Так как оба моих окна выходят на тюрьму и со двора их увидеть невозможно, я не стала себя утруждать и таиться, включила свет и с удобствами устроилась в кресле, почитала, потом проверила замок, с сомнением минут пять разглядывала дверь, которая не показалась мне теперь особенно надежной, и, вздохнув, отправилась спать.
Звонок телефона поднял меня в семь утра. Какой идиот мог объявиться в такую рань, в ум не шло. Должно быть, спросонья я дала маху, не включила автоответчик, а сняла трубку. Разговаривать со мной не пожелали, зато ровно через пять минут раздался звонок в дверь. Я неторопливо оделась, прошла в ванную, чтобы привести себя в порядок, а звонок продолжал настойчиво трещать.
— Сейчас, сейчас, — утешила я настырного посетителя, выпила чашку кофе и только после этого открыла.
На пороге стояла вчерашняя парочка. Лично я их появлению не удивилась, а вот они, как по команде, вытаращили глаза.
— Это вы? — спросил худосочный и немного похватал ртом воздух, тем самым демонстрируя возмущение.
— Конечно, — пожала я плечами.
— Я же вчера спрашивал… — Что? — удивилась я.
— Про хозяйку двадцать девятой квартиры.
— Правильно, — вынуждена была я согласиться. — Вы спросили, не видела ли я ее, а я ответила, что она гуляет. Вы сами могли в этом убедиться.
— Черт знает что, — проворчал он, должно быть забыв, зачем пожаловал, потому что до сих пор стоял на пороге и входить как будто вовсе не собирался. Я уж хотела сказать «до свидания» и закрыть дверь, но тут очнулся крепыш. Рявкнул что-то неразборчивое и пошел на меня, точно кабан. Я, пятясь задом, оказалась в комнате, входная дверь хлопнула, и вслед за нами появился худосочный.
— Перестаньте рычать, — заявила я крепышу, села в кресло и отвернулась. Ромео осторожно выглянул из-за стола и на всякий случай тявкнул.
— Смотри у меня, — заявил крепыш в ответ и даже погрозил пальцем, неизвестно к кому обращаясь.
— Замолчи, — сказала я Ромео, он затих, а я улыбнулась и пояснила:
— Он вообще-то послушный.
Крепыш плюхнулся в кресло и нахмурился, но так как я упорно продолжала улыбаться, начал томиться, а потом и вовсе стал смотреть в окно.
Его дружок пристроился на диване, глядя на меня с большим удовольствием, и спросил исключительно вежливо:
— Так, значит, вы и есть Шервинская Анна Станиславовна?
— Возможно. А вы кто? И по какой надобности?
— Вы, наверное, знаете, что накануне из тюрьмы был совершен побег?
— Нет, не знаю, — нахмурилась я. — В самом деле кто-то сбежал? Сколько человек? Когда? Их поймали?
— Сбежал один человек, причем, что любопытно, вам он хорошо известен.
— Да? — обрадовалась я. — А кто это?
— Трофимов Сергей Львович.
— Трофимов? — Я устремила взор в потолок. — Это из «Менатепа», что ли? А когда его успели посадить? Я на днях встретила их с супругой… вид у нее был кислый. Может, и вправду посадили? Так этой мымре и надо, нечего нос задирать… Вы не возражаете, я позвоню?
— Куда? — насторожился худосочный, крепыш сверлил меня взглядом и сопел.
— Подруге, — пожала я плечами. — Она должна знать. Она всегда все знает.
— Не стоит, — вздохнул тип с козлиной бороденкой. — Это совершенно не тот Трофимов.
— Не тот? А какой же?
— Ты долго будешь из себя дурочку строить?! — рявкнул крепыш, но худосочный его урезонил:
— Не надо, Григорий, мы ведь пришли поговорить по-хорошему. Верно, Анна .Станиславовна?
— Вот уж не знаю, — пожала я плечами. — Что вы мне голову морочите? Говорите, что Трофимова посадили, а потом заявляете, что он это вовсе не он. Нельзя над людьми издеваться, сначала обнадежите, а потом…
— Ты у меня сейчас дождешься, — проворчал упитанный Григорий, поднялся, шагнул к шкафу и, ни слова не говоря, швырнул на пол вазу из чешского стекла. Между прочим, дорогую. К тому же подарок… Я нахмурилась и обратилась к его приятелю:
— Может, вы его утихомирите, или стоит позвонить 03, у меня есть знакомые, ему помогут…
— Ничего-ничего, — противно улыбнулся в ответ худосочный. — Григорий чувствует себя превосходно, просто терпеть не может, когда его не понимают.
— А-а, тогда ладно, — кивнула я, наблюдая за действиями Григория.
Он немного пошвырялся моими вещами, но я даже бровью не повела. Зато в стену постучали соседи, как видно, шум их обеспокоил, и они начали волноваться. Худосочный насторожился и сказал Григорию:
— Прекрати.
А тот огрызнулся:
— Да пошел ты… — Из чего я сделала вывод, что они партнеры на равных и особого согласия между ними нет.
— Ни к чему, чтобы кто-то вызвал милицию, — укоризненно заметил худосочный, а я добавила:
— Да, вызвать милицию в самом деле не помешало бы. Крепыш шагнул ко мне, наклонился к самому лицу и рявкнул:
— Где Трофим? Где деньги? Он их оставил тебе?
— Мне он ничего не оставлял, если хотите, я ему позвоню и спрошу про деньги, или сами спросите?
— Говори телефон, — чему-то обрадовался Гриша.
— Телефон мне, конечно, неизвестен, но узнать не трудно, через 09.
— Чей телефон? — начал хмуриться Григорий. ;
— Трофимова, — пожала я плечами. — Он вам нужен?
— Ну, все, — выдохнул крепыш и собрался примерно меня наказать, но для этого он должен был выпрямиться, что и попытался сделать. Так как до этого незваный воспитатель почти упирался носом в мой нос, а теперь слегка повернул голову, я совершенно свободно смогла ухватить его зубами за ухо, после чего он взвыл и попытался высвободиться, упершись мне в грудь руками. Это было болезненно, и, наверное, с перепугу челюсти у меня сомкнулись, точно у добермана. При всем желании я не могла их разжать. Григорий ослабил давление на мою грудь и почему-то завизжал. Я услышала злобное рычание, а потом с некоторым удивлением сообразила, что Ромео, против обыкновения, демонстрирует мужество и невероятную решимость: он больше не сидел под столом, а вцепился моему обидчику в щиколотку, тот забавно дрыгал ногой и головой одновременно, но не в такт и делал себе этим только хуже.
Худосочный кружил рядом и увещевал меня:
— Отпустите Григория, вы ему ухо откусите.
— Не могу, — промычала я.
— Я ее убью, — заорал Гриша и замахнулся кулаком, я зажмурилась в ужасе и еще теснее сцепила челюсти. — Отпусти, идиотка! — вновь перещел он на визг, а его дружок сунул мне под нос стакан воды, жалобно бормоча:
— Выпейте, выпейте воды и успокойтесь.
Успокоиться я не могла, зато подхватила вазу, которая валялась слева от кресла и почему-то не разбилась, и огрела ею Григория по голове за секунду до того мгновения, когда его кулак, нацеленный в мое ухо, мог бы в него попасть.
Григорий крякнул и обмяк, а я наконец-то смогла расцепить челюсти, Ромео отскочил в сторону и залаял, а потерявший сознание враг сполз на ковер.
Худосочный стоял, сложив ладошки на груди, и вращал глазами.
— Что же это такое? — вымолвил он.
— Это безобразие, — ответила я. — Он меня спровоцировал. А между тем мне совершенно нельзя волноваться, я очень нервная. Даже мой психиатр перестал задавать мне вопросы, когда увидел, как я реагирую на некоторые из них. Вы заметили, этот ненормальный хотел меня ударить. Немедленно вызывайте милицию.
— Не надо милиции, — ожил тип с бороденкой.
— Может, тогда «Скорую»? — предложила я. — Как считаете, он очнется?
— Думаю, да… — ответил тот с сомнением.
— У меня есть нашатырь в ванной. Надо привести вашего друга в чувство, он лежит без движений, и меня это беспокоит.
Худосочный сбегал в ванную и принес нашатырь, а я в кухне намочила полотенце холодной водой и присела рядом с Григорием. О том, чтобы переложить его на диван, не могло быть и речи, единственное, что мы сумели, это прислонить его к креслу, поудобнее пристроив голову.
На затылке у Гриши наметилась выдающихся размеров шишка, и в целом парень выглядел неважно. Я обмотала его голову полотенцем и сунула под нос пузырек с нашатырем, Григорий хрюкнул, слабо дернулся и открыл глаза. Сфокусировал зрение, наверное, увидел меня и свел глаза у переносицы с очень характерным стоном.
— Ничего, нам уже лучше, — зашептала я, радуясь, что мои труды не пропали даром, не в смысле шишки, а в смысле, что открыть глаза он все-таки смог. — Хотите воды? Нет? А чего вы хотите?
Парень сел, сорвал с головы полотенце и посмотрел на меня с большой суровостью. Его приятель сидел рядом и перемене в самочувствии Гриши как будто вовсе не обрадовался.
— Как вы меня напугали, — укоризненно покачала я головой. — Вам лучше прилечь на диван. Я заварю чаю покрепче, а на шишку надо положить старый пятачок, у меня был где-то в шкафу. Поищите, — кивнула я худосочному. — Не сидите как пень.
Он кинулся к шкафу, а Григорий, наблюдая за мной, заметно помрачнел.
— Я тебя убью, — заявил он.
— У него есть оружие? — повернулась я к худосочному.
— Нет, конечно, — обиделся он.
— Я тебя убью, — заявил он.
— У него есть оружие? — повернулась я к худосочному.
— Нет, конечно, — обиделся он.
— Что ж вы мне тогда голову морочите?
— Я тебя убью безо всякого оружия, — заметил Гриша и поморщился, а я обрадовалась: вряд ли он сейчас способен на решительные действия.
— Помолчите немного, вам нельзя волноваться. Голову вот сюда… Так удобнее? А чаю все-таки стоит выпить. Худосочный не нашел пятачок и теперь крутился рядом.
— Как вас зовут? — спросила я.
— Вячеслав.
— Очень хорошо, Славик, позаботьтесь о чае, все необходимое в кухне, а я присмотрю за Гришей, мне не нравится цвет его лица.
Минут через двадцать мы пили чай. Гриша ожил, Славик убрал с пола осколки вазы и, отказавшись от второй чашки чая, возился с пылесосом. Спросил как бы между делом:
— Анна Станиславовна, а вы ведь хитрите…
— Что? — удивилась я, пожалев, что за ухо я цапнула Григория, а не эту скользкую личность.
— Трофимова-то вы знаете. Как же, вспомните, Анна Станиславовна, он ваш воздыхатель. Все просил к окну подойти. Записки писал.
— Так это вы совали всякую дрянь в мой почтовый ящик? — Я слегка нахмурилась.
— Не мог отказать другу. Он буквально лишился разума от любви к вам. Вообще-то его можно понять. Кто из мужчин устоит перед такой красотой… — Он противно хмыкнул, а Гриша кисло улыбнулся.
— Значит, Трофимов — это тот самый тип, который писал дурацкие записки?
— Он и есть. Хотя записки, конечно, не всегда сам писал, затруднительно это в его положении. Но мы с ним связь поддерживали, поэтому я в курсе всей вашей истории.
— Если вы в курсе, то должны знать: я этот почтовый роман не приветствовала и впредь просила меня не беспокоить.
— Конечно, конечно, Анна Станиславовна, ваше письмо я читал. Прекрасный слог… Сейчас мало кто так пишет. Но на Трофима это, должно быть, не произвело впечатления, или любовь его воистину не знала границ, иначе совершенно непонятно, отчего он подался к вам, страшно рискуя при этом.
— Когда подался? — фыркнула я.
— Ну… как из тюрьмы-то сбежал. Представьте, его ждут друзья, можно сказать, места себе не находят, пребывая в сильнейшем волнении, а он прямехонько к вам.
— Ко мне? — вторично фыркнула я.
— Анна Станиславовна, — развел руками Славик. — Одежда-то его в вашей ванной…
«Подумать только, а я про нее совершенно забыла».
— Как же вы так? — продолжал веселиться худосочный. — Неосторожно… А если бы милиция, не приведи господи… Ведь за соучастие-то в побеге срок положен. Такая женщина, как вы, и вдруг в тюрьме…
— Перестаньте меня шантажировать, — посуровела я. — Я действительно помогла вашему товарищу. Он явился среди ночи и до смерти меня напугал. Я дала ему вещи мужа и вернула его деньги. Честно скажу, когда за ним захлопнулась дверь, я вздохнула с облегчением.
— Разумеется… вы душевная женщина и не сделали ничего плохого. Акт человеколюбия… А Сергей не сказал вам, куда отправился?
— Я не спрашивала. А потом, с какой стати ему со мной откровенничать?
— Ой, не скажите, Анна Станиславовна, ведь форменным образом лишился человек разума. Такая любовь… Я по натуре скептик, но признаюсь, его чувства к вам произвели впечатление. И на Григория, между прочим, тоже. Записки вам передавал он.
— В самом деле? — позволила я себе удивиться, Гриша в ответ промычал что-то неопределенное. — Конечно, мне небезынтересно, что мужчина питает ко мне определенные чувства, но ваш друг… как бы это выразиться, беспокоил меня. Мне совершенно не хочется быть замешанной в неприятной истории.
— Мы понимаем, — вздохнул худосочный. — Вашему мужу ни к чему знать, кто в настоящий момент ходит в его вещах, поэтому, Анна Станиславовна, если уж Сергей успел вам шепнуть что-нибудь, будьте добры, скажите…
— Совершенно ничего не шепнул, — развела я руками, посмотрела на Гришу и добавила:
— Все-таки вы меня обманываете. Говорите, что он ваш друг, что вы его где-то ждали, из чего я делаю вывод, что его побег был организован вами. А потом являетесь ко мне и спрашиваете всякие глупости. Кому же знать, где он, как не его друзьям.
— Говорю же, Анна Станиславовна, ждали мы его совершенно напрасно: не явился. Просто не знали, что думать. Из тюрьмы он, так сказать, удалился, а нигде не возник. Беспокоимся.
— Я думаю, проявлять беспокойство еще рано. Объявится. Позвонит или напишет. Ведь вы друзья.
— Конечно-конечно. Но ведь душа-то не на месте, вот и хотелось бы знать наверняка.
Сколько бы мы еще продолжали в том же духе, неизвестно, но тут в дверь настойчиво позвонили. Из коридора доносился разноголосый хор голосов, среди них выделялся один с явно командирскими нотками.
— Вы кого-нибудь ждете? — спросил Славик, а Гриша впервые за долгое время смог шевельнуться в кресле.
— Нет, — честно сказала я и потопала в прихожую, Славик забежал вперед и заглянул в «глазок». Увиденное ему чем-то не понравилось, я открыла дверь и поняла, чем. На пороге стояли милиционер и двое в штатском, тоже похожие на милиционеров, а также жильцы двух квартир в полном составе, громко обсуждавшие недавний побег.
— Здрасьте! — гаркнул тот, что в форме, но, заметив худосочного и Григория, добавил тише:
— Извините, я вижу, у вас гости…
— Нет-нет, — улыбнулась я. — Проходите, пожалуйста.
— Проходите-проходите, — обрадовался Славик. — Мы уже уходим. Всего доброго, Анна Станиславовна. Спасибо за чай.
— Заходите еще, — улыбнулась я со всей возможной приятностью.
— Придем, — пообещал Гриша, коснулся своего уха и поморщился.
После десяти минут довольно мирной беседы с милицией я спешно собрала Сережины вещи и отнесла их на помойку, а потом задумалась. Возвращаться в квартиру было опасно. Славик с Гришей могли вернуться, а я еще не успела соскучиться по ним. Разумнее пожить у Лильки. Ромео со мной согласился, и мы отправились к подружке.
Однако дома ее не оказалось, она уехала в Москву по каким-то неизвестным делам. Я загрустила и целый день болталась по городу без видимой цели, ближе к вечеру подумала, а не вернуться ли к мужу, но в конце концов отправилась домой.
На стоянке неподалеку от подъезда стояла машина, подозрительно похожая на мою.
— Тебе это ничего не напоминает? — спросила я Ромео и на всякий случай подошла поближе. Сомнения меня оставили: это была действительно моя машина. В целости, как говорится, и сохранности. Но ведь кто-то ее сюда перегнал?
Я вприпрыжку бросилась в свою квартиру, по пути заглянула в почтовый ящик. Ключи от машины были завернуты в клочок тетрадной бумаги. Вряд ли о машине позаботились Славик с Гришей, выходит, либо Сережа вернулся в город, либо есть у него друзья, кроме этой колоритной парочки.
Оказавшись в квартире, я сразу пооткрывала все двери (в том числе и двери шкафов) и даже позвала:
— Эй, есть кто-нибудь? — А когда никто не откликнулся, вроде бы огорчилась. — Что ж, надеюсь, он нашел машину получше, — пожала я плечами и немного погрустила, разглядывая потолок.
Где-то около девяти Ромео, который весь день выглядел каким-то сонным, а ел более обыкновенного, вдруг стал проявлять признаки небывалой активности, то есть вертелся в прихожей, жалобно скулил и даже корябал дверь.
— Что ты себе позволяешь? — удивилась я, пес не собирался успокаиваться, и я была вынуждена отправиться на прогулку. Так как весь день был для меня сплошной, прогулкой, особо усердствовать я не стала. Быстренько пробежалась до кладбища и обратно и сурово пресекла попытки Ромео остаться во дворе.
Поднялась на пятый этаж, вставила ключ в замок, и тут случилось нечто совершенно неожиданное: ключ взял да и сломался. Надо заметить, что с этим замком вечно были проблемы: дверь надлежало приподнимать и в нужный момент дергать на себя, но такой неприятности я не ожидала и в первую минуту прямо-таки остолбенела, держа в руках часть ключа и таращась на проклятущий замок. Интересно, как я теперь попаду в свою квартиру?
Постояв с глупым видом минут пять, я чертыхнулась и спустилась на четвертый этаж к соседке с намерением позвонить мужу. Ничего умнее мне в голову не приходило.
Соседка пила чай в компании нашего участкового и соседа из пятнадцатой квартиры, который по совместительству был слесарем жэка, что выяснилось чуть позже.
Сосед чинил кран и задержался у Лидии Васильевны выпить и поболтать по-дружески (он был одинок, и она совершенно свободна). Участковый зашел к соседям, на которых Лидия Васильевна продолжительное время жаловалась, но их не застал и заглянул к ней с намерением узнать, куда те отбыли в столь неурочное время и когда предположительно вернутся, так как Лидия Васильевна все про всех знала. Лидия Васильевна еще раз перечислила свои претензии, а Кузьмич, то есть слесарь, ее охотно поддерживал, и разговор затянулся.
Я вошла, извинилась и попросила разрешения позвонить мужу, но телефон у соседки по неизвестной причине не работал, я тяжело вздохнула, пожаловалась на проклятый замок и даже продемонстрировала часть ключа.