– Лагин, выходи оттуда! – быстро сказал Глеб.
– Что? – не понял тот.
– Облако темнеет! Выходи!
– Темнеет? Но я ничего не вижу.
Похоже, стоя внутри, Лагин действительно не замечал происходящих с облаком изменений.
– Выходи оттуда! – крикнул Глеб.
Но Лагин лишь рассеянно улыбнулся и закрыл глаза. Облако продолжало сгущаться.
– Черт! – рявкнул Глеб.
Он бросился вперед и успел вытолкнуть Лагина из облака за мгновение до того, как, продолжая сгущаться, оно стало черным.
Холодная тьма окутала Глеба, ему вдруг стало трудно дышать, а в голове зашумело. Оцепенение, словно яд, быстро распространялось по его телу.
«Пропал!» – понял он и, сцепив зубы, последним судорожным усилием вырвался из облака. Сделав два шага, Глеб лишился сил и рухнул на траву.
Открыв глаза, Глеб увидел склонившихся над ним Диону и Лагина.
– Где оно? – хрипло спросил он.
– Облако исчезло, – ответил Лагин. – Растаяло.
Глеб приподнялся и сел на траве.
– Сколько я был без сознания? – спросил он.
– Недолго, – ответил Лагин. – Как ты себя чувствуешь, Первоход?
Глеб не ответил. Он взглянул на Диону и спросил:
– Что это было?
– Я не знаю, – ответила она. – Я никогда такого прежде не видела.
Глеб пристально всмотрелся в ее лицо.
– Лжешь. Ты знаешь, что это такое. Говори!
Диона смутилась.
– Я… Я слышала о нем, но никогда раньше не видела своими глазами. На нашем языке оно называется «дургана мора». На ваш язык это можно перевести как «облако-упырь». Дургана мора питается воспоминаниями людей.
– Почему ты не предупредила нас?
– Я не знала, что это дургана мора. В Гиблом месте случается много странного, Глеб.
Орлов перевел взгляд на ученого мужа.
– Лагин, ты помнишь свое детство?
Лагин наморщил лоб, припоминая, и на лице его вдруг отобразилось отчаяние.
– Боже мой… – пробормотал он, бледнея. – Я не помню ничего хорошего. – Лагин взъерошил ладонями седые волосы. – Это ужасно! Я помню только плохое! Помню, как меня высек отец… Как заперла в амбаре мать… Как соседский мальчишка Довбуш ударил меня палкой по голове… Но напрочь позабыл все хорошее! – Он поднял взгляд на Глеба и повторил полным горечи голосом: – Это ужасно!
– Дядя Первоход, а ты? – спросил вдруг Прошка. – Ты ведь тоже был внутри облака.
Глеб задумался. Потом пожал плечами и сказал:
– Со мной все в порядке. Я все помню.
– Дургана мора высосала из Лагина хорошие воспоминания, – пояснила Диона. – Но тебя она не одолела.
Глеб вздохнул и поднялся на ноги.
– Нам пора идти дальше, – сухо произнес он. – Послушай внимательно, что я тебе скажу, ученый муж: если ты еще хоть раз ослушаешься меня, я сам тебя прикончу. Ты хорошо понял меня, Лагин?
– Я понял тебя, Первоход.
Лагин выглядел несчастным и потерянным, словно вместе с воспоминаниями детства ядовитое облако высосало из него саму жизнь.
Глеб поправил на поясе меч, кинжал и сумку-ташку, закинул на плечо котомку и распорядился:
– Идем в прежнем порядке. И больше никаких фокусов.
Затем повернулся и твердой стопой шагнул на тропу. Поход возобновился.
Лагин уныло плелся позади всех. Из горла его то и дело вырывался горестный вздох. Пройдя полверсты, Диона оглянулась и сказала:
– Не расстраивайся, ученый муж. Память еще может к тебе вернуться.
Лагин недоверчиво блеснул очками.
– Откуда ты знаешь? – с сомнением спросил он.
Диона улыбнулась:
– Я это вижу. Главное, поменьше об этом думай. В твоем сердце поселилась тревога, но если ты поддашься унынию, оно убьет тебя.
– Ты права, – внезапно согласился Лагин. – Я христианин, а для христианина уныние – великий грех. Я не буду думать о плохом.
Лагин улыбнулся и высоко поднял седовласую голову.
7По Кишеню шли еще около часа, и когда город-призрак остался за спиной, Глеб вздохнул облегченно.
– Ну, вот, – сказал он. – Теперь идем по этой тропе, и она приведет нас к речке Протекайке. Дальше пойдем вдоль нее.
– А мы не можем соорудить плот и сплавиться по ней? – поинтересовался Лагин.
Глеб отрицательно покачал головой:
– Нет. Раньше было можно. Но года три назад все изменилось. Ходоки говорят, что река устала.
– Как это устала? – не понял Лагин.
– Она больше не держит бревна и жердины, – объяснил Глеб. – Они тонут, словно железные. И людей она тоже не держит. Ни один пловец, даже самый хороший, не удержится на поверхности Протекайки дольше минуты.
– Странно, – пробормотал Лагин. – Любопытно было бы исследовать свойства этой воды. Первоход, ты позволишь мне подойти к реке и зачерпнуть немного воды в бутылку?
– Сперва дойдем до реки, а там решим, – ответил Глеб.
Он повернулся и зашагал по тропе. Прошка бегом нагнал его и пошел рядом. Поход через мертвый город подействовал на мальчишку угнетающе, и теперь ему хотелось поговорить.
– Дядя Первоход, – начал он, шагая в ногу с Глебом, – я слышал, что ты пришел на нашу землю издалека. Верно?
– Верно, – кивнул Глеб.
– Ты много путешествовал?
– Да. Пришлось помотаться.
– И как там живут люди, в чужих-то краях?
– По-разному, Прохор. Где-то хорошо, где-то не очень.
– А есть ли на земле места, где люди живут без забот?
– Нет, таких мест нет. Есть страны и города, где люди сыты и одеты. Но тоскуют люди везде одинаково.
– Будь я богат, я бы не тосковал, – уверенно заявил Прошка.
– Это тебе так кажется. Вот представь себе, что у тебя все есть. Какую еду ты любишь?
– Мясо и пироги.
– Вот представь себе, что у тебя горы мяса и пирогов. Ешь ты это мясо день, другой, третий, десятый… Через месяц оно тебе уже в глотку не лезет. А через два ты на него и смотреть без отвращения не можешь. Ты вспоминаешь вкус хлебной горбушки, которую тебе швыряли у кружала, и этот вкус кажется тебе самым лучшим вкусом на свете.
Мальчишка покосился на Глеба с сомнением:
– Нешто так бывает?
– Бывает, Прохор, бывает. Человеку для счастья не так уж много и нужно. Любимое дело да горячий обед на столе. И чтобы родные люди не болели. Вот, пожалуй, и все. Хотя… есть и еще одно. То, чего ни за какие деньги не добудешь.
– И что же это?
– Смысл. Чтобы жить не зря, а для чего-то. Для чего-то такого, за что и жизнь не жалко отдать.
– И у тебя есть этот смысл?
– Наверно, да, – ответил Глеб, немного поразмыслив. – За Пепельным озером есть место, где могут ответить на все мои вопросы. И я постоянно помню об этом месте.
– И сейчас ты идешь туда?
Глеб кивнул:
– Угу.
Прошка нахмурился и несколько шагов шел молча. Потом спросил:
– А по дому своему не скучаешь?
– Очень скучаю, – признался Глеб. – В этом-то вся проблема. С одной стороны – ответы на все мои вопросы, с другой – дом. Тут хоть разорвись.
– А что важнее?
Глеб вздохнул:
– Не знаю, Прошка… Правда, не знаю. Дом – это ведь тоже ответ.
Прошка шмыгнул носом и задумчиво проговорил:
– Мне тоже бывает тоскливо. Особенно когда лежу на стогу сена и на звезды смотрю. Такие они маленькие и далекие. И кто их туда подвесил?
– Бог, наверное.
– А который из них? Род, Даждьбог или Перун?
Глеб взъерошил рукою волосы мальчишки, улыбнулся.
– Неважно – кто именно. Важно, что они там висят, и мы их видим.
Прошка не совсем понял, но на всякий случай кивнул.
Еще несколько минут они молча шагали по тропе, но вдруг Глеб остановился и поднял руку:
– Стойте!
Все остановились. Глеб приблизился к небольшому предмету, лежащему у обочины тропы. Только очень внимательный взгляд мог отличить этот предмет от обычного комка земли.
Первоход наклонился, поднес к нему пальцы и замер, словно пытался уловить исходящее от предмета тепло. Затем шевельнул пальцами и, секунду поколебавшись, взял предмет в руку.
– Чего это? – спросил Прошка.
– Чудна́я вещь.
– Чудная? А что в ней чудного?
– Еще не знаю.
– А почему ты вообще решил, что это она? – поинтересовался Лагин.
Глеб усмехнулся и провел пальцем по предмету. К пальцу прилип комочек грязи, а на очищенном месте блеснула зеркальная поверхность.
Глаза Лагина удивленно расширились за стеклами очков.
– Я бы ни за что не обратил на нее внимания.
– Я ходок, – сказал Глеб. – Я на все обращаю внимание.
Глеб вынул из кармана тряпицу, завернул в нее предмет и сунул его в сумку. Посмотрел по сторонам.
– Не нравится мне все это, – настороженно проговорил он.
– Что? – поинтересовался Лагин.
– Уж больно все тихо да гладко.
– Может, нам просто повезло? – Ученый муж поправил пальцем очки и улыбнулся. – Ведь и ходокам иногда везет, верно?
– Не знаю, – отозвался Глеб. – Со мной такого никогда не было. В Гиблом месте всегда что-то теряешь. – Он покосился на Лагина и с усмешкой добавил: – Или кого-то.
– Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, – возразил ученый муж. – Иисус запретил нам унывать и сделал нас бесстрашными. На все воля Божья, ходок.
– Не знаю, чья тут воля, но не человеческая – это точно. Ладно, пошли дальше.
Глеб поправил ольстру и меч, сдвинул колчан со стрелами поудобнее и зашагал вперед по вьющейся лесной тропке.
Вокруг становилось все темнее и непригляднее. То ли в этом было виновато небо, затянувшееся тучами, то ли кроны деревьев все плотнее сходились над головами, не давая пройти солнечному свету.
Глеб ускорил шаг, чтобы поскорее миновать чащобу и выйти к реке.
Вдруг Диона, шедшая позади него, вскрикнула. В тот же миг из густого кустарника выскочило странное существо, подхватило падающую Диону на руки и попыталось скрыться в кустах, но Глеб уже встал у него на пути, держа ольстру на изготовку.
Существо остановилось в нерешительности, и странники получили возможность разглядеть его получше. Это был не то человек, не то сам леший. Росту высокого, около сажени, с плечами широкими и вздутыми от нагромождения мускулов. Одет в звериные шкуры, сшитые между собой абы как. Руки толстые, не шерстистые, как у зверя, но волосатые, как у мужика. На ногах – грубые башмаки.
Но самым поразительным в этом странном существе была его голова – огромная, с широченной переносицей и с двумя большими шишками на тех местах, где у быка полагается быть рогам.
– Бычеголов… – пробормотала Диона и обмякла у чудовища на руках.
Из шеи у девушки торчал длинный темный шип какого-то растения, а за пояс чудовища была заткнула полая тростниковая трубка.
– Отравленный шип, – тихо выговорил Глеб и, наставив ольстру чудовищу в голову, грозно выкрикнул: – Отпусти девушку, урод!
Бычеголов затравленно огляделся, затем угрюмо посмотрел на Глеба и прорычал:
– Русич… Диона идет за Бычеголов.
Глеб, держа палец на спусковом крючке, грубо осведомился:
– С какой стати?
– Диона наше племя. – Урод набычил массивную голову и сверкнул красноватыми глазами. – Пусти ее, ходок!
Глеб прищурил глаза и холодно поинтересовался:
– Тебе что, своих баб мало, Минотавр недоделанный?
Бычеголов молчал, мрачно оглядывая путников. Бугры его мускулов вздулись, на обнаженной смуглой шее запульсировала толстая жила. Такая же надулась и задергалась на его широком, шишковатом лбу.
– Ого… – насмешливо проговорил Глеб. – Кажется, я догадался. Ты в нее влюблен?
– Я она брать! – рявкнул в ответ Бычеголов. – И ты будешь цел!
– Именно в такой последовательности?
Глеб прижал приклад ольстры к плечу, прищурил левый глаз и прицелился уроду в лоб.
– Глебушка, отдай ты ему эту девку, – загнусавил рядом Хомыч. – Пропадем ведь все через нее. Ты же сам говорил, что она нелюдь и что терпеть ее не можешь.
– Молчи, старик. Мало ли чего я говорил.
Бычеголов взглянул на ольстру, быстро заслонился Дионой и тихонько свистнул.
Тотчас же из кустов вышли еще три нелюдя. Все трое – такие же громадные, крепкие и уродливые, как Бычеголов. Один, самый рослый из всей компании, был совершенно безволос, с розоватой нежной кожей, свиным рылом вместо носа и красными глазами альбиноса. Однако даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – он силен, как медведь.
У второго по всему телу торчали отвратительные роговые наросты. Третий был долговяз и сух, как мумия, но торчащие из пальцев левой руки когти напоминали кинжалы и были так же крепки и остры.
В правой руке каждый из трех нелюдей держал по боевому топору.
– Мы сильнее ты! – пробасил Бычеголов, и Глеб с удивлением уловил в его голосе нотки презрения. – Мы можем вас губить!
– Что же вас останавливает? – холодно осведомился Орлов.
– Нам не нужен война. У вас свой жисть, у нас – свой. Дайте нам жить наша жисть.
Глядя в прицел ольстры, Первоход покачал головой:
– Нет, Бычеголов. На твою «жисть» мне плевать с высокой колокольни. Но девушку я тебе не отдам.
Нелюдь-альбинос, завизжав, как свинья, бросился на Глеба. Громыхнула ольстра. Нелюдь споткнулся и рухнул на землю с пробитой головой.
Воспользовавшись заминкой, Бычеголов, крепко держа уснувшую Диону на руках, бросился в дебри Гиблой чащобы, но вторая пуля, выпущенная из ольстры, настигла и его. Пуля вошла уроду в левую ногу. Он споткнулся и упал на колени.
Глеб быстро повернулся к двум оставшимся уродам и яростно крикнул:
– Стоять! Или вышибу мозги!
Нелюди попятились, угрюмо глядя на ольстру, но топоры не опустили.
– Бросьте топоры! – крикнул Глеб. – Бросьте, или убью!
Нелюди не шевельнулись.
Бычеголов что-то коротко пролаял им на своем языке. Нелюди нехотя швырнули топоры в траву.
– Лагин, Хомыч, обнажите мечи и караульте этих вурдалаков! – приказал Глеб, а сам снова повернулся к Бычеголову.
Тот смотрел на Глеба угрюмо и бесстрашно.
– Диона – моя, – прорычал он. – Я за ней вернусь.
– Это вряд ли.
Глеб прицелился чудовищу в голову и хотел нажать на спуск, но Лагин положил руку на ствол и легонько отвел его в сторону.
– Не надо, – сказал он. – Пожалей его.
– Если пожалею, эта тварь выследит меня и отомстит, – глухо проговорил Глеб.
– Твоя ольстра раздробила Бычеголову ногу, – возразил Лагин. – Он уже никогда не будет быстрым.
Глеб помедлил. Затем жестко потребовал:
– Эй, Бычеголов, пообещай, что никогда не поднимешь на меня руку! Пообещай, и я сохраню тебе жизнь!
Нелюдь склонил голову и, глядя на Глеба снизу вверх потускневшими глазами, проговорил:
– Обещаю.
– Молодец! А теперь отползи от Дионы. Дальше, дьявол, или я перебью тебе второе копыто!
Бычеголов подчинился. Либо он был очень труслив, либо очень хитер. Глеба устраивали оба варианта, лишь бы нелюдь больше не делал попыток напасть.
– А теперь уходите и не возвращайтесь! – велел он. – Иначе я сам вернусь в Кишень и перебью вас всех!
Бычеголов, схватившись за березку, поднялся на ноги, пробормотал что-то своим уродливым собратьям и первым заковылял в лес. Оставшиеся два урода, опасливо поглядывая на ольстру Глеба, двинулись за ним.
Только когда все трое скрылись за деревьями, Глеб опустил ружье и облегченно вздохнул.
– Зря ты помешал мне его убить, – сказал он Лагину. – На одного опасного урода было бы меньше.
Глеб подошел к Дионе и склонился над ней. Несколько секунд вглядывался в лицо девушки, потом наклонился, прижал ухо к ее груди и послушал, как бьется сердце.
Потом снова выпрямился, поднес руку к шее Дионы и осторожно взялся пальцами за шип.
Шип был острый, как игла, и окрашен темной кровью Дионы. Глеб аккуратно вынул его, швырнул в сторону и окликнул через плечо:
– Прошка, подай мою сумку!
Мальчик быстро поднял сумку с травы и принес Глебу.
Порывшись в сумке, Глеб достал небольшой угловатый предмет, встряхнул его и поднес Дионе к лицу. Ноздри девушки дрогнули. Она открыла глаза и рассеянно посмотрела на Глеба. Затем облизнула пересохшие губы и пробормотала хриплым шепотом:
– Что со мной?
– Твой приятель Бычеголов плюнул в тебя сонным шипом, а потом попытался похитить тебя у нас и унести в Кишень.
Диона подняла голову и тревожно огляделась.
– Где он? – взволнованно спросила она.
– Я ранил его, – ответил Глеб. – Он уполз в чащу. Похоже, этот парень к тебе неровно дышит. Вас что-то связывает?
Диона прикрыла веки, потом снова их открыла и ответила:
– Я должна была стать его женой. Но вместо этого ушла к людям.
Глеб усмехнулся:
– Тогда понятно, почему он так разозлился.
– Прошлой осенью Бычеголов вышел из леса и пришел в Порочный град, – сказала Диона. – Братья Барсуковы поймали его в ловушку, избили палицами и бросили в реку. Я думала, что он умер. А он выжил.
– Да, он крепкий парень. – Глеб вздохнул. – Ну, выжил, так пусть себе живет дальше.
Диона покачала головой:
– Ты не понимаешь. Он не откажется от меня. Теперь точно не откажется.
– Почему «теперь»?
Диона вздохнула и горестно проговорила:
– Ты задел его самолюбие. А он очень горд. Никто никогда не мог одолеть его в схватке один на один. А ты забрал у него невесту. Бычеголов хитер и лют. Он вернется, чтобы убить тебя.
Глеб дернул щекой и холодно отчеканил:
– Плевать я хотел на его лютость. А ты – вставай. Хватит валяться.
Глеб хотел выпрямиться, но Диона взяла его за руку:
– Подожди… Я хочу спросить. Почему ты не отдал меня Бычеголову?
Глеб несколько секунд смотрел в глаза Дионе, потом пожал плечами и насмешливо проговорил:
– Не терплю, когда мне угрожают уроды. Считай, что я тоже самолюбив и горд.
Он хотел отвернуться, но Диона притянула его к себе и крепко поцеловала в губы.
– Какого… – хотел было выругаться Глеб, но стушевался.
Слишком быстро билось его сердце, слишком волнующей была близость Дионы.
Он отвел взгляд от синих, мерцающих теплым светом глаз девушки и громко проговорил:
– Ну, хватит бездельничать. Берите сумки и вперед к Пепельному озеру.
8Без барышника Бельмеца шагалось быстрее. Темный ходок споро и уверенно топал по лесу, не испытывая ни страха, ни тревоги. Бояться ему теперь было нечего. Да он и раньше не боялся. Много лет назад он позабыл, что такое страх. Бояться в Гиблом месте до́лжно человеку, а не зверю.