И все это время Обобе приходилось помнить о стрелках часов, неумолимо приближающихся к шести вечера. Прошло уже три часа с того момента, как все началось. Три долгих часа. Предположим, в шесть вечера боевики расстреляют еще шестерых заложников. Тогда придется предпринимать какие-то действия, не дожидаясь семи. Нельзя же и дальше наблюдать со стороны, как в семь часов расстреляют семерых, в восемь – восьмерых, и так далее. Ну почему эти люди не хотят разговаривать с ним? Скажите же, что вам нужно. Мы начнем диалог. Обозначим свои позиции. Никто не идет на подобное, чтобы потом молчать. В этом нет никакого смысла. Обоба не сомневался в том, что, если переговоры начнутся, он рано или поздно заставит боевиков согласиться с его точкой зрения. В этом заключался его величайший дар, который его никогда не подводил. Интеллект, человечность, сострадание, отзывчивость: вот в чем его тайное оружие, которому предстояло одержать победу.
– Сэр, – вдруг послышался чей-то голос, один из многих.
– Да, да, в чем дело? – спросил Обоба.
Обернувшись, он увидел, что на улице Джефферсон беседует с тележурналистом. Ему не хотелось, чтобы подчиненные в этот напряженный момент критиковали его. Еще он увидел своего пресс-секретаря, спешащего, вероятно, с новым распоряжением губернатора, а за окном в сгущающихся сумерках журналисты болтали между собой и смеялись, и полковник догадался, что они насмехаются над ним и…
– Он хочет говорить.
…а ему срочно нужно в туалет, он не ужинал, а без еды он не может сосредоточиться и…
– Кто хочет говорить?
– Он, – выразительно произнес связист.
Внезапно в штабном автобусе наступила полная тишина.
– Тот, кто находится внутри?
– Сэр, звонок из диспетчерской службы безопасности торгового центра. Я проверил, номер правильный, вызов исходит из комплекса. Звонящий представился членом какой-то организации под названием «Бригада Мумбаи». По его словам, он хочет говорить, иначе в шесть часов будут расстреляны еще шестеро заложников.
За три месяца до этого
Имам Надифа Аба запер двери мечети Эль-Таква, выходящей на Бедфорд-авеню, и, проверив, нет ли поблизости его врагов, направился к своей машине.
А врагов у него было немало. Разумеется, ФБР, но федералы по крайней мере держались на расстоянии. Далее, молодые американские негры, которые считали его дураком, издевались над его чувством собственного достоинства, набожностью и постоянно пугали угрозами физической расправы, завершавшимися ударом, замиравшим в дюйме от его лица. А если имам вздрагивал и отшатывался назад, юнцы разражались хохотом.
Но хуже всех был преподобный Рид Хобарт из баптистской церкви Спасителя на Миннесота-авеню, который однажды вообразил, что к нему обратился лично его бог, поставив перед ним задачу прогнать из Миннесоты всех нехристиан. За плечами у преподобного была долгая история всевозможных самозваных крестовых походов, и сам он, вероятно, находился под наблюдением ФБР за предполагаемую связь с радикальными подпольными группировками, выступающими за запрещение абортов. Однако при всем том Хобарт жаждал публичности, поэтому на протяжении двух недель он каждый день в десять часов утра появлялся на улице перед скромной мечетью имама Абы и устраивал четырехчасовые мирные, но очень шумные акции протеста.
«ИСЛАМ – ПОЛНЫЙ БРЕД», – было написано на одном плакате; «УБИРАЙТЕСЬ К СВОИМ КОЗАМ!» – призывал другой; а еще был «УСАМЕ БЕН-ЛАДЕНУ КАЮК», но хуже всего было заявление «КОРАН + СПИЧКИ = ХОРОШИЙ КОСТЕР». Подумать только, как был осквернен священный текст! Это наполняло имама яростью, болью и ненавистью, подтолкнув его еще на шаг к тому насилию, которое дремало у него глубоко в душе. Но он сознавал, что если нанесет ответный удар преподобному Хобарту, с его огромной головой, увенчанной пышной гривой, и раскатистым голосом, то лишь выставит себя на всеобщее посмешище. Ну как истинно верующему сохранять свое достоинство в такой адской обстановке?
Однако сегодня преподобный, похоже, решил устроить себе выходной, поэтому по дороге к машине никто не осыпа́л имама оскорблениями. Пересекая пустынную стоянку, справа от себя он увидел ярко освещенные небоскребы центральной части Миннеаполиса, кошмарными видениями сияющие в темноте на удивление прохладной августовской ночи. Разумеется, это был метафорический Запад, мерзкий и соблазнительный, сплошной глянец, блеск, разврат и похоть, наглые чернокожие юнцы, орущие хвалу лживым белым святым. Имам презрительно фыркнул, выпустив в воздух облачко неодобрительного пара, и сознательно отвернулся от этого озаренного огнями образа всеобщего упадка, от этого Вавилона неверных.
Это был озлобленный мужчина сорока двух лет, высокий и худой, подобно большинству сомалийцев, с горящими глазами, белоснежными зубами, скулами, острыми, как бритвы, и копной красивых мелких кудрей на голове. Он тосковал по сухому зною и одиночеству пустыни, по ослепительному палящему солнцу, жаждя понять путь, предначертанный ему Аллахом, мечтая о великой миссии в жизни, которую сейчас приходилось тратить на то, чтобы навязывать истинную веру редеющему кругу соотечественников, наблюдая в бессильном отчаянии за тем, как на каждого новообращенного приходятся по два отступника, купившихся на соблазны Америки и отвернувшихся от истинной веры. После гибели Святого воина Усамы и последовавших за ней варварских празднований имам постоянно находился в состоянии пылающей ярости.
Поежившись, он плотнее укутался в дешевое пальто, спасаясь от холода. Несмотря на суровые условия, в которых ему приходилось существовать, его дух оставался стойким. Имам в мечтах представлял себя воином, перед которым содрогалась Вселенная; он горел нетерпением и жаждой деятельности. Оглянувшись по сторонам, имам поискал свои «тени» из ФБР. Иногда они были рядом, иногда их не было. Возможно, ФБР тут даже было ни при чем, поскольку имам числился во всех списках террористов, в основном за свои гневные заметки в нескольких местных газетах на сомалийском языке, таких, как его последняя статья «В войне с извращенцами-гомосексуалистами Аллах требует не только беспощадной жестокости, но и сострадания», составленная на основе выдержек из Корана, но с более современным звучанием, обусловленным пламенным авторским стилем имама и его милосердным отказом от традиционного побивания камнями в пользу более гуманного выбрасывания из окон. Так будет легче всем, в том числе и согрешившим, к которым имам относился не без сочувствия.
Сегодняшний вечер выдался на редкость приятным. Отсутствовал не только преподобный Хобарт, слава богу; но, похоже, не было и федеральных агентов. Их всегда можно было легко узнать, потому что их седаны неизменно были строгих темных тонов, без обычных для американцев наклеек на бамперах, и в них сидели двое довольно одутловатых белых мужчин, судя по виду, умирающих от безделья. Они следили за имамом, держась на почтительном расстоянии, иногда провожая его до самого дома, а иногда нет, в зависимости от бог знает каких признаков, указывающих на то, собирается ли он сегодня взрывать Америку.
Так что этот вечер был свободным. Взглянув на часы, имам увидел, что у него есть еще час до последней вечерней молитвы, подумал о том или ином искушении – маленьком бокале вина, прогулке по страницам свежего порнографического журнала или просмотре событий 11 сентября так, как их представил канал «Аль-Джазира»[25], – но затем решил целиком посвятить сегодняшний вечер возвышенному и святому.
Открыв дверь своего «Форда Темпо», имам сел в машину, завел двигатель, подождал, когда на ветровом стекле испарится влага, и влился в поток транспорта, проверив в зеркала заднего вида, не выехал ли кто-нибудь на Бедфорд-авеню следом за ним. Никого. Однако у него в машине кто-то выпрямился на заднем сиденье и вальяжно откинулся на спинку.
У имама внутри все сжалось. В Америке его никогда не покидал страх, что какой-нибудь сумасшедший последователь такого маньяка, как преподобный Хобарт вознамерится уничтожить ислам в лице его верного слуги, будто тот замышлял взорвать Америку, хотя, если честно, такая задача действительно числилась в списке неотложных дел. Имам мысленно обругал себя за то, что не проверил заднее сиденье. Он находился на войне, ему приходилось постоянно быть начеку. Имам молил Аллаха о том, чтобы это еще не был его смертный час. И услышал, как американский голос произнес:
– Если вы беспокоитесь насчет ФБР, сегодня вечером их не будет. Они появляются только по нечетным числам в нечетные месяцы и по четным в четные. По нечетным месяцам смена продолжается вторую половину суток, по четным – первую. Раньше за вами наблюдали круглосуточно все семь дней в неделю, но сами понимаете… бюджет урезали.
– Если вы беспокоитесь насчет ФБР, сегодня вечером их не будет. Они появляются только по нечетным числам в нечетные месяцы и по четным в четные. По нечетным месяцам смена продолжается вторую половину суток, по четным – первую. Раньше за вами наблюдали круглосуточно все семь дней в неделю, но сами понимаете… бюджет урезали.
У имама пересохло в горле. Он с трудом сглотнул комок.
– Кто вы такой? – спросил он, облизнув губы. – Вы от преподобного Хобарта?
– Не совсем.
– Тогда кто? Пожалуйста, сэр, говорите.
– Не оборачивайтесь. Направляйтесь к себе домой обычной дорогой. Ваша машина прослушивается, но я на время направил усилия ФБР в другое русло.
– Откуда вам это известно?
– Я взломал федеральную компьютерную сеть и изучил все их технические новшества. Чтобы следить за вашей машиной, федералы подключились к новой беспроводной системе компании «Форд». Это дает им возможность слышать все, что происходит в машине, отслеживать ее местонахождение по навигатору GPS, дистанционно заглушать двигатель и все остальное. Я написал маленькую программку и переключил канал ФБР на другую машину. В настоящий момент федералы следят за одной мамашей, которая везет своих ребят на тренировку по футболу. Им это кажется какой-то аномалией. Итак, я буду говорить, пока вы ведете машину. Вы поставите ее в своем гараже. А теперь слушайте внимательно и запоминайте все, что я вам скажу.
– Вы придерживаетесь истинной веры?
– Заткнись и слушай. Моя вера не имеет никакого значения, и ты все равно ее не поймешь. Прими мою помощь, считай меня посланцем своего бога, но сейчас помолчи и слушай.
Снова сглотнув комок в горле, имам уставился на дорогу перед собой.
– Я хочу сделать им больно. Очень больно. Почему? Не твое дело, святой отец. Может быть, просто потому, что я люблю рок-н-ролл. Но мне нужны боевики. Мне нужно, чтобы к середине ноября двенадцать сомалийских воинов джихада тайно переправили в Канаду и разместили в конспиративном доме у границы. Это должны быть последователи истинной веры, малограмотные, воспитанные в строгом религиозном послушании. Истинная вера, семьдесят две гурии и вся такая чушь. Чем сильнее у них запачканы в крови руки, тем лучше.
– Это невозможно, – пробормотал имам.
– Я уже тебе сказал, нет ничего невозможного. У тебя есть связи с полудюжиной организаций политических беженцев. Также ты поддерживаешь контакты с «Хизбуль-исламом» в Могадишо, и генерал обеспечит тебя всем необходимым, если ты сможешь его убедить. А ты сможешь его убедить.
– Что все это значит?
– Америка, точнее, торговый центр «Америка». Знаешь это место? Мерзкая вульгарность в десяти милях от города в Индиан-Фолс. Оживленное, очень оживленное место. На следующий день после Дня благодарения там будет столпотворение. И твои боевики его расчистят.
– Это невозможно.
– Нет ничего невозможного. Я обеспечу оружие, открою доступ, снабжу планом. Я возьму контроль над системой безопасности комплекса. Мы преподадим урок во славу твоего бога и моего, которого никто не забудет. Твоя задача – достать людей, продержать их до нужного времени и переправить на место. План несложный и не потребует тренировок. Эти ребята просто пойдут по пассажам, стреляя из автоматов. Затем они на какое-то время захватят заложников. Только и всего. Никто из них не останется в живых, это операция мучеников за веру. Я приглашаю тебя присоединиться ко мне в смерти и славе. Вместе мы накажем американцев за их грехи, за убийство Святого воина в его постели.
– Потребуются деньги и согласие. Подобные вещи не делаются без финансирования и разрешения высшего руководства. Мы должны изучить план и убедиться в том, что выбранный курс является верным, а также задуматься над политическими последствиями. Наша линия – не голый нигилизм, а четкая политическая позиция.
– Чушь собачья. Выслушай мои правила и прими их, или все это пройдет мимо, и ты будешь обречен вечно гореть в аду. Никаких сообщений по электронной почте. Электронная почта дырявая, как решето. Никаких телефонных звонков, они прослушиваются. Никаких записей. Никаких социальных сетей и прочих подростковых глупостей, на которых обыкновенно прокалываются такие, как вы. Никакого дилетантства.
Не должно быть никаких физических или электронных свидетельств запланированного события, абсолютно никаких. Все, что было записано, можно восстановить. Сам имам не будет отклоняться ни на шаг от рутины последних нескольких месяцев, если не считать переговоров с великим генералом Хасаном Дахиром Авейсом в Сомали, исключительно по спутниковому телефону, который будет предоставлен. Но он не должен будет контактировать с другими организациями, в том числе с ячейками «Аль-Каиды» – ни с кем, поскольку все средства связи следует считать скомпрометированными. Имам не должен ни у кого спрашивать разрешения. Все будет проходить на местном уровне, при личной встрече, под гарантией рукопожатия и обоюдной принадлежности к истинной вере.
Имам не знал, что ему ответить. Это мечта, призрак, кино? Но затем он представил себе торговый центр «Америка», объятый пламенем, залитый кровью, заваленный грудой тел собак-неверных, густые облака дыма, запах паленой плоти, маленькую «Америку», пылающую в самом сердце большой Америки, и эта картина тронула его до глубины души. Святой воин будет отомщен.
Имам свернул к своему неприметному маленькому дому в самом обычном районе.
Он въехал в гараж и остановился.
– Быстро выбирайся из машины и заходи в дом, ничего не говори и не записывай. Строго придерживайся заведенного распорядка. Вот конверт, в нем десять тысяч наличными, этого должно хватить. Ни в коем случае не клади деньги в банк, потому что банки поднимут тревогу. В этом деле они против нас. Договорись о том, чтобы в течение ближайшего месяца отправиться в Сомали за ребятами. Ничего на бумаге, ничего по телефону, ничего по электронной почте. Оставайся сосредоточенным, упорным, целеустремленным, и я подарю тебе славу, о которой ты даже не мечтал.
– Это ловушка? Ты провокатор? Тебя подослали, чтобы ты заставил меня совершить ошибку? Что…
– Ты хочешь доказательств, я правильно понял? Не доверяешь белому парню? Считаешь меня помешанным или агентом козлов из «пятидесятки»? Гм, чем же мне тебя убедить?
– Ты должен обратиться в…
– Ну, нет. О, кажется, придумал. Я преподнесу тебе один милый подарок. И это рассеет все твои сомнения. Не хочешь кулек восхитительных конфет? А как насчет подарочного сертификата в универмаг распродаж? Может быть, новый будильник, который будет звонить пять раз в день?
Имам молча проглотил это святотатство[26].
– Ну хорошо, друг мой. Поищи под приборной панелью перед сиденьем справа. Вот твой подарок. Наслаждайся им от души.
Сначала имам подумал, что это еще одна шутка. Но, присмотревшись, он действительно разглядел в полумраке салона под панелью какой-то предмет. Нагнувшись, имам нащупал зеленый пластиковый мешок для мусора. Он поднял его на сиденье, ощутив четыре фунта веса, повозился с ярко-желтыми завязками и раскрыл пакет.
Внутри была большая, красная и довольно возбужденная голова преподобного Рида Хобарта.
– По-моему, она будет смотреться просто великолепно на каминной полке, ты не находишь? – спросил парень.
Выскользнув из машины, он скрылся в темноте. И тут внезапно приборная панель ожила ревом включившегося радио.
«Роллинг стоунз», нестареющий хит «Нарисуй это черным».
От 17 часов 55 минут
до 18 часов 14 минут
Нажав кнопку ответа, Рей поднес телефон к уху.
– Говорит специальный агент Макэлрой, – услышал он.
– Нет, – поправил Рей, – говорит тупица Макэлрой. Растяпа и болван Макэлрой. Тебе когда-нибудь приходилось стрелять сверху вниз?
– Пожалуй, нет, – признался снайпер.
– Нужно брать ниже. Если прицелиться точно, пуля уйдет выше. С тебя пятьдесят.
– Долларов?
– Отжиманий.
– Вообще-то я сейчас занят, – сказал Макэлрой.
– И я придумал тебе новое занятие. Отложи винтовку в сторону, тебе слишком опасно ее доверять. Ты будешь искать мне изолированные цели, вне визуального контакта с главными силами, а я буду их убирать. Мы будем постепенно уменьшать их число так, что они ничего не заметят.
– Э… сержант, это противоречит правилам. Мне нужно будет получить одобрение свыше, и, если честно, я не слышал, чтобы кому-нибудь приходилось действовать с такими широкими полномочиями. Определенно, это противоречит нашим правилам.
– Это противоречит вашим правилам. И не противоречит моим. Мои правила простые: выслеживать и убивать, одним выстрелом. Вот чем я занимался всю свою жизнь. Вот чем я займусь сейчас. Я смогу стрелять бесшумно, так что об этом можно не беспокоиться. А теперь я отправляюсь на охоту, искать и убивать этих ублюдков. Если ты станешь моим наблюдателем наверху, моим личным разведывательным спутником, ты окажешь мне большую помощь. В противном случае я займусь этим в одиночку. Это произойдет в любом случае, Макэлрой. Ты должен решить прямо сейчас, с кем ты.