Воспаление верхних дыхательных путей у взрослых и детей протекает неодинаково. И те бациллы, которые у взрослых вызывают насморк, кашель и першение в горле, у детей могут вызвать отек гортани и голосовых связок. Острый ларингит у грудничков и ясельных деток отчасти связан еще и с тем, что они мало говорят, а больше кричат. Крик – это речь ребенка. Сигнал тревоги, его заявление на существование и зов на помощь. Потому что абсолютно любая проблема, особенно касающаяся самочувствия, воспринимается ребенком как катастрофа вселенского масштаба. Все, что случается впервые и доставляет неудобство и дискомфорт, – это беда. А уж в более осознанном возрасте травма, да еще полученная в результате шалости, – это и страх наказания, и боль, и ужас. Ложный круп – это отек голосовых связок, при котором воздух через голосовую щель проходит с трудом. Всего есть четыре степени крупа. Истинный круп – дифтерический. Все остальные виды инфекции вызывают ложный круп. Но это не означает, что к нему можно относиться легкомысленно. Отек голосовых связок – это результат воспаления слизистой горла, гортани и самих связок. Снять спазм могут теплый влажный воздух, раствор соды, аскорил экспекторант в сиропе (детям до 6 лет). Очень важно проводить лечение противовоспалительными препаратами, которые назначит педиатр: антибиотики, бактериостатики в виде сиропа. Самостоятельно, до осмотра врачом, вы можете дать парацетамол, аскорил, кальция глюконат, теплую минеральную воду (например, «Боржоми»), молоко с небольшим количеством соды (на кончике чайной ложки на стакан).
Информация для немедиков – участников событий
Что нужно делать?Прежде всего нужно послушать, как дышит ребенок. Чем характеризуется дыхание у ребенка с ложным крупом? Отек голосовых связок сужает отверстие между ними, и воздух идет со звуком – на вдохе и выдохе слышен сип. При I и II степени заболевания воздуха хватает для нормального газообмена, однако ребенок пугается неприятного ощущения в горле, и это может усугублять отек еще и спазмом, потому что добавляется нервный компонент. Особую тревогу должен вызвать круп III степени, который характеризуется нарастанием одышки: воздух проходит с трудом, сип такой, что в присутствии больного ребенка невозможно разговаривать, не повышая голоса. Поэтому нужно начинать оказывать помощь уже при крупе II степени, не дожидаясь развития III степени. Если помощь не дает эффекта, степень инфекции усугубляется и все-таки переходит в следующую. Нужно обязательно вызвать скорую помощь с поводом «ЗАДЫХАЕТСЯ».
Что нужно делать, если диагноз «ложный круп» не вызывает сомнений?1. Дать ребенку успокаивающее: сироп валерианы, пустырника, микстуру детскую успокаивающую; можно в чайной ложке развести 3–5 капель настойки валерианы и дать ребенку выпить. Это уменьшит нервозность.
2. Занести ребенка в ванную комнату и включить душ с горячей водой. Дать ребенку дышать воздухом, насыщенным паром[81].
3. Если есть рядом аптека – отправить кого-нибудь за аскорилом экспекторантом (в сиропе) и кальция глюконатом. Эти препараты тоже способствуют уменьшению отека голосовых связок. Нельзя давать дышать паром ребенку, если у него повышенная температура. В этом случае необходимо дать жаропонижающее (парацетамол). Повышенная температура всегда представляет большую опасность для жизни ребенка!
От пальца не прикуриваем, но искры из глаз летят…
История тринадцатая, в которой Таня узнает о существовании электробритв, технике безопасности и способах спасения при электротравме.
Автомобили скорой помощи, как и любая техника, могут сломаться. Ничего странного в этом нет. Если машина ломается на дороге, по пути на вызов, то он передается другой бригаде. Медиков и вещи с поломанной скорой забирают на подстанцию, а водитель ждет техничку-эвакуатор. Бригада, вернувшись на подстанцию, пьет чай и ждет резервную машину.
День начался как обычно. Неприятностей ничто не предвещало, однако по пути на первый же вызов движок в машине застучал. Водитель торопливо заглушил мотор и принялся ругаться, пиная ботинком колесо и хлопая капотом. Ерофеев же спокойно связался с диспетчером и доложил:
– Мы сломались, – и сообщил адрес.
– Ремонт ставить?
– Я перезвоню через десять минут.
Ерофеев пошел к нырнувшему под капот водителю. А Таня продолжала ждать в кресле. А что еще сделаешь? «Газель» посреди шоссе. Справа-слева несутся машины. Ей совершенно незачем вылезать. Саша открыл заднюю дверь, достал запасное колесо, знак аварийной остановки и устроил все это позади машины. Потом вернулся в кабину.
– Хана. Заклинило один цилиндр. – Он принялся звонить диспетчеру снова. – Это тринадцатая! Ставьте ремонт и сообщите в колонну, чтоб прислали эвакуатор. Да и за нами кого-нибудь.
– Вас заберет тридцать вторая, они смену заканчивают – заедут, – сказал диспетчер. – Ваш вызов отдали. Ждите.
Так вышло, что своя резервная машина укатила на другую подстанцию (там одной не хватало – услали на техосмотр). Поэтому велели пока ждать – ищут замену в других автоколоннах.
– Чай пойдем пить? – спросил Ерофеев Таню.
Та покачала отрицательно головой:
– Я не хочу.
Они стояли в небольшом холле у входа в подстанцию.
– Могу посидеть с тобой.
Ерофеев пожал плечами («как хочешь») и ушел на кухню. Таня еще несколько минут стояла, не зная, что же делать. То ли подняться на второй этаж – там телевизор, но никого из подруг-однокурсниц нет, на подстанции полный разгон. Поговорить не с кем. Единственная бригада – это их, но без машины.
Хлопнула дверь. В помещение ворвалась девчонка, за ней – охранник. Девчонке было лет тринадцать. Таня так подумала, потому что влетевшее существо было ужасно похоже на ее сестру Вику. Увидев белый халат, девчонка рванулась к стажерке. Говорить она толком не могла – только ревела благим матом. Охранник хватал ее за руки и пытался утянуть на улицу.
– Оставьте ее! – крикнула Таня. – Что случилось? Чего ты ревешь? – Она попыталась взять девочку за плечи, чуть встряхнула. Та стучала зубами, никак не могла успокоиться. – Если ты не скажешь, мы не сможем помочь. Успокойся! Объясни, что с тобой случилось?
– Нет! Ничего! – наконец выговорила девочка.
– Объясни, – не понимала Таня.
– Папа! Он брился и… – Она опять заревела.
– Если ты не скажешь, мы не сможем помочь, – говорила Таня очень четко и спокойно, в ней будто другой человек проснулся. – Где твой папа?
Девочка махнула рукой.
– Вон там, в соседнем доме. – Девочка успокоилась немного. Она еще всхлипывала, но держалась. – Он брился, вдруг чего-то как затрещит… а он как захрипит! Ыыыыыыыыыыыыыыыы…
– Адрес! Адрес какой?! – Девчонка произнесла адрес. Это был соседний дом. – Иди наверх, расскажи все диспетчеру. – Таня оставила девочку и повернулась в сторону кухни. В коридоре стоял Ерофеев и наблюдал. – Ты слышал?
– Слышал. Пошли. Ты адрес не забыла?
– А наряд?
– Потом, пошли быстрее. Бери кардиограф, я – ящик, и побежали.
Они действительно побежали. Охранник в воротах растерянно что-то кричал им, но вот уже подъезд, а вот и дверь – хорошо, открыта (у девочки хватило ума или она забыла в панике и не захлопнула дверь в квартиру). Первое, что бросилось в глаза, – ноги в тапочках, торчащие из ванной комнаты в коридор. Таня рванулась ухватить руками за ноги, но Ерофеев крикнул:
– Не трогай! – Он держал в руках неопреновый коврик от входной двери, и Таня не заметила, когда он успел натянуть латексные перчатки.
Ерофеев накинул на ноги пострадавшего коврик и, обхватив руками, потянул на себя. Выволок в коридор хрипящего мужчину. В руке того была зажата электробритва.
Саша выскочил в коридор и там чем-то несколько раз щелкнул. В ванной погас свет.
Ерофеев выдернул из розетки провод электробритвы, с трудом разжал пальцы мужчины и сказал Тане:
– Бери его за ноги – и потащили в комнату. Там просторнее. Меряй давление, я пока кардиограф наложу. – Он принялся быстро набрасывать электроды на руки и ноги, укрепил грудные присоски. – Отойди на минуту. – На ЭКГ он увидел то, что назвал одним словом: «Трепетание». – Набирай лидокаин, кетопрофен и звони – вызывай БИТов на электротравму. Клиническая смерть. Сколько ты намерила?
– Еле слышно, верхнее, кажется, восемьдесят, а нижнее – не слышу, – сказала Таня. – А почему смерть?
– Он не дышит. Не звони, беги на подстанцию, доложи обо всем диспетчеру. Если Сомов у себя – ему тоже. Потом, если машина пришла, пригоняй ее сюда, и мне принеси кислород, пакет с ГЭКом[82], капельницу и дефибриллятор.
– Он не дышит. Не звони, беги на подстанцию, доложи обо всем диспетчеру. Если Сомов у себя – ему тоже. Потом, если машина пришла, пригоняй ее сюда, и мне принеси кислород, пакет с ГЭКом[82], капельницу и дефибриллятор.
– А ты?
– А я пока подышу. Давай бегом!
Таня подумала, что сегодня утром ангел-хранитель нашептал ей на ушко, что в кроссовках работать удобнее, чем в туфлях. Он знал, что ей предстоят двухсотметровки? Он знал. А она не стала спорить. Конечно, тут совершенно ни при чем то, что на каблучках стерлись набойки и она отложила туфли, чтобы завтра отнести в ремонт, а другие совершенно не годятся для дежурства. Обстоятельства? Может быть. А может быть, ангел-хранитель этого дядьки, что лежит сейчас в комнате и которого пытается вернуть к жизни фельдшер Ерофеев, в каком-то сговоре с ее ангелом? Тогда почему он не уберег дядьку от удара током? Таня вообще-то ничего такого не думала, она бежала от подъезда к подстанции и твердила: «Дефибриллятор, ГЭК, капельницу и БИТов!» Весь «полет» занимает минуты три… Охранник в воротах даже не отреагировал на пробежавшую стажерку.
Таня вихрем взмыла на второй этаж и, прижавшись к окошку диспетчерской, выпалила:
– У нас электротравма, клиническая смерть. Ерофеев просит БИТов. Машина пришла?
– Машины еще нет, БИТы едут с соседней подстанции. Наряд возьмешь? – спокойно ответил диспетчер.
– А Сомов у себя? – вспомнила Таня.
– Виктор Васильевич уехал в центр, на совещание заведующих и старших врачей. Когда приедет, что сказать?
– Ничего. – Таня отлипла от стекла. – Саша сам доложит.
Она сбежала вниз, из мешка с расходниками достала капельницу, из специального термоконтейнера – пластиковый мешок с гидроксиэтилкрахмалом, подумала секунду и схватила еще мешок физраствора на пол-литра. Вдруг вспомнила слова Ерофеева: «Подышу!» Повесила на плечо сумку с дыхательным мешком АМБУ. Увесистый дефибриллятор не позволял бежать, а скользкие пакеты с растворами все норовили упасть на асфальт – и непременно в лужу или грязь. Дорога к подъезду заняла больше времени, и бежать по лестнице уже не было сил – решила на лифте. Ввалившись в квартиру, застала Ерофеева и девочку, которая уже не плакала. Сгрузив вещи на пол, Таня прислонилась к дверному косяку.
– БИТы едут от соседей, Сомов в центре… Я все принесла. Как ты тут? Он жив? – проговорила она между судорожными вдохами.
Ерофеев рассматривал черный витой провод от электробритвы.
– Жив пока, – сказал он, девчонка всхлипнула. Ерофеев сокрушенно продолжил: – Аритмия не снимается. Он очень здорово получил током в грудь. Вот какая картина выходит: тут на проводе повреждена изоляция, а внутри провод еще и надломлен – я так понял, бритва все время выключалась, он провод крутил – контакт появлялся. И нашел такое вот положение, чтоб на пальцы намотать и так вот бриться. Оголенный провод прижался к левой ладони, а правой он зачем-то полез к крану в ванной – ну и через руки его шарахнуло двести двадцать. А руки-то мокрые – сопротивление минимальное. Посмотри его ладони – пятна ожогов. Ток прошел по рукам, а потом он упал грудью на ванну, и оттуда еще долбило прямо в сердце. Сколько минут? Знать бы… – Пока Ерофеев объяснял Тане, как все произошло, девчонка опять заревела. Мужчина на полу приоткрыл глаз и силился что-то сказать, но губы и язык его не слушались.
– А как он дышит?
– Как обычно, грудью, – сказал Ерофеев. – Я его немного раздышал, загнал в вену преднизолон, адреналин, кетопрофен с анальгином и лидокаин. Он так сперва не хотел дышать, я ему помог раз десять… Сердце худо-бедно кровь качает – он и задышал. Давление приподнял: минуты две назад было сто десять на пятьдесят. Но мне не нравится его аритмия и частота. Несмотря на лидокаин, держится девяносто – сто десять где-то… Трепетание предсердий никак не успокоится. Я вот думаю, гепарин ему ввести тысяч пять или оставить БИТам? Кислород где?
– Я забыла… – Таня всхлипнула. – Он тяжелый!
– Ладно, проехали. Открой окно пошире – пусть дышит свежим воздухом мегаполиса.
– Я хотела спросить: а может быть, ему калия мало? – Таня сама не знала, откуда выскочил этот вопрос.
Ерофеев выкатил глаза.
– Гениально! – сказал он, хлопнув себя по лбу. – Черт, как же я забыл? Давай-ка поставим ему катетер и наладим капельницу с ГЭКом, а струйно, но медленно введешь ему панангин. Я пока еще разик ЭКГ сниму… Что там новенького?
Девочка сидела на стуле и смотрела, как бригада работает, тихо плакала, размазывая слезы по щекам, и шептала: «Он не умрет…» – то ли спрашивала, то ли убеждала себя.
К тому времени, как в квартиру вошла бригада реаниматологов, Ерофеев рассматривал ЭКГ с совершенно нормальным ритмом сердца, Таня держала в руке наполовину опустевший пакет с ГЭКом. А мужчина лежал на полу и свободной правой рукой держал кружку, из которой через соломинку тянул крепкий сладкий чай.
– Что-то вы не спешили, – сказал Ерофеев. – Али случилось чего?
– Мост разобрали, – сказал доктор.
Фельдшер добавил:
– У нас не вертолет, пришлось вкруговую ехать. Что у вас тут?
– Электротравма – двести двадцать вольт, шесть ампер по влажным рукам, а потом через левую руку и грудь. Время нахождения под током не меньше пяти минут. А может, и все десять. Когда мы пришли, его еще било. Обесточили квартиру и сразу перенесли сюда из ванной. Изначально – нарушение ритма по типу трепетания предсердий или крупноволновой фибрилляции, давление семьдесят на ноль… Я ввел адреналин, преднизолон, кетопрофен с анальгином и потом лидокаин. Дыхание отсутствовало, видимо, из-за спазма мускулатуры грудной клетки – после десяти вдохов ИВЛ[83] пошло самостоятельно.
Доктор БИТов слушал рапорт, кивал.
– Да, давление поднялось к ста десяти, но сохранялось трепетание порядка девяноста-ста в минуту. Все пленки я вам оставляю. Мы поставили ГЭК и ввели струйно панангин. Вот перед самым вашим приходом ритм восстановился, пошел синус – частота семьдесят семь.
– Родственники есть?
– Тут только его дочь, – сказала Таня, – она и прибежала на подстанцию. А мы резерва ждем.
– Нам сказали, что вы безлошадные, – пошутил фельдшер и пошел искать девочку.
– Он говорить может? – спросил доктор Ерофеева, рассматривая сперва ЭКГ, а потом следы ожогов на руках и груди. – Это надо будет перевязать, пятна невелики, но глубокие, могут нагноиться. Неврологию смотрели?
– Не знаю, пока только хрипел. Попробуйте с ним поговорить. А до неврологии не дошли руки. Наверняка прижарил с таким-то током!
Неврологический осмотр выявил поражение нервной системы в левой руке. Мужчина мог пошевелить только большим пальцем и указательным, при этом правая рука слушалась, и он даже сумел попасть пальцем в нос. Немного пострадала шея, сильно болели мышцы во всем теле, особенно в груди. БИТы ввели наркотики, чтобы обезболить.
– Мы вам больше не нужны? – спросил Ерофеев.
– Нет, – сказал доктор БИТов. – Спасибо, вы молодцы!
Девочка, не донимавшая до сих пор бригаду, набралась смелости и подошла к доктору.
– Скажите, а он не умрет?
– В ближайшее время точно не умрет, мы постараемся, а там дальше – кто знает? Если ты его расстраивать не будешь – поживет еще! – Девочка криво улыбнулась. – Ему тебя замуж выдать надо. Так что помирать рановато. Ты вот что, пробегись-ка по соседям и найди нам двух крепеньких мужчин – носилки помочь снести вниз. Сможешь?
Девочка кивнула и умчалась.
Ерофеев навесил на себя кардиограф, в одну руку взял дефибриллятор, так и не пригодившийся, в другую – ящик с лекарствами. Тане он оставил довольно легкий кофр с дыхательным мешком АМБУ.
– Может, я охранника с подстанции пришлю? И сам приду. Где вы в будний день летом мужиков найдете? – спросил уже в дверях Саша.
– Давай, – согласился фельдшер БИТов, – а то наш водитель спину сорвал недавно, мы уж его не тревожим. Такую крякву с инсультом грузили – кил на двести…
Вот теперь Тане очень хотелось пить. Машина до них так и не доехала, где-то мыкалась по пробкам, а в холодильнике обнаружилось полбаллона с квасом. Это был «общий» квас. В холодильнике почти все общее – если не в лоточке или пакете. Пили квас и обсуждали вызов. Вопросов было немало.
– Вот когда током ударило – это всегда клиническая смерть?
– Если вот так – через руки, то почти наверняка, или через все тело, – объяснил Ерофеев. – Вообще тут немало нюансов. Если прикоснуться к розетке – тряханет. Отдернешь руку – и ничего. А вот когда так – ток идет через тело, то очень много, – повторил он, – нюансов или вариантов. Влажная кожа или сухая, короткий удар был или переменный ток шел через тело долго, как вот сейчас. Опять же, напряжение и мощность тока в сети. Вообще в том, что мы видели сегодня, столько технических нарушений!