Именно меньшинства организовывали торговлю и сбор налогов. Служили в администрации и выступали посредниками в отношениях с метрополиями. Из них набирались элитные гвардейские части, охранявшие правителя и столицу. Они контролировали границы – особенно замирённые кочевые племена, которые как нельзя лучше подходили для сражений со своими собратьями, находившимися по ту сторону лимеса, – как у римлян. Вероисповедание, национальные обычаи и внутренняя система управления меньшинств для старых империй значения не имели. ХХ-й век обрушил всё это – вместе с самими империями.
Возникновение на их руинах национальных государств изменило статус этнических меньшинств. Теократизация этих государств стала началом конца меньшинств религиозных. Демократизация политической жизни – сначала светская, а затем исламская, означала переход институтов управления под исключительный контроль большинства и распространение образования в широких кругах населения – за счёт вытеснения и уничтожения прежних элит, в первую очередь представителей меньшинств. Прогресс? Кому как. Это как с Германией. Кому Гитлер – великий национальный лидер. Экономику исправил, военные победы неоспоримы, подъём нации… Только евреям с цыганами от этого было мало пользы. На растопку они пошли в Третьем рейхе – в полном соответствии с идеями фюрера немецкой нации.
Впрочем, вернёмся к нашему региону. Историческое ядро Оттоманской Порты прошло через описанный выше процесс одновременно с Австро-Венгрией, в первой половине ХХ-го века. Остальной регион – во второй половине того же столетия. Причём представители национальных и религиозных меньшинств играли серьёзную роль во всех революционных и реформаторских движениях БСВ. Так уж сложилось – бабочки всегда летят на огонь. И всегда в этом огне сгорают. Что странного в том, что победа этих движений, как и в Европе, обозначила для подавляющего большинства создававших их людей отнюдь не новые горизонты, а крах мира, в котором их безопасное существование было возможным…
Переход власти на территории БСВ под контроль военных хунт и авторитарных режимов на протяжении всего ХХ-го столетия сопровождался конфискациями и национализациями, этническими и религиозными погромами и чистками, следствием которых было уничтожение и исход меньшинств – кому повезло из этого «нового мира» вовремя убежать, если было куда бежать. Механизм исхода был разным, зависел от особенностей жизни той или иной группы населения в отдельно взятой конкретной стране, её отношений с внешним миром и готовности этого мира вмешаться в происходящее, когда начиналась резня (резня начиналась всегда, хотя вмешиваться цивилизованные страны нигде и никогда не спешили), но общие закономерности везде были одними и теми же.
Итальянцы, французы, англичане, немцы и другие представители европейских держав, жившие на Ближнем Востоке, вернулись в Европу или эмигрировали за пределы региона – в основном в Северную или Латинскую Америку. Турецкие армяне были уничтожены или бежали, частью в Иран и арабские провинции Порты, ставшие независимыми государствами. Греки были выселены за пределы Турции, а понтийские – причерноморские греки разделили судьбу армян. Евреи почти полностью эмигрировали из всех без исключения стран региона в Европу, Северную и Южную Америку и Израиль.
Эмиграция стала лучшим, а иногда единственно возможным выходом для парсов, бахаистов, ахмадийя, сабиев и других малых групп. Не стали исключением и христиане, число которых с 25–30 % населения региона в начале ХХ-го века к концу его сократилось до 10 % в Египте и значительно меньших долей в таких странах и регионах, бывших колыбелью восточного христианства, как Ирак, Ливан и Палестина. В начале 2016-го положение христиан на Ближнем Востоке стало настолько трагичным, что было охарактеризовано руководством Соединённых Штатов и чиновниками ООН как геноцид. Кому из них это помогло…
По завершении описываемого процесса регион потерял миллионы человек, включая значительную часть интеллектуальной и предпринимательской элиты. В конечном счёте помимо Израиля и Кипра сравнительно безопасными для меньшинств в регионе остались авторитарные Сирия и Ирак (до свержения режима Саддама Хусейна и начала в Сирии гражданской войны), традиционно открытые для иностранцев малые монархии Персидского залива, а также Иран, по завершении там активной фазы исламской революции. Причём процессы эти были характерны далеко не только для Ближнего Востока.
В описываемый период европейцы, китайцы, индусы, персы и арабы вынуждены были бежать из колоний, на протяжении столетий бывших их домом. Европейцы и китайцы покидали французские колонии в Индокитае. Европейцы – британские колонии в Индии. Те же европейцы, арабы, индусы и китайцы – британские в Юго-Восточной Азии и Тропической Африке, а также голландские в Индонезии. Некоторые из них остались в получивших независимость колониях и доминионах – их судьба оказалась печальной. Во всяком случае, белые фермеры в Зимбабве испытали это на себе в полной мере, став примером всему миру.
При этом сама проблема ближневосточных меньшинств никуда не делась после того, как часть их исчезла или сократилась до минимальных размеров. В новых условиях меньшинствами оказались насчитывающие десятки миллионов человек берберы и курды, борьба которых за национальную автономию привела к взрыву сепаратизма, поставив под угрозу существование таких государств, как Алжир, Турция и Ирак. И если в те дни, когда дописывалась эта книга, курды, отвоевавшие себе фактическую независимость в Ираке, отвоёвывали её в Сирии, их соотечественники, живущие в Турции, продолжали жить на правах париев.
Одним из ключевых факторов, формирующих политическую повестку региона, к концу ХХ-го века стало противостояние шиитов и суннитов. Притеснение шиитов в суннитских регионах и суннитов в шиитских, в первую очередь в Иране, – характерная особенность БСВ. Проблема шиито-суннитского противостояния отличается от страны к стране и от общины к общине. Позиции исмаилитов и представителей суфийских орденов также не слишком устойчивы на большей части БСВ. Положение друзов Ливана и Сирии, ибадитов Омана и зейдитов Йемена сравнительно стабильно. Сирийские алавиты, несмотря на войну, пока правят – если не всей страной, то хотя бы прибрежными провинциями. Точно так же суннитская династия Бахрейна управляет при поддержке Саудовской Аравии шиитским большинством.
Ослабление с конца 70-х годов прошлого века традиционных монархий и авторитарных военизированных ближневосточных режимов, опиравшихся на национализм в сочетании с апелляцией к местным традициям (включая религиозные ордена, племенные и клановые связи) либо исламу или социализму (вариант – этатизму), открыло дорогу к власти радикалам-исламистам, обострив противостояние государства с меньшинствами до крайности. Причём для арабских династий Залива политический ислам оказался едва ли не более опасным врагом, чем шиитский Иран.
Исламская революция и политический ислам, сменившие в начале ХХI-го века социалистическую революцию и социалистическую систему в борьбе за насильственное переустройство мира, реализовались в рамках 2-х проектов: шиитского и суннитского. Олицетворением первого стала исламская революция в Иране и его противостояние с Израилем, Западом, суннитскими радикалами, монархиями и светскими автократиями арабского мира: Ираком, Египтом, Саудовской Аравией и ОАЭ, начавшееся в 80-х годах ХХ-го века и не затихшее 35 лет спустя.
Инструментами этого противостояния с иранской стороны стали палестинский ХАМАС (до обострения ситуации в Сирии, когда он предал Асада и потерял иранскую поддержку), ливанская «Хизбалла» и йеменские хоуситы. Символом и оружием второго проекта, суннитского, стала «Аль-Каида», а также её союзники и клоны: афганские и пенджабские талибы, «Хизб-ут-Тахрир» и «Джамаат Ислами», сомалийские «Аш-Шабаб» и «Ахль Сунна валь-Джамаа», «Аль-Каида в странах исламского Магриба» и «Аль-Каида на Аравийском полуострове», египетские «Братья-мусульмане», пакистанская «Лашкар и-Тойба» и другие.
В теории этот «зелёный интернационал» организован для борьбы с тем же Израилем и ради построения всемирного Халифата. На практике он воюет с Западом, правительствами исламских стран, шиитами, немусульманскими общинами стран исламского мира и государствами, «угнетающими мусульман», включая Китай, Индию и Россию. Причём в Сирии в 2010-х годах в полной мере обозначились его основные спонсоры: Катар, Саудовская Аравия и Турция, пытающиеся построить – кто новый Халифат, кто новую Оттоманскую Порту.
Шиитский проект исламской революции был реализован в рамках централизованной государственной политики. Суннитский до самого последнего времени осуществляло сообщество, не имеющих единого центра, автономных организаций и групп. Впрочем, эволюция турецкой Партии справедливости и развития даёт все основания говорить о поддержке со стороны ПСР суннитского исламского проекта. В рамках окончательного расставания Турции с кемализмом и её присоединения к миру исламской политики эта страна, конкурируя с Саудовской Аравией и Катаром, имеет все шансы занять положение противовеса Ирана – традиционное для неё на протяжении последних 5-ти веков.
Шиитский проект исламской революции был реализован в рамках централизованной государственной политики. Суннитский до самого последнего времени осуществляло сообщество, не имеющих единого центра, автономных организаций и групп. Впрочем, эволюция турецкой Партии справедливости и развития даёт все основания говорить о поддержке со стороны ПСР суннитского исламского проекта. В рамках окончательного расставания Турции с кемализмом и её присоединения к миру исламской политики эта страна, конкурируя с Саудовской Аравией и Катаром, имеет все шансы занять положение противовеса Ирана – традиционное для неё на протяжении последних 5-ти веков.
Даже поверхностное описание конфликтного потенциала БСВ, связанного с проблемой меньшинств, оставляет мало сомнений в том, что она имеет для региона такое же значение, как межгосударственные конфликты, отношения с бывшими метрополиями, демографический, социальный и экологический кризисы, являясь их неотъемлемой частью, а иногда – первопричиной и основой.
Границы империй разделяли курдов и берберов, загава и беджа, пуштунов и белуджей, азербайджанцев и армян, но это было объяснимо и ощущалось не столь болезненно: существование в имперской модели имело свои преимущества для всех. Национальные государства, которые одни народы получили, другим они были только обещаны, а третьи не имели никаких шансов на реализацию своих амбиций и подверглись дискриминации, поставили новые вопросы.
Курды, армяне и греки не получили границ государств, гарантированных им в 1920-м году согласно Севрскому договору, но Армения и Греция всё-таки на карте существовали – пусть в урезанных пределах, а вот Курдистан, разделённый между Ираном, Ираком, Сирией и Турцией, так и не возник. Мехабадская республика 1945–1947 годов была разгромлена, а соглашение об автономии курдов в составе Ирака 1970 года не выполнено Багдадом. И только в наши дни, почти через век после окончания Первой мировой войны контуры иракского Курдистана возникли, а сирийского возникают на политической карте Ближнего Востока.
Вошедшие в состав Пакистана белуджи оказались на вторых ролях в стране, правящую элиту которой составляли выходцы из Пенджаба, Синда и беженцы из Индии – мухаджиры. Афганских белуджей оттеснили от власти пуштуны и таджики, в Иране они не могли конкурировать с персами и азербайджанцами. И это только один пример из истории многомиллионных народов БСВ, разделённых государственными границами… В Северной Африке берберы Марокко сохранили то привилегированное положение, которое они занимали при французах, но берберы алжирские, несмотря на их активное участие в борьбе за независимость, были оттеснены от власти и вынуждены бороться против арабизации, за сохранение своей национальной идентичности.
Некоторые из представителей этих народов смогли эмигрировать. Курды – в Германию (вместе с турками), белуджи в Великобританию и Оман (привилегии подданных государств, вошедших в Содружество наций, никто не отменял), берберы во Францию, где в настоящий момент находится основной центр культурной жизни этого народа. Однако, огромному большинству народов БСВ, в отличие от живших там европейцев и представителей торговых меньшинств региона, уезжать было просто некуда.
Как следствие, проблема Западной Сахары и войны с партизанами-«сахрави» Фронта ПОЛИСАРИО (или Полисарио – встречается в литературе и такое написание), действующими с территории Алжира, главная проблема современного Марокко. Причём в 2016-м году она вызвала острый кризис в отношениях между Марокко и ООН, ставший следствием неосторожного высказывания Генерального секретаря этой организации Пан Ги Муна, нарушившего её нейтралитет в отношении западносахарского конфликта.
Борьба алжирских берберов, поддерживаемых Францией и в скрытой форме тем же королевством Марокко против арабизации, осложняющая противостояние алжирской армии с исламистами в длящейся третье десятилетие вялотекущей гражданской войне – одна из главных проблем Алжира. И с учётом надвигающейся смены поколений правителей этой страны – не самая маленькая.
Восстание туарегов – «Вторая туарегская война», которая, как и столкновения племен в Судане и Чаде, была срежиссирована Ливией, и «талибанизация» Сахеля ставят под вопрос стабильность внутренних районов всей бывшей Французской Северной Африки. Разгром Ливии и убийство Муаммара Каддафи развязали руки всем, кого подкармливал лидер ливийской революции, поддерживая баланс сдержек и противовесов в свою пользу. Закончилось это войной наркоторговых кланов, сепаратистов и джихадистов за власть и влияние в Мали, Чаде, Нигере, Нигерии, Камеруне и других африканских государствах – при полном бессилии мирового сообщества, включая Францию и Соединённые Штаты.
Конфликт «белых» и «чёрных мавров», проявлением которого является рабство, формально запрещённое ещё в 1980 году, и борьба мавров и «африканцев» за правобережье реки Сенегал дестабилизируют Мавританию, занимающую стратегическую часть североафриканского атлантического побережья. Периодическая смена власти в этой стране в результате частых военных переворотов не прибавляет ей стабильности и, судя по всему, последнего слова в росте конфликтного потенциала Сахары и Сахеля эта страна ещё не сказала. По крайней мере её военно-политическое руководство известно своими нестандартными решениями, от установления дипломатических отношений с Израилем в пику арабскому миру до их внезапного разрыва в пользу Ирана.
Успех террористических атак исламских радикалов на еврейские общины Марокко, Туниса и Турции демонстрировал бессилие властей этих стран в борьбе с местными «аль-каидистами» даже до начала «Арабской весны» и войны в Сирии, в ходе которой Турция стала основным транзитным маршрутом джихадистов со всего мира в Сирию и Ирак. Египет не может защитить от местных исламистов последнюю крупную христианскую общину БСВ – коптов, с трудом справляется с недовольством нубийцев и беджа, осложняемым пограничным спором с Суданом вокруг треугольника Халаиб, и не контролирует Синай, бедуины которого противостоят египетской армии при открытой поддержке Катара, Турции и палестинского движения ХАМАС, контролирующего Газу.
В Судане наступление Сахары, спровоцировавшее войну племён в Дарфуре, увеличило угрозу продолжения распада страны вслед за референдумом 2011 года, увековечившим противостояние исламского севера с христианским и анимистским югом, урегулировать которое безрезультатно пытались США, Франция, Россия, Китай, Катар, Египет, Ливия, Африканский союз и ООН. Отделившийся от Судана по результатам упомянутого референдума нефтедобывающий Южный Судан, вопреки всем благостным прогнозам политиков и чиновников ООН, вместо мира и процветания, основанного на природных ресурсах, скатился в кровопролитную трайбалистскую гражданскую войну.
Этноконфессиональное соперничество в Эритрее превратилось в норму её существования. Однако оно меркнет на фоне войны «всех против всех» в переставшем существовать в качестве единого государства Сомали. Непосредственными участниками конфликтов на Африканском Роге являются Эфиопия, Кения, Саудовская Аравия, Катар и террористический «зелёный интернационал», при активной закулисной деятельности Ирана. В итоге сомалийские проблемы распространяются на прилегающие территории Кении и Эфиопии, а миллионы сомалийских беженцев терроризируют кенийские города и отягощают положение охваченного гражданской войной Йемена.
Соперничество Ирана и Саудовской Аравии за влияние в Йемене спровоцировало конфликт с КСА зейдитских племён Северного Йемена, справиться с которыми правительство Саны оказалось так же неспособно, как и с сепаратистами Южного Йемена. Интервенция возглавляемой Саудовской Аравией коалиции аравийских монархий и их «группы поддержки» в лице контингентов АРЕ и Марокко, а также наёмников, в начале 2016 года захлебнулась, однако попытки закончить эту войну, достигнув компромисса с хоуситами, были в марте того же года сорваны саудовскими «ястребами» во главе с сыном короля Мухаммедом бин-Сальманом. Чем закончится йеменская авантюра для саудовского королевства, существование которого она ставит под угрозу – большой вопрос.
В Саудовской Аравии, атакуемой изнутри «членами заблудшей секты», в роли которой в 2015–2016 годах выступала не подконтрольная её Управлению внешней разведки «Аль-Каида», а куда более опасное «Исламское государство», под вопросом лояльность шиитов Восточной провинции, исмаилитов Наджрана и зейдитов Ассира. Поддерживаемое Ираном соперничество шиитов и суннитов в монархиях Персидского залива осложняется демографическим дисбалансом между их гражданами и выходцами из стран арабского мира, Южной и Юго-Восточной Азии, составляющими в ОАЭ, Кувейте и Катаре абсолютное большинство населения.