– Дэйв, дорогой, пойми, – поглаживая старика по руке, уговаривала его психиатр, – у нас нет другого выхода, как только довериться Фролову. Никто в мире сегодня не может предложить альтернативы. Ты совершенно ничего не почувствуешь, заснёшь и проснёшься уже...
– ...на том свете, – нашёл в себе силы улыбнуться Блейк.
– Вот видишь, какой ты молодец. Находишь силы даже шутить. Значит, с психикой у тебя полный порядок. А это немаловажно, говорю тебе как психиатр.
– А как быть с этим? – Блейк прикоснулся к груди.
– И с этим обойдётся. Нашей девочке Кике на самом деле не двадцать лет, а, по их меркам, все сто. Так что вы с ней ровесники.
– Я бы предпочел быть твоим ровесником, – едва вымолвил Блейк, и в глазах его появились слёзы. – Лилия, девочка моя, я всё отлично понимаю и ничего не страшусь, пока ты рядом со мной. Я только боюсь потерять тебя. Ты знаешь, сейчас я даже стал лучше понимать древних египтян, которые рядом с усопшими фараонами укладывали в гробницы и их умерщвлённых жён. Жестоко, но правильно. – Старик с трудом поднял вялую костлявую руку и погладил Лилию по волосам.
– Девочка моя! А где сейчас мой внук? – спросил он неожиданно.
Вопрос застал докторшу врасплох. Она растерялась, не зная, как ответить умирающему старику, что его горячо любимый внук занят исключительно тем, что беспрестанно пьёт и развлекается с проститутками в Монте-Карло.
– К сожалению, Дэйв, я не знаю, где сейчас твой внук, – спокойно произнесла Лилия, поправляя Блейку подушки. – Спроси об этом у Пита.
– Спрошу, дорогая, – сказал он таким тоном, что психиатру не составило труда разобраться в чувствах Корсара. – А сейчас пригласи, пожалуйста, Фролова. Хочу поговорить с ним...
Когда через полчаса Павел явился к Блейку, тот благодаря стараниям Лилии отдыхал от боли, находясь в состоянии полудрёмы. Успев незаметно и нежно сжать руку возлюбленной, Фролов приблизился к постели больного.
– Это вы, молодой человек. – Корсар приоткрыл глаза и затуманенным взором уставился на Павла. – Наклонитесь ко мне.
Павел без колебания выполнил просьбу старика.
– Я пригласил вас, господин Фролов, чтобы пожелать удачи! Именно вам, а не себе, – шёпотом произнёс Корсар. – И знаете почему? Удача вам сейчас нужнее, чем мне. Если даже всё закончится плохо, то это не так уж и страшно. Мне, в конце концов, терять уже нечего, кроме этой адской боли. В такие моменты становится всё равно, доконает ли меня опухоль изнутри или я не выдержу вашей печки. Или чего-то иного, уж не знаю.
– Откуда такой пессимизм, мистер Блейк?! – Фролов поспешил успокоить старика. – Вам большой привет от нашей Кики. Обезьянка практически здорова и за сутки уже съела тонну бананов...
– Я знаю, знаю. Лилия мне всё рассказала. Но ведь с этой тварью вы провели три сеанса, а мне столько не выдержать в моём возрасте и с моим сердцем... – вяло прохрипел Блейк. – Тем не менее поздравляю! Это уже прорыв.
– Спасибо, мистер Блейк. Но настоящий прорыв будет тогда, когда встанете на ноги вы. – Чтобы как-то приободрить старика, Фролов старался говорить уверенно, с улыбкой на лице, хотя у самого на сердце кошки скребли. – С вами мы постараемся проделать всё за один сеанс. Оптимально увеличим температуру и время процедуры. К сожалению, рядом с вами не будет вашего кардиолога. Но этот нюанс мы обговаривали заранее. Никакой кардиолог просто-напросто не разрешил бы то, что мы собираемся сделать.
– Что ж, доверимся вашему оптимизму, молодой человек! Признаюсь, я соврал вам, будто мне безразлично, как всё пройдёт. На самом деле я очень хочу жить, понимаете? – Из глаз несгибаемого магната в три ручья потекли слёзы. Сдерживаться уже не было сил.После успешного сеанса термотерапии и последующего интенсивного реабилитационного курса прошло всего три недели, а Дэйв Блейк уже забыл и о приступах головной боли, и о том, как тяжело выходил из наркоза, и о капельницах, уколах и сотнях проглоченных таблеток.
Случилось настоящее чудо – опухоль в голове Корсара не только перестала расти, но и уменьшилась почти втрое. По мнению Павла и его друзей, нужен был ещё хотя бы один сеанс на установке, чтобы окончательно добить злокачественные клетки, но, увы, больное сердца старика не позволяло сделать этого.
Тем не менее сам Корсар ощущал себя заново родившимся. Он не только встал на ноги, но был бодр и жизнерадостен как никогда. Магнат жаждал вернуться к активной деятельности, всё чаще поговаривая о возвращении в родные пенаты на остров Ки Уэст.
Блейк всегда дорожил временем, но если раньше он дорожил каждой минутой, то сейчас научился ценить уже каждую секунду, каждое мгновение жизни. Вот почему он фанатически хотел как можно скорее полностью поправиться, чтобы как подобает отметить юбилей фонда и собственное своё воскрешение.
Тем временем учёные, разом оказавшиеся не у дел, окончательно захандрили. Над их недавним пациентом уже колдовали другие люди, и казалось бы, им только радоваться, что можно ежедневно продолжать работать над усовершенствованием «Прометея». Но увы и ещё раз увы. Кудато улетучился азарт, совсем пропал кураж, который на протяжении последних месяцев гнал их вперёд и вперёд.
Больше всего троицу мучила та неопределённость, которая сложилась вокруг перспектив их дальнейшей работы и прежде всего судьбы лаборатории. Ко всему прочему, Слава Бережной и Боря Либерман сильно заскучали по дому, по семьям. Но пока пациент находился на вилле, думать о возвращении в Россию им было бессмысленно. Так заранее решил Гудвин.
Павел также был в расстроенных чувствах. Так бывало с ним всегда, когда, добившись заветной цели, он ощущал полнейшую опустошённость. Что же дальше? Куда двигаться? С превеликим ужасом он сознавал, что именно сейчас, похоже, никуда.
Положение не меняло даже то обстоятельство, что любимая женщина была совсем близко. Фролов даже всерьёз стал подумывать о том, чтобы сделать Лилии предложение. Но опять-таки непреодолимым препятствием вставал Корсар, который не отпускал молодую докторшу от себя ни на шаг. С нескрываемым ужасом Павел думал о том, что в один прекрасный день он улетит в свою в Америку и заберёт Лилию с собой. И как в воду глядел. Когда однажды зябким утром во флигель к новосибирским учёным явился наряженный в ливрею посыльный и принёс приглашение Блейка на торжественный ужин, у Павла ёкнуло сердце. Он понял, что, возможно, уже завтра-послезавтра придётся прощаться с Лилией.Он вновь и вновь прокручивал в голове последний разговор с ней на эту тему, когда в парке, проводив Корсара до парадных дверей виллы, Лилия по какой-то причине задержалась. Поймав столь подходящий момент, Павел чуть ли не силой потащил докторшу в укромное место.
– Скажи честно: ты уедешь с Корсаром обратно в Америку или останешься со мной? – прямо спросил он. – Так и будешь за ним горшки выносить до скончания дней? А что будет со мной, ты подумала?
– Пойми, Павлуша, пока я просто обязана ехать вместе с Дэйвом. Сейчас я не могу сказать тебе всего, что ты должен знать. Но когда-нибудь потом ты всё узнаешь и поймёшь, – нервничая, ответила Лилия. – Прошу тебя, Павлуша, потерпи ещё немного. Потом у нас с тобой будет всё хорошо!
– Что значит – «когда-нибудь»? Когда-нибудь уж точно ничего не произойдёт. Я это знаю точно! – чуть не кричал мужчина. – А может, ты хочешь выйти замуж за этого недоумка, его внука Данни? Я видел, как он однажды тебя пожирал глазами. А что? Как-никак единственный наследник...
– Дурачок ты мой. Я безумно люблю тебя. Ты излечил не только Корсара, но и меня! Знай это. Только любовь настоящая, сильная и чистая, как твоя, смогла избавить меня от этой нимфоманской напасти.
– Так я тебе и поверил, – угрюмо пробурчал Павел, хотя слушать это ему было приятно. Надежды, что она останется с ним, не было никакой.
Торжественный фуршет, сервированный на швейцарский манер, подходил к завершению. Но только не для русских учёных. Добравшиеся, наконец, до пива и виски Бережной и Либерман, похоже, решили вовсе не покидать зал. Пристроившись в сторонке на диване, они с жадностью опорожняли стакан за стаканом, словно пытались наверстать упущенное за месяцы алкогольного воздержания.
– Хватит, ребята, стыдно же! Назюзюкались как свиньи, – выговаривал коллегам Павел, но всё было тщетно.
– Имеем право, – ответствовал, едва ворочая языком, Слава Бережной.
– Именно так, – вторил Либерман. – Даже в заповедях Моисеевых нет запрета на выпивон.
– Идиоты! А ещё на нобелевскую премию права качаете!
Неожиданно Фролов заметил, что Корсар уверенным жестом приказал ему следовать за ним. Быстро подозвав одного из охранников, он оставил на его попечение уже не вязавших лыка друзей и поспешил за своим недавним пациентом.
Войдя вслед за ним в доселе не известную ему комнату, Павел с удивлением обнаружил, что её интерьер и убранство очень напоминают уже знакомый ему кабинет Корсара на острове Ки Уэст.
Заметив удивление Фролова, Блейк лишь улыбнулся:
– Ничего не поделаешь, молодой человек, люблю постоянство и привычную обстановку.
– Есть какие-нибудь проблемы, мистер Блейк? – сухо спросил магната Фролов.
– Нет, просто хочу попрощаться с вами. Завтра утром я отбываю во Флориду и хотел бы, во-первых, поблагодарить вас, а во-вторых, уточнить, что вы намерены делать в дальнейшем... Но прежде... – С этими словами Блейк взял со стола белый конверт с тиснёным золотистым вензелем «DB» и протянул его Павлу. – Здесь ваш гонорар, молодой человек. Чек на миллион долларов. Вы второй русский, которому я вручаю чек на такую сумму.
– А кто был первым? – невольно полюбопытствовал Павел.
– Некогда глава вашей страны. Из-за политкорректности не будем уточнять, кто именно. Правда, это было достаточно давно.
– Он что, тоже лечил вас? – иронично ухмыльнувшись, спросил Фролов.
– Да нет. Скорее я его лечил. Вернее, воспитывал, учил жизни. Понимаете, господин Фролов, если моя основная профессия – делать деньги, то хобби – делать на эти деньги политических марионеток. Жаль, что мне вряд ли представится возможность «полечить» вашего нынешнего президента. Сдаётся мне, что он человек со стержнем. Не знаю, может, этим уже займутся другие мои единомышленники. Те, кто моложе. – Блейк саркастически рассмеялся.
– Не совсем понимаю, о чём это вы? – искренне удивился Павел.
– Вы счастливый человек, господин Фролов, потому что для вас ваша профессия – это одновременно и ваше самое большое увлечение. Лично вам раздваиваться нет нужды...
Старика явно куда-то заносит. Пора бы заканчивать аудиенцию, тем более что обещанный гонорар уже получен.
– Спасибо за щедрость, мистер Блейк.
– Какая ж это щедрость, молодой человек?! Без ложной скромности скажу, что продление жизни Дэйва Блейка стоит гораздо больше миллиона долларов. – Корсар сделал паузу и испытывающим взглядом посмотрел на учёного. – Поэтому в придачу к гонорару я хочу подарить вами же собранную лабораторию со всем её оборудованием и со всеми правами собственности. Но только с одной оговоркой... – Блейк ещё раз испытующе взглянул на Фролова. – Пользоваться этой собственностью вы сможете только здесь, на этой вилле, которую я также оставляю за вами. Права её аренды на девяносто девять лет передаст вам мистер Гудвин. Надеюсь, вы меня поняли? Только здесь и нигде больше... Финансирование вашей лаборатории будет также осуществляться мною. В моём сводном бюджете она отныне будет проходить отдельной строкой. Вы лично будете получать годовой оклад размером примерно с нобелевскую премию. Кроме того, вы сможете взять на работу и ваших новосибирских коллег, привезти сюда свои семьи, ну и так далее...
– Что ж, мистер Блейк, условия заманчивые, но, увы, никоим образом для меня не приемлемые. Я хочу, чтобы мой «Прометей» не остался эксклюзивной игрушкой, а был бы внедрён в других клиниках мира. И уж совсем для меня неприемлемо, что его нельзя запустить в России. Стало быть, буду создавать всё сначала. Надеюсь, гонорар вы уже не отымите? – Павел говорил медленно, осмысливая каждое слово.
– Я вас понял, молодой человек, и хотел дать совет, которым вы вряд ли воспользуетесь. Повремените спасать Россию с помощью медицины. Её болезнь не подлежит терапевтическому лечению. Только скальпель! Только удаление опухоли! Впрочем, зачем я вам это говорю, сам не понимаю. Вы всё равно меня не послушаете. – Хриплый голос, в котором доселе преобладали жёсткие интонации, как-то смягчился сам собой. – Вы же человек идеи! Собственно, как и я. Эх, молодой человек... Признаюсь, о чём я думал накануне эксперимента со мной. Думал о том, как было бы здорово, если б на вас был похож мой внук Данни! Я бы больше и мечтать ни о чём не стал. Даже о продлении собственной жизни. Вот так-то, мой друг...
Павел был серьёзно озадачен столь откровенным признанием. Если это так, то возьму и признаюсь, что безумно люблю Лилию. Не убьёт же? Пускай отпустит её. Как, например, поступил бы, будь на его месте внук.
– Вы о чём-то усиленно думаете, мистер Фролов. О чём же, если не секрет?
Если бы Блейк сейчас узнал, сколь мелко этот Фролов плавает, невольно подумал Павел. Говорили о таких материях, а он вдруг о бабе...
– Вы хотите взять время на раздумье? Угадал?
– Не угадали, мистер Блейк. Я хотел бы вам лишь заметить, что никогда не надо путать политику и медицину. Не обижайтесь, но вы разрушитель... А учёный, тем более в прикладной медицине, всегда созидатель. И мне вас сейчас жаль даже больше, чем когда вы корчились от головных болей. Ваш нынешний диагноз неизлечим, сэр. И ещё, мистер Блейк, хочу предупредить вас об одном важном обстоятельстве... Словом, я хочу, чтобы вы знали о том, что я не пойду на поводу адвоката Зоммера и в скором времени в Страсбургском суде всё же будут рассматривать мой иск.
Блейк с нескрываемым удивлением посмотрел на Фролова.
– А я-то думал, что хоть там всё улажено. По крайней мере, меня так информировали. – По Блейку было отчётливо видно, что тот устал стоять, но почему-то не уходил. – Что вы так держитесь за эту пресловутую справедливость? Ведь она, по сути, есть химера. Вы уже получили в сотни, а могли бы и в тысячи раз получить больше того, что вернёт вам Страсбург. Вы практически осуществили вашу заветную мечту. Так какого чёрта вам ещё надо? – Корсар не на шутку разозлился.
– Поймите же, мистер Блейк, что в суде я намерен защищать не столько свои интересы, сколько права, честь и достоинство миллионов моих сограждан, обманутых чиновниками и банкирами. Это дело принципа.
– Ах, вот оно что! – Блейк издевательски расхохотался. – А вы, оказывается, не только человек идеи, но и идеалист-утопист! Мне вас в таком случае вдвойне жаль. Вы очень наивный человек...
– Считайте, как хотите.
– Может, хватит дискуссий? – неожиданно произнёс Корсар, судя по всему, вернувшись к реальности. – Я и так уже всё сказал. Не будет никакого иска. В остальном желаю вам, молодой человек, успеха.
Не успел Фролов подумать, что словесная экзекуция наконец закончилась, как уже в дверях старик неожиданно спросил:
– Как вы думаете, молодой человек, родись я в Киеве, стал бы таким же ортодоксом, как вы?
– Успокойтесь, сэр. Не стали бы. Чтобы стать таким, как я, надо было не только родиться в так ненавистной вами стране, но и прожить в ней жизнь. Ещё раз спасибо, что сделали меня и моих коллег миллионерами в долларовом эквиваленте.
В ту ночь Павел практически не сомкнул глаз. Сначала, сидя на постели, он долго рассматривал чек на миллион долларов. Он поймал себя на мысли, что не испытывает при этом никакой радости. Скорее даже наоборот – ощущал необъяснимое разочарование. Изменилось ли что в его жизни? В его ощущениях? Этот чек достался ему слишком дорого.
Павел уже решил, что на гонорар запустит программу создания собственной лаборатории в Новосибирске, где можно будет сразу начать лечить людей. Но сначала по сто тысяч поделят между собой Бережной и Либерман. Это будет справедливо. Пятьдесят тысяч он вознамерился подарить старику Козьмичу, санитару с Канатчиковой дачи. Если, конечно, тот ещё жив. Пусть старик хоть на склоне лет порадуется, подумал Павел, будучи на сто процентов уверенным, что Козьмич обязательно потратит деньги не только на себя, но и на страждущих обитателей психушки. И что в итоге останется? Не разгуляешься. Только приобретение оборудования и приборов, которые он использовал при оснащении базельской лаборатории, влетит в копеечку.
Размышляя, Павел поднялся с постели и нервно стал вышагивать по комнате. Затем, накинув халат, спустился на кухню и заварил крепкого кофе. Взглянув на стенные часы, он машинально зафиксировал время – пять утра. Говорят, по статистике, в этот час совершается больше всего суицидов. Час самоубийцы! Интересно, почему? Надо бы спросить об этом Лилию, непроизвольно подумал Фролов и тут же почувствовал, как защемило в груди...
– Тук-тук, кто в тереме живёт? Это Павлушка? А я мышка-норушка, – послышался за спиной Павла её голос.
Не веря своим ушам, Павел обернулся и обомлел. На пороге кухни, улыбаясь и кокетливо поправляя распущенные до плеч золотисто-рыжие волосы, стояла обнажённая Лилия Гордон. На полу возле её изумительно красивых и стройных ног валялось роскошное вечернее платье.
– Хочешь, поплаваем в бассейне Блейка? – предложила она. – На вилле сейчас все спят. Помнишь, как ты во Флориде испугался поплавать со мной в океане?..
– Помню, – односложно ответил ошалевший от счастья Фролов.
...Сделав несколько мощных гребков, Павел оказался посреди бассейна. Он оглянулся было в поисках Лилии, как внезапно почувствовал, что с него срывают трусы. Едва не захлебнувшись от неожиданности, Павел быстро попытался нащупать под ногами дно бассейна. В следующее мгновение прямо перед ним из воды словно русалка выпрыгнула Лилия. Женщина крепко обхватила Павла за шею и буквально впилась влажным ртом в его губы. Под водой ноги Лилии плотно и сильно обвили его торс, и Павел интуитивно почувствовал, что именно сейчас это случится вновь.