Книга свалилась с колен.
…Бывают врожденными или обратимыми. Врожденные подвержены родовому проклятию, обратимые – ставшие оборотнями в силу обстоятельств, чаще всего после укуса оборотня…
Укуса оборотня! Рука запульсировала не существующей уже болью.
…Врожденные могут контролировать свои превращения в волков, обращенные становятся зверями и живут в таком обличии всю жизнь, пока…
Пока…
Пока укусивший их оборотень не умрет.
Кэт бросилась в спальню, стала срывать с вешалки рубашки и брюки. Пальцы почувствовали мягкий шелк единственного платья. Короткое, зато с длинным рукавом. Про сумку даже не вспомнила. Надела кеды и выскочила на улицу.
Старые дома противоположной стороны улицы Вокечю с усмешкой глянули на нее.
Неправда! Все будет по-другому!
Она пробежала вверх, повернула в сторону Замковой улицы. Камень тротуара болью отдавался в пятках, эхо гуляло в узких проулках. Купола Пятницкой церкви ослепили. Дальше Кэт бежала, не отрывая глаз от бросающейся под ноги дороги.
Университетская улица. Вход в запутанные лабиринты университетских дворов. Двор Аркад. Двор Даукантаса. Двор Мицкевича. А вот и их двор Даукши.
– Не торопись! – попытался кто-то перехватить ее за руку. – Занятий не будет!
По инерции она еще сделала вперед несколько шагов, оглянулась.
– Профессор заболел!
Она поискала глазами того, кто это сказал. В узком прямоугольнике двора, словно издеваясь над ней, все носилось:
«Заболел!» – от окон.
«Заболел!» – от дверей.
«Заболел!» – от камня мостовой.
– Мы в парке волка видели. С утра туда отправили егерей. Парк оцепили, никого не пускают.
– Профессор все время с нами был, все про ясень толковал. Киплинга зачем-то вспоминал. А потом… помнишь, он внезапно появился? На нем еще костюм как будто помят был. Стал кричать, чтобы мы не вздумали расходиться да не выпускали из рук палки. Чтобы в случае опасности… Вот вам и мифология…
– Конечно, оборотень! Кому еще здесь быть?
Кэт прошла сквозь топчущихся на крыльце первокурсников, узкой лестницей поднялась на второй этаж.
Надо все рассказать. Узнать, что с профессором. Но если… Если она стоит здесь, значит, яд от укуса уже не действует, значит, профессор… мертв.
Дышать стало тяжело. Кэт прислонилась к перилам, ладони неприятно вспотели.
«Ты способна полюбить? Меня?» – прозвучал в ушах знакомый голос.
«Как ты считаешь, за что можно отдать свою жизнь?» – «За любовь!»
«Только почему-то этот представитель своего проклятого рода решил, что его спасет любовь, – зазвучал в ее голове другой голос. – Как в свое время Барбара отвела проклятие от мужа, так и твоя любовь, глупая девушка Катя, должна была перевести проклятие на кого-нибудь другого».
Кэт оглянулась. Почему проклятие должно на кого-то падать? Четыреста лет! Его можно просто уничтожить. А если профессора больше нет, то и помешать этому никто не сможет. Но почему именно он? Почему именно она?
– Тебе чего?
Она пришла в себя. Стоит на пороге деканата, вцепилась в ручку двери, как в спасительную соломинку. На нее смотрит секретарша, тучная женщина с вечно недовольным лицом.
– Первый курс? – утомленно заговорила секретарша. – Изменение расписания на доске.
– Где здесь можно войти в Интернет?
– В библиотеке!
Казалось, дверь сама захлопнулась перед носом Кэт.
Нет, не будет она никому ничего говорить. Николай просил у нее помощи! И она должна помочь. Вчерашние события подстроил профессор! Он заманил Николая в ловушку. Наверняка его стараниями и она оказалась студенткой университета. Как страшно это все осознавать.
Библиотека была еще пустой и гулкой. Монитор нехотя помигивал, выдавая таблицы загрузочных программ.
Все, что ей вчера рассказал Николай, подтвердилось. И про памятник, и про родовое проклятие, и про гибель Барбары, скорее всего отравленной Боной, и про смерть Софьи.
Кэт медленно поднялась. А ведь она так и не сказала «Да». Хотела, но не успела. А если он погиб?
Кэт бросила взгляд на настенный календарь. Полнолуние должно было быть завтра. Но и сегодня, если ночь окажется ясной, луна будет хорошо видна.
– Мне нужен раздел мифологии, – подошла Кэт к молоденькой библиотекарше.
Через полчаса она выходила из университета со стопкой книжек. Оставшееся до вечера время просидела около памятника на бульваре Вокечю. Пышная, словно развевающаяся на ветру юбка, узкие рукава с буфами на плечах, из-под чепца выбиваются волосы. Многие годы Барбара вынуждена была прожить вдали от любимого. Расстояние не убило любовь, оно только еще сильнее привязало их друг к другу. И именно эта любовь спасла… История может повториться. Софья Слуцкая наверняка знала, отчего умерла Барбара, и она тоже пыталась спасти свой род. Отчего бы ей, Катерине Слуцкой, не завершить начатое дело?
Не заходя домой, Кэт отправилась на автобус.
Парк был полон людей. Белая арка входа в Ботанический сад перегорожена железным заборчиком. Кэт пришлось долго идти по дороге вдоль леса, пока человеческие голоса не остались далеко позади. Никакого оцепления здесь не было. Деревья у нее над головой тревожно затихли, ожидая ночи. Книжки оттягивали руки.
Дошла до первой же поляны. Прислушалась.
– Николай Радзивилл, – первый раз робко позвала она.
Ей показалось, что где-то шоркнули кусты от быстрого движения.
Конечно, она могла ошибиться, и профессор действительно всего лишь ранен. Тогда он должен прийти сюда, чтобы завершить недоделанное – убить ее. Но куртка! Вряд ли она сама накрылась курткой Николая. Значит, он где-то здесь.
– Николай Радзивилл! – снова позвала она. Голос окреп. Она переступила с ноги на ногу, коснулась короткого ежика волос. – Я пришла, чтобы сказать…
Показалось, что слышит голоса, поэтому запнулась. Пока оглядывалась, совсем забыла, где она и что. И вдруг прямо на нее глянули темные звериные глаза. От неожиданности попятилась. Книги посыпались на землю, одна больно ударила по голой ноге.
– Я тут кое-что прочитала! – сбивчиво забормотала она. – Тебе можно помочь!
Волк мигнул и отвернулся.
– Подожди! – пошла следом Кэт. – Я не сказала – спасибо!
Оборотень демонстративно шваркнул хвостом по стволу дерева, скрываясь в лесу.
Кэт в отчаянии сжала кулачки.
– Я люблю тебя! – крикнула она, вытянувшись в ту сторону, куда ушел зверь.
Лес прошелестел листьями мимолетного ветерка и смолк.
«Ну и пожалуйста!» – Теперь Кэт злилась сама на себя. Сколько раз давала себе зарок не вылезать вперед со своей любовью. Теперь этот волк сидит где-нибудь под кустом бузины и смеется.
Она в сердцах пнула книжку и прямо в платье села на землю.
– Извини, ты что-то сказала? Я не расслышал.
Маленькой расправленной пружиной она вскочила на ноги.
Лицо оцарапано, светлые волосы разметались по плечам, куртку держит в руке, штанина порвана. Тряпичная повязка на ее руке… Так вот откуда ткань.
– Ты вчера забыла. – Николай положил к ее ногам черную сумку. – А я слышу, кто-то меня зовет. Подумал: кому бы это быть? Вроде бы для смерти еще рано.
Они стояли друг напротив друга, и она чувствовала, как ее качает из-за того, что сильно колотится сердце. И этот шаг она сделала только потому, что ее что-то толкнуло вперед. Нет, она не собиралась ничего повторять, просто каким-то непонятным ей образом оказалась в горячих объятиях. И он снова целовал. Целовал жарко.
– Я помогу тебе, – бормотала несуразное.
– Не надо, – смеялся он.
– Но я люблю тебя.
От этих слов ей становилось еще жарче. А Николай вдруг расхохотался, уткнувшись в ее волосы. Рассмеялся тяжело, словно смех с кусками плоти выходил у него из груди.
– Значит, все закончилось? – прошептала Кэт, не понимая, что с ним происходит.
– Все только начинается, – выдохнул он, снова жадно прижимая ее к себе. – Не боишься стать еще одной страничкой в легенде нашего рода, Катерина Слуцкая?
– Когда завершается одна легенда, начинается другая. – Говорилась глупость, неуместное, но других слов сейчас не было. – Я теперь тоже оборотень?
Кэт привстала на цыпочки, чтобы снова поцеловать его. Но он легко подхватил любимую под локти, поднимая до уровня своих глаз.
– Будем надеяться, что мы оба люди. Я не знал, что Жицкий один из моих преследователей. Их много, следят, чтобы я не нарушил проклятие Сфорцы. Тогда мировое зло покачнется… – Усмехнулся. Так тепло, так по-доброму. – Падет перед твоими прекрасными очами. Они думают, быть оборотнем легко, и сами суются под мои зубы. Не зная того, что лучше человека природа не придумала ничего.
От волнения Кэт бестолково гладила его по плечу, боясь поднять глаза. Так хотелось для него что-то сделать. Что-то очень нужное. Что такое ее любовь? Этого мало. Надо спасти, заслонить собой от горя.
– Вероятно, мне надо соврать, что все четыреста лет я ждал только тебя? – усмехнулся Николай.
– Не надо, – закрыла она его рот ладонью. – Сам говорил – это начало, значит, никто никого не ждал.
Николай осторожно поставил Кэт на землю, повернулся к верхушкам деревьев.
– Полнолуние завтра. Сегодня будет пасмурно. Думаю, день перерыва у меня есть. А то, может, и целая вечность.
Он подхватил ее сумку, собрал книги и широко зашагал прямо через кусты. Егеря, столпившиеся у выхода из парка, с удивлением встретили появившуюся пару.
– А вы что здесь делаете? – накинулся на них старший.
Кэт засмеялась от беспомощности этого вопроса и побежала вперед, увлекая Николая за собой. Лесничие расступались перед ними.
Елена Усачева Таинственное королевство
Гончая рвалась с цепи, хрипела, душила себя. От старания у нее вываливался язык. На губах закипала пена ярости.
– Уймись!
Сапог пнул псину в брюхо, заставив завизжать, закрутиться на месте. Собака начала кусать взорвавшийся болью бок, отчего еще яростней захрипела.
– Вот бестолочь! – Иван занес ногу, чтобы ударить пса еще раз.
– Эй! Хозяева! – Тонкий голосок заставил Ивана вздрогнуть.
Сжавшаяся псина глянула на хозяина, поняла, что продолжения экзекуции не будет, благодарно заскулила, замахала хвостом.
Иван медленно поднял голову, успев скорчить недовольное лицо.
Над плетеным забором виднелась серая горбоносая голова кобылы, ее черный злой глаз. Животное недовольно жало уши, подбирая морду, чуть поддергивало повод. Трензель тонко звякал.
– Здравствуйте!
Верхом на серой в гречку кобыле сидела маленькая стройная девушка в темно-синей бархатной амазонке, изящную головку украшала охотничья шляпка с фазаньим пером. Все в девушке было небольшим и аккуратным. Ладная фигурка с еле выделяющейся, обтянутой корсетом грудью, узкая шея, тонкое лицо, насмешливые светлые глаза, маленький носик с горбинкой, бледный четко выписанный рот, еще по-младенчески чистая, словно омытая росой кожа, темные длинные волосы, собранные на затылке в тяжелый узел. На щеках румянец волнения.
Иван ногой отодвинул от себя собаку и пошел к загородке. Девушка с готовностью протянула руку в желтой кожаной перчатке.
– Здравствуйте, – во второй раз воскликнула она, словно выполняла ритуал, после которого ей должны ответить.
– Ольга! – Иван старался придать своему голосу мягкость, но все равно выходило грубо. Он был не рад визиту. – Что заставило вас подняться в такую рань?
– Собаки! Такой шум, на всю губернию слышно. – Ольга улыбалась, ее губы чуть по-драгивали – она чувствовала неловкость ситуации. – Ваши гончие самые голосистые в округе! Вы собираетесь на охоту? Возьмите меня с собой. Обещаю не мешать!
Собаки за спиной Ивана, словно разобрав знакомое слово «охота», взвились в клетках, застонали, заголосили. Послышались грубые окрики егерей.
– Помилуйте! – Иван пытался изобразить добродушие голосом, но Ольга только еще больше закусывала губу, взгляд ее становился рассеянным. – Женщина на охоте не к месту. Да и не простая у нас охота. Слышали про васильевского оборотня? Местные вроде бы загнали его в ловушку. Мы идем на подмогу. Наверняка обыкновенный волк. Но, говорят, уж больно много народу задрал. Оставлять в живых такого нельзя.
Лицо Ольги стало жалким. Все смертельные слова, какие только могли быть, уже произнесены. Зачем, зачем она приехала? Все напрасно!
– Я не помешаю, – без всякой надежды повторила она. – Буду держаться подальше от всех, в конце…
– А как зверь на вас выйдет, что станете делать? – перебил ее Иван.
У него был свой повод отваживать от себя Ольгу. Не время ему до романов. Смерть отца, университет, имение надо поднимать. А тут она, молодая, восторженная, глупая, с начала знакомства стала оказывать ему знаки внимания. То через день ездила в гости, то вдруг присылала стопку книг с витиеватой запиской, то звала прогуляться в город на концерт или устраивала воскресные спектакли, писала какие-то глупые стишки. Все это было неуместно, нелепо. Каждый раз после встречи с ней Иван ненароком бросал на себя взгляд в зеркало. Высокий, широкоплечий, с копной светлых вьющихся волос, взгляд исподлобья, темные прищуренные глаза – ну, какой из него герой-любовник? Баловство, летние игры.
– Кто на меня может выйти? – нежным соловьем пела Ольга. – Вы же будете за зверем идти, впереди, а я… так.
– Ольга Сергеевна!
Иван недовольно цыкнул зубом. Надо было сразу гнать отсюда наездницу. Младший брат Михаил теперь все испортит.
– Мишенька! – обрадовалась поддержке Ольга. – Помогите мне! Если Иван Алексеевич не хочет брать с собой на охоту, возьмите вы меня. Я вас ни на минутку не задержу!
– О чем вы говорите, Ольга Сергеевна! Конечно, поедемте с нами! Я вам дам свою Арапку, она будет вас охранять.
Ольга с восторгом глянула сначала на Михаила, потом на Ивана.
«Ну почему она не влюбилась в Мишку? – в который раз мысленно простонал Иван. – Вот была бы пара!»
Младший, Михаил, был в два раза тоньше старшего брата, вихры у него вились гуще, глаза сияли, взгляд открытый. И если у старшего волосы падали на лоб, закрывая пол-лица, то у младшего вольно зачесаны назад.
«Никакой пользы от баб», – категорично решил Иван, отворачиваясь.
– Ну, не будь бирюком, – толкнул Михаил брата в плечо. – Ты же знаешь, никакого оборотня нет! Ольга Сергеевна сильно украсит наш пустой, по большому счету, поход.
Ивану оставалось только качать головой.
Он сел на своего невысокого каурого жеребца, странную помесь орловского рысака с кем-то низкорослым, разобрал повод.
– Ольга! Только уж, как и обещали, держитесь подальше от охоты.
– Непременно, Иван Алексеевич, – махнула рукой девушка, и лицо ее вновь залило румянцем.
Щелкнули затворы дверей, выпуская из клеток на волю собак. Воздух дрогнул от их яростного лая. Егеря еле удерживали в руках поводки. Первая группа уже бежала через осеннее перепаханное поле к лесу.
– Возьмите!
Михаил подъехал к Ольге на высоком буланом ахалтекинце. Красавец-конь, желто-песочной масти с черными ногами, хвостом и гривой, недовольно косился на раздувающую ноздри незнакомую кобылу, грыз удила, дергал мордой, вырывая у наездника повод, нетерпеливо пританцовывал. Подковы звенели о гравий дорожки. Юноша стал привязывать к задней луке седла Ольги повод собаки. Веселая короткошерстная гончая с благородным чепрачным окрасом – темно-коричневым на спине, плавно переходящим в ярко-рыжий на морде, лапах и животе, – прыгала из стороны в сторону, повизгивая, не понимая, почему других ее товарок уже отвели к лесу, а она все еще вынуждена находиться здесь.
– Мишенька! Я, как всегда, не вовремя?
Как только ушел Иван, лицо Ольги погрустнело, румянец на щеках превратился в болезненные пятна.
– Что вы! Не обращайте на него внимания! – Михаил объехал загородку, и теперь они вдвоем тронулись в сторону быстро удаляющихся голосов. – Вы же понимаете, вас невозможно не любить.
Ольга опустила глаза, ее длинные ресницы дрогнули.
– Нельзя… – Она словно сорвала с губ своего спутника болезненное для себя слово.
– Не берите в голову! – рассмеялся Михаил. – Ольга, вы прекрасны, а Иван просто не достоин вас!
Он послал своего жеребца вперед. Гончая рванулась за ним, но девушка не прибавила шагу. Ее кобыла прядала ушами, ожидая, когда ее отправят следом, но хозяйка не торопилась. Ей было не угнаться за тем чувством, что давно улетело вперед, вдогонку за Иваном, таким сильным, уверенным, совершенно ей непонятным, а потому притягательным, любимым. Таинственное королевство, которое никогда не сложит своих знамен.
Вдалеке послышался охотничий рожок, отрывистые сигналы, означающие, что настало время спускать собак. Арапка застонала, повиснув на ошейнике. Ольга коснулась рукой узла, освобождая гончую. Та коричневой стрелой метнулась к лесу. Лошадь повела лукавым глазом и сначала самостоятельно перешла на рысь, а потом по перепаханному десятком копыт полю встала на тяжелый галоп. Ольга нахмурилась. Нет, она попробует еще раз. Она сделает для Ивана что-нибудь такое, что заставит его понять – ее любовь не блажь, не летнее наваждение.
Поле завершал порыжевший перелесок, за ним расстилалось следующее поле, но там уже никого не было. Только черной точкой исчезал догоняющий охоту Михаил.
Ольга улыбнулась, расправила плечи, встречая в лицо прохладный осенний ветер.
Охота на оборотня! Что за чушь порой лезет в голову мужчинам!
Лес был хрусток от опавших листьев и веток. Сначала по дорожке, потом свернула между елками. Голоса, казалось, неслись отовсюду.
– Туда, барышня, туда, – замахал рукой появившийся из кустов егерь.
Крайний пост. Собака вьется под елками, кидается на кобылу.
Ольга кивнула, углубляясь в чащу. Облава началась. Собачий лай ширил лес, значит, гончие взяли след. Сейчас зверя поднимут, погонят по кругу, выводя на стрелков. Увидеть бы в этот момент Ивана, заглянуть бы в его горящие азартом глаза, услышать, как он шепчет: «Ольга!»