Голос старшего Димурга рывком смолк и тотчас пропал, и он, и его зала, а появились смыкающие створки голубого глаза рани Черных Каликамов.
– Перший… Перший, – громко вскрикнула девушка и не менее гулко хлюпнула носом, морг спустя надрывно зарыдав, и тягостно задрожала ее плоть. – Умру, умру без тебя.
Влада резко дернула головой стараясь высвободиться из рук рани, но последняя достаточно крепко удерживала ее, не давая возможности вырваться. В комнату меж тем торопливо вошла служка, и, приблизившись к столику, налила из кувшина в братину густо зеленой жидкости. Она все также спешно протянула полную посудину Кали-Даруге, и та, перехватив братину одной из рук, поднесла ее к устам девушки, мягко молвив:
– Господь Перший просил вас госпожа слушать мои рекомендации… Выпейте это, пожалуйста.
Юница, несмотря на плач и дрожь, послушалась рани Черных Каликамов и на миг сдержав рыдания, приложилась к братине, кажется, в один глоток выпив весьма кислый, густой отвар. Прошло совсем незначительное время, когда Влада, сама того не понимая почему, прекратила плакать и словно обмякла в руках Кали-Даруги, а та уже вновь вливала в нее напиток. Девушка выпила три такие братины, последнюю вже с трудом, потому как губы ей почти не подчинялись, да и все тело, расслабившись, стало вяло-неповоротливым. Рани демониц уложила девочку на кушетку, и замерла подле, нежно оглаживая перстами ее лоб, губы и ноздри. Владелина сейчас уже не подавала признаков жизни, веки ее широко раскрытые даже не мигали, и похоже не вздымалась грудь, принимающая в себя воздух… По-видимому, она впала в транс. Кали-Даруга еще подождала самую малость, посем склонилась к лицу юницы и коснулась кожи лба своим вторым языком задержав его там на чуть-чуть, и тотчас бойко поднявшись на ноги, повелительно сказала:
– Живее там. У нас мало времени. Госпоже вредно находится в таком состоянии.
И незамедлительно в комнату вошли еще две служки, торопливо направившиеся к кушетке, стоявшей справа. Они все также шибутно, ибо поспешали, подхватили кушетку за края, и, переместив, установили ее в середине помещения. Та же служка, что подавала рани братину, принялась закрывать окна, опуская вниз скрученные в рулон и нависающие по их верхнему окоему черные завесы, плотно скрывающую слюду. Кали-Даруга не доверяя никому бесценную девочку, сама подняла ее на руки. Бережно поправив дернувшуюся голову Влады, и пристроив ее себе на плечо, она направилась к кушетке. Все также заботливо-полюбовно рани Черных Каликамов опустила юницу на поверхность ложа и властно дополнила, обращаясь к застывшим подле кушетки и в целом вельми схожим меж собой служкам:
– Разденьте госпожу, да тактично, внимательно.
Покуда три демоницы раздевали и разували все еще расслабленную, не подающую признаков жизни девушку, иная служка, только днесь вошедшая в комнату, принесла и расставила по коло с десятка три свечей. Высокие, верно не менее локтя в длину, и дюже широкие в обхвате, они стояли столь плотно, что меж них почти не осталось проема, при том очерчивая границы самой кушетки. Установив свечи, демоница их подожгла при помощи ярко сияющего сферического камня. Однократное касание, какового до фитиля мгновенно вызвало пламя, весьма насыщенно запылавшего. И тотчас в помещении стало зримо светло, хотя все еще таилась мрачность, особенно вдоль стен.
– По углам, – скомандовала рани Черных Каликамов, оно как увидела, что в комнату вошла, остановившись в проеме, пятая демоница со стеклянным кувшином полным кроваво-красной жидкости и братиной в руках.
И не мешкая, следуя распоряжениям Кали-Даруги, все четыре служки разместились по углам комнаты. Правда одна из них оказалась вблизи от рани, так как в сам угол ей не давала встать объемная тахта.
Кали-Даруга медлительно подступив к кушетке, поправила голову, руки, ноги лежащей на ней Владелины. Засим, все также неторопко, она положила на лоб, уста, грудь и живот девочки свои длани и чуть слышно загудела. Легкие удары бубна раздались единожды с четырех углов помещения, точно по мановению чуда возникших в руках демониц, в определенный миг, поддерживая голос Кали-Даруги. А глас рани Черных Каликамов между тем набирал силу и гудел все выше и мощнее, и одновременно в ритм ему, нарастая, стучал бубен.
Голубая склера в третьем глазу рани сызнова покрылась золотыми нитями похожими на паутины, и те самые тонкие волоконца выпорхнули из него и выстроились параллельно рукам. Однако они не дотянулись до девочки, замерев в непосредственной близи от ее оголенного тела. Миг спустя кончики волоконцев выпустили из себя легчающую голубую дымку, коя теперь облизала, окутала всю кожу и особой густотой собралась подле головы Влады. Нежданно девушка судорожно вздрогнула и под левой рукой Кали-Даруги лежащей на лбу, где особой насыщенностью просматривались те испарения, лучисто вспыхнуло мощное смаглое сияние, каковое единожды придало помещению густо коричневый цвет, а после внезапно прерывисто замерцав, вроде как захлебываясь светом, резко притушило яркость. И тогда рани Черных Каликамов смолкла, стихли в тоже мгновение бубны… Еще малость и плоть Влады, в унисон сиянию выбивающемуся из ее головы, стала надрывно сотрясаться, одна точно прощаясь с жизнью, другая с насыщенностью света. Кали-Даруга медленно надавила на лоб девочки и тем самым вогнала сияние внутрь головы, голубая дымка, что дотоль была испущена волоконцами, словно смешалась со смаглостью света. Третий глаз демоницы, враз растеряв золотые нити, стал вновь неподвижно голубым. Еще малеша царящего кругом отишья… и девушка резко сомкнула глаза, и широко открыв рот, прерывисто задышала, а из носа ее потекла густыми струями кровь.
– Вытяжку, – непререкаемо властно молвила рани, и рывком убрала от головы и в целом тела юницы руки.
И тотчас все пять демониц подступили к самой кушетке. Та самая служка, которая все это время удерживала кувшин, налила в братину напиток и протянула ее Кали-Даруге, а иные демоницы приподняв и поддерживая голову девочки, бережно приоткрыли рот.
– Бережнее… мягче… не навредите госпоже, – участливо продышала рани, и неспешно принялась вливать в глубины ее рта вытяжку из братины.
Кали-Даруга влила во Владелину три полные братины густо-красной вытяжки, при том не проронив ни капли. Когда же у девочки перестала течь кровь из носа и дыхание выровнялось, рани вельми придирчиво осмотрела все ее тело. Переворачивая то на один, то на другой бок, на живот и спину. Исследуя конечности, кожу туловища, грудь, живот, голову, подолгу ощупывая те или иные места… С особым пристрастием Кали-Даруга изучала лоб, виски, белые следы на левой руке юницы оставленные от яда лопаст и ожога гомозулей, да досадливо покачав головой, сказала:
– Искупаете госпожу, – меж тем вельми недовольно зыркнув на склонившихся служек. – Обрядите и отнесете в опочивальню. Сандхия будешь подле госпожи. Проследи, чтобы шторы были сомкнуты и она укрыта. Я схожу в капище к Господу Огню и вернусь.
В комнате ни пронеслось, ни звука, точно демониц в ней и вовсе не было, аль они окаменели, лишь малость спустя послышалось мерное дыхание спящей девочки.
Глава двадцать вторая
– Огнь, малецык мой дорогой, прошу тебя скажи Кали-Даруге, чтобы она отвечала на мои вопросы. В самом деле сколько можно на меня негодовать? – недовольно и единожды как-то огорченно произнес Небо, с особым трепетом в лице воззрившись на стоящую супротив кресла Огня рани демониц.
В белой зале капища ноне кроме этих двух Расов, восседающих на своих облачно-дымчатых креслах, где, похоже, купно сбили в круглые комки всю их поверхность, и замершей недвижно подле Огня Кали-Даруги более некого не было. Младший Рас сидел на кресле, стоящем маленько левее середины залы, почитай обок Небо. Казалось, младший из Расов, после ухода Владелины, и вовсе не поднимался со своего места, только плотнее прикрыл очи, да скомковал поверхность дотоль пузырчато-белого кресла.
– Кали-Даруга, – тотчас откликнулся Огнь. – Отвечай на вопросы Небо, прошу тебя. Я так утомлен, неужели должен их повторять. Мне и так тягостно.
– Хорошо, Господь Огнь, но только ради вас. Ибо вы знаете каковы условия моего здесь пребывания. И для неких Расов, они не измены, – отозвалась вельми низко рани Черных Каликамов и в голосе ее звучала неприязнь. – Сие, конечно, не касается, вас моего дражайшего мальчика, Господа Огня.
Одначе, последнюю фразу она, по всему вероятию, пропела, вложив в нее такую теплоту и любовь, что Огнь широко просиял. Еще миг той нежности и демоница резко повернувшись в направлении старшего Раса, также стремительно сменила любовь на своем лице на нескрываемую досаду. Впрочем, Небо того вроде и не приметил, аль привыкнув к таковому отношению уже и не старался его замечать.
– Ну, как Кали-Даруга? Как наша лучица? – голос старшего Раса слышимо дрогнул и в нем просквозило плохо скрываемое волнение.
Рани медлила с ответом совсем немного, в ней точно боролась неприязнь к старшему Расу и единожды не желание огорчить Огня, потому, видимо, на лице легохонько трепетал второй язык и колыхались желваки, на которых поигрывали густые синие пятна. Наконец, последнее, а именно не желание огорчить Огня, возымели вверх и она, туго дыхнув, молвила, и днесь голос ее зазвучал довольно-таки по-деловому:
– Буду говорить откровенно Зиждитель Небо… И девочка и особенно лучица находятся на грани гибели. Ежели незамедлительно не начать лечение плоть умрет в ближайший месяц, ибо лучица более с ней не связана. И та проблематика не столько в состоянии здоровья плоти, сколько в самой лучице. Явственно наблюдается западение сияния. Лучица не то, чтобы отключается часто. Она скажем так, вельми редко подключается и то лишь на доли мгновений не более того. Судя по всему, лучица надломлена и находится на грани полного выхода из состояния бытия… Сроки? сроки такие же месяц по земным меркам, не более того.
– Как месяц? – всполошено проронил, будто пробудившийся от сна Огнь и враз отворив очи, уставился на стоящую вполоборота к нему демоницу.
Небо и вовсе ничего не сказал, однако, кожа его лица нежданно перестала подсвечиваться золотым сиянием став бледно-белой, а в навершие венца испуганно окаменели не только планеты, звезда, но и в целом меж космическое пространство.
– Месяц не более того срока. Девочке вряд ли поможет чья-либо клетка и даже Господа Першего, поелику это проблемы с лучицей, – все тем же вкрадчивым тоном проронила рани Черных Каликамов. – Надобно начать лечение лучицы безотлагательно, иначе не успеем спасти ее от гибели. Однако, для того мне нужны особые условия, что, естественно, коснется только плоти.
– Все! Все, что надо говори! Говори, все исполним! – торопливо отозвался Небо и туго качнувшись, подался вперед, похоже, стараясь, стать ближе к рани.
Кали-Даруга приметила желание Бога, от нее не утаилось его волнение, и зябь пробежавшая по перстам так, что они утопли в поверхности враз запузырившихся облаков составляющих облокотницы кресла.
– Успокойтесь, – достаточно авторитарно сказала она, обращаясь в первый черед к старшему Расу. – Иначе я тотчас прекращу с вами толкование. Возьмите себя Зиждитель Небо в руки. Не допустимо, так себя вести в присутствии мальчика.
Демоница едва заметно качнула головой, в сторону также неподвижно замершего Огня, и в ее серебряном венце, широкой полосой проходящем по лбу и возвышающимся округлым гребнем со скошенными рубежами, в тончайших переплетениях золотых, платиновых нитей, лучисто блеснули поместившиеся в местах стыков синие сапфиры. Старший Рас немедля отреагировал на веление рани, и, сдержав собственное трепетание кожи и волнение перст, распрямив, положил их сверху на облокотницы.
– Во-первых, – принялась пояснять демоница, оставшись довольной исполненным. – Госпожа поколь должна жить у меня. Мне надобно проводить ежедневные обряды, чтобы снять надломленность с лучицы и нормализовать процесс отключения. Плоть будет в вялом, расслабленном состоянии, спать под действием особых вытяжек, чтобы не ощущать производимое лечение. Во-вторых нужна тишина… Полная изоляция, чтобы посторонние звуки не достигали лучицы, ибо после первого этапа лечения, она станет многажды нервозней. И посему не исключены выбросы зова, вельми болезненного для молодых Богов, таких как Зиждитель Дажба, Господь Огнь, каковые непосредственно бывают на планете Земля. Словом надо создать щит над моим домом, и желательно, чтобы создали его вы Зиждитель Небо, абы он был достаточно мощным. И, естественно, надо сообщить Богу Асилу, чтобы увез из Млечного Пути Господа Круча. Поелику лучица, в связи с надломленностью, рывками подает зов и тем самым может навредить нашему дражайшему мальчику. – Кали-Даруга прервалась ее большие, толстые губы слегка изогнулись, живописав улыбку, а посем она продолжила, – и третье… Для плоти нужно особое питание. Тело госпожи весьма истощенно и потому ослаблено. Нужны морепродукты, ежедневно. Ту пищу, каковую ей предлагают она почти не ест, оттого такая сухость.
– Хорошо, хорошо Кали-Даруга выполним все, как говоришь. Девочка пусть живет с тобой, – не успела толком рани замолчать, беспокойно продышал Небо и в его венце, вновь ожила Солнечная система и планеты, медлительно тронулись с места. – Щит создам нынче… сейчас… С питанием я велю Воителю, связаться с лопастами теми, что живут на островных землях, абы предоставляли все для девочки… Дажба сие через духов устроит. И ноне же сообщу Асилу о твоем распоряжении насчет малецыка Круча… Как же так, месяц? Почему же не помогло наше внимание лучице?
Бас-баритон Небо сейчас и вовсе прозвучал приглушенно, вероятно он чувствовал за собой вину и страшился, чтоб ее озвучили. Впрочем, Кали-Даруга днесь совсем не жаждала его пожалеть, и потому вельми жестко молвила, так что задребезжали в той речи металлические перезвоны:
– Дело в том… В том, что лучица уникальная, особая. И ей были необходимы определенные условия взросления, думаю и определенная плоть. Сама госпожа все это время не получала положенного ей по статусу внимания, тепла, обучения, ухода. Вспять у нее были тяжелые физические нагрузки, ранения, болезни, что недопустимо… Недопустимо для первой плоти лучицы. Любая иная бы лучица уже погибла, ибо процесс отключения почти безостановочный, эта же все еще жива. И в том ее несомненная неповторимость, в том благо для всех Зиждителей… Хотя мне, кажется, таковой надлом произошел на самом начальном этапе вселения в плоть, чем вызван трудно сказать, узнать поколь не представляется возможным. Может туда, далее мы это выясним, не сейчас. По поводу госпожи… В связи с тем, что Господь Седми переключил ее тягу от Господа Першего на вас, Зиждитель Небо, в лучице произошел срыв… Срыв предписаний прописанных, возможно, самим Родителем. Поелику вы, Зиждитель Небо, наверно ведаете, что лучица побывала у Родителя. И судя по всему, что не могу утверждать, лишь предполагаю, закладываемая самой лучицей в плоть чувственность. Вне всяких сомнений лучица пыталась противостоять тому обряду Господа Седми и надломилась окончательно. Господь Перший при встрече с госпожой это почувствовал. Тот разлом. Раздвоение плоти, привязанной к Расам, и лучицы, к Димургам, и посему не решился ее изъять, хотя Родитель это позволил. Однако отсутствие Господа Першего и его отказ забрать лучицу значительно ухудшает состояние ее самой. И, конечно, не могу не сказать о том, что лучице и госпоже не предоставили возможности нормального общения с Атефской печищей, в коем они оба нуждались. Грубое прощупывание Бога Асила, каковым он отличается, нанесли урон спокойствию лучицы, понеже она обладает особой чувствительностью, с коей таким образом нельзя поступать.
– Не надобно было проводить того обряда Седми, – откликнулся Огнь, гневливо вспыхнув ядренистыми искорками пробежавшими махом по коже. – Какой толк, что девочка привязана к нам физически, лучице все равно нужен Перший… Ты! Ты, Небо как всегда ни с кем не посоветуешься! Прав! Прав, Седми, обижаясь на тебя!
Младший Рас настолько распалился, что искры с его кожи прямо-таки посыпались вниз и принялись своей пылкостью опаливать стоящую недалече Кали-Даругу, попадая в мощную массу ее черных, вьющихся волос.
– Огнь… Огнь, малецык мой, – умягчено произнес Небо. – Умиротворись, мой драгоценный, что ты.
Голос старшего Раса прозвучал единожды властно и участливо, он вроде и не приметил, что Огнь старался его задеть. Во взоре Небо сквозила одна любовь, забота и нежность. Он торопливо протянул в направлении младшего Раса руку и ласково провел перстами по тыльной стороне его длани, стараясь тем снять охватившее Бога напряжение. Огнь немедля задышал ровнее, и точно расслабившись в кресле, положил на ослон голову и прикрыл глаза.
– Успокойтесь, успокойтесь Господь Огнь, – мягко вступила в толкование рани Черных Каликамов и встревожено оглядела с головы до ног младшего Раса. – Недолжно так тревожиться, не допустимо тем паче в вашем состоянии, это опасно, вредно. И вообще, не понимаю я… Почему?.. Почему вы до сих пор не отправились, как обещали мне и Господу Першему в дольнюю комнату хурула. Почему, – теперь она гневливо зыркнула в сторону старшего Раса. – Почему в капище пустое хранилище… Что неужели нельзя его заправить?.. Почему мальчик Господь Огнь должен напрягать себя перемещением на хурул?
– Я сам, сам его перемещу, – разком ответил Небо, также беспокойно разглядывающий Огня растерявшего всякое золотое сияние на коже. – Как только мы закончим с тобой Кали-Даруга разговаривать.