Внутри Розалин зарождалось что-то, чего она еще не понимала, – горячее, мощное, волнующее. Что-то, что при каждом провоцирующем движении его языка становилось все более необходимым.
Ее стоны стали настойчивее, неуверенное сначала движение языка – более дерзким и требовательным. Она приникла к нему, прижимаясь к теплой, твердой, как камень, груди.
Господи, какая это была внушительная грудь! Розалин чувствовала каждую мышцу, каждую твердую как скала выпуклость. Она всегда восхищалась его телом, но была огромная разница между восхищением издалека и соприкосновением со всей этой мощью.
Робби был огромным и мускулистым, и то, что эти стальные мускулы сомкнулись вокруг нее, заставляло ее чувствовать себя горячей, тяжелой и жаждущей еще большей близости. Особенно с той мощной и твердой частью его тела, которая прижималась к ее животу.
Она стонала и прижималась к нему. Потребность в полной близости, которая охватила ее, не проходила, а становилась только сильнее. Чем больше он прикасался к ней, чем дольше целовал, тем ее желание становилось ярче.
Теперь и Робби целовал ее все крепче, горячее, без прежнего контроля. Щетина на его лице царапала нежную кожу на ее подбородке, когда его губы сливались с ее губами, когда он вторгся в ее рот с необузданным напором. Его стоны были отражением ее стонов. Его дыхание было таким же тяжелым, сердце билось с такой же скоростью, его кожа была такой же горячей.
Розалин почувствовала пьянящую женскую гордость и удовольствие от сознания того, что она может это с ним делать, что он так же возбужден, как и она.
Его губы опустились на ее подбородок, потом на шею, и влажное тепло его дыхания заставило ее задрожать, пока он прокладывал горячую дорожку по ее лихорадочно горящей коже. Рука, которая обнимала ее за талию, скользнула вверх, чтобы обхватить грудь, и удовольствие от этого было таким нестерпимым, что Розалин застонала и прижалась к большой и теплой руке, которая, казалось, оставила отпечаток на ее теле.
Робби заставил ее откинуться назад, прижимая к себе и снова целуя, пока он наслаждался лаской ее груди. Обхватив и сжимая грудь, он нежно пощипывал сосок, пока тот не превратился в твердую горошину.
Внутри у нее словно что-то взорвалось. О Господи, как он это делает?! Как можно испытывать такое удовольствие? Как могут такие большие, грубые руки доставлять такое изысканное наслаждение?!
Розалин решила, что уже умерла и попала в рай. Это ощущение еще больше усилилось, когда Робби, ослабив шнурки на ее платье, коснулся соска языком, прежде чем нежно зажать его между зубами и слегка потянуть и посасывать…
Розалин крикнула – странное пульсирующее тепло разлилось у нее между ногами. Ее крик что-то сделал с ним. Он выругался и нежные неторопливые движения стали более настойчивыми.
Она не поняла, как это случилось – она ли притянула его к себе или он прижал ее к кровати, – но она уже лежала на подушках, а он распластался над ней. Для такого огромного и, надо полагать, тяжелого человека он был очень приятен на ощупь. Ей нравилось, что весь этот немалый вес прижимает ее к кровати. Это давало ей странное чувство безопасности и близости.
Розалин открыла глаза, чтобы взглянуть на его темноволосую голову, склоненную над ее грудью, пока он продолжал посасывать сосок. Но удовольствие было настолько велико, что она снова закрыла глаза, а с ее губ опять сорвался крик.
Робби что-то говорил, шепча на гэльском. Ей не нужно было понимать его хриплых слов, она знала: он говорит о том, что хочет сделать с ней.
Тело Розалин содрогнулось от замечательного предвкушения, когда он снова накрыл ее губы своими. В один момент он оторвался от нее, чтобы посмотреть ей в глаза. Было темно, только лунный свет проникал сквозь щели ставней, но она увидела пламенное чувство в его взгляде. Чувство, которое заставило сердце замереть и дыхание – ускориться. Его глаза горели огнем. Робби хотел ее. Она это видела. Но это было больше, чем желание. Это был темный примитивной взгляд обладания, который заставил ее почувствовать себя так, словно он только что поставил клеймо на ее сердце.
Его выражение должно было напугать ее. Розалин знала, чего он хочет. Знала, что должна что-то сказать, чтобы остановить его. Знала, то, чего ей сейчас хочется, невозможно.
Но его взгляд гипнотизировал ее. Розалин не могла отвернуться, даже когда его рука скользнула под юбку и он дотронулся до нее. Все ее тело словно пронзила молния. Она охнула, задрожала, каждый нерв ее тела напрягся, когда его палец легко коснулся нежного места между ногами.
О Господи! Прилив жара и влаги, казалось, собрался там. Если бы Розалин была в состоянии думать, она была бы смущена и удивлена странной пульсации. Он снова дотронулся до нее. Это было так приятно, что она хотела одного – чтобы он продолжал трогать ее.
Легких прикосновений его загрубевших пальцев было недостаточно. Нежный стон сорвался с ее губ – или мольба? Ее тело дрожало от странной неудовлетворенности, словно желая двигаться, но не зная как.
Робби снова дотронулся до нее, и она не смогла больше удерживаться: приподняла бедра навстречу его руке, бессознательно стремясь к давлению, которого ее тело так желало.
Он издал страстный звук, похожий на рычание. Его лицо было темным и напряженным, челюсти крепко сжаты, словно размеренное поглаживание стоило ему невероятных усилий контролировать себя. Его взгляд пронзал ее насквозь, опаляя своим накалом.
– Господи, ты прекрасна, – глухо сказал он. – Я не могу дождаться, когда ты достигнешь пика наслаждения.
Розалин не поняла, что он имел в виду, но это ее не волновало, потому что наконец он давал ей то, чего она жаждала. Робби обхватил ее рукой, сделал несколько поглаживаний и – о Господи! – ввел палец внутрь.
Он гладил ее так же, как перед этим гладил языком. Погружал палец и делал круговые движения, пока удовольствие не охватило ее всю, пока нежная пульсация не превратилась в сильные спазмы.
– Робби, о Боже, пожалуйста! – Розалин выгнулась под ним с криком, когда чувственное наслаждение охватило ее тело железной хваткой и наконец отпустило, погрузив в неземную волну радости, настолько яркой, пронзительной, волшебной, что ей показалось, будто она увидела кусочек рая.
«Робби». Наблюдая за ее удовольствием, слыша, как она выкрикнула его имя, когда волна наслаждения захлестнула ее, Бойд почувствовал в себе что-то новое.
Это не было примитивным ответом тела – оно было раскалено до критического состояния. Это чувство гнездилось у него в груди, сдавливало сердце. Ему казалось: если он не сделает ее своей, он умрет.
Боже, Розалин была прекрасна – гибкое, чувственное тело сделало бы любого мужчину слабым от похоти. Но он испытывал похоть и раньше, а это страстное желание, это глубокое, сильное влечение, эта всеохватывающая нужда были тем, чего он прежде не испытывал. Это чувство таилось так глубоко внутри, что он даже не подозревал о его существовании.
Это чувство заглушило все остальное. Ему было все равно, кто она такая и почему находится здесь. Ничто не имело значения. Главным было то, что, когда он держал ее в объятиях, он чувствовал… Он чувствовал что-то властное и правильное.
Ее тихие стоны удовольствия все еще звучали в ушах, когда Робби начал развязывать брэ[7]. Пот покрывал его лоб, когда он пытался отстраниться от нее, стараясь не раздавить своим весом.
Розалин лежала под ним, мягкая и мучительно нежная, ее тело было слабым и уступчивым. Такая готовая. Его пальцы все еще были влажными – доказательство, что она готова принять его.
Робби был вынужден сжать зубы, чтобы не утонуть в ней, когда его напряженный член высвободился и холодный ночной воздух овеял горячую, набухшую плоть.
Ему не нужно было проверять, готов ли он. Он был так близок к удовлетворению, что мог взорваться. Он встал над ней, устраиваясь между ее бедер. Ему оставалось закинуть голову и вонзиться.
Она не станет его останавливать. Розалин хочет этого так же сильно, как и он. Он видел это в ее глазах.
Робби замер. Сквозь гулкие удары сердца, пурпурный туман похоти, горящее в его крови желание, пульсацию между ног он услышал тоненький голосок, который не мог заглушить примитивным ревом инстинкта. Этот голос заставлял его кричать от боли и отчаяния и говорил, что все это неправильно. Неважно, насколько она хочет этого или он хочет этого, – он не смеет лишить ее невинности.
Но, Господи, как он хотел этого! Бойд хотел ее так, что все его тело дрожало от усилия не сделать ее своей. Она не его и никогда не будет. Робби, очевидно, сохранил в себе больше чувства чести, чем подозревал.
Слабое вопросительное движение головы Розалин стало последней каплей. Он с проклятием соскочил с кровати и отвернулся, словно это могло прояснить его разум и дать возможность подумать.
Но он не мог думать. Его тело дрожало от злости и неудовлетворенной похоти, сердце билось так сильно, что ему было трудно дышать.
– Что случилось? – спросила Розалин. – Я сделала что-то не так?
Она попыталась успокаивающим жестом положить руку ему на плечо, но он вырвался, потому что в его теперешнем состоянии даже слабое прикосновение было невыносимо. Сидя на краю кровати, Робби наклонил голову, стараясь унять огонь, полыхавший в крови, но он не унимался, пульсировал и стучал, ища выхода.
Он должен уйти отсюда. Вставая, Робби поспешно застегнул одежду. Он не смел посмотреть на нее, лежавшую в кровати в полураздетом виде, зная, что ее спутанные волосы, раскрасневшиеся щеки и опухшие губы будут для него слишком большим испытанием, чтобы сопротивляться.
– Мне жаль, – коротко сказал Робби. – Этого не должно было случиться…
Глава 10
«Этого не должно было случиться», – повторял Робби много раз в течение этой длинной ночи. Более сложный вопрос, который он не хотел задавать себе: как это вообще случилось? Он никогда так не терял голову в занятиях любовью. Никогда. Он всегда контролировал ситуацию. Всегда осознавал, что происходит. Черт, он мог страстно целовать девушку, возбуждаться и в то же время думать о своем следующем задании. Но стоило ему поцеловать Розалин Клиффорд – через мгновение он уже был почти внутри нее и больше ни о чем не думал.
«Робби…»
Он заставит себя изгнать это из памяти, но никогда не забудет звучание своего имени из ее уст. Эта тихая, чувственная мольба будет преследовать его до конца жизни.
Черт возьми, что случилось с ним? Как он мог забыть, кто она такая? Розалин была заложницей под его защитой, а «губитель девственниц» – вовсе не тот титул, который Бойд хотел бы прибавить к длинному списку своих «подвигов». Даже если она – сестра Клиффорда.
Разбудив Сетона и отправив его охранять дверь в комнату пленников, Робби вышел в холодную зимнюю ночь, надеясь остудить кровь и прояснить мысли. Он прошел мимо двух стражников, которые охраняли основные ворота, и направился в лес. Выражение его лица не располагало к разговорам, и стражники не спросили, куда он идет. Он и сам этого не знал.
Густой, пробирающий до костей туман, опустившийся на деревья, давал ему странное успокоение. Холодный воздух ослабил наконец напряжение, которое сковывало его тело.
Как справиться с похотью, Робби знал. Воины проводили слишком много времени вдали от женщин, чтобы стесняться мастурбации, когда их заставляла нужда. Но его мучили другие эмоции, неистовые и пламенные, которые нельзя было удовлетворить с помощью нескольких движений руки.
Желание, которое он испытывал к этой женщине, было иным, чем просто похоть. Оно было настолько сильным, что заставляло Робби забыть, кем она была, – дьявол, он, возможно, забыл бы собственное имя, если бы она не прокричала его, – и полностью утратить контроль. Желание разрушило ореол отчужденности, который всегда окружал его, когда он был с женщиной, и заставило чувствовать то, чего он никогда не чувствовал.
Но не это на самом деле заботило его.
Бойд мог быть безжалостным и беспощадным на поле боя, но он всегда был внимательным и деликатным в постели. Тем не менее даже в ранней юности, до того, как Уоллес поднял свой меч и Робби посвятил свою жизнь борьбе за свободу Шотландии, он не мог вспомнить, чтобы когда-либо был так нежен и ласков с женщиной. Благоговение, нежная забота и желание защитить, которые охватили его, когда он целовал ее, – вот что пугало его больше всего.
Он не хотел, чтобы партнерша, с которой делил постель, была особенной или отличной от других. И уж конечно, она не должна была быть англичанкой – особенно такой англичанкой. У него не было намерения играть роль романтического героя, а это единственное, что могло быть между ними.
Не думая, куда идет, и все еще слишком беспокойный, чтобы вернуться в дом и попытаться заснуть, Робби стал взбираться на Мэнор-Хилл в сторону Доллар-Ло. Хотя темная тень горы терялась в тумане, она нависала над долиной, словно бдительная сторожевая собака.
Отлогие холмистые склоны цепи Южного нагорья, которая охватывала большую часть границы, были довольно легкими для подъема. Доллар считался одним из самых высоких пиков в этом районе, хотя был на пятьсот футов или около того ниже горы Квиллинз, где Хайлендская гвардия тренировалась, а точнее, страдала, и намного ниже горы Бен-Невис. Тем не менее, когда Бойд добрался до вершины, он запыхался и его ноги горели.
Поскольку вершина была свободна от тумана, Робби сел на камень и стал наблюдать, как темнота ночи уступает место первым признакам рассвета.
К тому времени, когда первые лучи солнца появились слева, отбрасывая нежный оранжевый отблеск на лежавшую внизу долину, Робби знал, что он должен сделать. Розалин Клиффорд не может оставаться с ними. Она, конечно, хочет остаться со своим племянником, но после того, что случилось – почти случилось, – ее желание больше не имеет значения. Он должен делать то, что лучше для выполнения задания Брюса, а в настоящий момент убрать ее подальше будет наилучшим решением.
Бойд взглянул на стоявший впереди замок, едва видимый за деревьями. Он отвезет леди в Пиблз, как только она проснется, и…
Он остановился, вглядываясь вдаль. Замок Пиблз был меньше чем в десяти милях, но низкий туман мешал что-либо разглядеть, однако он заметил какое-то движение. Спустя мгновение Бойд снова увидел его, только на этот раз он рассмотрел знамена и блеск металла.
Робби помчался вниз с горы и сквозь лес к дому. Увидев тех же воинов, мимо которых он прошел несколько часов назад, он крикнул им приказ подготовить всех остальных.
Взлетев по лестнице, ведущей в комнату, где он оставил девушку и мальчишку, Налетчик увидел Сетона, сидевшего перед дверью.
Напарник мгновенно вскочил на ноги:
– Что случилось?
– Английские солдаты направляются в нашу сторону из замка. Нужно уходить.
Сетон выругался и уточнил:
– Ты уверен, что они идут за нами?
– Нет, но я не собираюсь торчать здесь, чтобы выяснить это.
Бойд постучал в дверь и удивился, что Розалин немедленно отозвалась. Очевидно, она тоже не спала этой ночью. Открыв дверь, он увидел ее сидевшей на маленьком стуле около мангала со сложенными на коленях руками. Она взглянула на него – Робби увидел в ее глазах вопрос, боль, смущение и почувствовал, как против воли сердце его сжалось.
Розалин была бледной, выражение лица – невозмутимым, золотистые волосы блестели в утреннем свете. Она выглядела настолько красивой, что, он признался себе, запомнит ее такой на всю жизнь. Потому что именно здесь они распрощаются. Ему не придется везти ее в замок Пиблз, поскольку англичане направляются сюда.
– Разбудите вашего племянника, – сказал он. – Мы должны уходить.
Розалин продолжала сидеть совершенно неподвижно, почти не реагируя на его заявление.
– Я не могу этого сделать.
Бойд пересек комнату, взял ее за локоть и поднял со стула.
– Это был не приказ, миледи. Отряд английских солдат направляется сюда, и хотя я ничего не имею против того, чтобы убить англичанина, я бы не хотел, чтобы вы с Роджером оказались в центре битвы.
Розалин не смотрела на него и даже намеренно отводила глаза. Это было настолько непохоже на нее, что Бойд почувствовал беспокойство.
Он отпустил ее и провел ладонью по волосам:
– Прошу прощения за то, что произошло сегодня ночью. Я не должен был…
Робби остановился. Господи, он чувствовал себя в возрасте Роджера, который извиняется за то, что похитил поцелуй у своей первой девушки. Правда, Налетчик чуть было не похитил нечто большее.
– Этого больше не повторится.
– Я не могу разбудить Роджера, потому что его здесь нет.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать то, что она сказала.
– Что вы имеете в виду, говоря, что его здесь нет?
Она вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза:
– Я сделала веревку из простыней – он вылез в окно.
Робби замер, внимательно изучая ее лицо. Безусловно, Розалин не могла сказать это серьезно, ведь окно находится на высоте примерно сорока футов от дна каменистого ущелья. Допущение, что мальчишка будет так рисковать, было настолько нелепым, что он не хотел в это верить.
Но это было правдой. Бойд видел это по ее холодному спокойному лицу.
– Вы сошли с ума! – взорвался он. – Вы имеете представление, насколько это опасно? Мальчишка мог упасть и разбиться насмерть. – Потом у него появилась другая мысль, и он осознал, что трясет ее. – Вы могли упасть и разбиться. Дьявольщина! Это был тот шум, который я услышал. Вы тоже собирались вылезти в окно?
Она коротко кивнула. Ярость охватила его, словно ему нанесли удар молотом по голове. Он сильнее сжал ее руку.
– Ты сделала это нарочно, – прорычал он сквозь зубы. – Ты – лживая английская сучка! Бросилась ко мне в объятия, чтобы я не обнаружил, что парень исчез.
Розалин отшатнулась, ошеломленная его ядовитыми обвинениями: