместо ответа Тростинка всхлипнул и, вывернув карман, достал оттуда горсть каких-то перепачканных сажей клочков. Это было все, что осталось от писем императора.
Глава 2
Признаться, Амалия ожидала чего угодно, только не этого. Все казалось пустяком – козни какого-нибудь Даблдэя или Гарденберга, неожиданное убийство, кража писем ловким вором… Все, в конце концов, можно было исправить, если хорошенько потрудиться. Но то, что письма были сожжены, означало только одно: она не справилась со своим заданием и уже никогда не справится с ним. Все кончено.
Конечно, поначалу Амалия отказывалась верить, что перед ней действительно письма императора. Но когда она внимательнее рассмотрела уцелевшие обрывки, ей стало ясно, что Тростинка не лжет и что странный тип в маске, истребивший кучу народу для того, чтобы до писем добраться, преспокойно уничтожил их, едва они оказались у него в руках.
Но зачем? Зачем? Неужели его послал Шереметев? Почему же тогда он Амалии ничего не сообщил? Или тут имеет место какая-то другая, более сложная и тонкая игра?
– Ничего не понимаю, – потрясенно сказал Ален.
Амалия еще раз проглядела измазанные сажей клочки и оттолкнула их от себя. Ей вдруг стало невмоготу стоять, и она опустилась на стул, не обращая никакого внимания на то, что возле него лежал один из убитых лжеполицейских.
– Да, – угрюмо проговорила она, – вот теперь мне точно не поздоровится. Ах, щучья холера! И надо же было мне так попасться!
Франсуа поглядел на Готье, Готье поглядел на Алена, который, водя пальцем вдоль брови, сосредоточенно размышлял о чем-то.
– Чепуха какая-то, – наконец в сердцах выпалил он. – Что это были за письма такие вообще? Кто их писал?
Амалия нахмурилась.
– Одно очень высокое лицо, – уклончиво ответила она.
– Какой-нибудь пэр? – предположил Венсан.
– Забирай выше, – отозвалась Амалия.
– Министр?
– Еще выше.
– Полно вам гадать, – вмешался Готье. – Какая разница, кто писал письма, раз они все равно пропали? Лучше расскажите мне о ночном нападении. Что там были за люди, откуда вы их знаете, и так далее.
И Ален рассказал.
Несколько недель тому назад скупщик Леви, с которым он был хорошо знаком, спросил его, не желает ли он подписаться на серьезное дело. Заказчик солидный, деньги хорошие, а всего-то надо – забраться в дом к одному шантажисту и изъять из сейфа шкатулку с вензелем «А» на крышке. По требованию Алена Леви свел его с заказчиком, который явился в маске и во все продолжение разговора держался довольно уверенно. Да, ему позарез нужна шкатулка. Да, он готов заплатить полторы тысячи франков задатка и десять – после того, как дело будет сделано. Ален согласился, но объяснил, что им нужен свой человек в доме. Незнакомец призадумался.
– Кажется, их кучер нашел себе новое место, – наконец сказал он. – Это сгодится?
И Венсан явился в дом Монталамбера – наниматься на службу. Его приняли, и он тотчас подружился с лакеем, садовником и даже с поваром, хотя тот бывал в особняке довольно редко. Амалия оказалась права: самые ценные для шайки сведения лакей Шевалье выболтал именно за стаканом вина и именно новому кучеру. Выболтал то, где хозяин носит ключ от сейфа, и то, что у него плохая память на цифры и он где-то записал код… Ночью, когда граф спал, Венсан сделал слепок с ключа и вернул его на место. С кодом дело обстояло куда сложнее.
– Я был почти уверен, что нам придется вскрывать сейф, – сказал Ален. – Но придя туда, увидел даты на картинах и все понял. Месье где-то записал код, но где, лакей не знает? А что, если код все время находится у него перед глазами, просто никто его не замечает? Так оно и оказалось.
Словом, все шло прекрасно. Ален взял шкатулку, оставил в сейфе свой опознавательный знак и ушел вместе с Изабель и Коленом, которые помогали ему. Самое интересное началось потом, когда они прочитали в газетах об убийстве и поняли, что раз принца воров никто не упоминает, стало быть, кто-то вытащил его цветок из сейфа. Затем явился человек от Амалии с предложением о встрече, но Алена спугнул инспектор Готье. Решив, что Амалия хотела заманить его в ловушку, он подумал: лучше иметь дело с заказчиком, чем с ней, что и оказалось его роковой ошибкой. Вскоре после того, как верные товарищи привезли его домой, явились переодетые полицейские, а остальное присутствующим известно не хуже него самого.
– И все-таки я не понимаю, – беспомощно проговорил Тростинка. – Может быть, я тупой, но объясните мне, зачем им понадобилось уничтожать письма после всего, что они ради них сделали?
– Да, – буркнула Амалия, – это действительно непонятно.
Но на самом деле ее мучила другая мысль. А не подставил ли ее милейший Николай Григорьевич Шереметев? Не сговорился ли он, к примеру, с ее мужем, чтобы помешать ей добраться до писем первой, и не нанял ли каких-нибудь убийц? Потому что люди в масках действовали уж больно хладнокровно и обдуманно.
Амалия услышала голос Анри и подняла глаза.
– А кто сказал, – задумчиво произнес он, – что вашему заказчику были нужны именно письма?
Тростинка вытаращил глаза.
– Но как же… Что же еще? Ведь Монтал… ведь ваш батюшка был шантажистом, это все знали… Только не принимайте мои слова близко к сердцу, – поспешно добавил он.
– Я вот о чем, – все так же спокойно и рассудительно продолжал Готье. – И господин в маске, и те, что вломились сегодня к вам в дом, ни разу не упоминали никаких писем. Они говорили только о шкатулке, просто вы решили, что речь идет не о ней самой, а о том, что в ней находится. Но лично я склонен полагать, что как раз содержимое не играло для этих людей никакой роли. Им нужна была именно шкатулка. Интересно, – прибавил Готье, и глаза его замерцали, – зачем?