– Солдатская взаимовыручка – закон в армии.
– Еще бы! Сам погибай, а товарища выручай. Мне от маманя прислала из Кулебак печеньев, так я со всем отделением поделился…
– Да нет никаких Кулебак… А… Ну да. Как же. Помню. Мы еще с ними всю неделю чай пили.
– С Кулебаками?
– С печеньями, дурак!
– Не отвлекайтесь! – сурово напомнил Горшков.
– Ну. Вот я и говорю. Тут с товарищем по службе последней ниткой делишься… (При чем здесь нитка?) А некоторые про клад жадничают.
– Себе хочет все забрать.
– Он велосипед на этот клад себе купит.
– Будет по полигону на велосипеде разъезжать. Почтальон Печкин.
– А мы будем пёхом топать, по жаре. У нас-то велосипеда нет.
– Может, покататься даст?
– Как же, даст! Жадина. Уж если кладом не делится, так что ему велосипед.
И полчаса шла вот такая ерунда. Такое глупейшее ток—шоу. Прямо как по телевизору.
Алешка помалкивал и беззвучно хихикал в темноте, зажимая себе рот, чтобы не расхохотаться.
Наконец Горшков не выдержал:
– Да спит он, братва. А мы разоряемся. – Горшков прошлепал босыми ногами по полу и присед на край Алешкиной койки. – Ты спишь, Лека? Не, ну ты чего, вообще? Ты не прав, в натуре. Это не по-солдатски. У нас все общее, правильно?
– Да не сплю я, – сказал Алешка, – я думаю. Переживаю.
– Молоток! Классный пацан!
И Алешка наконец «сдался». Особенно после того, как его похвалил такой авторитет, как старший сержант Горшков.
– Ладно, – Алешка уселся, подоткнул подушку под спину, – расскажу. Но никому больше не говорите. Это наше громадное семейное предание. Там и правда клад. Мне бабушка рассказала. Это наша фамильная тайна.
– А что там? – обрадовался Горшков. – Баксы?
– Ты чего орешь? Услышат.
– Точняк, Алеха. Мотя, прикрой дверь.
Тетя Мотя вскочил, схватил свое одеяло и завесил им дверной проем.
– Баксы, да? – нетерпеливо прошептал Горшков.
Алешка презрительно усмехнулся и покачал головой на такую серость.
– Алмазы, – просто сказал он. – Две штуки. Вот такие вот, – и он во всю ширь развел руки.
– Врешь! – жадно выдохнул Горшков.
– Вольно надо. Я ведь специально сюда напросился. Чтобы клад откопать.
– Ты один не справишься, – заявили все обормоты разом. – Мы тебе поможем. Солдаты должны друг друга выручать. Солдатская дружба – крепкая. Она основа армейской службы. Да, Алеха?
– Какие вы добрые, – «растрогался» Алешка. И в лунном свете, который вливался в окно, было видно, как он смахнул со щеки слезу благодарности. – Тогда и я вам отвечу добром. Так и быть.
– Ага, мы такие. Мы отзывчивые. И самоотверженные.
– Ну ладно. По—честному так: откапываем алмазы, один – вам, другой – мне. Его на всех хватит. Бабушка говорила, он безумно дорогой
– Да что ты все: бабушка да бабушка? При чём тут твоя бабушка?
– При всем.
И Алешка, устроившись поудобнее, рассказал вою великую тайну.
– Моя любимая бабушка, – начал Алешка таинственны рассказ, – была в молодости
шпионкой. И вот один раз ее послали в заграницу с ответственным заданием нашей главной разведки. Нужно было поехать в одну Европу на кинофестиваль. И там, когда начнется самая тусовка, бабушка должна была срезать с платья у одно великой кинозвезды алмазные подвески.
– А на фиг? – резонно заметил Семечкин.
Алёшка эту фантастику еще не продумал до конца и поэтому немного замялся. Но выкрутился
– Задание такое.
– Не перебивай, – вмешался грамотей Чуня. – Я про это кино видал. Леха все правильно рассказывает. Эта тетка по фамилии… как ее?.. А! Вспомнил: госпожа Монпансье.
– А подвески, – продолжил Алешка, это знак такой. По этому знаку к ней должен был подойти президент и передать секретное письмо.
– Не президент, Леша, а резидент, – поправил Ботаник. – Резидент английской разведки. По фамилии Рокфор.
–Рокфор – это сыр такой, – поправил и Чуня. – Вонючий шибко.
– Сыр сам по себе, – авторитетно уточнил Семечкин, – а резидент сам по себе.
А, ну тогда конечно, – согласился Чуня.
– Вы дадите ему рассказать, или нет? – вмешался Горшков. – Рокфоры…
– Ну вот. Бабушка незаметно эти подвески – две штуки срезала и на себя приколола. Булавкой.
– Небось английской?
– Ну да, дело-то в Англии было..
– А ты говорил – в Европе.
– Какая разница? Они рядом – Леха уже не мог затормозить, его под горку понесло – И как раз начали всякие танцы, и к ней быстрым шагом подошел президент… то есть резидент и сунул ей в сумочку секретное письмо. Бабушка сразу на самолет и в центр, к Юстасу. Письмо это она отдала ему, а подвески остались у нее на память.
– А дальше? – спросил в тишине Чуня. И даже в темноте казалось, что был виден его раскрытый рот.
– А дальше… Потом началась война. С Францией. Или с Англией, бабушка не говорила.
Господи, когда Алешка пересказывал мне эту белиберду, в которую могли поверить только обормоты, я не знал, что делать – смеяться или удивляться?
– Недалеко отсюда стоял бабушкин дом. И когда начались бомбежки, она закопала подвески в огороде. Там, где теперь лужайка. Все ясно?
– А эта… кинозвезда которая? Ей небось попало, что проворонила свои подвески?
Алешка не успел ответить. Чуня его обогнал:
– В кино было про это. Ей голову отрубили. А фамилия ее была Миледина,
– Точно, – согласился Алешка,
– Все, братва, – подвел черту Горшков.. – Всем спать. Завтра копаем клад по очереди.
Алешке это решение здорово глянулось. Может, тогда Горшок откажется оружие красть?
– Только надо, чтоб никто не заметил, – долгался Мотя. – А то налетит весь полк на наши алмазы. Нам ничего не достанется.
– Молодец, Мотя! Копать будем частями. А как выкопали – сразу маскировать… – И тут до него дошла какая-то неувязочка. – Э, Леха, а зачем такую канаву-то копать? Надо в одном месте.
Но у Алешки на этот вопрос ответ был давно продуман.
– А бабушка точно не помнит, где она клад закопала. Помнит только, что от валуна к валуну. Сколько-то вправо, сколько-то влево. Сколько север, а сколько на юг.
– Вообще – верная мысль. Зигзагом будем копать. Не уйдут от нас алмазы. – Горшков натянул одёяло на уши и сказал вместо «спокойной ночи»:
– А службу чтоб безупречно справляли. Дисциплина чтоб была! Иначе не видать нам никаких алмазов. Так на кухне и просидим.
Да, не зря мама говорит, что Алешка великий организатор. А папа говорит, что он еще и великий психолог. А я скажу: великий хитрец. Мало того, что ему зачем-то траншею выроют, так ёще и замаскируют. А может, в этой траншее целый чемодан алмазов найдут. Я бы этому не удивился,
На следующий день Алешка немного свободнее вздохнул, По крайней мере освободился от, траншеей и, так или иначе, призвал отделение к порядку и дисциплине. Впрочем, кроме него, никто об этом не догадывался.
Строевой подготовкой Алешка уже не занимался. Старшина Баранкин его от маршировок освободил.
– Ты и так лучше всех шаг рубишь. У тебя поучиться можно и старым служакам.
Поэтому Алешка мог некоторое время посвятить наблюдению за дядей Гиви, который почему-то начал вызывать у него всё больше подозрений. Но делать это, конечно, надо незаметно. И Алешка отцепил Сачка и стал с ним заниматься на плацу. Поглядывая на палатку.
Сачок работал старательно, с удовольствием. Ему нравилось слушать Алешку. А вот дядя Гиви доставлял неудобства своим все более подозрительным поведением. То он вдруг закрывал палатку и отправлялся «погулять, да?». Гулял он вроде невинно, но Алешка сразу обратил внимание, что черные глаза Дяди Гиви под мохнатыми бровями так и шастают по сторонам – все замечают. Особенно в той стороне, где находились оружейные склады,
То он вдруг снова начинал торговать и зазывал к себе солдат. Алешка в таком случае сразу же сажал Сачка и тоже влезал в палатку – послушать,
Разговоры там были самые обычные, но не для Алешки. Потому что он заранее настроился услышать что-нибудь не очень существенное, но достаточно важное. На его взгляд, конечно.
Дядя Гиви был радушен, словно принимал гостей в своем доме. Все время шутил и громче всех хохотал над собственны шутками.
– А ты, сержант, что такой сонный, а? Что, дорогой, не выспался, да? Всю ночь на посту стоял спал? Я не люблю спать стоя – у меня ноги от этого устают. – Дядя Гиви захохотал. – И подбородок утром болит.
– Это почему, дядя Гиви?
– А голова все время на грудь падает. Вот так. – И дядя Гиви здорово показал, как сначала медленно клонится его сонная голова, а потом обрушивается вниз, будто у него подломилась шея, и бьется подбородком в грудь.
Получилось так здорово и похоже, что все расхохотались. А дядя Гиви – раньше и громче всех.
– Не спи на посту, солдат! Враг не дремлет. Ты, наверное, у склада стоял, да? Патроны у тебя не украли, нет? Какой молодец! Вот возьми халвы. Такой халвы даже в Кулебаках нет.
– В Кулебаках все есть!– возмутился Семечкин.
– Только самих Кулебяк нету, – подначил его Горшков.
– Не обижайся, дорогой, – успокоил Семечкина дядя Гиви. – Лучше скажи, когда в город поедешь, меня с собой возьмешь, да?
– Нельзя, дяди Гиви. Посторонних гражданских лиц по уставу нельзя на борт брать.
– Какой я посторонний? Посмотри на меня, а? Высокий такой, красивый. Возьми еще халвы.
Все смеялись, охотно поддерживали разговор. И никто, кроме Алешки, не догадывался, что этот разговор не такой уж невинный, а имеет свой тайный смысл.
Ну зачем знать постороннему человеку, кто и где стоял на посту? Кто и когда поедет в город?
Подозрительно. Даже опасно. Алешка чувствовал, что назревают события.
И самое подозрительное – у дяди Гиви появились какие-то дела с водителем фургона «Хлеб». Они частенько оказывались вместе, о чем-то говорили, и, как правило, при этом рядом с ними никого не было.
С одной стороны, это можно объяснить просто: водитель (кажется, Гена его имя) доставлял в часть продукты по заказу Гиви. А с другой – эта машина вполне могла быть использована для вывоза оружия. Что стоит спрятать его в кузове и заставить коробками с макаронами. Которые так любит старшина Баранкин.
И, кажется, не случайно фургончик «Хлеб» все чаще появляется в расположении полка и останавливается все время в разных местах.
И, кажется, не случайно сегодня водитель оставил свой фургон в части, а сам ушел в город. А Горшков вдруг ни с того ни с сего назначил в ночное дежурство на кухню тетю Мотю и… самого себя. Небывалый случай.
Алешку очень беспокоила предстоящая ночь. Если уж бандиты задумали провести этой ночью разведку, значит, очень скоро они перейдут к серьезным действиям. И помешать им мог только мой брат.
Глава VII В ЛУННОМ СВЕТЕ
Наступила глубокая ночь. Алешка изо всех силенок старался заснуть. Это было очень трудно. длинный день, полный Трудов, забот и впечатлений, властно требовал спокойной ночи. В казарме сумрачно, тепло, отовсюду доносится соблазнительное сонное сопение, а то и мощный храп, похожий на рев забуксовавшего танка.
Алешка ущипнул себя за ухо и сказал сам себе: «Считаю до ста и встаю. Таков приказ».
Это он правильно рассудил. Самый большой начальник у каждого человека это он сам. Когда самому себе прикажешь отступать не станешь.
На счете «десять» послышались чьи-то легкие шаги и чья-то мягкая ладонь ласково спустилась на его голову. На счете «пятнадцать» он услышал чей-то знакомый добрый голос: голос.
– Спи, Ленька, спи. Завтра рано вставать, спи…
–А ты где? – спросил Алешка, не открывая глаз.
–В Европе, – прошептала мама. – Здесь здорово, похоже на сон. Но я за тебя беспокоюсь…
– Подумаешь, какие нежности, – пробормотал Алешка, но ему было приятно. – Я о тебе еще больше беспокоюсь.
– А я все думаю, как ты там? Такой маленький, одинокий, среди взрослых грубых солдат. Они все с оружием.
– А ты – среди всяких вежливых европейцев… А они без оружия… Без оружия! Оружие!
Алешка распахнул глаза. Чуть не проспал оружие!
Он вскочил, бесшумно оделся, но обуваться не стал, сунул кроссовки под мышку и на цыпочках стал пробираться меж рядами кроватей.
Вся казарма дружно спала. Кто-то сопел, кто-то чмокал во сне губами, как маленький, кто-то храпел, как застрявший в канаве танк, а кто-то в дальнем углу вдруг громко и возмущенно произнес, не просыпаясь:
– Нет такого города – Кулебаки!
На что из другого угла казармы донесся (тоже во сне) обиженный ответ:
– Есть! Маленький, но есть!
Алешка даже присел от неожиданности и прошептал, успокаивая:
– Есть, есть! Далеко – за горами, за лесами, но есть! Где-то в Европе. Возле Парижа. Спи, Семечкин, завтра рано вставать, спи.
В дежурку дверь была распахнута. Там горел свет. Возле сейфа с личным оружием, как и положено, стоял дневальный со штыком на поясе. Дежурный офицер крепко спал, уронив голову на стол, рядом с телефоном.
Дневальный взглянул на Алешку и спросил шепотом, оберегая сон командира:
– Ты куда?
Алешка сделал вид, что застеснялся:
– Куда, куда… Туда.
– Обуйся. Шпингалет, застудишься.
Алешка послушно присел на табурет, надел кроссовки. И пошел в коридор. Спустился на первый этаж.
В умывальнике и в туалете тоже было светло. И тихо. Только мерно капала вода из худого крана и гудела под потолком лампа дневного света.
Алешка поежился – было прохладно. Окно туалета распахнуто во всю ширь по приказу старшины Баранкина, который неустанно боролся за свежий воздух во всех помещениях.
Алешка выглянул наружу. Ночь была светлая. Луна, круглая, яркая и огромная, висела на самом верху неба и заливала все вокруг голубым светом.
Алешка забрался на подоконник, лег на него животом, развернулся и сполз на землю. Присел на корточки, огляделся.
Все было спокойно. На земле лежали черные тени от зданий и деревьев. Тускло светились контрольные лампочки на КПП и возле складов и ангаров. Все кругом спало. Ни за что не подумаешь, что в этой мирной тишине и спокойствии замышляется черное преступное дело.
Алешка зевнул и встал – в первую очередь нужно нейтрализовать Горшкова и тетю Мотю, которые сейчас заканчивают на кухне все нормальные работы. И готовятся к другой – подлой.
Стараясь держаться в тени, чтобы не попасться на глаза патрулям и часовым, Алешка окольным путем подобрался к собачьей будке, где как и вся природа вокруг, безмятежно дрых охранник Сачок. Да еще и солидно при этом похрапывал.
– Тихо! – шепнул ему Лешка. – Молча!
Сачок его послушался, но с такой радостью замолотил хвостом по стенкам будки, будто кто-то стучал палкой по пустой дубовой кадке.
Алешка потрепал его за уши, отстегнул от проволоки цепь и собрал ее в комок, чтобы не звенела.
– Рядом! – так же шепотом скомандовал Алешка.
Сачок по всем правилам обошел Алешку сзади, сел слева от него и доверчиво прижался теплым мохнатым боком. – Вперед! – скомандовал Алешка.
И две ночные тени – одна на двух ногах, а другая на четырех лапах – бесшумно заскользили к блоку питания.
Луна той порой сдвинулась со своего прежнего места и склонилась на ветви старой березы возле штаба. Стало заметно темнее, и тем ярче в ночи светились окна кухни.
Вообще, как потом рассказал мне Алешка, бродить глубокой лунной ночью по территории части было страшновато. Казалось, что вокруг тебя какой-то вымерший или усыпленный злым волшебником сказочный город. И не знаешь, что вдруг может случиться в следующий миг. То ли кто-нибудь страшный неожиданно выскочит из-за угла, то ли где-нибудь на чердаке зловеще гукнет сова, то ли бросится под ноги черная кошка с горящими глазами и когтистыми лапами. И все время казалось, будто из темноты кто-то внимательно за тобой наблюдает…
Но что делать? – воинский долг, как понимал его Алешка, превыше всего.
Когда они добрались до кухни, Алешка пристегнул цепь к перилам крыльца, а сам спрятался неподалеку, за железной бочкой с надписью «Место для курения», и затаился, как котенок в засаде возле мышиной норки.
Сачок легонько поскулил, глядя в его сторону. – Место! – шепнул ему Алешка. – Охраняй! Сачок послушно лег на землю. Вернее, не лег, а плюхнулся. Алешка даже почувствовал, как под ним дрогнула земля – вроде небольшого землетрясения местного характера.
Вскоре свет в кухне погас, дверь распахнулась, и на крыльце появились негодяи Горшков и Мотя. Горшков стал запирать замок, а Мотя начал было спускаться с крыльца, но его остановило негромкое, но убедительное рычание из темноты. – Эй! Кто тут? – дрогнувшим голосом спросил темноту Мотя. – Сачок, ты? Пошел вон, бездельник!
В ответ – уже более грозный и раскатистый
рык.
Горшков сунул ключи в карман, обернулся:
– Ну, чего там?
– Пес какой-то. Баскервиль…
– Да это Сачок, – пригляделся Горшков. – Пошел вон!
Сачок подпрыгнул на месте, звякнув цепью, и снова рыкнул. Дал этим понять, что даже если бы и хотел, уйти вон никак не сможет. Но главное: у него теперь есть свой собственный командир. И выполнять он будет приказы только этого командира. Вот так вот!
– Во гад! – выразился Мотя. – Что нам, теперь всю ночь тут сидеть?
– Дурак! «Всю ночь сидеть», – передразнил его Горшков. – Нас же Лева ждет. Его обязательно нужно из фургона выпустить. Через полчаса там патруль пойдет. Проверят машину и – все. Обязаны проверить. Гони кобеля!
– Что ты орешь! В штабе услышат! – И Мотя начал цыкать на Сачка: – Пошел на место! Брысь!
Сачок удивленно взглянул на него – такой кошачьей команды он не знал и исполнять ее не собирался – и обернулся в Алешкину сторону. Но от «командира» новой команды не последовало. И Сачок, поняв, что нужно выполнять прежнюю, снова угрожающе рыкнул.
– Что делать-то, Горшок?
– Я его отвлеку, а ты прорывайся. Беги к машине. И стукни три раза в заднюю дверцу. Вот так. – И Горшков постучал по стене. – Готов? На старт.