Медико, действительно, оказалась замечательной девушкой, и у меня, действительно, были мысли — «А не жениться ли мне на ней?» Согласилась бы она на это, я не знаю. Но она вскоре уехала в свой Кобулетти и вернулась через восемь месяцев, она собиралась поступать в московский институт. Мы встретились, и я не узнала улыбающуюся мне солидную тетю, идущую мне навстречу. Милая, уже восемнадцатилетняя Медико, обрезала свои чудесные длинные волосы, сделала себе «шикарную» пережжённую «химию» и очень пышненько поправилась на одиннадцать килограмм. Свой новый образ она дополнила костюмчиком с рюшами, с люрексом и с невероятных размеров бантом на плече. Конечно, я прошла мимо и шарахнулась от нее с мыслью: «Что за дура-тетка идет мне навстречу и нагло так улыбается?»
— Борис, куда ты? Ты меня не узнал? — услышала я знакомый голос с милым грузинским акцентом. Ещё раз взглянула на тётю, но всё равно её не узнала.
— Здравствуйте, узнал: узнал: — беспомощно улыбалась я в ответ незнакомой тёте, я перебирала всех возможных носителей таких внешних признаков, все возможные кандидатуры были исключительно из маминых знакомых.
— Боря, как тебе не стыдно? Забыл меня? Я — Медико.
Я чуть не провалилась от стыда, бежать окрыленная на встречу с любимой девушкой и пробежать мимо, не узнав ее. Мы поболтали: В следующий раз мы встретились через десять лет. Симпатичная, опять с длинными волосами, но вся седая, неожиданно крупная, и неожиданно взрослая: За десять лет она закончит не только институт, но и аспирантуру, выйдет замуж за грузина и переедет из Кобулетти в Батуми. Всё у неё было хорошо.
В этот раз, по-русски понадеявшись на авось, само всё пройдёт, я также промучилась от головной боли несколько дней, и, убедившись, что без лечения она никуда не денется, добитая вконец этим изнуряющим недугом, предварительно созвонившись, поехала к врачу. Телефон «хорошего», так его мне отрекомендовали, частного врача-невропатолога мне дал один очень известный певец, не пишу его имени, не буду его компроментировать таким «милым» его знакомым врачом.
Доктор, не помню, как его зовут, долго объяснял, как найти его дом и потом великодушно согласился меня встретить на улице. И встретил: Молодой мужик, удивительно похожий на доктора Грина из сериала «Скорая помощь», может быть, только покрепче и ниже ростом поздоровался и сразу перешел на «ты». Его обходительность и внимание мне сразу стала понятной, — доктор был «голубым» и, конечно, меня он принял с моей дурацкой женственной внешностью за своего. Вот зараза, мне так хотелось просто попасть к врачу и просто избавиться от головной боли. Мы пришли к нему домой, трехкомнатная приятная квартира, я прошла в комнату, никаких грузинских девушек, как в прошлое мое лечение не сидело в красивых позах, в некрасивых тоже. Зато мускулистый загорелый парень на огромном плакате закрывал собой полстены и ревниво смотрел с него наглым сожителем доктора Грина.
— Чай? Кофе? — спросил меня доктор.
— Ну, давайте чай? — скромно согласилась я.
— Может быть, пообедаем? У меня тушеная индейка.
Мне становилось забавно, докторишка взялся за мое лечение всерьез. Вообще, я редко нравилась голубым, им нравятся обычно накачанные мужественные парни все в мышцах, я была не такой. Я могу пересчитать по пальцам одной руки количество «голубых», проявивших ко мне внимание в моей жизни. Я не обманывала себя и не думала самонадеянно, что могу понравиться уже как женщина, интересовала я доктора оставшимися, к моему сожалению, в большом достатке мужскими своими качествами. Но я была, как всегда голодна и согласилась на его индейку. Как он обрадовался! Он засуетился, поставил перед диваном маленький старинный ламбертный столик, красиво его сервировал, вкусно запахло едой, и он принес, украшенные, как в ресторане тарелки с обещанной птицей. Этого ему показалось мало для того, чтобы меня соблазнить. Он многозначительно взглянул на меня, а таких взглядов будет еще много в течение моего приема, достал из бара бутылку шампанского «Мартини» и, открыв ее, разлил в большие элегантные бокалы.
— Я очень рад, что познакомился с тобой, давай выпьем за это, — вылитый доктор Грин пристально и со значением смотрел на меня, смотрел уже с очень близкого расстояния, сидел он совсем рядом со мной на диване.
— Да, давайте: Я тоже рад. А Вы как меня будете лечить? Вы рефлексотерапию назначаете при воспалении тройничного нерва или Финлепсин мне выпишите? — доктор Грин непонимающе посмотрел на меня, он уже, конечно, забыл о цели моего посещения.
— А?: А, да. И то, и другое. Вначале я должен осмотреть тебя, а потом назначу лечение, — последнюю фразу он произнес нараспев. «Тьфу ты, вляпалась!»
— А у меня кроме головы ничего не болит, чего на меня смотреть? У меня уже было всё то же самое. Говорят, при воспалении тройничного нерва хорошо иглоукалывание или электропунктура, мне в прошлый раз так делали.
— Ладно, о болезнях потом, не переживай ты так, я тебя ото всего вылечу. Узнаешь ещё, какой я доктор! А теперь давай выпьем за наше знакомство, — мы чокнулись нашими бокалами, он опять многозначительно, чуть сощурившись, смотрел на меня — ну, прямо бразильский сериал какой-то, отрепетировал подлец, наверное, перед зеркалом. Я не зная, что делать, неловко поерзала под его взглядом, но щурься, не щурься, аппетит мне этим не испортишь. Я пододвинула тарелку и, стараясь по своему обыкновению не чавкать, что было моей отвратительной привычкой, стала с удовольствием есть поданное мне блюдо его «голубого» приготовления —:вкусно! Я увлеклась едой, а доктор Грин мне все рассказывал о чем-то и рассказывал: Мы закончили есть, а он все говорил и говорил: Мы пили чай с вареньем, и я его слушала и слушала… Я уже вошла в роль, что за мной ухаживают, я объелась, расслабилась и от шампанского глупо хихикала. Он поставил какой-то диск с музыкой, многозначительно назвав сложное имя исполнителя. «Знаешь?» — с уверенностью, что я знаю, спросил меня он. Неторопливое нытье с диска издавал, конечно, исполнитель-гей. «Нет, первый раз слышу», — простодушно ответила я. Он достал альбомы со своими фотографиями, и мы их посмотрели. На фотках, конечно, только парни, смотрелись его друзья весело, было видно, что время они проводить умеют. Походы, поездки, разные города, веселые лица — социализированные, адаптированные благополучные геи.
— А ты видел новый номер журнала:, - и произнёс название, уже его не помню. Я, конечно, не видела ни нового номера, ни старого, я вообще не знала такого журнала, но понимала, что и журнал этот, наверняка, тоже для геев.
— Вот возьми, посмотри, вчера купил. Классные ребята:, такие съемки! Тебе как фотографу должно быть интересно, — он осторожно вставил мне в руки этот журнал. И опять внимательный взгляд, ожидающий моего восхищения от просмотра этих пидеристических картинок. На некоторых страницах предполагалось, что я буду вскрикивать от восторга, но я небрежно перелистала журнальчик и положила его на диван между нами.
— Ну, как, понравилось?
— Да. Ничего, — осторожно ответила я. Он достал еще пачку подобных журналов, сел поближе и стал сам их показывать, рассчитывая помочь, мне дремучей, понять гомосексуальную эротику: «Вот, посмотри, какой красивый парень!», «Ты видишь, какое красивое тело?». Мускулистые мужики бесстыдно обнимались на глянцевых картинках, хватая друг друга за члены и за мускулистые ягодицы: Пидоры — кого им еще обнимать, как не друг друга. Тьфу, гадость! Я не хотела обижать лысого доктора, но смотреть на все эти анально-оральные, воняющие членами потные сцены, почти все хреново снятые такими же фотографами-пидорами, мне надоело. Я решительно отложила толстую стопку недосмотренных журналов: «Я не люблю журналы, никогда не покупаю: картинки, картинки:, все одно и то же. А Вы будете мне делать электропунктуру, или Вы что-то говорили про иголки? Сами говорили, что Вы — такой специалист!»
— А я уже показал тебе каталог садомазохистских аксессуаров? — вопросом на вопрос ответил мне доктор Грин.
— Нет, — жалобно простонала я, мне уже захотелось или лечиться, или идти домой, мне надоел озабоченный доктор. Но он уже достал еще один толстый журнал.
— Вот, друг подарил, посмотри, — садомазохистские принадлежности мне было смотреть интересней. Я была ко всему прочему ещё и мазохисткой, мне нравились всякие ошейники, кожаные наручники, соответствующе одетые девушки в латекс. Я любила секс с насилием, я любила ощущение власти и превосходства надо мной, и всякие другие мелочи, типа когда меня связывают и прочее, прочее: Но действия эти я любила получать от женщин, к тому же любимых, мужчины меня не возбуждали и в этой области.
— Нравится?
— Нравится, — искренне сказала я. Мне действительно нравились всякие кожаные штучки в каталоге, некоторые такие же или похожие были мной давно уже куплены. — Вообще, у меня есть мазохисткие наклонности, мне нравится такой секс, — честно призналась я доктору. — У меня была когда-то девушка, — от слова «девушка» доктор поморщился, — мы с ней долго жили, она была типа главной в наших отношениях, — чтобы не огорчать доктора, я не сказала, что таких девушек у меня было даже две. С одной красивой наполовину буряткой, я прожила полгода, с другой девушкой с именем Ира — почти три. Иру я любила.
— А я уже показал тебе каталог садомазохистских аксессуаров? — вопросом на вопрос ответил мне доктор Грин.
— Нет, — жалобно простонала я, мне уже захотелось или лечиться, или идти домой, мне надоел озабоченный доктор. Но он уже достал еще один толстый журнал.
— Вот, друг подарил, посмотри, — садомазохистские принадлежности мне было смотреть интересней. Я была ко всему прочему ещё и мазохисткой, мне нравились всякие ошейники, кожаные наручники, соответствующе одетые девушки в латекс. Я любила секс с насилием, я любила ощущение власти и превосходства надо мной, и всякие другие мелочи, типа когда меня связывают и прочее, прочее: Но действия эти я любила получать от женщин, к тому же любимых, мужчины меня не возбуждали и в этой области.
— Нравится?
— Нравится, — искренне сказала я. Мне действительно нравились всякие кожаные штучки в каталоге, некоторые такие же или похожие были мной давно уже куплены. — Вообще, у меня есть мазохисткие наклонности, мне нравится такой секс, — честно призналась я доктору. — У меня была когда-то девушка, — от слова «девушка» доктор поморщился, — мы с ней долго жили, она была типа главной в наших отношениях, — чтобы не огорчать доктора, я не сказала, что таких девушек у меня было даже две. С одной красивой наполовину буряткой, я прожила полгода, с другой девушкой с именем Ира — почти три. Иру я любила.
— Очень хорошо, — доктор Грин вздохнул с облегчением, даже упоминание о девушке не поколебало его уверенности в том, что я гей. И такая удача, его «голубой-преголубой» пациент еще и мазохист. Во, блядь, повезло! Какое уж тут лечение! Это тебе не иголками тыкать в голову, тыкать он засобирался в меня совсем другое.
Добрый доктор достал большой пакет с надписью «ИКЕА», и вытряхнул его содержимое передо мной на диван. Ба! Неужели в ИКЕЕ стали продавать такие забавные вещи. Кожаной горкой предо мной легли хлысты, плетки, ошейники, кожаные маски, последними вывалились из пакета обыкновенные ментовские наручники.
— Только в наручниках замочек сломался, поэтому их лучше не надевать, я боюсь не смогу их снять потом с тебя, — извиняющийся голос доктора привел меня в чувство. Я поняла, что слишком долго хихикала, что вела себя явно обнадеживающе на секс, что доктор теперь имеет не только планы меня выебать, но и некоторые основания. Я сидела уже напряженная, пошло такое лечение на хуй, я думала только о том, как мне смотаться, да так, чтобы это не выглядело глупо. А доктор безобидно сидел рядом и очень нудно рассказывал, что он любит в сексе: — что он садист, что любит насилие над своим партнером, что без этого он не может и что вреда он никому не причиняет и т. д… «Мудак, ты должен меня лечить», — я посмотрела еще раз на бубнящего, ссутулившегося лысого доктора и только успела подумать: «Ну, что за тюфяк, тоже мне садист, только пиздит часами». На этих моих мыслях подлый докторишка закончил свой познавательный монолог, схватил меня за волосы и мощным рывком поставил меня на колени перед собой и голосом страшного «бармалея» прохрипел мне в лицо: «Я сейчас сделаю из тебя гаремного мальчика». Не угадал, лысый, я хочу быть девочкой, фраза про мальчика была для меня, как ушат холодной воды. Вообще, у меня уже были мысли — «ну, вот, я чувствую себя женщиной, собралась менять пол, и вот, как раз тебе нормальный мужик, даже вроде очень доминирующий. Насилие тебя же так всегда возбуждает!? Попробуй еще разок, вдруг получится и понравится». Но этот доминирующий мужчина хотел, блядь, мальчика. Меня это не устраивало.
— Сергей, подождите, — по-моему, его звали всё-таки так, — подождите, давайте поговорим, — он по-прежнему крепко держал меня за волосы, — давайте поговорим. Я сейчас ничего не хочу, давайте я к Вам специально потом приеду: На следующей неделе, к примеру:
— Рот закрой! Будешь делать, что я скажу, — пиздец, доктор вошел в роль, причем он больше старался даже не для себя, а для меня, он думал, что я просто ломаюсь, типа я «целка», и хотел сделать мне приятное — быть со мной построже.
— Я Вам обещаю приехать потом. Сергей, мне больно, отпустите меня, — ну, какая глупейшая ситуация! Я чувствовала себя идиоткой. А доктор тем временем уже ловко расстегивал джинсы и доставал на свет Божий свою уродливую «гениталию». Я не хотела его обижать и лезть в драку, бить его в нос и ломать переносицу, я сама чувствовала свою вину за происходящее. Я не отрезала сразу — «Мне это противно» и теперь платила за свою глупость и легкомыслие. Я еще раз попыталась сказать ледяным голосом: «Сергей, я хочу уйти, я не собираюсь заниматься сексом. Мне неприятно».
— Кто тебя здесь спрашивает? Говорить будешь, когда разрешу. Будешь послушным мальчиком, дам тебе конфетку. А пока тебя надо учить, — и этот мудак отвесил мне пощечину. Мне не было страшно, но я ощущала тогда такое чудовищное чувство неловкости! Сейчас я это вспоминаю со смехом. Решить наши разногласия по-доброму и сделать нашему доктору скромный минет мне было всё-таки слишком в падлу, и мы долго с ним боролись и мутузили друг друга.
Вначале мы перевернули старинный ламбертный столик, мраморная столешница, слава Богу, не разбилась. Компенсируя такую прочность старых времен, с грохотом и звоном разбилась, зато, вся посуда, стоящая на столе. Я ничего не соображая, тяжело дыша, бездумно повторяла одну и ту же фразу: «Сергей, давайте поговорим, я Вам всё объясню. Сергей, давайте поговорим:». Сергей иногда останавливался, чтобы меня выслушать, но одно и то же — «Я к Вам приеду потом» его не устраивало, его вставший от насилия хуй, требовал продолжения насилия и моих ответных действий для достижения его, хуева, оргазма. И он, придурок, по-прежнему считал, что вся эта борьба и мои отказы только для моего мазохистского удовольствия, предварительные сексуальные игры, так сказать, куда же без них.
Добрый доктор Серега упал спиной на диван, держа меня и увлекая за собой, я упала на него сверху, и, вырываясь, только смогла сползти на колени на пол, но только этими усилиями поставила себя в удобную для него позу.
— Молодец, детка! Давно пора! — похвалил меня он. — Поломался для приличия, бери теперь в рот, — он опять ловко схватил меня за волосы и начал тянуть их в нужном направлении. Его член маячил уже очень ясной перспективой оказаться у меня во рту, и маячил он уже перед самым моим носом. «Блядь, как он, оказывается, мерзко воняет!». Не боясь обидеть своего «нового друга», я непроизвольно брезгливо поморщилась. Находчивый врач, не отпуская меня одной рукой, потянулся к прикроватной тумбочке, на ней стояла не уместившаяся на столе и потому оказавшаяся целой, хрустальная плошка с медом. Он щедро ковырнул пальцем мед и вымазал им свой немножко кривой, смотрящий куда-то в сторону член.
— Чай с медом любишь? Попробуй теперь мой медовый пряник, — приторный запах мёда, перемешанный с очень хуевым запахом хуя, вызвал у меня обильное слюноотделение, я почувствовала, что меня сейчас вырвет, первый позыв сдавил горло.
— Меня сейчас вырвет, — прохрипела я. Еще позыв, мое тело дернулось, я повернула лицо в сторону, чтобы не выблевать вкусную индейку на «медовый пряник», но только большая порция предрвотной слюны заполнила рот, и я, не стесняясь доктора, сплюнула её на пол. Хуёк у Сереги под медом сразу уменьшился от такого конфуза, почувствовал первым, что сделал что-то не так. Поверил мне и его хозяин, он нервно схватил салфетку и стыдливо стал стирать мёд со своего члена. Салфетка прилипала, тут же рвалась и оставалась на члене бумажными струпьями.
— Извини меня. У тебя что, на мёд аллергия?
«У меня на хуи аллергия, — устало подумала я. — Мудак ты, а не врач-невропатолог», — мёдом он меня окончательно разозлил.
— Я не подумал об этом, извини. Действительно, глупо — мёд: Зачем я его намазал? Извини, ради Бога, я ничего не соображал, не знаю что на меня нашло, — бормотал он.
Пока я увлеклась борьбой с тошнотой, я упустила момент всё прекратить. Неутомимый доктор уже сидел со мной на полу и липкими руками пытался гладить под моей маечкой моё тело, руки не скользили и прилипали, как на клею. Ну, что за мудень!
— Сергей, отъебись ты от меня. Всё, я ухожу, — решительным голосом сказала я и попыталась встать.
— Прости меня, не уходи, — он, удерживая меня, истерично хватал меня руками. — Ты сам не представляешь, как я сделаю тебе хорошо.
— Сергей, пошел на хуй, блядь. Заебал! Понимаешь такое слово — за-е-бал!? — слово «заебал» я, широко раскрывая рот, произнесла ему прямо в лицо по буквам. — Я женщин люблю, мужики мне противны. Отъебись. Услышал? О-о-тъе- бись! — повторила я.
— Ты просто злишься. Вот увидишь, ты простишь меня, — не верил моим убедительным фразам доктор, он крепко держал меня, я вырывалась. — У тебя такая нежная кожа, извини, но я уже не могу тебя не выебать. Я себе этого не прощу, — и опять борьба, на этот раз молча, как на ринге. Я не справилась с ним, он повалил меня на спину и замер, он озабоченно смотрел куда-то выше и левее моих глаз. Я осторожно потрогала рукой это место, пальцы были в крови. Пока я пыталась вырваться, я, видимо, сильно поранила голову о разбитую посуду, скорее всего об осколки массивной пепельницы, разбитой нами, и даже этого не заметила. Вид крови, слава Богу, врач был не хирургом, сразу успокоил его. Он с тяжелым вздохом встал, принес перекись и оказал мне медицинскую помощь — врач всё-таки.