В шуме хлынувшего с новой силой дождя потонули голоса Петровичевой старухи и кота Василия.
…А я стала думать, как мне отомстить Валентине.
Проще всего, конечно, было бы рассказать всем, какова она на самом деле. Проинформировать общественность на предмет того, как Валька предает подруг, непристойным образом посещает мальчишек на их собственных участках, причем в ночное время… Еще кое-какие грешки припомнить. И постараться, чтобы первой обо всем узнала ее бабушка!
Я активизировала память, стараясь извлечь из ее хранилищ все известные мне Валькины безобразия. Порча объявлений, посадка Василия на цепь, закапывание мыши у Петровича… А в прошлом году? Помнится, мы кидались в мальчишек чьим-то чужим навозом, утащили одежду одного купальщика, случайно опрокинули бочку с водой у бабы Фаи, когда лазали поесть ее черемухи… Все «мы»! А как же Валька? Нет, кажется, о ее «подвигах» лучше молчать и дальше, а то, глядишь, моих окажется еще больше…
Неплохо бы поссорить Вальку с Максом. Подстроить измену, привлечь второго парня и вторую девчонку, организовать ревность… Как там это в сериалах-то бывает? Вещественные доказательства, записки от тайных возлюбленных… Ох, снова записки! Как же муторно всем этим заниматься! Да и не приводят такие игры ни к чему хорошему, как опыт показывает. Валька догадается, что это я, обязательно догадается! И получит лишний повод убедиться в моей глупой влюбленности, дополнительную возможность поиздеваться.
Нет, нет! Месть должна быть точечной. Простой, конкретной, безвредной для окружающих и максимально ощутимой для самой Вальки. Пробраться к ней домой и изрезать шмотки? Но Валькина дачная одежда и так поношенная донельзя, никто даже и не заметит ухудшения. Налить клея в баночку от шампуня? Для начала этот самый клей надо где-то достать… Да и велик риск, что по запаху она распознает клей прежде, чем на волосы нанесет. Просто оттаскать за космы? Или подговорить кого-нибудь из ребят и устроить темную? Нет, тут и до уголовщины недалеко. Заснять с Максом в какой-нибудь интимный момент, а потом вывесить фотку на всеобщее обозрение? Хм… А каково мне самой будет смотреть на эту фотку? Еще не известно, кому хуже сделаю! В таком случае, может быть, затаиться на крыше с ведром помоев и облить Валюху, когда она станет проходить внизу? Отличная идея! Правда, наказания за это избежать будет невозможно… А как отреагирует Макс? Вдруг после этого он начнет думать про меня еще хуже? Или — самое ужасное — примется утешать Вальку: мол, она ему и так, в помоях, нравится? Нет, нет, только не это! Лучше вообще никак, чем так!
Дождь снова затих. «Старый осел, чтоб ты провалился, сил моих больше нет с тобой жить!» — донесся до моих ушей голос суженой Петровича. Васька, судя по всему, тоже не прекращал твоих трелей все то время, что хлестал ливень. «Васенька, сыночек, спускайся, миленький! — голосила Елкина. — Полезай, дурак, наверх, дурак, сними, дурак, кота, дурак!» Не надо было высовываться в окно, чтобы перед глазами предстала картина того, как безутешные хозяева Василия вертятся вокруг злополучного столба. «Кири-и-ил!» — разнеслось по поселку. Все идет своим чередом, все живут как жили, только мой мирок разрушен и никогда не сможет восстановиться…
Впрочем, хватит! Сколько можно мотать сопли на кулак?! Сейчас я возьму себя за шкирку, встану, оденусь, пойду на улицу и найду себе новых друзей! Может, даже нового парня охмурю! Какие проблемы-то?!
Я поднялась, слезла на первый этаж, надела галоши с курткой и двинула на улицу.
— Не боишься гулять в такую погоду? — крикнула вслед мама.
Эх, чего мне бояться? Самое страшное в жизни уже случилось.
Посреди улицы по-прежнему текла река. «Садовое товарищество «Конденсатор» — северная Венеция, — пришло мне на ум. — А, нет, северная — это Ленинград. Тогда северо-восточная». Никого живого видно не было: за исключением одного кота и пары человек, метавшихся прямо под ним, висящим на столбе, на расстоянии десяти метров: один с коротенькой лестницей, другая с истошными воплями.
По привычке сначала я отправилась на болото. Ни делать, ни смотреть там было, разумеется, нечего. Вид вышедшей из берегов лужи показался мне отвратительным: то ли потому, что последние три дня в моей жизни не было ничего, кроме воды и огорчения, то ли из-за невольных воспоминаний — Валька, Макс, морда, рыбка… То же невеселое впечатление произвела прогулка по улицам поселка, словно вымершим. В голову то и дело лезли мысли о наших с Валькой былых хулиганствах, связанных с тем или иным местечком. Я даже не выдержала и снова чуть-чуть всплакнула… Конечно, надо думать о будущем, о том, что я еще молода и впереди еще много знакомств, друзей, кавалеров и приключений… Но как же трудно расставаться со старыми привязанностями!
Пришлось несколько раз обойти поселок, чтобы окончательно убедиться: период Всемирного потопа — худшее время для поиска новых друзей, особенно на улицах дачного поселка. В «Конденсаторе» как будто не осталось ни одной живой души: даже Шарика, и того в будке не было — видно, сторож в избу забрал. Я уже собралась возвращаться домой, чтобы там снова упасть на матрас и поплакать над своим вечным невезением, как неожиданно увидела какую-то девчонку.
Одетая в замызганную куртку неопределенного цвета, вытертые синие гамаши, лыжную шапочку и резиновые сапоги, она присела над лужей и ковырялась в ней грязной палкой. «Суп, что ли, варит?» — подумала я. На вид — лет восемь-девять. Самый возраст для варки супа. Толстая, некрасивая, похожа на пацана. Кажется, пару раз я ее даже видела — вот так же, одну. Может, дурочка какая? Впрочем, кто бы говорил! Встретились два одиночества, ага.
Хотя, в самом деле… Почему бы мне не познакомиться с ней? А вдруг за неприглядной внешностью скрывается прекрасная душа — в кино ведь всегда так бывает! Может быть, эта девчонка тоже переживает сейчас какую-нибудь трагедию? Мы расскажем друг другу о своих проблемах, и обеим станет легче! Слово за слово, подружимся… Ну и что — разница в возрасте? Лет через тридцать мы будем почти ровесницами! Вот так Судьба и посылает людям настоящих товарищей!
— Привет! — сказала я.
Девчонка повернулась, вытащила грязную лапу из лужи, вытерла то ли ею — пот с лица, то ли ее — о свою потную физиономию и ответила скрипучим голосом:
— Приветик!
Я хотела было спросить, как у нее дела, но сочла такое продолжение беседы слишком скучным, предсказуемым. На секунду задумалась, чего бы сказать. И тут новоявленная подруга меня огорошила:
— Эй, а я тебя знаю, похоже!
— Знаешь?
— Ага. Ты ведь Надя?
— Ну да.
Я насторожилась. Это что, моя мечта стать звездой, как Кристина Агилера, наконец-то осуществилась? Или тут кроется какой-то подвох?
— Точно знаю! — девчонка противно хихикнула. — Ты Максима подружка! У вас же роман, да? Ты ночью к нему приходила, под окнами лазила! Вот анекдот! А потом у вас было свидание, верно? В лесу, за сортиром! И ты к нему лезла, а он не хотел целоваться!
— Чего-о-о?
— А потом он подумал, что раз уже за полночь, значит, свидание не первое, так что все можно! И все прямо там и случилось! Ага?
Я покраснела. Потом побледнела. Потом покраснела обратно. Застыла, как дурочка, перед этой малявкой, раскрыв рот и не в силах ничего из себя выдавить. Да что ж это?.. Да как это?.. Какие слухи распускают про меня Валька с Максом?! Теперь даже самая ничтожная сопля в «Конденсаторе» будет издеваться надо мной?!
«Кири-и-и-ил!» — разнеслось между тем над поселком.
— Блин, достала! Опять меня бабка зовет, чтобы ей провалиться! — воскликнуло существо, принятое мною за девчонку, подскочило и умчалось в неизвестном направлении.
Я осталась стоять, как стояла — ошарашенная, разбитая, обескураженная. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Из оцепенения меня вывела пожарная машина, промчавшаяся в сторону нашего участка.
«Пожар? Но что может загореться, если кругом такая сырость?!» — подумала я и потащилась следом за машиной.
Ну, конечно!
Красная машина стояла под столбом электропередачи. Из машины тянулась лестница, наверху которой возился пожарный.
— Мя-я-я-у-у-у! — глупо вопил спасаемый Василий.
Через минуту он уже сидел, завернутый в одеяло, на руках у своей «мамочки» и жалобно попискивал, не в силах отойти от пережитого.
— Смотри, какую шкоднятину я сфотографировал! — сказал папа, когда я зашла в домик.
В окошке предпросмотра цифрового фотоаппарата виднелись снятые под большим увеличением жирная задняя лапа Василия и ухватившаяся за нее толстая пожарная перчатка.
— Неплохо, Надь? Что скажешь?
— Пап… Поехали домой! Я не могу тут…
После обеда мы с родителями (которые, наконец, поняли, что делать в этом дурацком поселке больше нечего) настригли пионов, насобирали малины, надергали луковой зелени, нащипали салата, наоткручивали огурцов, набрали сумок, нагрузили рюкзаков, навьючили себя, переоделись в ставшую непривычной человеческую (городскую) одежду и вышли за ворота.
— Неплохо, Надь? Что скажешь?
— Пап… Поехали домой! Я не могу тут…
После обеда мы с родителями (которые, наконец, поняли, что делать в этом дурацком поселке больше нечего) настригли пионов, насобирали малины, надергали луковой зелени, нащипали салата, наоткручивали огурцов, набрали сумок, нагрузили рюкзаков, навьючили себя, переоделись в ставшую непривычной человеческую (городскую) одежду и вышли за ворота.
Нам предстоял четырехкилометровый путь до станции — той самой, где мы так недавно и так давно покупали дынный дезодорант на пару с бывшей подругой. Этим путем меня носили в пеленках, возили на коляске, водили за руку, таскали практически за шиворот, катали на велике и подвозили на «Запорожце», поэтому я могла пройти его с закрытыми глазами и порой даже видела во сне. Каждый метр бесконечной дороги, удлиненной тяжким грузом, что-то значил для меня, имел свое лицо. Вот первый поворот за картофельными полями и небольшая свалка вокруг столбика с надписью «Выбрасывать мусор строго воспрещается!». Вот следы узкоколейки, по которой — если только родители этого не выдумывают — когда-то, в седой древности (то есть до моего рождения), ходил маленький паровозик, не гнушавшийся подкинуть садоводов; теперь это рай для собирателей металлолома: кусков ржавых рельсов и огромных болтов. Вот маленькие ивовые заросли: каждый раз, как мы проходим мимо, папа сообщает, что окончательно решил заняться плетением из лозы и начнет учиться прямо завтра. Вот заброшенный пионерлагерь: думаю, это именно тот, в который прилетала Черная Простыня. Вот клочок соснового (у нас других и не бывает) леса, вылезшего на дорогу, через который мы ходим; а вот плоский камень, на который нельзя символически не присесть. Дальше будет единственный на всю округу настоящий деревенский домик, возле которого мне однажды удалось увидеть первых и единственных в моей жизни живых гусей. А сейчас, ну прямо-таки вот-вот, мы закончим месить ногами жижу и запинаться о кочки: начнется заасфальтированная дорога. В тысяча девятьсот мохнатом году проложить нормальный путь от станции до «Конденсатора» не удалось: не хватило — угадайте, чего? — денег, естественно. Какой-то начальник, чтобы его не сочли слишком добрым, выделил ровно половину необходимого. Зато теперь, если я иду в поселок или из поселка, точно знаю, когда позади остается два километра, а два еще ждут меня, непройденные.
Перебирая ногами, я размышляла о том, где взять навоз, чтобы намазать им Валькины ворота (как вариант: саму Вальку): по-хорошему попросить у тети Фаи с конца улицы и привлечь к себе внимание или стянуть в соседнем поселке под названием «Рейсшина» из какой-нибудь кучи и рискнуть быть отловленной. Что такое «Рейсшина», спросите вы? Кажется, это такая толстая линейка для профессиональных чертежей. А «Конденсатор», к слову, — электротехнический прибор. Дело в том, что наши дачи раздавала своим работникам контора по энергоснабжению, а соседские — конструкторское бюро. Вот и поназывали садоводы свои поселки, как умели…
В самый интересный момент — я представляла себе, как предательница обнаружит вонючее безобразие на своей частной собственности, — сбоку заскрипели тормоза. Возле нас остановился раздолбанный «Москвич» дяди Гоши — Максимова папки.
— А я смотрю, кто это тут тащится с четырьмя сумками в двух руках?
— Георгий Иваныч! Подвезешь, что ли?
— А то! Ну-ка, залазьте! Прокачу вас с ветерком!
От предложения сменить пеший путь на автопрогулку я не отказалась бы никогда в жизни… Но как мне захотелось сделать это сегодня! Почему не кто-то другой, почему именно отец этого гадкого Максима?! Противный мальчишка преследует меня даже за воротами поселка с помощью своих предков! Господи, чуть не забыла… Ведь этот папаша еще и лунатик! А вдруг мы с ним все разобьемся?!
— Садись, Надь! — сказали родители радостно.
Мне пришлось сесть.
Завязалась очередная скучная беседа об огуречных сортах, капустной рассаде, томатных вредителях, сортах удобрений, выходках председателя, дебильных начальниках, повысившихся ценах, мужьях Пугачевой, народолюбивых политиках, добрых старых временах, непослушных детках…
— Помню, когда Надя была маленькой… — завела маман свою любимую песню, от которой у меня вянут уши.
— Не успеешь оглянуться, как вырастают! — поддакнул ей дядя Гоша. — Уже и невесты у них. Андрюша девчонку зимой приводил — с нами знакомил. Хотя они, похоже, разошлись уже. А тут еще и младший, представляете? Последние два месяца какой-то весь замученный, сам не свой ходит. «Ну, — мать мне говорит, — влюбился наш Максимка!» И точно! Девка к нему бегает. Даже ночью меня, представляете, разбудила: по участку шарашилась зачем-то, наверное, сюрприз хотела оставить. Я ведь ее засек потом. Кто это такая! Вот угадайте-ка!
Я напряглась.
— Да Катька, еще-то кто! — сказал папа.
— А вот и нет! — ответил дядя Гоша. — Валя это, Людмилы Семеновны внучка. Я на нее еще пару раз после этого натыкался на нашем участке! Решил сделать вид, что не вижу, хе-хе! Как прогрессивный отец, хе-хе! Породнимся, значит, с Семеновной, вот оно как! Ха-ха-ха!
«Чтоб тебе пусто было! — подумала я про бестактного папашу. — Это же надо так издеваться над чужими чувствами!» Сидела, ругала его про себя… А сама смотрела на отражение в зеркальце: какой у дяди Гоши красивый нос, какие глаза, какие губы… Все в точности, как у Макса. Значит, таким он будет, когда вырастет? Эх… Мне-то хотя теперь уже какое дело до всего этого?..
— Кумовьями с Семеновной будем, ха-ха! — никак не унимался тем временем наш водитель. — Участки объединим!
— Может, она, Георгий Иваныч, тогда и детками своих гладиолусов с тобой поделится? — подыгрывал папа. — Ты уж тогда и нам, по старой дружбе-то, а? Ха-ха-ха!
— Поделюсь! — сказал Гоша. — А что ж, поделюсь! Пускай только поже…
ФЫРК! Фырк-фырк-фырк! Пфффффф…..
Приехали.
Сдохла машина.
— Да сколько же можно чинить тебя, черт побери?! — закричал дядя Гоша и стукнул рукой по рулю.
Мы вылезли из «Москвича», навьючились заново и потащились дальше, а Георгий Иванович в седьмой раз за неделю и на этот раз прямо посреди дороги полез под свою любимицу. Так ему и надо, не будет болтать всякую ерунду!
Глава 7. В городе
Смотреть на жирных мадагаскарских тараканов, копошащихся в зоомагазинном вольере, было противно. И стоили они дорого. Я подсчитала свои скудные сбережения, потом прикинула, каково будет переться с этими зверями домой, где придется их спрятать и как потом транспортировать их в поселок. Ужаснулась. Потом сказала себе, что месть непременно окажется сладкой и компенсирует все мои огорчения. Почти поверила в это. Оглянулась в поисках продавщицы и спросила у подошедшей услужливой девушки, будет ли скидка, если брать тараканов оптом.
— Оптом?!
— Да, всех сразу, сколько есть. И вместе с банкой.
На случай лишних вопросов была заготовлена отговорка о том, что я решила обустроить тараканью ферму и заняться разведением насекомых на продажу. Но то ли продавщица попалась с экстрасенсорными способностями, то ли на лице у меня было все написано…
— Только не говорите, что решили кому-нибудь отомстить, подбросив в комнату стаю мадагаскарских тараканов! — воскликнула девушка.
— А что, у меня такой вид? Сразу видно, что жизнью обижена, ага? — зачем-то огрызнулась я.
— Да нет… Извините, просто вы не первая, кто хочет взять у нас сразу всех тараканов. К нам такие люди каждую неделю заходят, спрашивают скидку, а потом душераздирающие истории рассказывают, как с ними жестоко обошлись.
— Душераздирающие! — вырвалось у меня. — Вам тут легко говорить! У вас, наверно, лучшая подруга пацана не уводила! И не издевалась с ним за компанию!
— Всякое бывало… — уклончиво ответила продавщица. — А тараканы для него или для нее?
— Это важно? — поняв, что и так уже лишнего разболтала незнакомому человеку, я решила стать холодной и держаться на расстоянии.
— Вы извините, что не в свое дело лезу… Но тараканов подбрасывать — это как-то… неконструктивно, что ли.
— Да?! А что, по-вашему, конструктивно?
— Ой, вы только не обижайтесь! Можете меня вообще не слушать! Но все эти гадости, мстительность эта мелкая… Кому от нее лучше? Ни себе, ни людям, как говорится.
— А я им лучше делать и не собираюсь! Выискали тоже альтруистку! Ха!
— Да вы не поняли! Это только когда собираешься отомстить, то кажется, удовольствие от этого получишь. А на деле — ничего подобного! Как было тебе погано, так же и остается, даже еще хуже становится! Тухлое это дело. Я точно знаю… на своем опыте проверяла.
— И что же? — спросила я, сохраняя задиристое, независимое выражение лица, но уже начиная сомневаться в правильности собственных намерений. — Прикажете простить их великодушно? Сказать, мол, резвитесь, ребятки, любите друг друга, а я за вас рада ужасно?