— Копали, восстанавливали тексты, переводили с какого-нибудь арамейского, осмысливали, искали союзников, писали уставы и письма Папе, с помощью своих покровителей - Фулька Анжуйского и Гуго Шампанского сколачивали первоначальный капитал, испытывали на практике изученные методы - работы было много. И только когда все было готово, они решились обратиться к религиозным иерархам за благословением. Сопровождение паломников - очень удобная ширма для банковской деятельности в те времена, не так ли? Глупо было искать золото в подвалах Тампля - его там не было, оно работало!
История Пьера - или Жюстин - удивила меня и в который раз убедила, что за любыми романтическими картинками, нарисованными для нас идеалистами-историками, всегда стоят только деньги, жажда наживы, кровь и вранье.
Я уже слышал версию, что и сталинская чистка в тридцать седьмом была, прежде всего, не поиском инакомыслящих, а раскулачиванием партийных функционеров, здорово погревших руки в первые годы победившей Революции. К ним просто применили их же принцип: “грабь награбленное”. И главной задачей следователей было не выбивание признаний в создании внутрипартийных фракций и в сотрудничестве с венгерской разведкой - это любой следователь потом мог написать сам, а показания о том, где зарыты червонцы царской чеканки, яйца Фаберже с подсвечниками Аарне и портсигарами Перхина, где в Швейцарии открыты валютные счета на предъявителя и прочее-прочее-прочее, что никак не касалось идеологической борьбы, но стало бы существенным подспорьем в выплате долгов за инвестиции и кредиты Уолл-стрит в первые пятилетки. Мой добрый знакомый из Тироло Уолт Бильфингер даже решился написать по этой теме пару книг, но дело застопорилось на пятой главе первого тома из-за недостатка документов, а выдавать свои домыслы, не подкрепленные железной документацией, за имевшую место реальность бывший разведчик не желал, считая это неприличным. Впрочем, он не терял надежды однажды попасть в нужные архивы.
Забавнее было то, что “кровавые гебэ-шники” Сталина использовали абсолютно тот же прием, что предполагала Жюстин в отношении доминиканских следователей процесса тамплиеров: замена финансовых претензий на идеологические. И, кажется, итог был тем же - огромный общественный резонанс, который помнят вот уже почти семьсот лет, при очень незначительном материальном результате.
— Знаете, Зак, вся наша рукописная история вообще одна большая куча лжи, - пьяновато подмигнул мне Персен, слишком злоупотребивший своим вином. - Вы же читали Библию?
— Да, падре Антуан заставил меня это сделать перед коронацией. А что, там тоже все замешано на деньгах?
— На деньгах? - Пьер на секунду задумался. - Нет, не думаю. Никогда не думал об этом в подобном ракурсе. Богу ни к чему деньги. Они нужны церкви. Нет, я не о деньгах. Я о десяти заповедях. Помните их?
— Нет Бога, кроме меня; Не твори для себя идолов; не поминай имени Божьего всуе; чти отца и мать; не прелюбодействуй; не кради; не убивай; не лжесведетельствуй… а-а-а, не помню что-то еще было.
— Не пожелай жены ближнего и чти субботу, - добавил Персен. - Но к чему это я?
— Действительно - к чему?
— А вот к чему, - вспомнил Пьер. - К истории появления этих заповедей. Вы помните, откуда они взялись?
— Их дал Моисею Бог на горе Синай?
— Вы не помните, - заключил мой министр. - Что ж, этот эпизод редко кто помнит точно.
Он подошел к книжному шкафу, достал из него Библию, полистал и прочел:
— Пятикнижие Моисея, Исход, главы тридцать первая - тридцать четвертая. Здесь много, на досуге прочтете, я перескажу сейчас вкратце суть. Моисей поднимается на гору, усердно молится и получает от Господа две каменные скрижали, исписанные с обеих сторон заповедями. Он спускается с горы к своему народу, который меж тем, согласившись с глупыми речами Аарона, начинает пить, петь и веселиться и поклоняться золотому тельцу, празднуя избавление от египетского плена. Разумеется, патриарху сцена не нравится, ибо израильтяне сотворили не что иное как идола, прямо запрещенного заповедями. Но что делает наш Моисей в ответ на этакое богохульство?
— Что же он делает?
— Этот вопрос мне не дает покоя с того времени, когда внизу живота у меня начали расти волосы. Моисей разбивает данные ему Богом скрижали!
— Эмоциональный дядька, - я не помнил этого фрагмента, но реакция патриарха и мне показалась странной. - Мой папа-психиатр, наверное, смог бы это объяснить его поступки, я не могу.
— Не очень логичный поступок, не правда ли? - усмехнулся Пьер. - Затем он долго гоняет своих соплеменников, убивает тысячи родственников, уничтожает тельца, в общем, ведет себя как конченый психопат. Сорок лет мурыжил людей в пустыне, а когда они наконец избавились от его опеки и чуть-чуть отметили свое освобождение от власти фараона, он их всех просто перебил с помощью подручных из левитов. Странное дело - злоумышленник Аарон, склонивший израильтян к этакому непотребству, совсем не пострадал.
— Милосердие со справедливостью так и плещут!
— Но я не об этом. Ведь в дохристианские времена наш Бог вообще не отличался человеколюбием, без меры награждая безумно преданных фанатиков и так же безмерно наказывая оступившихся. Никакого прощения. Это потом он здорово помягчел. Но вернемся к Моисею и его заповедям. Что делает патриарх, стоя на развалинах лагеря израильтян? Он понимает, что остался без дарованных ему Богом скрижалей! Вот мне интересно - уничтожение слова божьего - это не грех?
— Наверное - нет, - я пожал плечами, уже сообразив, к чему ведет свою историю Персен.
— Моисей снова поднимается на гору Синай, снова говорит с Богом, просит продублировать утерянные заповеди. И следующая пара скрижалей, принесенных им с горы своим собратьям через сорок дней, существенно отличается от первой. Знаете чем? - и, не дожидаясь ответа, Персен победно заявил: - Они сделаны Моисеем, написаны Моисеем и нигде в Библии более не сказано, что именно этот текст освящен божественной десницей! Бог обещает их освятить, но нигде не сказано, что он это делает. Это подделка!
— И никто, кроме Моисея, не знает о том, что было начертано на оригинальных камнях?
— Ни одна собака! - радостно закричал Пьер. - Он так же легко, как это делает ловкий юрист с Пятой авеню, так же виртуозно одурачил соплеменников, заменив божественные заповеди своими!
Его щеки стали розовыми, в глазах замерцал блеск, какой можно наблюдать у хорошо выпивших людей, а в движениях появилась несвойственная этому расчетливому человеку порывистость.
— Ни одна собака не знает доподлинно, - повторил он. - Кто сейчас скажет, было ли заповедей на самом деле десять? Может, их было семь? Или двенадцать? Кто знает - зачем понадобилось разбивать оригинальный экземпляр, ведь любому нормальному человеку понятно, что карнавал израильтян - просто отличный повод это сделать? Нет ответов. Только вера.
— Знаете, Персен, я уже боюсь находиться в вашем обществе. С такими аргументами вы вскоре склоните меня к дьяволопоклонству и мне не миновать папского интердикта. Перестаньте подрывать мою веру в святость и правдивость библейских сказаний. Как добрый католик, чтящий Престол и Священное Писание, я прошу вас дозировать подобную информацию, чтобы я не счел ее за проповедь сатанизма или еще какого-нибудь сектантского учения. Мне нельзя такое слушать без ограничений!
После этой речи я изобразил пальцем появившийся над головой нимб и отпил половину вина из бокала.
— Я не настаиваю, - засмеялся Персен. - Просто это одна из многочисленных библейских загадок, никак не объясняемых церковью. А у меня иногда зудит вот здесь, - он прижал пухлый кулачок к груди. - Наверное, осталось от юности. Мы же в молодости все - бунтари и правдоискатели. По крайней мере, в моей молодости все так и было. Но простите, если я задел ваши религиозные чувства. Я сожалею об этом.
Он поклонился, вернулся к подписыванию открыток, а вскоре ушел по каким-то неотложным делам. Мне же подумалось, что если подойти к любым историческим делам с позиции трезвой критики, то на божий свет повылезает такое, что о человеколюбии людских предводителей придется надолго забыть. Хорошо ли это - твердо знать, что обществом управляют вруны, изменники, сребролюбцы и сладострастцы - все до одного, без исключений? Или все же лучше верить, что власть дается Богом достойным? Что в Парламенте заседают народные избранники, а не демагоги на зарплате от банков и корпораций? Что принимаются законы в интересах избирателей, а не тех, кто может проплатить услуги лоббистов?
Глава 5.
Выборы народных депутатов в стремительно “демократизирующейся” России прошли не совсем так, как мне хотелось и представлялось. То ли наши “засланные казачки” перемудрили с желанием представить в новом Парламенте, где должны были выбрать Президента СССР, все имеющиеся слои населения, то ли я что-то неправильно понял во фроловских идеях, но выглядел этот Съезд не группой сплоченных умных и образованных реформаторов, а сборищем маргиналов, не очень-то понимающих свои задачи.
Съезд еще совсем не окончился, он едва добрался до середины, но уже становилось ясно, что ничего подобного в новейшей истории в Советском Союзе еще не происходило. Отец прислал мне десяток видеокассет, записанных на Съезде, и теперь мы с Лу, Томом, Пьером и приехавшим от Серого Тимом Ландри, наслаждались многочасовыми парламентскими баталиями между сторонниками разных политических курсов. К моему удивлению, их - курсов - оказалось довольно много, что могло говорить о двух вещах: либо никто не знает, что можно предложить дельного, либо противоречия между различными группами населения столь глубоки, что в единый вектор никак не складываются. И это открытие немного удручало, поневоле заставляя жалеть о недавних временах, когда решения принимались большинством в девяносто девять процентов. С теми, старыми, составами Съездов дела было бы вести не в пример легче. И все нужные решения стали бы простой формальностью.
Предложенную на Девятнадцатой партийной конференции Горбачевым форму выборов по принципу “всякой твари по паре”, где состав депутатов должен был формироваться на основании совершенно недемократических процедур и пропорций, преодолеть до конца не удалось и среди народных избранников были и представители территориальных образований, и политических течений, и общественных организаций вроде “Общество “Знание”. Присутствовало сколько-то обязательных писателей, журналистов, киношников, музыкантов, ученых, представителей каких-то мутных общественных фондов… Эти люди попали в состав депутатского корпуса не по народному решению, а по квоте, предложенной Генеральным секретарем.
Впрочем, по первоначальной схеме выборов депутатский корпус вообще планировалось разделить на три равных части, где первая состояла из депутатов, выбранных по территориальному принципу, еще одна - из депутатов национально-территориальных образований. В чем разница между этими двумя принципами для меня было загадкой. Если там, в СССР, единая историческая общность - советский народ, то о каких национально-территориальных образованиях шла речь? Третья часть депутатов вообще должна была стать таковыми в результате назначений. Таким образом, изначально предполагалось иметь треть голосов на Съезде абсолютно подконтрольными.
Потребовался лишний год работы, предоставление правительству Горбачева еще одного кредита, созыв еще одной партийной конференции и выпуск новой редакции резолюции “О демократизации советского общества…”, нового решения Верховного Совета о переносе Выборов и изменения принципа формирования Съезда, но цель так и не была достигнута. Теперь вместо первоначального принципа разделения депутатов 750:750:750 Горбачев пошел на выборы по формуле 1200:550:500, и даже это было какой-никакой победой. Такой способ выборов был лишь самую малость хуже, чем институт американских выборщиков.
— Этот лысый реформатор надоел мне хуже горькой редьки, - жаловался не единожды Серый. - И, кажется, на него давлю не только я, а он очень хочет нравиться всем. Мнит себя червонцем. Или гением, который может развести любую проблему своим пустословием. Постоянно выпрашивает деньги и все время норовит соскочить с крючка, выдумывая какие-то несуществующие сложности вроде оппозиции в КПСС или невозможности повлиять на национальные окраины. Пора ему на пенсию. Ему практически нечем компенсировать мои деньги, кроме разве что лояльности. Но лояльность - продукт скоропортящийся, а деньги - это всегда деньги. И если я их на него трачу, то хочу иметь что-то весомее подписанных банкротом договоров и добрых улыбок. Он уйдет.
И мы заключили пари на то, кто станет первым президентом СССР. Серый честно признался, что пока Горбачевым рассматриваются три кандидатуры: сам Михаил Сергеевич, его верный консультант-секретарь-соратник товарищ Бакатин, и премьер Рыжков - тоже ярый “рыночник”, совершенно не понимающий механизмов работы рынка. И это было очень заметно по идиотским решениям всей троицы в сфере банковского регулирования, обращения акций, разрешения на внешнеэкономическую деятельность частникам, использующим разницу между внутренними и внешними ценами. И по многому другому. Да практически любой шаг правительства Рыжкова при Генсеке Горбачеве на пути к “рыночной экономике” приносил больше вреда, чем пользы.
— Они не будут избраны, - сказал Серый. - Даже не заглядывая вперед, я тебе скажу, что сделаю все, чтобы этого не случилось. И причин тому несколько: во-первых, эти выборы очень важны, во-вторых, они все-таки должны быть демократическими, а в-третьих, эти парни уже успели так накуролесить, что разгребать за ними лет тридцать придется.
— И кого же ты видишь на посту Президента?
— Да хоть Рафика Нишанова, - смеялся Серый. - Только не тех, кто уже успел показать свое полное неумение и бестолковость. Нужны действия, а не слова. Надеюсь, однако, на Ельцина.
Он иногда умел завести своими рассуждениями в настоящий тупик. Все, что я слышал от него о Ельцине прежде, легко укладывалось в простую формулу “некомпетентный властолюбивый алкоголик”.
— Как у Достоевского - “чем хуже, тем лучше”, - объяснил Фролов. - Ельцин популярен и, что гораздо важнее, внушаем. Очень надеюсь составить его окружение из вменяемых людей, которые будут советовать дельные вещи. А он, если во что-то уверует - будет поддерживать их начинания во всем.
— А что будет с теми, кто в прошлой истории… рулил?
— Посмотришь, - подмигнув, загадочно ответил Серый.
И теперь мы впятером следили за перипетиями парламентской борьбы за высший государственный пост в СССР, дублированные торопливым переводчиком, едва-едва успевающим транслировать сложные мысли народных избранников. Помимо перевода каждую кассету сопровождал пространный папин комментарий, объясняющий who is who из людей, мелькавших на трибуне. Ландри, лично знакомый с огромным количеством народных избранников, иногда давал краткие характеристики и пояснял происходящее.
— Этого депутата назначили коммунисты? - спрашивал Том у Тима.
— Да, - важно кивал тот головой. - Это директор крупного завода, очень богатый человек. Он не прошел на территориальных выборах и попал на Съезд через Союз научных и инженерных обществ СССР. Для человека, которому нужно оказаться на Съезде, есть много путей. Общество художников или дизайнеров тоже прислали своих делегатов.
— А кто здесь от филателистов и нумизматов? - лениво интересовался Луиджи. - Кто представляет интересы футболистов?
— Понятия не имею, - улыбался в ответ Тим, и сразу же тыкал пальцем в растянутый на стене экран: - Но вот эта чопорная дама - представитель Общества борьбы за трезвость.
— У нее же на лице написан постоянный запой!
— Потому и борется теперь, - острил Ландри. - Знает не по-наслышке.
— Это никакой не парламент, - безапелляционно заявил Том после трех часов просмотра. - Это сборище разных людей, совершенно не понимающих, что им следует делать. Ни у одного из них нет ни программы, ни единомышленников. Они понятия не имеют зачем собрались - то ли найти виноватых, то ли героев. Бедлам на выезде. Ничего они не сделают.
Из того, что я успел отсмотреть, мне становилось ясно, что Горбачев полностью управляет процессом и депутаты предпочитают искать виноватых в нынешних неудачах больше в глубоком прошлом, чем среди своих соратников. Даже коммунисты выглядели растерянными - они не понимали, что происходит, что должны решить и кого назначить ответственным. Все были за перемены, но о самих переменах говорили невнятно, обходясь дежурными лозунгами.
На последней кассете помощник Горбачева Бакатин взял ожидаемый самоотвод. Ряды кандидатов в Президенты становились все жиже.
— Послезавтра Горби останется единственным участником выборного процесса, - пророчески заявил Ландри. - Рыжков ему не конкурент. Да и Вадим был не конкурент, но так была хоть какая-то видимость выбора. Сарж этого не хотел, но, кажется, комми опять нас обманули.
Действительно, все шло к тому.
Пока в кинозал не вошел отлучавшийся на минутку Лу.
Он держал в руках несколько газет и выглядел ошарашенным.
— Посылка на здешний адрес и на мое имя, Зак. Но почему-то здесь газеты на русском и еще на каких-то непонятных языках. И все они датированы завтрашним числом. Я ничего не понимаю!
Первая газета, судя по непроизносимому и нечитаемому названию Nepszabadsag - была венгерской. На первой полосе большая фотография Горби и поменьше - какой-то пухленькой симпатичной негритянки, текст под фотографиями я прочесть не смог, но дата, по крайней мере число, и в самом деле было завтрашним. Вторая газета, с такими же фотографиями, с чуть более произносимым названием Iltalehti, кажется, была скандинавской. Еще одна - шведская Dagens Nyheter - была мне знакома и предлагала читателю уже четыре фотографии - Горбачев на самолетном трапе, улыбающийся Горбачев на приеме у Франсуа Миттерана, Горбачев крупным планом, и опять симпатичная негритянка.