– Хочу, – теперь чудилось Огнь, еле ворочает языком, понеже говорил растянуто и неспешно, похоже, тот у него отяжелел. – Пояснить вам, чтоб окончательно стало ясно. Когда на Владушку напал энжей и дух с Дажбой принесли ее в капище. Мне стоило одного взгляда, чтобы возникла к ней привязанность и беспокойство, от которого не отвернешься, не отмахнешься… И если бы Воитель не отдал ей свою клетку, это сделал бы я… лишь бы девочка жила. Много позднее, когда открылось, что девочка божество я понял, это на меня… Да и не только на меня, но и на Дажбу, Воителя воздействовал Родитель, чтобы спасти плоть и показать… означить нам Расам, что за сияющее чудо живет в ней. Однако, это касается только нашей драгости… одной Владушки. – Бог говорил свою речь, многажды раз прерываясь, не столько обдумывая ее, сколько и впрямь утомляясь от слов. Он почасту оглаживал свой лоб, очи и губы перстами тем самым вспенивая на коже золотое сияние. – Все остальные дети, – добавил он. – В этом поселении… на этой планете… аль на иной другой меня не интересуют. И ежели еще раз, что-либо таковое повторится, надеюсь, на тот момент не будет подле моего Отца-заступника, а посему я уничтожу любого… И не важно, это будет человек, дух, гомозуль или альв… – Огнь, наконец, отворил очи и достаточно жестко глянул в лицо Вещуньи Мудрой. – Думаю Седми не больно расстроится тому обстоятельству, – при этом никак не задев Двужила, або стало итак понятно, что Воитель тому обстоятельству не огорчится. – Меня вообще, вообще тут не должно было быть.., – с явным огорчением молвил Рас. – Я хотел отдохнуть… в Галактике Отлогая Дымнушка, оно как дюже утомлен, но нахожусь тут ради лучицы. И, конечно, не позволю… ни кому не позволю погубить нашу бесценную лучицу… Лучицу, моего дорогого Отца.
Долгая речь Огня завершилась, он смолк, сомкнул очи и замер… Застыли не только его конечности, тело, голова, но и тончайший золотой венец, водруженный на нее сверху, иноредь сияющий семью крупными, ромбической формы, желтыми алмазами. Зиждитель совсем немного хранил отишье, а после досказал:
– А теперь идите. Вещунья передай мои указания по поводу, – он прервался на морг, а после досказал, – Братосила своей старшей помощнице, и вернись в капище. Ибо тебя указано Отцом Першим доставить в хурул… Насколько я понял, Отец хочет тебе, что-то поручить, а после отнести на маковку для лечения, потому какой-то срок тебя не будет на Земле, предупреди о том своих соплеменниц.
– Я пойду в дольнюю комнату, – устало отозвался Огнь.
Бог стоял подле отвесно уходящей вверх стены в многоугольной комнате хурула, прицепленного к спутнику Земли, Месяцу. По помещению плыло желтоватое, клубистое испарение, кое, ползло не только по своду, стенам и полу, но и по двум креслам, стоящим в середине залы и сформированным с более плотных по своей структуре облаков. В креслах сидели супротив друг друга Небо и Перший, оба в серебристых сакхи, с укороченными до локтя рукавами и в своих величавых венцах. Подле Огня, почитай касаясь материи его долгого колыщущегося сакхи, стояла Вещунья Мудрая. Царица белоглазых альвов низко склонив голову, кажется, и не смела обратить на себя внимание, а может старалась раствориться белизной своей кожи в не менее белоснежном плотно облегающем тело сакхи Огня.
– Да, мой бесценный малецык, ступай, – полюбовно произнес Перший медлительно осмотрев лицо Огня и также степенно прошелся взором и по лицу царицы, нежно при том ей улыбнувшись. – Я потолкую с Вещуньей Мудрой, отнесу ее на маковку и приду к тебя… раз ты желаешь побыть со мной. Думаю, это не займет много времени, ибо вмале на хурул прибудет Асил и Небо вельми жаждал с ним утрясти одну прореху.
Старший Рас гулко хмыкнул словам брата, одначе, не менее полюбовно оглядев Огня, легохонько ему кивнув, широко просиял, так, что затрепетали волоски на его усах. Огнь немедля развернулся, и, не удосужившись даже откликнуться, шагнул прямо в желтоватую, как и курящийся кругом дымок, стену, словно тюкнувшись об ее плотную гладь, в доли секунд исчезнув с глаз.
– Девочка, – все также умягчено дополнил Перший, днесь кивнув царице. – Спускайся к нам, я на тебя посмотрю… – Альвинка тотчас сделала робкий шаг вперед и принялась неторопко спускаться с наклонной поверхности пола, вниз к его ровной части. – Значит, договорились милый малецык, – меж тем продолжил явно дотоль прерванный разговор Перший. – Ты, Дивный и Воитель, как только посещаете Млечный Путь, заглядываете на маковку к Темряю… С Седми, я столкуюсь сам.
– Ты, же не говорил в тот раз, что надобно бывать у него на маковке. Потому я и вызывал его сюда на хурул, – точно оправдываясь, отозвался Небо и самую малость вздел вверх плечи.
– Да, и тебе повезло, мой любезный, что ты Темряя встречал тут… и не видел произошедшего с маковкой, – Димург молвил это таковым бодрым голосом, словно был горд выходкой своего сына. – Это было, что-то… В маковке почти полностью отсутствовали межстыковочные стены, не имелось материи и пола… Благо данная тварь, не добралась до комнаты Кали-Даруги. И посему не пострадали столь дорогие живице создания, коих она привезла. Самое, что интересное куда-то пропали все анчутки следящие за общим состоянием маковки. Я так предполагаю их это чудо съело… Видел бы ты, сие творение. В целом не больно большое, не превышающее общие параметры средне выверенного роста животных, обаче, вельми прожорливое.
Сейчас старший Димург и вовсе поддержал свою речь мощным смехом, отчего спустившаяся и замершая на ровном участке пола, в шаге от его кресла альвинка, много ниже пригнула свою голову, вероятно сопротивляясь пронзительному ветру, исторгнутому из уст Бога.
– Мне с трудом его удалось разыскать. Потому как оно обладало способностью сливаться цветом с окружающими его предметами, в частности с корпусом маковки, – продолжил говорить Перший, и теперь смех его значительно снизил громкость… Однако он все еще переплетался с речью Бога, чем наполнял комнату каким-то теплом. – Малецык уникален… Я не перестаю поражаться его способностям и вечному поиску. Давеча, не знаю, сказывал ли тебе о том Вежды?.. Он, было, не навредил нашей драгоценной Кали, подарив ей какое-то занимательное свое творение. Оное право молвить, нежданно, да еще и в опочивальне живицы обратилось в достаточно неприятное, длинное создание… Чем вельми напугало живицу, съело всю обстановку ее комнаты и двух служек, каковые прибежали на выручку.
– Почему они у Темряя получаются таковыми прожорливыми? – вопросил Небо и чуть слышно прыснул смехом.
Вещунья Мудрая едва заметно повела головой влево, с удивлением глянув на смеющегося Раса, оно как видела таковым его впервые, и сама легохонько улыбнулась.
– Надо проверить кодировку, – пояснил Перший и сияние его кожи, враз заполыхав, заполонило своим золотом всю черноту так, что он стал не отличим от Небо. – Но малецык, так расстраиваться своим неудачам, что я поколь не решусь с ним о том потолковать… поправить его. Он все равно погодя попросит помощь… Ну, а поколь пусть пробует сам. Однако теперь, когда на маковку прибыли бесицы-трясавицы и сама Трясца-не-всипуха я прошу тебя, Небо, бывать там. Ибо недопустимо, чтобы, что-либо случилось с неповторимыми созданиями Вежды, это все же не анчутки… хотя и их жалко. Да, и потом, ты же знаешь, что у малецыка не получается доколь уничтожать… лишь творить. Его всегда тем выручает, как я понял Мор или как в случае с Кали-Даругой, Вежды. Хотя и Вежды был потрясен той мгновенно взросшей тварью, когда явился на зов живицы.
Перший смолкнув, еще немного ронял смех и его вроде подхватывал Небо, по-видимому, довольный собственной таковой неповторимой лучицей, ныне величаемой Темряй. Вскоре Димург утих и неспешно перевел взор с лица брата на стоящую подле царицу. Он степенно поднял с округлой облокотницы кресла свою руку, и, протянув ее к лицу альвинки нежно ухватил ту за значимо выступающий подбородок, и все также бережно развернул голову в свою сторону. Его темно-коричневая радужка глаз стремительно приобрела почти черный цвет и поглотила всякое подобие склеры, точно он заглянул в самую суть царицы, судя по всему, именно от этого взгляда последняя туго качнувшись в доли секунд, окаменела и, похоже, перестала дышать.
– Как ты милая девочка? – низким, участливым голосом поспрашал Перший, обдав альвинку теплотой своего взора.
– Все хорошо, Господь Перший, – глас Вещуньи Мудрой как всегда наполнился лирическими, приятными для восприятия переливами.
– Кали-Даруга сказала, у тебя явственно наблюдается замедленное развитие иммунодефицитного состояния, что вызвано видением лучицы, пропущенным через плоть во время обряда, – проронил старший Димург, и в тоне его слышалась неприкрытая тревога, вроде была больна не царица альвов, а, по меньшей мере, сын Бога. – На маковку прибыла Трясца-не-всипуха, она вместе со своими помощницами займется твоим лечением… Верно, не надобно говорить, что ты должна в точности выполнять все их назначения? – Царица легонько качнула головой, и в очах ее блеснули слезы благодарности. – Ну, ну, моя милая… ты слишком мне… нам… Нам всем дорога, чтоб мы могли позволить себе тебя потерять.
Зиждитель неспешно выпустил из перст подбородок альвинки, и с особой нежностью огладил ее пшеничные, долгие волосы, заплетенные в чудной колосок, вложив в тот жест столько мягкости, что Вещунья Мудрая тягостно вздрогнула и из ее белых очей выплеснулись на щеки крупные капельки слез.
– Не нужно… не нужно плакать, моя девочка, все будет хорошо, – вкрадчиво произнес Димург и днесь большим конической формы пальцем утер на лице царицы слезы. – Поживешь на маковке, бесицы-трясавицы, я уже распорядился, окружат тебя внимание и уже насколько мне ведомо создали все для того. Надеюсь только Трясца-не-всипуха не сильно тебе докучит своими дискуссиями, ибо она, как и ее Творец, в том почасту забывается.
– А, что насчет лучицы? – вопросил достаточно высоко Небо, какового, видимо, не сильно беспокоило состояние царицы белоглазых альвов, али, что, вернее, он в том, как и было почасту, полагался на мудрость своего старшего брата.
– Кали-Даруга говорит, что она полностью доверяет знаниям альвов и в помощи бесиц-трясавиц нет необходимости, – незамедлительно отозвался Перший, и вновь огладил дланью голову царицы, стараясь своей теплотой снять напряжение с той. – Живица попросила их вызвать только из-за Вещуньи, поелику ее состояние ухудшается. И надобно проводить особое лечение, на которое способны одни бесицы-трясавицы. Можно довериться знаниям Кали-Даруги, оно как таковое она наблюдала уже не раз… Каждый раз сие заканчивалось скоро и скверно для подвергшихся излучению созданий. В этот раз Вещуньи Мудрой просто повезло… Повезло, что совсем юная… скажем даже, кроха лучица сумела уберечь ее от мгновенной гибели, и как выразилась живица, втянула в себя большую часть излучения. Если бы лучица была здорова, Кали уверена, она смогла бы полностью свернуть излучение и Вещунью это никак не задела. Неповторимость, уникальность лучицы… я это сразу приметил. Ты, просто, малецык, не представляешь… не представляешь себе ее способности… изумительные знания… особую чувствительность. Такой лучицы я никогда… никогда еще не то, чтобы не взращивал… Никогда не видел.
Старший Димург резко прервался и слегка прикрыл свои очи, будто собирался задремать, аль просто задумался. Легкая улыбка зарябила на его полных с приподнятыми уголками губах, не сильно колыхая на их поверхности золотое сияние, иноредь меняя оттенки на коже с блекло-коричневого, до насыщено алого. Он продолжал нежно голубить пшеничные волосы царицы и сквозь тонкую прореху оставшуюся в очах поглядывать сквозь стеклянную стену хурула вдаль на кружащее марево космоса. Медленно ползли, покачиваясь, желтоватые испарения по залу, они повисали порой своими долгими островатыми навершиями на полотнищах кресел, аль цеплялись тончайшими скрученными волоконцами за венцы Богов. Резкий щелчок, будто кто-то рывком сжав челюсти, хрястнул меж собой зубами, вывел не только Зиждителей, но и саму залу из царящего безмолвия, когда недовольная теми волоконцами облаков змея в венце Першего, стремительно перекусила один из кончиков, что ухватился за щетинку ее черного тельца. И тотчас она сердито полыхнула зелеными очами в сторону Небо, так точно именно Рас был виноват в витиеватости движения этой чудной материи.
– Что-то я отвлекся, – отозвался старший Димург, и сызнова отворив очи, убрал руку от головы альвинки. – Я зачем тебя сюда вызвал Вещунья Мудрая, – дополнил он свою на столь долго прерванную речь. – Хочу кое-что тебе поручить… Я с тем уже столковался с Кали-Даругой, теперь нужна ты и твои сподвижницы, – царица торопко кивнула и с нескрываемой преданностью, коя вероятно была основой ее сути, воззрилась на Бога. – Владочка, непременно, должна родить ребенка, чтобы мы смогли пронаблюдать за новым вселением лучицы, как ты понимаешь, то произойдет тогда в ее потомках. Сейчас важно, чтобы этот ребенок появился, выжил и непременно дал здоровое, крепкое и желательно многочисленное потомство. Потому по согласованию с Дажбой вы, альвы, будете проживать на Земле вплоть до смерти данного ребенка. Он будет находиться под вашим покровительством, начиная от появления во чреве Владочки, вплоть до последнего своего вздоха. Для этой цели, я, как старший из Богов выдаю тебе, царице белоглазых альвов, особые полномочия, по созданию всего необходимого для появления сего ребенка на свет, претворения лучших условий и статуса во время его жизни. Этот ребенок, для вас, альвов, должен стать таким же важным существом, как и божество… Быть может даже важнее. Понеже для Кали-Даруги существенна всего-навсе лучица… Потому вам, альвам, дозволяется вступать в спор с рани демониц, не подчинятся ее указаниям, если оно касается непосредственно жизни, здоровья ребенка Владелины.
Белые очи царицы белоглазых альвов значительно расширились в размере и в них не просто заплясали золотые нити света, они, кажется, поглотили под собой все белое пространство. Вещунья Мудрая тягостно вздрогнула, словно слышимое для нее было неможным исполнить.
– Да… да, моя милая.., – вкрадчиво произнес Перший и легонько качнул головой, чем вызвал новый щелчок зубов негодующей в его венце змеи. – Я ноне воспользуюсь принадлежащим исключительно мне правом, прописанным в ваших Законах, вашим Творцом Зиждителем Седми. И повелеваю вам… и в частности тебе царица белоглазых альвов, сберечь жизнь будущего ребенка Владелины и создать все условия для его рождения, существования и появления от него потомства.
Глава сороковая
Батанушко вместе с подручными ему духами и мальчиками в два дня возвели подле дома Кали-Даруги новую постройку для Влады и Выхованка. Это было весьма широкое строение, имеющее две комнаты, оное хоть и стояло отдельно, одначе, соединялось с жилищем демонов махонистыми крытыми сенями. В самой избе в одной комнате была устроена спальня для девочки, где, как и в доме рани, стены, потолок укрыли тяжелой материей, только по просьбе Владелины не розового, а желтого цвета. Такого же цвета находился в комнате пухлый ковер, возлежащий на полу и широкое ложе, с деревянными основами, обитое мягкой, белой кожей, высокое, украшенное резными изображениями животных в изголовье и инкрустированное крупным жемчугом по всему окоему. Над ложем возвели деревянный каркас со всех сторон покрытый пышной периной, каковой сверху увивала сквозная золотая материя, создавая нечто навеса. Казалось Кали-Даруга повелев сотворить, аль, что, скорее всего, доставить извне данное ложе старалась его таковой сомкнутостью, заслонить здоровье госпожи от любого дуновения ветра неведомо каким образом явившегося в ее комнату. Опочивальня Влады, оказалась крайней в их с Выхованком половине. В нее можно было войти через дверь, что вела в соседнее помещение, которое одновременно соединялось с сенцами, и как итог с жилищем рани демониц.
Во второй комнате, драпированной материей буро-зеленого цвета и коврами, находилась еще одна, более узкая дверь, каковая уводила во двор. В данной комнате располагался небольшой стол, на котором всегда находился кувшин с теплым молоком, водой и братина, ибо, как и прежде мылась, кушала Влада только в доме Кали-Даруги. В этом, можно сказать, центральном помещении половины девушки, днесь неотступно находился Выхованок, провожая и встречая госпожу, укладывая ее на покой али вспять подымая, потому как в том она до сих пор нуждалась.
Теперь, коли быть точным, общий дом рани Черных Каликамов и Владелины, окружили единым забором, правда, сделали два входа. Еще один как раз супротив входной двери в половину юницы. Там по желанию девушки на плетеную изгородь привесили легкую калитку. Будку Удалого, как и его самого, перевезли к дому Влады, поставив недалеко от входа. Хотя данному переселению Кали-Даруга не больно обрадовалась. Однако, дурная привычка собаки опираться передними лапами при встрече на сарафан хозяйки, лишь он переселился на новое место, мгновенно прошла. Ибо данное бесстыдство стало не по нраву рани демониц, о чем сообщила Удалому Лярва. И когда пес в очередной раз решил приветствовать госпожу пристроив лапы на полотно лазурного сарафана, тень чуть заметно колыхнулась вперед, и, нависнув над Удалым, всей своей дымчатой массой, вельми ярко замерцала почти черными пятнами. Пес тотчас опустился на грудь, испуганно вжался животом в деревянный настил дорожки и пронзительно заскулил. И после этого уже никогда не ставил на одежду девушки свои лапы, отучившись от той дурной привычки, впрочем, неизменно при встрече тревожно поглядывал за ее спину.
Владелина эти два дня, что возводили ее половину дома, наблюдала за строительством, так как после возвращения из капища, где по замыслу Кали-Даруги произошла встреча Першего и Крушеца, достаточно часто тревожилась, раздражалась и плакала. Посему ей не только приходилось проводить многажды раз обряды, чтобы снять томление, но и ночевать в доме рани демонов. Все это время девушка особенно нуждалась в Кали-Даруге, и не только в поддержке, заботе, но и в том, чтобы пристроив к ней на колени голову позволить голубить волосы трепетными поцелуями перст. Рани Черных Каликамов ласково гладила прилегшую на тахте юницу по волосам, лобызала руки, лицо и снимала тем невыносимо мощное волнение, кое оказывала на плоть лучица. А махие капельки слез, скатываясь по щекам Влады, падали демонице на материю сарафана и смачивали его своей горечью.