Кэт шагнула вперед, но Николай ее задержал.
– Не торопись. В любой охоте самое удобное место – в хвосте. Всегда знаешь, кто где находится, и никогда не угодишь на роль добычи – есть время по-тихому улизнуть.
– Но мы тогда ничего не узнаем. – Кэт смотрела в веселые глаза спутника и понимала, что ей плевать на неполученные знания. Ей и самой хотелось от всех отстать.
– Я тебе все расскажу, – пробормотал Николай, приобнимая Кэт.
Сердце заполошилось, рождая ощущение, что рядом с ней распахнули жаркую печку.
– Кстати, ты не узнала, кому посвящен памятник напротив твоего дома.
– Разве это возможно? – удивилась Кэт. По ней, так это была обыкновенная абстракция.
Дорожка поначалу была широкой и светлой. Землю в этом месте специально вынимали, чтобы сделать ровный проход. Каменные глыбы громоздились по бокам. Но вот голоса студентов стали глуше – толпа сошла с тропы, углубившись в лес. На первом же шаге Кэт споткнулась, чуть не напоровшись на свою палку.
– Дурацкая штука! – отбросила она в сторону посох. Николай ловко перехватил его, пальцем потрогал заостренный конец, смахнул прилипшую землю.
– Хорошая вещь. В этом походе пригодится!
Кэт поежилась, неуверенно забирая у него палку.
– Так вот о скульптуре! – Николай зашагал вперед. Его светлая куртка в надвигающихся сумерках смотрелась белесым призраком. – Ее поставили в память о Барбаре Радзивилл.
– Родственнице? – хмыкнула Кэт, снова спотыкаясь, но на этот раз правильно перехватывая палку, чтобы не упасть.
– Родственнице, – принял ее игру Николай. – Она родилась в начале шестнадцатого века здесь, в Вильне. Ее братьями были Николай Черный и Николай Рыжий, а отцом – могущественный Юрий Радзивилл. По преданиям, она была необычайно красива. Однажды ее увидел польский принц Сигизмунд Август. Они полюбили друг друга и тайно обвенчались.
– Почему тайно? – Сумерки наступили внезапно. Кэт совсем перестала перед собой что-либо видеть, только светлое пятно куртки служило ей маячком.
– Потому что польский двор не потерпел бы засилья литовского рода. Это смешало бы расстановку политических сил. Мать Сигизмунда, Бона Сфорца, предпочла бы другую невесту. Она уже извела первую жену Сигизмунда, поговаривали, что отравила. Барбара Боне точно не понравилась бы.
– Бона? – в очередной раз споткнулась Кэт. Какое неприятное имя.
– Да, – Николай протянул Кэт руку, и она снова показалась ей горячей. Неужели от всех этих переживаний она заболевает? – Пока молодой муж добивался официального разрешения на брак, Барбара жила вместе с братьями, которые и устроили тайное венчание, и каждый день писала своему возлюбленному письма. Я читал, это были настоящие послания любви. Трогательные и умные.
Кэт уже висела на руке Николая, потому что совершенно ничего не видела вокруг себя. Палка, придерживаемая безвольной рукой, волочилась за ней.
– Пока Сигизмунд писал прошения, в Польше умер его отец, Сигизмунд Старый, и сын занял его место на престоле, заявив, что женат на Барбаре, и теперь уже стал добиваться ее официального признания. Бона Сфорца всячески сопротивлялась этому, но все же Барбара была коронована в Кракове. Говорят, король и королева были невероятно красивой парой.
Ветка хлестнула по куртке, и этот неприятный режущий звук заставил Кэт вздрогнуть.
– Бона пришла на церемонию бракосочетания, но предрекла молодой королеве скорую смерть. А еще прокляла всех детей Радзивиллов, которые родятся от этого брака. Узнав об этом, Барбара впала в тоску и через год умерла. Вроде бы своей смертью она пыталась искупить наложенное на ее род проклятие.
– Искупила?
Они давно остановились. Кэт всматривалась в светлое лицо Николая, словно молила его о благополучном завершении этой истории.
– Долгое время это было неизвестно. По официальной версии, Сигизмунд умер бездетным. На нем прекратилась династия Ягеллонов.
Он глядел мимо нее. Вдалеке послышался дружный вопль, и все стихло. Николай не обратил на это внимания.
– А Радзивиллы? – Кэт снова стало что-то смущать в их разговоре. Шум голосов то нарастал, то стихал, как будто студенты где-то неподалеку решили провести ритуал вызова древних богов.
Николай отошел в сторону, стал в задумчивости гнуть ветку лещины, словно примерялся, сможет ли через нее перепрыгнуть.
– Барбара умерла ради любви к Сигизмунду… – медленно произнес он. – Ей был всего тридцать один год…
– Они умерли, а потому остались счастливы.
С левой стороны нарастал шорох. Кэт стала поворачиваться туда, выставляя палку.
– Никакие жертвы ради любви не напрасны? – настойчиво добивался ответа Николай.
– Но это же легенда! Шекспир тоже любил убивать влюбленных.
Николай шагнул ближе. Даже сквозь куртку она чувствовала, как он пылает.
– Ты способна полюбить? Меня? – тихо спросил он, клонясь все ниже, но при этом не поднимая рук, словно они стали у него тяжелыми.
Она шарахнулась, роняя палку и пряча лицо в ладони.
– Кэтти… ты? – Он не договорил, сделал широкий шаг, подходя вплотную.
Она закивала, чувствуя, что готова вновь расплакаться, как сегодня днем. Но при этом рядом не было спасительной подушки и одеяла, в которое можно было бы закопаться, отгородиться от этого чувства. И она замерла, ожидая своего приговора, потому что ей все еще не верилось, что этот высокий, красивый парень, умеющий рассказывать такие истории, может ей ответить: «Да». Не верилось, что именно сейчас закончится ее бесконечное одиночество.
Вдруг Николай тяжело задышал, и она испуганно подняла голову. Он снова смотрел мимо. Звенящий вечерний воздух, словно выстрелы, прорезали редкие хлопки.
– Трогательно. – Профессор выскользнул из-за кустов. Палку он держал под мышкой. – А что же ты, наследник рода Радзивиллов, не рассказываешь девушке продолжение истории?
Кэт прижалась к Николаю. Учитель шел за ними следом? Он все слышал! Кто же тогда кричал там, в лесу?
– А вот этого лучше не делать! – Жицкий перехватил палку, ткнув острым концом в сторону Николая, показывая, что Кэт должна отойти. – Что же ты молчишь? – крикнул он студенту. – Или продолжение не настолько тебя увлекает? Или, – он сделал выразительную паузу, – боишься напугать девушку?
– Я как-то не сразу догадался, кто ты, – глухо произнес Николай, не отвечая на вопросы.
Он исподлобья смотрел на профессора, в чертах его лица проступило что-то звериное. Кэт терялась в догадках, не зная, куда кидаться, что говорить.
– Тем быстрее наступит развязка. – Профессор оперся о палку. – А вот и окончание этой душещипательной сказки. Проклятье Боны преследовало Сигизмунда. Никакой романтической истории не было. Он умер, кляня свою жену Барбару, сделавшую его несчастным. Он не знал, что сила проклятия уже пала на другой род. Об этом никто не подозревал, пока… Ну что, дальше расскажешь сам?
– Я думал, что избавился от тебя, – быстро заговорил Николай. – Тогда, двести лет назад. Сколько вас всего? Мне казалось, я убил всех преследователей…
– Не о том говоришь! – Профессор яростно стукнул палкой о землю. – Все произошло из-за вас, Радзивиллов, литовских выскочек. Бона не зря заклинала сына против Барбары.
– Я ничего не понимаю, – вскрикнула Кэт, теряясь в чужих именах.
– Во всем виновата любовь! – Николай схватил Кэт за руку. – Помнишь, я спрашивал? Что ради нее можно сделать? Все! Барбара приняла проклятие на свой род, спасая любимого, и оно сработало через пятьдесят лет. Софья Слуцкая… Она была женой Януша Радзивилла. Умерла во время родов. Ждали мальчика. Хотели назвать Николаем, как звали недавно умершего их сына.
Кэт шарахнулась прочь.
– И вот оно – проклятие сбылось, – развел руками профессор. – Сын, обратившись в зверя, убил свою дорогую мамочку. И на этом род Радзивиллов по мужской линии прекратил свое существование!
За спиной у Кэт хрустнула ветка. Она уже знала, что увидит сейчас нечто страшное, а поэтому смотреть нельзя было ни в коем случае.
Ветка лещины еще покачивалась, словно через нее только что переступили. Из-за куста на Кэт смотрели волчьи глаза.
Девушка успела ахнуть и попятиться. Мелькнувшая за ее спиной тень заставила ее, споткнувшись, упасть.
– Конец спектакля! – Профессор удобней перехватил палку. – Бона Сфорца оказалась неплохой ведьмой, а ее сын достойным преемником. Проклятие пало на род Радзивиллов. И перед тобой его яркий представитель. Николай Радзивилл. Ребенок, своим рождением убивший мать, Софью Слуцкую. Он был обречен временем и должен оставаться в своем облике навечно или умереть. Это часть проклятья. И оно должно сбыться. – Жицкий повернулся к обомлевшей Кэт: – Я искал тебя. Каждый год ждал появления. Так говорили звезды. Я знал, появишься ты, найдется и проклятый. Он попытается избавиться от проклятия, и я собираюсь ему в этом помешать. – Профессор горько усмехнулся. – Я говорил, что без чудес не обойдется. Мне показалось, ты внимательно меня слушала, Катерина Слуцкая! Николай должен был среагировать на твое имя. Это же так просто – смешать старинные крови для снятия заклятия!
Волк зарычал и, приседая на передние лапы, пошел вперед. На груди у него была хорошо видна отметина – белый треугольник шерсти, того же цвета, что и куртка Николая.
– Что вы от меня хотите? – крутанулась на месте Кэт, проваливаясь в бездну отчаяния. Неужели все подстроено? Всего лишь имя! Больше от нее ничего не требовалось?
– Николай Радзивилл вот уже четыреста лет ищет способ снять со своего рода проклятие. Он испробовал многое. Теперь в его списке литера «Л» – любовь.
Профессор внимательно следил за движениями мощного зверя. Волк был головастый, с густой, словно обсыпанной снегом, шерстью с проблесками седины. Хвост с метелкой волос нервно вздрагивал, готовя зверя к прыжку. Задние лапы пружинисто напряглись.
– Вилктаки – так в древней Литве звали оборотней. – Жицкий выставил кол вперед. – Только почему-то этот представитель своего проклятого рода решил, что его спасет любовь. Как в свое время Барбара отвела проклятие от мужа, так и твоя любовь, глупая девушка Катя, должна была перевести проклятие на кого-нибудь другого. Но все закончится банально – он просто убьет тебя. Как попытался уже однажды убить меня. Но, как видишь, у него это не получилось. Я жив! – Он победно развел руками, но тут же согнулся, словно его пронзила боль. – Если это можно назвать жизнью, – хрипло договорил он.
Коротко рыкнув, зверь прыгнул. Воздух свистнул, разрезаемый палкой – Жицкий был готов к атаке. Волк по-собачьи взвизгнул, получив сильнейший удар в бок, извернулся, клацнув зубами. Кол хрустнул. Профессор откатился в сторону, оказавшись в двух шагах от Кэт. Девушка подтянула к себе свою палку, выставляя ее в сторону учителя.
– Не подходите, – прошептала одними губами. В голове крутилось: «Несколько столетий! Бона Сфорца… хорошей колдуньей. Я давно за ним охочусь. Он просто убьет тебя…»
– А ну-ка, дай! – прикрикнул Жицкий.
Волк широким полукругом обходил застывших перед ним людей, словно давал им возможность договориться.
– Не подходите! – завизжала Кэт. Она вскочила на ноги, взмахивая колом. Зашуршали кусты, пряча скрывшегося волка.
Профессора вдруг передернуло. Пальцы его скрючило. Он издал горлом сдавленный крик и опрокинулся на спину, стремительно покрываясь шерстью.
Голоса где-то неподалеку вновь взметнулись, и Кэт, оскальзываясь на кочках, помчалась к людям.
Шурх – промелькнуло рядом с ногами быстрое. За ней ломились прямо через кусты.
Уже падая, она поняла, что зря обернулась. Первый огромный зверь встал у нее над головой, а навстречу шагнул другой. Он был меньше и на вид не таким мощным. Белое пятно на его груди ходило ходуном, показывая работу сильных мышц. Темная шерсть лоснилась.
– Мама! – завопила Кэт.
Палка потерялась. Под пальцами была только трава, корни. Забрав в кулак пригоршню земли, она метнула быстро рассыпавшийся комок в прыгнувшего на нее небольшого черного зверя. Он успел цапнуть ее за плечо, прежде чем первый волк сбил его с лету.
Кэт сжимала плечо, чувствуя, как сквозь пальцы что-то сочится. Где же остальные? Она постоянно слышала их голоса где-то неподалеку, словно они хором произносили одно заклинание. За спиной, ломая кусты, дрались два зверя.
«К людям! Скорее! К людям!»
Ботинки, как назло, скользили по влажной листве. Отовсюду она слышала звериный рык. Постоянно казалось, что ее ног касается жесткая шерсть волка.
Но тут резкая боль заставила ее взглянуть на плечо. Там зияла черная рваная рана. Вытекающая кровь, касаясь ее краев, шипела, от этого по всему телу проходил сначала озноб, а потом она начала чувствовать нарастающий жар. Горло сдавило, перебивая дыхание. Боль огнем прошла по телу, мышцы стали конвульсивно дергаться, заставляя ее корчиться на земле.
Зачем она позволила себя увести от остальных! Как он мог так быстро расположить ее к себе?
Последние мысли уже слабым эхом отдались в голове и больше ее не тревожили.
Неожиданно голоса раздались совсем близко. Она пробежала через кусты. Сначала в глаза бросились веселые языки пламени. Фигуры плясали перед ней. Она ни на ком не могла сосредоточиться. Перед ней вдруг все поплыло. Она стала видеть всех почему-то снизу вверх. И только потом до нее долетели вопли.
– Волк! Смотрите!
– Ай!
– Прочь!
Люди перед ней метнулись в разные стороны. Кто-то пробежал через костер, разбрасывая огненные искры.
– Волки! – орали отовсюду. Кэт вдруг захотелось заткнуть эти голоса, разорвать кричащие глотки, чтобы прекратить этот шум.
Новый приступ боли выстрелил по всему телу, вонзившись в мозг. Кэт изогнулась, внезапно увидев прямо над поляной еще не до-зревшую кособокую луну. Это было странно уже потому, что весь день пасмурное небо норовило разразиться дождем, и вдруг – такая чистая, ясная луна!
Разбросанный костер стал подбирать сухие веточки вокруг. Утоптанная земля пахла множеством человеческих запахов. Так хотелось бежать за ними, все сильнее и сильнее проникаясь грядущей охотой. От распирающего грудь желания Кэт задрала голову вверх, почувствовала, как уперлась в шерстяной загривок, и коротко завыла на этот желтый, волнующий ее блин.
Волчий вой заставил убегающих студентов поторопиться.
Кэт пришла в себя оттого, что ей стало холодно.
Сентябрьская ночь вяло перетекала в ранний рассвет. Погасший костер был подернут росяной дымкой. Испуганная пичуга чиркнула, помчалась прочь, задевая крыльями ветки деревьев.
Лежать было и удобно, и неудобно. Что-то жесткое давило в бок и сжимало руку. Девушка приподнялась. С плеча соскользнула куртка.
Ночные события ярко встали перед ней, и она в панике вскочила.
Волки. Боль. Луна…
Она была на поляне. Той самой, где вчера собирались студенты. У ее ног лежала знакомая светлая куртка. А плечо до локтя было обмотано тряпкой. Кэт в панике стала отряхивать себя, словно вчерашний ужас с обращением в волка можно было смахнуть ладонью. Лес настороженно смотрел на ее кружение по поляне. Под ногу попалась куртка, служившая ей этой ночью одеялом.
– Ай!
Деревья эхом вернули ей крик, и Кэт бросилась бежать. Пичуга юркнула в кусты и затаилась. Несколько минут лес был тих, а потом на поляну вышел Николай, босыми ногами он бесшумно ступал по опавшей листве. Проклятый из рода Радзивиллов поднял брошенную куртку и долго держал ее у лица, вдыхая быстро ускользающий запах человека, который провел под этой курткой ночь.
После всего пережитого в парке странно было видеть лица людей. Они толпились на остановке, ожидая автобуса, хмурые, сонные. Из-за спин взрослых вперед пробивались дети, носились около застывших фигур, взвизгивали. На вздрагивающую Кэт с перебинтованной рукой поглядывали с неудовольствием. В грязной рубашке, без куртки…
Кэт сжала губы и пошла пешком. Вильнюс – город небольшой, здесь куда угодно можно добраться своими ногами. Про забытую в парке сумку вспомнилось с ленивым безразличием. Ключи от квартиры лежали в кармане джинсов, остальное было неважно.
Дома она надолго застыла перед зеркалом в прихожей. Все, как прежде, – лицо, волосы, руки, ноги. Человек. Но отчего же ей кажется, что в какой-то момент она была волком? И неужели это может повториться вновь?
Ее качало из стороны в сторону, хотелось закрыть глаза и упасть. Но стоило ей смежить веки, как вспоминался лес, под мягкими лапами шуршала листва. По телу пробежали мурашки ночной боли.
Не может быть!
Кэт вбежала в ванную, захлопнула за собой дверь, закрыла замок. Зачем-то погладила его, словно накладывала дополнительное защитное заклинание. Но ведь в квартире она была одна!
Сорвала с руки повязку. Это была светлая тряпка. Секунду держала в кулаке, но вдруг, вскрикнув, бросила под раковину. На руке когда-то была рваная рана, словно провели несколькими когтями разом. Или зубами. Неровные края еще бугрились, но рана зажила, оставив после себя некрасивый след. Давно зажила.
Кэт провела пальцами по зарубцевавшейся коже. Опять вспомнилась боль, изнутри рвавшая ее тело…
Кинулась в комнату, стала перебирать книги, стопками лежавшие на журнальном столике, на подоконнике, на полу.
Как же там было?
«Мифологическая энциклопедия» оказалась тяжелой и неповоротливой, тонкие страницы соскальзывали с пальцев.
… Оборотни, они же ликантропы, принимающие волчий облик, они же волколаки (в славянской мифологии), они же вилктаки (в литовской мифологии), они же вервольфы (в немецкой и англосаксонской). Кицунэ, тануки, аниото, ругару…
Книга свалилась с колен.
…Бывают врожденными или обратимыми. Врожденные подвержены родовому проклятию, обратимые – ставшие оборотнями в силу обстоятельств, чаще всего после укуса оборотня…
Укуса оборотня! Рука запульсировала не существующей уже болью.
…Врожденные могут контролировать свои превращения в волков, обращенные становятся зверями и живут в таком обличии всю жизнь, пока…