– У них была стычка?
– Да. Это не наша обычная практика, мы не так должны действовать в подобных ситуациях, но Мигель… Мы не смогли его остановить, поэтому Марк пошел с ним. Я знаю, у них там до рук дошло, хотя ни Марк, ни Мигель не хотели мне ничего рассказывать. Я знаю, что дошло до драки, потому что у Мигеля костяшки пальцев были содраны и все в крови.
– Когда это было?
– В феврале.
– Они посещали церковь?
– Миссис Солас и кое-кто из детей. Но не он. Солас в церковь не ходил.
– А теперь? Они все еще живут здесь?
– Да. Они оставались в убежище около месяца, а потом мы – Марк, Мигель и я – смогли помочь ей найти новый дом и новую работу. Лейтенант, она не могла причинить зло Мигелю. Она была ему благодарна.
– Тем не менее мне нужен их новый адрес.
Пока Магда диктовала адрес, а Пибоди его записывала, Ева попробовала зайти с другой стороны.
– Вы сказали, что поняли: именно здесь ваше место. Как, на ваш взгляд, Флорес так же быстро здесь освоился? Почувствовал себя дома?
– Да, должна признать, это так. Конечно, я его раньше не знала, но мне пришло в голову, что он тоже нашел здесь свое место. – Магда улыбнулась, очевидно, радуясь этой мысли. – Да, все было именно так. Ему нравился этот район. Он здесь часто гулял и бегал трусцой. Он и отец Мартин – отец Фримен – чуть не каждое утро бегали вместе. По дороге Мигель обычно заглядывал в магазинчики, в рестораны… просто поговорить.
– К вам он когда-нибудь подкатывался?
– Что? – Опять Магда сжала крестик на груди.
– Вы очень привлекательная женщина, вы тесно сотрудничали.
– Он был священником.
– Прежде всего он был мужчиной.
– Нет, он никогда ко мне не приставал.
Ева наклонила голову.
– Но?
– Я не сказала «но».
– Не сказали, но я услышала. Вы об этом подумали. Магда, он мертв. Все, что вы мне скажете, может помочь нам понять, кто, как и почему его убил. Я спрашиваю не ради собственного удовольствия.
Магда тяжело вздохнула.
– Ну, может, мне показалось, что было что-то такое. Что он, возможно, об этом подумывал. Мне кажется, нехорошо об этом рассказывать.
– Вы почувствовали флюиды, – подсказала Ева.
– Да-да, верно, флюиды. Он иногда поглядывал на меня, как мужчина, заинтересованный мужчина, а не священник. Но тем все и ограничивалось. Он никогда ничего не предлагал, не намекал, не прикасался ко мне неподобающим образом.
– У него мог быть кто-то еще?
– У меня не было подобного впечатления. Никогда.
– Ладно. Помимо вас и Марка, с кем еще он проводил время?
– С отцами Лопесом и Фрименом, конечно. Особенно с отцом Фрименом. Они оба увлекались спортом, любили «болеть» и сами играли. Отец Фримен тоже нам тут часто помогает. А он – Мигель – выкраивал время для детей, для своих прихожан, да и просто общался с людьми, живущими по соседству. Он был очень общительным.
5
Ева и Пибоди вернулись в церковь.
– Думаешь, жена Соласа передумала насчет благодарности? – спросила Пибоди.
– Это было бы не в первый раз. Отрава – женское оружие. Она ходила в местную церковь, значит, знала расклад или могла узнать. Ее нет в списке тех, кто был на похоронах, но было бы нетрудно проскользнуть внутрь и снова выскользнуть. Не лучшая из моих версий, но проверить надо.
– Сам Солас мог это организовать. Может, стоит проверить его звонки из тюрьмы?
– Проверим обязательно, – согласилась Ева.
– Но эта версия тебе тоже не нравится.
– Она у меня не в верхней строчке хит-парада. Когда парню надирают задницу, он хочет поквитаться кулаками. Надрать так, чтоб его противник уже и не сел на свою задницу.
Ева вошла в церковь. Она увидела, как высокий темнокожий мужчина преклоняет колени перед алтарем. Потом он поднялся и обернулся.
– Доброе утро, – сказал он, и его густой баритон театральным эхом прокатился под сводами.
На нем были черные шаровары и черная футболка с короткими рукавами. Интересно, подумала Ева, если бы она уже не изучила его фотографию на удостоверении личности, признала бы она в нем священника так же быстро, как мальчишки, игравшие в баскетбол, распознали в ней копа?
Она не была уверена в ответе.
– Отец Фримен, я лейтенант Даллас. Моя напарница, детектив Пибоди.
Он был хорош собой и на фотографии, но в жизни просто красавец. Высокий, мускулистый, поразительно красивый, с большими влажными карими глазами и спортивными движениями. Он двинулся им навстречу, и они сошлись в середине прохода. Он протянул руку.
– Паршивый повод для знакомства, лейтенант. Детектив. Чали – отец Лопес – сказал, что вы хотите поговорить со мной. Хотите, пойдем в приходской дом?
– Можно и здесь, если только у вас нет срочных дел.
Он улыбнулся и стал просто неотразим.
– Здесь обычно бывает тихо в эти утренние часы. Я хотел после утренней службы сделать пробежку, но… не смог. Просто духу не хватило. И в конце концов пришел сюда. Просто хотелось побыть одному, подумать о Мигеле, прочесть несколько молитв.
– Вы обычно бегали по утрам вместе с ним?
– Да, мы почти каждый день бегали вместе. У нас был свой круговой маршрут. Кольцо. Думаю, потому-то я и пришел сюда, вместо пробежки. Это просто…
– Да, я понимаю. Вы были дружны.
– Мы были дружны. У нас сразу завязалась дружба. Мы любили спорить, вели долгие дискуссии обо всем на свете. О церковных законах, о политике, о том, почему «Янки» продали Альфа Нейдера.
– Да, я понимаю, – кивнула Ева. – Ну и чего они накурились?
– Я думаю, они накурились «дури», но Мигель считал, что это разумный ход. Мы об этом спорили до хрипоты весь вечер перед моим отъездом в Чикаго.
Тут до него дошло, что это был последний раз, когда он видел Флореса живым и говорил с ним. Ева по его лицу догадалась.
– Мы смотрели игру «Янки» по телевизору в гостиной, все втроем. Во время седьмого иннинга Чали поднялся к себе. Но мы с Мигелем сидели и смотрели, спорили о продаже Альфа и о судействе. На двоих прикончили шесть банок пива.
– А вам можно? – удивилась Ева. – В смысле, пить пиво?
Еле заметная улыбка появилась на губах отца Фримена.
– Да. Это хорошее воспоминание. Как мы смотрели игру и спорили об Альфе Нейдере. – Фримен повернулся к алтарю. – Это лучше, чем пытаться вообразить, как это было, как это выглядело, когда он умер прямо на алтаре. В мире много ужасных вещей, но это… Убить священника и использовать веру, его призвание как оружие? – Он покачал головой.
– Тяжело терять друга, – обронила Ева после минутного молчания.
– Да, это очень тяжело. А еще тяжелее не подвергать сомнению волю Божью.
«На долю Бога приходится слишком много обвинений, – подумала Ева. – А на самом деле речь всего лишь о том, что один человек решил убить другого человека».
– Вы сказали «кольцо». Это был ваш постоянный маршрут?
– По утрам? Да. А почему вы спрашиваете?
– Мало ли… Любая информация может оказаться ценной. Где вы обычно бегали?
– Мы бежали на восток по Первой авеню, потом сворачивали на север до Сто двадцать второй улицы. Потом поворачивали на запад, на Третью авеню, потом на юг. Так мы замыкали кольцо. Он часто, – а иногда и я вместе с ним, – заглядывал по дороге домой в молодежный центр – покидать мяч в корзину вместе с ребятами.
– Когда вы в последний раз бегали вместе?
– Да где-то неделю назад. За день до моего отлета в Чикаго. У меня был билет на ранний рейс, поэтому в то утро я не бегал.
– Вы кого-нибудь встретили по дороге? С кем-нибудь говорили? Он не упоминал о каких-нибудь неприятностях?
– Нет, ничего подобного не было. Ну, мы встречали знакомых, они в это время как раз выходили на работу или возвращались домой после ночной смены. Люди окликали нас, здоровались… Эти люди живут или работают по дороге. Мистер Ортиц, например. Мы пробегали мимо его дома каждый день, и если погода была хорошая, мистер Ортиц совершал моцион по утрам.
– Мистер Ортиц. Тот, который умер?
– Да. Его будет не хватать. Мне будет не хватать встреч с ним во время пробежек. Точно так же мне будет не хватать Мигеля.
– Флорес не говорил вам, что его кто-то или что-то беспокоит?
– Все мы подвергаем сомнениям нашу веру, наше жизненное предназначение. Когда нам это казалось необходимым, мы обсуждали проблемы тех, кто приходил к нам. Обсуждали, как этим людям можно помочь.
Тут засигналил Евин коммуникатор. Она кивком велела Пибоди продолжить беседу, а сама отошла на несколько шагов.
– Отец, что насчет мистера Соласа? Нам говорили, что у них была стычка.
Фримен тяжело вздохнул.
– Да, Мигель был вне себя от возмущения, когда узнал, что Солас насиловал Барбару. Нас учат ненавидеть грех, а не грешников, но бывают случаи, когда это очень тяжело. Да, у него была стычка с мистером Соласом. Давайте говорить прямо: это была драка. Мигель свалил Соласа. Он мог бы зайти и дальше, если бы Марк Тулуз ему не помешал. Но Солас в тюрьме.
– Отец, что насчет мистера Соласа? Нам говорили, что у них была стычка.
Фримен тяжело вздохнул.
– Да, Мигель был вне себя от возмущения, когда узнал, что Солас насиловал Барбару. Нас учат ненавидеть грех, а не грешников, но бывают случаи, когда это очень тяжело. Да, у него была стычка с мистером Соласом. Давайте говорить прямо: это была драка. Мигель свалил Соласа. Он мог бы зайти и дальше, если бы Марк Тулуз ему не помешал. Но Солас в тюрьме.
– А миссис Солас?
– Проходит психологические консультации вместе с детьми. Делает успехи.
Ева вернулась.
– Похоже, нам все-таки придется заглянуть в приходский дом. Отец Лопес у себя?
Явно озадаченный Фримен бросил взгляд на часы.
– Да, он должен быть дома. Скоро он отправится с визитами к прихожанам.
– Но сначала мы нанесем ему визит. Встретимся там.
Пибоди задала свой вопрос, когда они вышли из церкви:
– В чем дело?
– Поступили зубные снимки. Можем больше не осторожничать.
Роза проводила их в кабинет отца Лопеса. Сам Лопес сидел за столом. Отец Фримен стоял у маленького окошка.
– Вы что-то узнали, – тут же заметил Лопес.
– Мы кое-что подтвердили. Умерший вчера человек не был Мигелем Флоресом.
– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Положив руки на поверхность стола, Лопес оттолкнулся и поднялся с кресла. – Я там был. Я его видел.
– Человек, которого вы знали под именем Мигеля Флореса, присвоил себе это имя. Мы считаем, что он присвоил его себе где-то между июнем и октябрем 2053 года. Он подвергся лицевой хирургии, чтобы усилить сходство. Поскольку о настоящем Мигеле Флоресе с тех пор ничего не слышно, мы считаем, что он мертв.
– Но… его же сюда командировали.
– По его собственной просьбе. И он представил поддельное удостоверение личности.
– Лейтенант, он служил мессу, совершал обряды. Тут какая-то ошибка.
– Вы говорите, что у вас есть подтверждение, – вмешался отец Фримен. – Какое же?
– Зубные снимки. Судмедэксперт определил, что у лже-Флореса в свое время была сделана пластика лица и другие косметические операции. У него сведена татуировка, имеются шрамы от ножевых ранений.
– Я их видел, – подтвердил отец Фримен. – Шрамы. Он объяснил, откуда они взялись. Он солгал. – Тут отцу Фримену пришлось сесть. – Он солгал. Но почему?
– Хороший вопрос. Он приложил немало усилий, чтобы попасть именно сюда. Еще одно «почему». Он когда-нибудь упоминал о человеке по имени Лино?
– Нет. Да. Погодите. – Отец Фримен потер пальцами виски, и Ева заметила, что пальцы у него дрожат. – Мы спорили об искуплении грехов, о воздаянии, о наказании, о прощении. О том, что добрые дела могут оказаться весомее грехов. Мы не сошлись во взглядах. Он использовал Лино для примера. Сказал, давай возьмем для примера человека по имени Лино.
– Хорошо, – кивнула Ева. – И что дальше?
Фримен вскочил. Взгляд его красивых темных глаз остановился на лице настоятеля.
– Это как еще одна смерть. Нет, мне кажется, это еще хуже. Мы тут были братьями, мы служили Господу, вели свою паству. Но, выходит, он не был ни братом, ни служителем Божьим, ни пастырем. Он умер в грехе. Я только что за него молился, а он умер в грехе, творя обряд, на который не имел никакого права. Я ему исповедовался, а он исповедовался мне.
– Теперь он ответит перед Богом, Мартин. Ошибки быть не может? – обратился отец Лопес к Еве.
– Нет, ошибки нет. Что он говорил о Лино?
– Как я уже сказал, это было для примера. – Отец Фримен снова сел, словно ноги его больше не держали. – Допустим, если этот молодой человек, этот Лино, грешил, много грешил, совершал даже тяжкие грехи, но потом посвятил часть своей жизни добрым делам, помогал ближним, утешал их, направлял, уводил от греха, то это искупление. Он сможет продолжить свою жизнь с чистого листа.
– Вы с ним не согласились.
– Сами по себе добрые дела еще ничего не доказывают. Важно намерение. Зачем он совершал добрые дела? Чтобы уравновесить чаши весов или для блага ближнего? Было ли его раскаяние искренним и глубоким? Мигель утверждал, что достаточно добрых дел как таковых.
– Вы думаете, он и есть Лино? – перебил его отец Лопес. – Из-за этого образка в его комнате? И спор шел о нем самом. Это он использовал проведенное здесь время, чтобы уравновесить чаши весов… искупить что-то, сделанное в прошлом?
– Это версия. Как он отнесся к вашей точке зрения на гипотетическую ситуацию? – спросила Ева отца Фримена.
– Он страшно разозлился. Мы часто доводили друг друга до белого каления. Именно поэтому – в числе прочего! – нам так нравилось спорить. Как подумаю, скольких людей он обманул… Заключал браки, напутствовал умирающих, крестил детей, выслушивал исповеди, отпускал грехи… Что же теперь делать?
– Я извещу архиепископа. Мы должны защитить нашу паству, Мартин. Это Мигель… Это человек, назвавшийся его именем, действовал недобросовестно, а люди ни в чем не виноваты.
– Вы говорили о крещении, – задумчиво проговорила Ева. – Он крестил детей, так?
– Обычно крестят новорожденных, но…
– Давайте на данный момент ограничимся новорожденными. Мне нужны записи о крещениях, проведенных в этом приходе, в этой церкви… ну, скажем, с 2020 по 2030 год.
Отец Лопес взглянул на свои сложенные руки и кивнул.
– Я их затребую.
– Здорово по ним ударило, – задумчиво заметила Пибоди в машине, когда они отъезжали от приходского дома. – По священникам.
– Когда тебя дурят, это всегда злит.
– Дело не только в этом. Для них это дружба и братство. Он им как бы сказал, что все это дерьмо. Вот, допустим, ты пала на посту.
– Допустим, это ты пала на посту, – поправила ее Ева.
– Нет, это мой сценарий. Ты пала смертью храбрых…
– Чертовски верно подмечено.
– А я убита горем. Рву на себе одежду от горя.
Ева демонстративно покосилась на впечатляющий бюст своей напарницы.
– Это будет незабываемое зрелище, Пибоди.
– Я в таком горе, что даже не думаю: «Эй, можно выждать приличный срок и прыгнуть на Рорка».
– Лучше оставайся в горе, Пибоди, а не то я вернусь оттуда и врежу тебе.
– Это само собой. В общем, на следующий день выясняется, что на самом деле никакая ты не Ева Даллас. Ты убила настоящую Еву Даллас несколько лет назад, расчленила ее труп и бросила его в утилизатор отходов.
– Лучше продолжай раздирать одежду на своих сиськах.
– На груди. Это совсем другое дело. Ну, словом, теперь я опять убита, потому что женщина, которую я считала своей подругой, своей напарницей и т.д. и т.п., в действительности была лживой сукой.
Пибоди повернулась и окинула придирчивым взглядом профиль Евы.
– Продолжай в том же духе, Пибоди, и ты сама окажешься расчлененной в утилизаторе отходов.
– Да я просто так сказала. Давай вернемся к Флоресу. Теперь мы будем называть его Лино.
– Мы получим записи крещений, проверим всех Лино и сузим круг.
– А вдруг его крестили не здесь? Вдруг его семья переехала сюда, когда ему было, допустим, лет десять? А может, его вообще не крестили? А вдруг он просто ткнул пальцем в карту и выбрал место, где спрятаться?
– Именно поэтому наши электронщики будут работать над фальшивым удостоверением, и именно поэтому мы будем проверять его отпечатки и ДНК по каналам Интерпола, глобальной полиции и так далее. Авось что-нибудь да и выплывет.
– Мне кажется, это гнусно до крайности – прикидываться священником, – добавила Пибоди. – Если хочешь кем-нибудь прикинуться, можно же прикинуться кем-нибудь другим. Кем-то, кем ты был раньше… Эй! Эй, послушай! А может, он и был священником? Я хочу сказать, не Флорес, а тот другой парень. А может, он хотел стать священником, но его отсеяли.
– Неплохо. Насчет «отсеяли». Когда получим записи о крещениях, ты проведешь перекрестную проверку с парнями, которые хотели стать священниками, но их отсеяли. Потом еще раз проверишь семинарию, где учился Флорес. Может, убитый был с ним знаком, может, учились вместе.
– Ясно, – кивнула Пибоди. – Я пойду еще дальше, проведу поиск по мужчинам нужного возраста, которые ходили в школу с Флоресом и знают его с тех пор.
«Неплохая мысль, – подумала Ева, – надо будет ее проработать».
– Парень наверняка думал, что у него железобетонное прикрытие. Никто не заподозрит священника, никто не станет копать, по крайней мере, так глубоко, как мы копнем. Тем более что он ведет себя паинькой, ничего не нарушает. Единственный случай, когда он чуть не переступил черту, насколько нам известно, это случай с Соласом. Это мы тоже проверим.
С этими словами Ева подтянулась к тротуару, остановила машину у «Тринидада», небольшой гостиницы на Девяносто восьмой улице, и включила знак «На дежурстве».
Швейцара не было, и об этом оставалось только пожалеть, потому что Ева обожала рычать на швейцаров, но вестибюль был чистый и ярко освещенный. За стойкой администратора стояла знойная брюнетка с ослепительной улыбкой. Но Ева направилась не к ней, а к солидному седовласому портье.