— Их здесь множество, сэр. Множество.
— Увы, это правда. Король велел мне отдать их под суд. Кого вы подозреваете в ереси?
— Есть у нас один священник, Энтони Пирсон. Я записывал его высказывания во время проповеди. Того, что я записал, достаточно, чтобы послать ого на виселицу.
— Быть может, обыск в его доме подскажет нам имена других.
— Не сомневаюсь в этом.
— Так сделайте это, доктор. Я уверен, что вы отыщете улики против этих злодеев.
— Но, милорд, я слыхал, что этим людям помогает кое-кто при дворе.
Епископ кивнул.
— До поры до времени будем заниматься стадом. Вожака подстрелим позже.
Глаза доктора сверкнули — он все понял. Перед ним открывалось блестящее будущее. Это было только начало. Он выполнит первое задание и получит новое, гораздо более важное. Именно об этом и говорил ему епископ, всемогущий епископ.
— Сколько еретиков я должен поймать, милорд?
— Не очень много. Ну, скажем... четырех. Все они должны быть простолюдинами. Двор пока не трогать. Начнем с отца Пирсона и посмотрим, куда это пас приведет.
Доктор с поклоном вышел из комнаты епископа и тут же отправился выполнять задание. Выйдя из Виндзорского замка, Джон Марбек тихонько напевал себе под нос. Это был замечательный вечер, вечер необыкновенного успеха — сам король позвал его, чтобы выразить свое удовольствие.
Джон Марбек был простым человеком, глубоко религиозным, верившим в идеалы. Он не стремился ни к славе, ни к карьере при дворе — он мечтал только о том, чтобы сделать Библию доступной для всех его соотечественников.
У него в Виндзоре было много друзей, чьи идеалы совпадали с его идеалами; он встречался с ними, выполнял свои обязанности в церкви и время от времени посещал собрания в домах друзей; бывало, что и они приходили к нему. Во время своих собраний они с жаром обсуждали одну тему — религию.
Каждый из них хотел сделать что-нибудь, чтобы помочь другим познать великую Истину, которую, как им казалось, они открыли.
Пирсон говорил об этом в своих проповедях; ему вторил Генри Филмер, монах, который, будучи изгнанным из своего монастыря, заинтересовался новым учением и стал викарием в Виндзоре.
Марбека познакомил с ним его друг Роберт Тествуд, талантливый музыкант и регент хора, в котором пел Марбек, и Марбек с большой радостью показал им свой труд, над которым он просиживал дни и ночи.
— Я работаю над своим «Конкордансом», — сообщил он своим новым друзьям, — чтобы людям легче было понять Библию.
— Только смотри, никому не рассказывай об этом, — предупредил его Пирсон.
«Странно, — подумал Марбек, оглянувшись на серые степы замка, — что простые люди, вроде него и его друзей, хорошо зная, какому риску подвергают себя, все-таки продолжают делать свое дело». Роберт Тествуд сказал:
— Дело не только в религии, друзья мои, мы делаем это, поскольку чувствуем, что человек должен иметь право думать так, как ему хочется.
Марбек не был уверен в этом. Для него самым важным была все-таки вера. А в этот вечер он просто хотел быть счастливым. Король похвалил его голос; королева милостиво улыбнулась ему — королева, которая, как говорят, разделяет их идеи.
Он улыбнулся, подумав о будущем. Быть может, он посвятит свой «Конкорданс» этой милостивой леди.
Войдя в свой дом, он напевал песенку, которую исполнял перед королем.
Он остановился в дверях и прислушался. Из дома доносился шум — там кто-то был.
Он открыл дверь и направился в комнату, в которой обычно работал; сердце его бешено билось. В комнате были двое мужчин. Марбек увидел, что дверцы шкафа распахнуты, а ящики стола выдвинуты. Один из мужчин держал в руках листки из его «Конкорданса». Эти люди сломали замок, они открыли его тайну.
— Что... что вы здесь делаете? — запинаясь, произнес он.
— Джон Марбек, — ответил один из незнакомцев, — мы явились сюда по велению короля. Ты арестован. Тебе придется ответить на кое-какие вопросы.
— Вопросы? Какие вопросы? Прошу вас, верните мне эти листки... они мои...
— Нет, — ответил мужчина. — Они тоже арестованы. Пошли, господин певчий. Не будем терять время.
— Куда вы меня забираете?
— В Лондон. В Маршалси.
Марбек задрожал, вспомнив истории, которые он слышал об этой тюрьме, но не придавал и значения. Он подумал о пытках и смерти и, уезжая в Лондон в сопровождении своих тюремщиков, представлял себе потрескивание поленьев в костре и запах горящей плоти — он думал о мученической смерти.
Анна, леди Херберт, пришла к королеве и попросила у нее тайной аудиенции. Катарина тут же отпустила всех своих придворных дам.
— Что напугало тебя, сестра? — спросила королева. — У тебя такой вид, как будто ты увидела привидение!
— Да, — сказала Анна Херберт, — может быть, и увидела. Призраки Анны Болейн и Екатерины Ховард решили меня предупредить. Гардинер строит против тебя козни. Он вместе со своим дружком Райотесли велел учинить обыск в, домах этого города.
— Обыск!
— И кое-кого уже арестовали!
— Кого же?
— Четырех жителей Виндзора. Двух священников и двух музыкантов. Один из них Пирсон, другой — Марбек.
— Помоги нам Бог! — вскричала королева. — Я знаю, почему их взяли.
— Это удар по тебе, дорогая сестра. Они не осмеливаются напасть впрямую, поскольку король тебя любит. Но это предупреждение тебе. Как только им покажется, что появилась возможность тебя убрать, они это сделают. Моя дорогая королева, откажись от чтения запретных книг и не собирай больше наших друзей. Это было небезопасно, когда ты была леди Латимер, но теперь, когда ты стала королевой, это угрожает самой твоей жизни.
— Анна, что будет с этими людьми?
— Я не знаю. Доктор Лондон готовит против них судебный процесс.
— Доктор Лондон! Этот негодяй! Когда-то он работал на Кромвеля. Это ведь он, правда? Он ездил по стране и выгонял монахов из монастырей, а сам забирал себе их богатства.
— Эти богатства шли не ему, а его хозяину, Кейт. Это человек, лишенный моральных устоев. Тогда он воевал с католическими монахами, теперь он работает на католика Гардинера и королевского секретаря Райотесли. Он умен, коварен и неразборчив в средствах. Что станется с теми людьми, я не знаю. Говорят, что в доме Марбека нашли его заметки о Библии. А это означает мучительную смерть.
— Но, Анна, королю понравился Марбек. Он похвалил его за пение.
— Зато Гардинеру совсем не нравятся его религиозные взгляды.
— Но король всемогущ.
— Эх, Кейт, Гардинер скажет, что Марбек нарушил указ короля. Я боюсь... ужасно боюсь. Не только за этих людей, но и за тебя.
— Мы должны помочь им, Анна. Нельзя допустить, чтобы их казнили.
— Не думай о них, Кейт. Послушай меня, моя дорогая сестра. Вспомни о тех, кто был на этом месте до тебя. Пока король доволен тобой, делай нес, чтобы сохранить его привязанность, и держись подальше от этого дела. — Нет, я непременно должна помочь этим людям, Анна.
— Ты искушаешь судьбу.
— Нет, Анна. Я должна доказать, что не боюсь Гардинера. Я должна стать храброй. Что-то подсказывает мне, что я должна поступить именно так. Если я не смогу сейчас, то не сумею и позже.
— Позже? — с ужасом спросила Анна Херберт.
— Анна, может настать время, когда мне понадобится все мое мужество. — Катарина обняла сестру. — Я знаю, что у тебя на уме. Ты говоришь о четырех мужчинах из Виндзора, а думаешь о двух королевах. Не забывай, у меня перед ними есть преимущество. Я знаю, чем они кончили, а они, бедняжки, даже не подозревали о том, что их ждет. Все будет хорошо, обещаю тебе. Король любит меня, и любовь его становится с каждым днем все сильнее.
— Дорогая моя сестричка, — произнесла Анна. — Как бы мне хотелось, чтобы ты была не королевой, а просто моей сестрой.
В темноте королевской спальни королева шепотом спросила короля:
— Милорд, вы довольны мной? Король удовлетворенно расхохотался.
— Ваше величество очень добры ко мне.
— Таким я и хочу быть для той, кто меня радует, моя милая.
— Я счастлива, но в своем счастье я думаю о тех, кому в жизни повезло гораздо меньше, чем мне.
— Это на тебя похоже. Ты очень добрая женщина.
— Надеюсь, вы не сердитесь на меня за это.
— Что это за разговор — сержусь, не сержусь? Когда женщины заводят об этом речь, они хотят о чем-то попросить.
— Вы умны. Вы правильно догадались, к чему я веду.
— Я хорошо знаю женщин, Кейт.
— Я думаю о тех жителях Виндзора, которых недавно арестовали. Они были приговорены к сожжению.
Король тихонько выругался. Нашла время говорить о делах! Он думал, что Кейт попросит что-нибудь для себя — ну, какое-нибудь там украшение или дорогого бархата на платье. Сначала она попросила, чтобы он вернул своим дочерям положение при дворе, потом — чтобы дал им денег. Он уступил. Теперь она собирается просить за тех еретиков, которых приговорили к смерти.
— Бедный Марбек! — вздохнула она.
— Да, — отозвался король, — бедный Марбек. У парня был чарующий голос. Какого черта Гардинер арестовал его? Ведь Марбек своим пением доставил королю удовольствие. Чтоб его обвинители сами сгорели на костре! — прорычал Генрих.
Катарину охватила радость.
— Значит, ваше величество помилует его?
Генрих уже и сам подумывал помиловать Марбека, но он не хотел говорить об этом сейчас. Катарина сразу же попросит даровать жизнь и остальным осужденным, а он вовсе не собирался прощать всех. Нельзя позволять людям безнаказанно нарушать установленные им законы, ибо это подрывает основы его власти.
Кровь должна пролиться, решил он. Если кто-нибудь осмелится хоть пикнуть против королевских законов, то должен заплатить за это своей жизнью... или, в данном случае, взойти на костер. Поэтому он не мог помиловать всех, но Марбек ему нравился. Что, если отдать его Катарине? А остальных троих пусть забирает Гардинер.
— Кейт, — произнес король, — этот человек осужден. В его доме нашли запрещенные книги.
Он почувствовал, как по телу королевы пробежала дрожь, и понял, что если бы он позволил людям Гардинера обыскать ее покои, то там были бы найдены точно такие же книги. Ну что ж, пусть она пока читает их — приятно беседовать с умной женщиной.
— Помилуйте их, мой дорогой господин, — умоляла Катарина. — Проявите милосердие.
— Только глупцы проявляют милосердие, Кейт. Если я отпущу этих людей, знаешь, что случится? Другие безо всякого опасения заявят, что тоже читают еретические книги.
— Это сделают только те люди, которые втайне уже читают их.
— Если люди втайне делают то, что боятся делать в открытую, — это очень плохо, Кейт. Наверное, надо поискать других еретиков.
— Нет, милорд, прошу вас, не надо.
— Ну хорошо, моя милая. Ты женщина, душа тебя нежная. Ты просишь за этих людей, потому что ты добра ко всем. Ты — моя королева, моя обожаемая королева. Я сделаю что-нибудь, чтобы показать, как я тебя ценю.
— Благодарю. Благодарю вас, ваше величество.
— Отдаю тебе Марбека.
— Тысяча благодарностей, ваше величество. А, Пирсона... Тествуда и Филмера?
— Ты жадная, Кейт. Бери Марбека и радуйся. Я не могу все время вмешиваться в дела правосудия, даже ради тебя.
— Милорд...
— Вопрос закрыт, моя милая.
Катарина замолчала, и король самодовольно улыбнулся в темноте. Он чувствовал себя любящим и милосердным. Он выполнил просьбу Катарины и спас своего друга Марбека, которого и так уже решил помиловать.
* * *
Гардинер был доволен тем, как сложилось дело в Виндзоре. Он объяснил Райотесли, что королева получила своего Марбека, а им достались трое других, которых поглотил огонь костра. В спасении певца не было никакой заслуги королевы, поскольку король и сам не хотел его казнить и, вне сомнений, помиловал бы его безо всякого заступничества Катарины.
— Эта женщина мягкотела и глупа, — сказал Гардинер. — Ей нужно было попросить помиловать кого-нибудь другого, ведь Марбека король простил и сам. Она еще не освоилась со своим новым положением, и я предрекаю, что она недолго продержится на троне. А делу нашему еще не конец. Я велю доброму доктору Лондону продолжить розыск, и вскоре он доставит нам в застенок новых еретиков — мужчин и женщин. На этот раз, господин секретарь, ему можно будет разрешить заглянуть повыше. Конечно, еще не на самую вершину, но пусть потихоньку крадется наверх.
— Но королева будет защищать своих друзей.
-- Ей с нами не сладить. Не забывай, что существует Закон о запрете на так называемое повое учение. И разве сам король не утверждал, что невежественные люди своими переводами загрязнили и извратили Писание и что католическая церковь, главой которой он является, не одобряет этих переводов? Переложение Тиндейла было признано неверным, извращающим Священное Писание. Владеть подобными книгами — преступление. А те, кто погряз в грехе и продолжает переводить Библию и писать о новом учении, заслуживают костра. Если не дать этим людям по рукам, латинский язык вскоре станет мертвым. Так что этих троих виндзорцев сожгли совершенно справедливо, в соответствии с Законом о шести статьях. Будем надеяться, что последуют и другие аресты. И очень скоро мы сможем нанести удар по нашей главной цели, а, Райотесли, друг мой?
Говоря это, Гардинер улыбался. Он надеялся вскоре увидеть падение Катарины Парр, а с нею — и Кранмера, подобно тому, как за падением Анны Болейн последовала опала Уолси, а за разводом с Анной Клевской — падение Кромвеля. А после Кранмера придет черед и самых главных врагов — братьев Сеймур — лорда Хертфорда и сэра Томаса. Как зятья короля, которыми они стали после его женитьбы на их сестре, Сеймуры пользовались особенной королевской милостью, но они гораздо опаснее как дядья принца Эдуарда. Гардинер понимал, что он еще мальчиком взойдет на престол и станет игрушкой в их руках. Лорд Хертфорд не отходил от мальчика, полностью подчинил его своей воле и лепил из него то, что ему хотелось. Хертфорд отличался не только тщеславием, но и сильным характером. Его целью было стать номинально протектором Англии, а фактически — ее правителем. Сэр Томас Сеймур был опасен еще больше, ибо если старшего дядю Эдуард побаивался, то младшего — обожал. Поэтому, если ему удастся еще до восшествия на престол Эдуарда уложить обоих братьев в могилу, то это будет мастерский удар. А почему бы и нет? Они были сильны, но их пристрастие к протестантизму пробивало брешь в их могуществе. А Томас к тому же заглядывался на королеву.
Это были далеко идущие планы, для осуществления которых Гардинеру требовалась помощь всей католической партии; но они были вполне осуществимы, если подойти к делу с надлежащим терпением, а терпения ему было не занимать.
Он представлял себе будущее Англии с леди Марией на троне — королевой Марией, истинной и верной защитницей католического дела. Ее воцарение вполне могло произойти при его жизни, и Гардинер не сомневался, что он окажется среди тех, кого она вознесет к вершинам могущества. Ему надлежит быть всегда рядом с королевой — он должен будет научить ее, как избавиться от еретиков. И когда Гардинер представлял себе добрую католическую королеву Марию, ему казалось, что он чует дым от костров Смитфилда.
— Не бойся, мой дорогой Райотесли, — произнес он, — нага добрый друг доктор Лондон выследит всех наших врагов. Я думаю, ты удивишься, когда он закончит свою работу. На этого человека можно положиться.
В каком-то смысле Гардинер был прав. Когда доктор Лондон думал о будущем, он представлял его себе точно таким же, как и Гардинер — на тропе восседает королева Мария, и католики торжествуют победу.
Он был очень озабочен тем, чтоб показать себя добрым католиком, — а разве можно было добиться этого иным путем, как только порадовав католического секретаря короля?
Они подстрелили мелкую дичь, теперь настало время охоты за настоящей.
— Но смотрите, не забирайтесь слишком высоко, мой милый доктор, — таков был наказ.
Лондон, как обычно, подобрал жертвы. На этот раз выбор пал на ученого мужа доктора Хейнеса, который когда-то был деканом Эксетера, а теперь стал виндзорским пребендарием. Но Лондон метил повыше; он подберется поближе к той, кто возглавлял список намеченных жертв. Лондон решил арестовать приближенных королевы — сэра Филиппа Хоби и его жену, а также сэра Томаса Гардена. Он возьмет еще несколько джентльменов и дам, занимавших мелкие посты в свите королевы. Этого будет достаточно.
Он поделился своими планами со своим другом Симонсом, адвокатом, который оказал ему большую помощь в первом деле.
— Здесь вот какая трудность, — произнес хитрый адвокат. — Нам нужны улики, но король не дал своего разрешения на обыск королевских апартаментов.
Доктор Лондон понял, что попал в затруднительное положение. Он знал, что люди, которых он наметил себе в жертвы, интересуются новым учением, но как это доказать?
Сначала он растерялся, но потом, вспомнив способы, которые они с Кромвелем использовали для разгрома монастырей, составил план действий. В конце концов, разве не это имел в виду епископ Винчестерский, поручая опытному в этих делах Лондону подобное задание?
— Надо будет, — сказал Симонс, — найти человека, который даст показания против них. Но такого человека найти непросто.
— Да, наши полномочия ограниченны, — сказал доктор Лондон. — А те трое еретиков, которых недавно сожгли, не упоминали, случайно, имен этих людей?
Симонс пристально посмотрел на доктора:
— Никак нет, доктор.
— Это большое упущение. Не сомневаюсь, что если бы мы захотели выбить из них имена этих людей, то нам это удалось бы.
— Но мы этого не сделали.
— Но ведь существует запись того, что еретики сказали под пыткой, не правда ли?