Котёл с неприятностями. Ближний Восток для «чайников» - Сатановский Евгений Янович 25 стр.


В июне 2010 года в Стамбуле, на Третьем саммите глав государств и правительств Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии, было объявлено о намерении России и Турции увеличить товарооборот в 5 раз (и динамика развития торговых двух стран отношений делала это заявление более чем серьёзным) – до $ 100 млрд. На конец 2011 года Россия была главным внешнеторговым партнёром Турции, а та – 4-м по объёму внешней торговли партнёром России. Однако перспективы двусторонней торговли были подорваны антитурецкими санкциями рубежа 2016–2017 годов – не исключено, на длительный период.

Турция, поддерживающая с Грузией безвизовый режим, чьи позиции в Тбилиси осложняли проблемы лазов и турок-месхетинцев, выступила посредником между Россией и НАТО в ходе российско-грузинского конфликта августа 2008 года – он же «Пятидневная война». Москва, в преддверии введения безвизового режима с Анкарой, поддержала турецкий проект «Черноморская гармония», укрепив перспективы совместной военно-морской группы «БЛЭКСИФОР». Однако в начале 2017 года политика Турции в Закавказье и Причерноморье приобрела отчётливый антироссийский характер.

Турция жёстко контролирует Черноморские проливы. Черноморский флот РФ слабее военно-морского флота Турции, а 600-тысячные турецкие вооружённые силы – 2-я по численности и 3-я по боевой мощи армия НАТО, доминируют в регионе. Столкновение России и Турции может быть решено в пользу Москвы лишь в случае применения ею ядерного оружия, однако количественное и качественное наращивание российской Черноморской группировки, создание Восточносредиземноморской эскадры, закрепление России в Крыму и Сирии и переброска туда ракетного комплекса С-400, а также продемонстрированный в ходе контртеррористической операции в Сирии 2015–2016 годов ракетный потенциал Каспийской флотилии, подводного флота и стратегической авиации дальнего действия усилили позиции России в регионе на порядок.

Турция, являющаяся, как и Россия, членом G-20, в условиях напряжённых отношений с Москвой пытается диверсифицировать источники поставок нефти и газа. Анкара эксплуатирует нефтепровод Баку – Тбилиси – Джейхан, подписала с Азербайджаном соглашение по газовому проекту «Шах-Дениз 2», открывшему дорогу реализации планов, в рамках которых природный газ Прикаспия и Центральной Азии может экспортироваться в Европу в обход России, и ведёт переговоры с Туркменистаном и Азербайджаном по строительству Транскаспийского газопровода (ТКГ). В то же время переговоры с Россией по расширению поставок по газопроводу «Голубой поток» и строительству «Южного потока» заморожены вследствие сирийского кризиса.

Согласно действующей «Стратегии национальной безопасности», вооружённые силы Турции должны быть готовы к «полутора войнам»: одновременной войне с внешним противником и боевым действиям против сепаратистов внутри страны. Угрозу с турецкой точки зрения представляют: Россия, Болгария как союзник России; Армения, Ирак, Иран и Сирия как исторические региональные противники; страны бывшей Югославии в случае преследования местных мусульман и Греция из-за территориальных споров.

«Нулевые проблемы с соседями», «многовекторность внешней политики», «мягкая мощь», «региональная сверхсила» были элементами продуманной и последовательно реализуемой политики, призванной закрепить за Турцией роль региональной сверхдержавы и ключевого звена в системе энергетических потоков Евразии.

Отношения с Россией и ЕС, США и исламским миром до последнего времени составляли основу турецкой стратегии. Пантюркистские и межцивилизационные проекты, наподобие «Альянса цивилизаций» под эгидой ООН, а также продвижение турецкой версии ислама были её составной частью. При этом ни одно направление турецкой внешней политики не обходилось и не обходится без проблем.

Текущий кризис в турецко-российских отношениях демонстрирует это лучше всего. Ни совпадение интересов по широкому спектру проблем международной политики, ни российско-турецкое военно-техническое сотрудничество, перспективное для «Рособоронэкспорта», ни личные отношения лидеров двух стран не гарантировали невозможности их столкновения.

Импортируя 98 % потребляемых ежегодно 32 млрд кубометров природного газа (три четверти его поступает из России) и 92 % из 30 млн тонн нефти, Турция в 2016-м году лихорадочно и малоуспешно пыталась найти замену России в лице Катара, Израиля или стран Прикаспия. ТКГ буксовал из-за негативной позиции России и Ирана, а также противоречий между Азербайджаном и Туркменистаном.

Получение израильского газа Анкара обеспечивала условиями, неприемлемыми для Иерусалима, по разрешению конфликта вокруг убитых израильским морским спецназом на судне «Мави Мармара» исламистских боевиков, атаковавших их во время попытки прорыва блокады сектора Газы «Флотилией свободы», а также строительству в Газе Турцией морского порта. Реализацию обещаний Катара по поставкам в Турцию газа осложняло отсутствие в стране необходимого числа терминалов сжиженного природного газа.

В долгосрочной перспективе Турция, на модернизацию армии которой до 2020 года планировалось выделить $ 120 млрд, видела Россию демографически ослабленной и потерявшей технологическое преимущество. Первое из этих утверждений потеряло под собой основу после вхождения в состав России Крыма и изменений в её демографии, скорректировавших прогнозы ООН. В 1950-м году население России составило 102 миллиона человек, а Турции – 21 миллион, в 2010-м по прогнозу ООН должно было составить 139 и 78 миллионов, а в 2050-м – 109 и 114 миллионов человек соответственно. Однако в 2016-м году население России превысило 146 миллионов человек, а Турции оставалось на уровне 78-ми.

Второе утверждение также сомнительно: разрыв стратегического альянса Турции с Израилем, следствие которого – отмена турецких контрактов израильского военно-промышленного комплекса и перспектива сотрудничества России с Израилем в военно-технической сфере, а также программа модернизации российских ВС до 2020 года изменили сценарий Анкары с точностью до противоположного. Россия в Сирии продемонстрировала системы вооружений, на порядок превышающие по качеству имеющиеся на вооружении у турецкой армии. Это касалось систем ПВО, ВВС, танков и ряда других ключевых направлений вооружений и военной техники (В и ВТ).

Присоединение к ЕС для Турции, перестав быть самоцелью, превратилось в процесс с обещаниями «завершения не ранее 2013–2018 годов», во многом из-за обструкции Франции и Германии. Парижу Турция в партнерстве с Сирией сорвала создание «средиземноморского сообщества», планы которого по транспортировке углеводородов Магриба в страны ЕС противоречат турецким интересам.

От Берлина потребовали открыть в Германии турецкие школы – в 2008-м году премьер-министр Эрдоган со свойственной ему экспрессивностью назвал ассимиляцию турок в Германии «преступлением против человечества». Самоизоляция турецких общин с 1961 года, когда началась массовая иммиграция турок в Германию, привела к тому, что школу оканчивает лишь 16 % из них, в «турецких гетто» популярны идеи «Аль-Каиды», а в Ираке, Афганистане и Пакистане появились боевые подразделения моджахедов, состоящие из этнических турок.

Особый вопрос – роль Анкары в создании миграционной проблемы в странах ЕС, включая повышение террористической угрозы за счёт притока исламистских радикалов в страны Европы и сотрудничество Эрдогана и его спецслужб с «Исламским государством» (ИГ) и другими джихадистскими группировками, воюющими на территории Сирии и Ирака, как в сфере контрабандной торговли нефтью и нефтепродуктами, зерном, мукой, хлопком, археологическими артефактами, рабами и заложниками, так и в переброске террористам пополнений (в том числе из Европы) денег и оружия. Турция, превратившаяся в союзника террористических группировок, формально состоя в антитеррористической коалиции во главе с США, и транзитный мост между террористами и прочим миром, – не самый лучший потенциальный член Евросоюза.

В 1992-м году Турция объявила себя «старшим братом» – «агабейлик» тюркских государств, создав при турецком МИДе «Агентство по тюркскому сотрудничеству и развитию». В 1993-м идея Великого Турана легла в основу создания «Организации дружбы, братства и сотрудничества тюркоязычных стран и общин». Однако рост цен на энергоносители укрепил Азербайджан, Казахстан, Узбекистан и Туркменистан, побудив их отстаивать собственные интересы.

Помимо прочего, финансируемые Турцией в постсоветских республиках школы, лицеи и университеты оказались центрами подготовки протурецкой исламизированной элиты, играющей роль «пятой колонны» в надвигающейся «Центральноазиатской весне». В итоге они были закрыты практически по всей Центральной Азии, кроме Северного Афганистана, где продолжали играть роль проводника турецкого влияния.

Лидеры правящей в Турции Партии справедливости и развития использовали «копенгагенские критерии» вступления в ЕС против армии, отстраняя ее от участия в политике «в рамках продвижения демократии», однако отказали Брюсселю в политических требованиях, связанных с геноцидом армян, который признают десятки государств и международных организаций мира, включая Россию, Европарламент и Всемирный совет церквей.

В 2016-м году, когда отмечалось столетие геноцида армян в Османской империи, Турция сделала всё, чтобы сорвать посещение траурных мероприятий лидерами мирового сообщества. Анкара продвигает на Балканах идею «Великой Албании» и держит на оккупированном севере Кипра 30-тысячную группировку вооружённых сил, продолжая вести диалог с Грецией, Кипром и балканскими странами с позиции силы.

Подписание 10 октября 2009 года цюрихских протоколов «Об установлении дипломатических отношений» и «О развитии двусторонних отношений» с Ереваном напрягло отношения Анкары с Баку. Поддержка Азербайджана в вопросе статуса Нагорного Карабаха заблокировала нормализацию отношений с Арменией и привела в марте 2010 года к заявлению Эрдогана о возможной депортации из Турции 100 тысяч граждан Армении. Резкое обострение ситуации в Нагорном Карабахе в апреле 2016 года также не обошлось без Турции. Давление Турции на Азербайджан в попытке добиться охлаждения его отношений с Израилем, США и Россией и заявления Анкары о возможной «поддержке азербайджанской оппозиции» спровоцировали резкую ответную реакцию Баку.

Армянская проблема и демонстративная независимость в военной стратегии и принятии политических решений несколько смягчается Анкарой в отношениях с Вашингтоном подготовкой военных кадров в Албании, Азербайджане, Грузии, Казахстане и ОАЭ, а также участием турецких войск в миссии НАТО в Ливии и миротворческих миссиях в Афганистане, Македонии, Боснии и Герцеговине. Военная база в Инджирлике и размещённые в Турции американские тактические ядерные ракеты укрепляют этот альянс.

Планы президентов Обамы и Эрдогана ограничить региональное влияние ЕС и Израиля сближают этих политиков, как и разрешение разместить на своей территории элементы системы противоракетной обороны США, направленной против Ирана и России. В то же время авантюрные действия Анкары в Сирии, угрожающие не только её военным столкновением с Россией, но и провоцирующие конфликт с Москвой НАТО, крайне отрицательно оцениваются Вашингтоном.

В рамках развития отношений с Ираном, несмотря на прямо противоположные позиции по Сирии, Турция планирует увеличить объём торговли с этой страной до $ 30 млрд сформировав общую транспортную инфраструктуру, и создать на границе зону свободной торговли. Согласно ирано-турецкому договору 2007 года Турция будет добывать газ на месторождении «Южный Парс» для собственного потребления и на продажу. По мнению ряда экспертов, Иран и Турция согласовали вопрос раздела зон ответственности в Ираке после ухода оттуда американских войск.

Эти договорённости подтверждает дипломатическая активность Турции, которая, кроме посольства в Багдаде и генконсульств в Мосуле и Басре, согласовала с иракским правительством открытие генконсульства в Эрбиле – административном центре Курдской автономии. Помимо интереса к иракской нефти и борьбы с сепаратистами Рабочей партии Курдистана, Турция лоббирует интересы туркоманов Киркука и, вложив в регион более $ 10 млрд постепенно берет под контроль экономику иракского Курдистана.

Курдский вопрос для Турции – бомба замедленного действия. В 2010-х годах Эрдоган и его правительство предприняли попытку смягчить антикурдскую политику и заключили перемирие с Рабочей партией Курдистана, но десятилетия подавления любых проявлений национальной курдской культуры, включая язык и алфавит, пользование которым в Турции запрещено, породили ответную реакцию курдов.

В 2016-м году перемирие с РПК в преддверии парламентских выборов было в одностороннем порядке нарушено Эрдоганом, боровшимся за голоса турецких националистов. За 23 года вооружённого конфликта от рук бойцов РПК в Турции погибло более 30 тысяч человек, а контртеррористические операции стоили Анкаре более $ 130 млрд. Согласно оценке турецкого генштаба, число боевиков РПК составляет 500–600 человек в Турции и до 5-ти с половиной тысяч за рубежом (до 3-х с половиной тысяч в Ираке). Операции против них в 11-ти вилайетах Турции ведёт 60-тысячная армейская группировка и 70 тысяч членов местных полувоенных формирований.

В Ирак из-за РПК в 1982–1999 годах Турция вводила войска 24 раза. В феврале 2010 года эта практика была возобновлена: 10 тысяч турецких солдат при поддержке авиации провели в Ираке операцию, призванную уничтожить инфраструктуру РПК. В то же время турецкие военные, несмотря на союз Эрдогана с лидером иракского Курдистана Барзани, не смогли добиться решающей победы над боевиками РПК, а разрыв перемирия с этой организацией привёл к активизации в 2016-м году курдской антиправительственной деятельности в Турции, включая подрывы стратегических газо– и нефтепроводов. Непоследовательная и половинчатая политика руководства страны, позволившего легализовать курдские партии и открыть вещающий на курдском языке телеканал, критикуется кемалистской оппозицией, использующей в противостоянии с ПСР профсоюзы и студенческие объединения.

В арабском мире Турция до недавнего времени претендовала на роль универсального посредника. После войны в Персидском заливе, в ходе которой Кувейт был освобожден от иракской оккупации, финансовую помощь Анкаре, компенсируя её участие в войне, оказали Саудовская Аравия, ОАЭ и Кувейт. Премьер-министр Эрдоган в ходе визита в КСА получил одну из наиболее престижных арабских наград – Международную премию имени короля Фейсала «За служение исламу».

В то же время отношения Анкары с Каиром после свержения египетскими военными правительства «Братьев-мусульман» чрезвычайно плохи, а Бейрут и Багдад на фоне гражданской войны в Сирии дистанцировались от Анкары. Из значимых арабских стран с Турцией поддерживают прочные отношения КСА и Катар – союзники по борьбе с правительством Асада в Сирии. При этом отношения Анкары и Дохи позволяют говорить о возникновении в регионе военно-политической катарско-турецкой оси.

Ультиматумы в отношении ЕС по проблеме председательства в этом альянсе Кипра и в отношении самого Кипра в связи с началом бурения на его газоносном шельфе позволяют предположить, что политическое и военное давление Турции на Израиль служит прикрытием для разворачивания системы турецкой гегемонии в Восточном Средиземноморье. В то же время это привело к возникновению греко-кипрско-израильского альянса, в том числе в вопросах разработки шельфовых углеводородов трёх этих стран.

С учётом тесных отношений Израиля с Азербайджаном, постсоветскими республиками Центральной Азии и государствами Балкан, а также его связей с ЕС и особых отношений с Германией, политика Анкары по этому направлению имеет все шансы укрепить антитурецкий альянс в регионе, пользующийся определённой поддержкой не только Европы, но и США, и, как это ни парадоксально, России.

Один из наиболее важных инструментов турецкого влияния на Сирию и Ирак – вода. Отсутствие признанного международно-правового статуса Тигра и Евфрата позволяет Турции утверждать, что эти реки не международные, а трансграничные потоки, и она свободна в строительстве гидроузлов на их истоках, учитывая интересы стран, лежащих ниже по течению, «насколько возможно».

Нормализуя отношения с Сирией, Турция объявила о начале строительства в 2010-м году на реке Аси, на турецко-сирийской границе, «Плотины дружбы», однако уже через год сирийско-турецкие отношения были торпедированы поддержкой Анкарой вооружённой антиправительственной оппозиции. Попытки Турции превратить север Сирии и Ирака, включая города Алеппо и Мосул, в зону своего непосредственного влияния встречают жёсткое сопротивление Дамаска и Багдада.

Исламизация Турции и её интеграция в мусульманский мир имеют свою цену. Ветераны войн в Афганистане, Боснии и Чечне образовали в этой стране исламистское террористическое подполье, пользующееся симпатиями президента Эрдогана, наиболее известной частью которого является созданный в 1984-м году «Фронт исламских завоевателей Великого Востока». Радикальный Фонд гуманитарной помощи (ФГП), с 1992 года действующий в 120 странах мира как консультант Экономического и социального совета ООН, член Объединения неправительственных организаций исламского мира и Гуманитарного форума Организации исламская конференция, был открыто поддержан турецким руководством в ходе организации антиизраильской «Флотилии свободы».

Попытка ФГП «прорвать блокаду Газы» позволила руководству Турции начать процесс охлаждения отношений с Израилем, но вызвала критику влиятельного турецкого религиозного деятеля Фетуллы Гюлена, число последователей которого в 100 странах мира превышает 6 миллионов человек. Раскол между исламскими радикалами, на защиту которых встало руководство Турции, и умеренными исламистами движения «Нурджулар», возглавляемого Гюленом, был опасен для правящей ПСР, поскольку за Гюленом стоит «исламистский капитал» Турции, контролирующий не менее трети экономики страны. Однако Эрдогану удалось подавить оппозицию в рядах правящей элиты, организованную Гюленом, арестовав и уволив с государственной службы десятки тысяч чиновников, являвшихся членами гюленовского «джамаата» – в том числе в силовом блоке и правоохранительных структурах.

Назад Дальше