Единственной страной Аравийского полуострова, в которой проблема меньшинств в 2010-х годах была неактуальной, является Султанат Оман, в 80-е годы погасивший конфликт в Дофаре, поддерживавшийся Южным Йеменом, СССР и КНР. В то же время соседство с охваченным гражданской войной Йеменом, почтенный возраст бездетного султана Кабуса и обозначившиеся в преддверии надвигающейся смены правителя страны проблемы престолонаследования могут спровоцировать нестабильность на территории этой страны. Благо ибадитский ислам, которого придерживается правящая в Омане элита, чужд всем его соседям (ибадитский Маскат скорее может опираться на шиитский Тегеран, чем на салафитов Эр-Рияда).
Главная и, похоже, вечная проблема Израиля – отношения с палестинцами контролируемых им территорий Иудеи и Самарии и нелояльной к государству частью арабов-мусульман, являющихся его собственными гражданами. Вражда этноконфессиональных групп в соседнем Ливане, на ситуацию в котором в разной степени влияют США, Франция, Саудовская Аравия, Сирия и Иран, остро проявляется в конфликте с живущими на территории этой страны в лагерях беженцев палестинцами коренного населения и противостоянии суннитов, друзов, христиан и шиитов.
Сирия, подавив в 80-е годы выступления исламистов, смогла на определённый период взять под контроль центрального правительства курдов, палестинских и иракских беженцев, но внутренние противоречия взорвали эту страну. Российские ВКС помогли правительству Асада удержаться у власти и на момент написания настоящей книги армия Сирии успешно ведёт наступление на позиции поддерживаемых Турцией, Саудовской Аравией и Катаром джихадистов, но единственное разумное решение, призванное добиться стабилизации – федерализация страны, так и не было принято. Причём её отвергли и правительство, и оппозиция. За выступили меньшинства, в первую очередь курды. Против – арабы.
Основные проблемы Ирака – противостояние арабов и курдов, создавших на севере страны квазигосударство, а также суннитов и шиитов. Туркоманы, палестинцы, христиане всех толков, йезиды и другие национальные и конфессиональные меньшинства в постсаддамовском «демократическом» Ираке дискриминируются, являются объектом преследований (христиане и йезиды – геноцида) и эмигрируют из страны. Миллионы беженцев и перемещённых лиц, конфликты между суннитскими племенами и «Аль-Каидой», доминирование в суннитских районах «Исламского государства», споры между шиитскими шейхами и группами шиитов, ориентирующихся на Иран, отягощают ситуацию.
Проблемы этой страны осложнятся после окончательного ухода из страны воинского контингента США (рудиментарное присутствие которого на момент написания автором этих строк сохраняется) и неизбежного последующего раздела Ирака на зоны влияния Ирана, Турции и арабских монархий Залива. Ключевой вопрос сохранения страны: присутствие во властных структурах Ирака суннитов и нормализация их отношений с курдами и шиитами не имеет видимого решения. Именно агрессивное доминирование шиитов породило в некогда светском Ираке проблему ИГ, и одними силовыми методами решить её не удастся. Возможные варианты: увековечение раскола страны или геноцид миллионов иракцев не устраивают никого из внешних наблюдателей, однако приемлемого и реалистичного выхода из ситуации нет. Разве что в Ираке появится диктатор, сравнимый с Саддамом Хусейном…
Для правящего режима Хашимитской Иордании, опирающегося на бедуинские кланы, черкесов и чеченцев, проблемной частью населения являются палестинцы, составляющие большинство населения страны. Наличие на её территории в добавление к палестинским беженцам миллионов беженцев из Ирака и Сирии в условиях скудных природных и финансовых ресурсов Аммана подрывает стабильность и угрожает династии потерей власти. Водный кризис в Иордании нарастает, исламисты в лагерях беженцев вербуют сторонников и местное население всё это раздражает до крайности – при том, что Амман вынужден балансировать между Вашингтоном и Лондоном, Эр-Риядом и Иерусалимом.
Турция на протяжении десятилетий подавляет на своей территории курдский национализм, грозящий самому существованию страны, в которой, помимо курдов, живут этнические меньшинства, насчитывающие миллионы человек. Отказ в признании ираноязычных курдов отдельным народом, язык, алфавит, обычаи и национальные праздники которого отличаются от принятых у тюркоязычных турок, сочетается с непоследовательными попытками руководства ПСР продемонстрировать готовность смягчения политики в отношении курдов и других национальных меньшинств страны.
Война с Рабочей партией Курдистана, военно-террористическая деятельность которой вкупе с контртеррористическими акциями турецкой армии унесли более 45-ти тысяч жизней, ведётся не только на территории Турции, но в и Иракском, а также Сирийском Курдистане. Перемирие между официальной Анкарой и РПК, заключённое в 2000-х годах, имело все шансы перерасти в долгосрочный мир, но в 2016-м году оно было разорвано президентом Эрдоганом и восстановление турецко-курдских отношений до его ухода из политики вряд ли возможно. При этом турецкая внешняя политика отягощена кипрской проблемой: обострение в 70-х годах на этом острове противостояния греков с турецким меньшинством населения привело к оккупации Северного Кипра турецкой армией, которая до сих пор контролирует его территорию.
Решение проблем конфессиональных меньшинств Ирана включало законодательную регуляцию жизни и общественно-политической деятельности живущих в Исламской Республике евреев, парсов и христиан, игнорирование суннитов и подавление признаваемого многими религиозными авторитетами Кума язычниками бахаистов и йезидов. По-разному – в зависимости от провинций, которые населяли те или иные меньшинства и текущей внутриполитической ситуации, решались в ИРИ проблемы сосуществования персов с арабами Хузестана, тюркоязычными азербайджанцами и туркменами, курдами, лурами, белуджами и представителями других ираноязычных групп.
Выступления жителей национальных окраин Ирана, спровоцированные исламской революцией 1979 года, войной с Ираком и памятью о просоветских Гилянской республике 20-х и Мехабадской 40-х годов, были жёстко подавлены силовым путём. Азербайджанцы – наиболее крупное и влиятельное иранское меньшинство – были инкорпорированы во властные структуры страны, включая высший уровень. Прочие этнические группы получили представительство в местных органах власти – без оформления каких бы то ни было культурных или территориальных автономий.
Периодические антиправительственные выступления племён на неспокойной восточной, афгано-пакистанской границе, контроль над которой Тегеран при шахском режиме установил только в конце 60-х – начале 70-х годов, подавляются Корпусом стражей исламской революции. В первую очередь это касается племён и кланов, контролирующих каналы доставки наркотиков из Афганистана, и террористов-белуджей из радикальной суннитской организации «Джондалла» (иногда называемой в специальной литературе «Джундалла» или «Джандалла»), финансируемой Саудовской Аравией.
Проблема религиозных и национальных меньшинств Афганистана – проблема войны «всех против всех». Благо сколь бы то ни было значимые меньшинства в этой стране испокон веков контролировали территорию своего проживания, при более чем скромной роли центральной власти – будь то власть королевская или все последовательно сменявшие её режимы, правившие в Кабуле. Баланс, существовавший в Афганистане до конца 70-х годов прошлого века, в рамках которого государствообразующую роль в стране играли пуштуны, и в первую очередь сменяющие друг друга в правящей династии племена дуррани и гильзаев, необратимо разрушился за 35 лет войны.
Талибы, «афганские арабы» и представители других иностранных исламистских групп, входящих в «Аль-Каиду» или действующих самостоятельно; шейхи и муллы, сориентированные на Пакистан или Иран; племена, поддерживающие отношения с США и их партнёрами по НАТО или борющиеся с ними, составляют сложнейшую мозаику, объединяемую единственным фактором: производством и экспортом наркотиков. Афганистан фактически целиком состоит из меньшинств, и все его проблемы – это проблемы меньшинств, их отношений между собой и с соседними странами (как правило, крайне напряжённых).
Так, Афганистан оказывает разрушительное воздействие на Пакистан, граница с которым не существует ни де-факто, ни де-юре, поскольку срок действия соглашения, согласно которому «линия Дюранда» в 1893-м году отделила Британскую Индию от Афганистана, истёк в 90-х годах ХХ-го века. Традиционные для Исламабада проблемы сепаратизма в Синде и Белуджистане, противостояния с Индией из-за Кашмира, миллионов беженцев и перемещённых лиц из Афганистана, терактов, организуемых радикальными исламистами против шиитов, христиан и других религиозных общин, противостояния армейского руководства с юридическим истеблишментом и оппозиционными партиями, в последние годы обострились.
Военные действия против исламистов в Северо-Западной Пограничной Провинции Пакистана, на «территории племён», не только стали причиной появления миллионов новых беженцев и перемещённых лиц в Пакистане, но и перенесли террористическую активность в его внутренние районы, включая крупнейшие города. Основные военные и, что гораздо серьёзнее, ядерные объекты этой страны оказались в зоне нестабильности, что при слабых, коррумпированных и охваченных внутренней борьбой гражданских правительствах, сменивших военный режим Первеза Мушаррафа, особенно опасно.
Каждая из перечисленных выше стран имеет присущие только ей особенности, но общие закономерности, присущие всему региону БСВ, хорошо заметны. Одна из них – зависимость энергетических проектов от решения проблем меньшинств. Сепаратизм белуджей представляет опасность для проекта ирано-пакистанского газопровода – не говоря уже о газопроводе ТАПИ. Террористическая деятельность курдов срывает поставки в Турцию газа и нефти из Ирана и Ирака. Стратегический характер этих проектов для Турции, ИРИ и Пакистана хорошо объясняет, почему Анкара, Тегеран и Исламабад проявляют такое упорство в силовом замирении этих территорий.
Другая закономерность – проблема племён, значимая не только для Африки, но и для стран региона. Традиционно игнорируемый политкорректным Западом трайбализм имеет важнейшее значение для понимания идущих в регионе процессов, включая происходящее в арабском мире, зоне АфПака и сопредельном Иране. Глобализация, обеспечив доступ к новейшему вооружению и средствам связи традиционных социумов, помимо прочего превратила проблему ближневосточных меньшинств в проблему негосударственных вооружённых формирований повышенной боеспособности.
Предоставив в 80-е годы афганским моджахедам спецсредства для борьбы с СССР и обучив их современным методам ведения боя, Запад открыл ящик Пандоры, заложив фундамент не только современного международного терроризма, но и проблем войны с террором. В ходе этой войны племя на равных противостоит подразделению коммандос, деревня в горах или пустынном оазисе превращается в укреплённый район с эшелонированной, в том числе подземной, обороной, а пиратский «москитный флот» парализует океанские коммуникации, успешно противостоя современным ВМФ – что продемонстрировали далеко не одни только сомалийские пираты.
Столкновения с противником такого рода американской армии и её партнёров по коалиции в Ираке и Афганистане, израильского ЦАХАЛа в Южном Ливане и секторе Газа, международной военно-морской группировки в западной части акватории Индийского океана выявили необходимость серьёзной корректировки стратегии и тактики ведения военных действий. Главным условием победы государства в войне такого рода является изоляция противника и лишение его поддержки извне. Партизанские группировки не могут противостоять регулярной армии на протяжении длительного времени, не получая оружия и боеприпасов. Главным условием их выживания является поддержка со стороны какой-либо страны, способной организовать снабжение и обучение их личного состава на уровне, сопоставимом с армией, против которой они воюют.
В противостоянии с Израилем государством, организующим против него «войны по доверенности», которые ведут ХАМАС и «Хизбалла», является Иран. Другим примером успешной операции такого рода можно считать войну на саудовской территории йеменских хоуситов. В Сирии, как упомянуто выше, джихадистские формирования, воюющие против правительственных войск, поддерживают Турция, Саудовская Аравия и Катар – при доминировании в снабжении и поддержке террористических группировок турок.
В 80-е годы советский контингент в Афганистане воевал с противником, которого поддерживал весь исламский мир, Запад и Китай. Сегодняшних талибов не поддерживает ни одна «великая держава», и главные проблемы, с которыми сталкивалась западная коалиция в Афганистане, – определение целей и методов ведения войны. Последняя не может вестись как «гуманитарная операция», не выигрывается без жертв, в том числе среди гражданского населения, и не имеет шансов на успех, когда ресурсы, сроки действий и полномочия командования действующей армии изначально ограниченны – с чем столкнулся оккупировавший Афганистан межнациональный западный воинский контингент.
При этом, как показывает опыт Израиля, альянс антиглобалистов, активистов пацифистских движений, политиков левого толка и исламистов успешно противостоит попыткам подавления террористических движений в международных организациях и на дипломатической арене и способен проводить эффективные операции, примером которой является «Флотилия свободы». Успешно вести военные действия с иррегулярным противником можно, только действуя с достаточной мерой жёсткости на протяжении всего периода времени, который нужен для его полного разгрома, игнорируя любые попытки прервать военную операцию «во имя соблюдения прав человека».
Именно это сделало военно-политическое руководство Шри-Ланки, разгромив «Тигров Тамил-Илана» в кровопролитной, непрерывной и сравнительно короткой кампании, подчинённой единственно принципу военной целесообразности, после десятилетий безуспешного противостояния по правилам «мирового сообщества». Так же действовал и действует и Китай в борьбе с сепаратизмом в Синьцзян-Уйгурском автономном районе и Тибете. Что не прибавляет КНР симпатий правозащитников, но позволяет ценой сравнительно малой крови избегать масштабных потрясений с куда большими человеческими жертвами.
Ещё одна составляющая успеха в решении проблемы меньшинств – физическое присутствие государства на спорной территории, полный контроль над действующей там системой образования и СМИ на протяжении длительного времени и формирование лояльной «центру» национальной и конфессиональной элиты. Именно это сделала Москва в Чечне, Тегеран в иранском Азербайджане и не сделал Иерусалим на палестинских территориях. Попытка дистанцироваться от непосредственного участия в решении проблемы, передоверив упомянутые функции «мировому сообществу», «коспонсорам» или «международным организациям», всегда и везде выводит конфликт на новый уровень и увековечивает его. Тем более что задачей «миротворцев», как правило, является не разрешение конфликта, а сам процесс – как в палестино-израильском или западносахарском случаях.
Последним фактором, который нужно упомянуть в контексте решения или попыток решения проблем меньшинств, учитывая то, что способные самостоятельно решать эту задачу торговые меньшинства регион большей частью давно покинули, является экономика. Вопрос не в том, чтобы проблема была «завалена деньгами», как это принято в современной западной или российской практике. Эти средства в конечном счёте не будут инвестированы в реальный сектор, но неизбежно приватизированы верхушкой приближённых к «центру» местных правящих кланов. В лучшем случае они будут украдены или пойдут на организацию наркоторговли, в худшем будут израсходованы сепаратистами на террористическую и военно-диверсионную деятельность.
Пример Афганистана, Ирака, палестинцев, а также ряда других народов, стран и территорий однозначен. Организация эффективной системы управления и прозрачной экономики, способной вывести депрессивные регионы проживания меньшинств современного БСВ на самофинансирование, – реальная задача в случае проведения в жизнь долгосрочной стратегии. К сожалению, эффективную стратегию такого рода в регионе в настоящее время демонстрирует на собственных окраинах лишь Китай. С другой стороны, Пекин и в реконструкции всей экономики КНР при сохранении политической стабильности и управляемости страны является явным исключением из мировой практики. Отчего китайская государственность и существует не одну тысячу лет…
Информация к размышлению
Неисламские регионалы
Особняком в регионе стоят ближневосточные «чужаки» – Израиль и Кипр. Членство в ЕС и особые отношения с Россией укрепляют положение Кипра, а длящаяся с 1974 года турецкая оккупация Северного Кипра ослабляет. Однако эскалация кипрского конфликта маловероятна. Диалог между общинами турок и греков-киприотов даёт основания для осторожного оптимизма, хотя ожидать объединения острова в скорой перспективе не приходится. Во всяком случае, все усилия ООН по проведению референдума по объединению Кипра в преддверии вступления его греческого юга в ЕС провалились из-за позиции греческого населения острова.
Южный, греческий Кипр является для Ливана, Сирии и Израиля нейтральной территорией, на которой контактируют представители различных политических сил, в том числе воюющих друг с другом партий и кланов. Обнаружение на кипрском шельфе месторождений природного газа и охлаждение отношений Израиля с Турцией привели к сближению Никосии с Иерусалимом. Итогом этого стали контакты руководства двух стран и запрет, наложенный руководством Республики Кипр, на попытки использования её территории антиглобалистами и исламистами для подготовки «флотилий свободы», пытающихся организовать бесконтрольную доставку грузов в сектор Газа.