У меня упало сердце, я сильнее прижалась к проволоке.
«Ты принадлежишь ему… Мы видели метку».
Но это был не Сиффрин. Лапы были совсем тощие, с выступающими костями. Когда бесшерстные передвинулись, я увидела темно-серую морду с длинным острым носом.
– Тарр! – в изумлении взвизгнула я, и он повернулся и посмотрел на меня.
Он не мог достать меня из своей клетки, даже и не пытался. Он просто смотрел, замерев. При ярком свете его глаза казались еще более красными. Даже с такого расстояния я видела множество прожилок на их блестящей поверхности. На ресницах Тарра налипла грязь. Желтоватая пена выступала в углах рта, и он даже не слизывал ее. Лисицы вокруг скулили и взвизгивали, но Тарр как будто никого не замечал. Я нахмурилась, еще сильнее прижавшись к проволоке. Усы Тарра не шевелились, как это бывает при работе ума. Им бы дергаться и сдвигаться, выдавая быстрое движение мыслей, но они были странно неподвижными.
Зачарованный…
Из того, что рассказывал мне Сиффрин, по крайней мере это было правдой – я отчетливо это видела, изучая морду Тарра. Его воля была подавлена, похищена. Он пристально смотрел на меня, и его черные зрачки расширились и запульсировали красным. По моему телу пробежала дрожь. Я отскочила от проволоки, как будто он мог дотянуться до меня своим леденящим взглядом. Сиффрин был совсем другим; он выглядел более настороженным… более живым, хотя я и видела метку на его передней лапе.
Мои мысли внезапно обратились к Мэйгу, странному лису, что поселился в Темных землях, подчиняя лисье искусство каким-то своим целям, но я тут же заставила себя вернуться в эту ярко освещенную комнату. Я должна была сосредоточиться на собственном выживании, если собиралась покинуть это место. Мои усы дрогнули, я увидела Пайри, играющего на зеленой полосе, и это было теплое видение в холоде норы бесшерстных.
Тарр все еще смотрел на меня налитыми кровью глазами. Я пыталась понять, что он думает… если он еще способен думать. Кем он был до того, как его нашел Мэйг? Невозможно было представить.
– Что нужно Карке от Пайри? – вдруг выкрикнула я.
Мой крик обеспокоил остальных лисиц. Они завыли и завизжали, и бесшерстный самец повернулся, замахнувшись на меня резиновой лапой. Но на морде Тарра не отразилось никакого ответа на мой вопрос. Его рот медленно приоткрылся.
– Пайри? – повторил он.
Я попятилась от проволоки, смущенная его пустым взглядом. И стала смотреть, как двое бесшерстных что-то делают возле его клетки. Потом они открыли дверцу и подвели к шее Тарра стальной крюк. Тарр не сопротивлялся. Они затолкали его в проволочную переносную сетку, в которой заперли меня в манглере. Тарр не сводил с меня глаз, когда бесшерстные несли его мимо меня к желтой двери.
Как только дверь захлопнулась за ними, ярко освещенная комната взорвалась криками. Новая волна паники прокатилась по плененным лисицам, они скулили от жалости и ужаса.
Старая лисица прижалась к стене.
– Еще одного унесли, чтобы убить! – печально произнесла она.
Разве я могла ей сказать, что он уже мертв?
Я окинула взглядом клетку. Пока дверца заперта, сбежать невозможно. Я должна вырваться наружу в тот момент, когда бесшерстные подойдут, чтобы открыть клетку, – это был мой единственный шанс. Я вспомнила, что они подходят по двое, со странными веревками и палками. И прижалась носом к проволоке. Дыр для наблюдения здесь не было. Открыта ли дверь в комнату с клетками, или она заперта? Если заперта, я наверняка окажусь в ловушке. Но я все равно должна найти выход из клетки.
Я вспомнила мышь в темном ответвлении дороги смерти и тех бесшерстных, что шли вдоль края дороги, ничего не замечая.
Желтая дверь распахнулась, вышел бесшерстный самец. Он прошел мимо клеток, не посмотрев ни на одну из лисиц, но я слышала, как испуганно задвигались их лапы по решетчатым полам, когда лисицы шарахались от него. Бесшерстный исчез из виду, и я прижалась ухом к проволоке, прислушиваясь изо всех сил. Я не услышала хлопанья двери – похоже, она оставалась открытой. Во мне проклюнулось зернышко надежды. В моей клетке стояла миска с водой и небольшая посудина с сушеным мясом. Несмотря на постоянную тошноту и дурной запах окружающей меня грязи, я заставила себя поесть и попить. Мне нужны были силы, чтобы выполнить задуманное.
Я уселась у стенки клетки и стала молча наблюдать за всем. Время шло, еще двух лисиц принесли в комнату. Других, сидевших здесь давно, по очереди уносили в переносной клетке за желтую дверь. Ни одна из них не вернулась.
С протяжным грустным вздохом я опустила голову на лапы. Хвост я подвернула к боку и все пыталась угадать, прошло ли уже утро. Пайри всегда дразнил меня за то, что я слишком нетерпелива. И Сиффрин тоже. При воспоминании о рыжем лисе мои зубы сжались. Что было ему известно?
Наблюдай! Выжидай! Прислушивайся!
В комнату вошли двое бесшерстных, вызвав новую волну визга и воя. Я не была уверена, те же ли это бесшерстные, что и прежде, или другие. Они пошли к клеткам, и мое сердце заколотилось, но вместо меня они повернули к старой лисице. Они вытащили ее из клетки и унесли за дверь, даже не потрудившись сунуть лису в переносную клетку. А она лишь горестно бурчала что-то, не сопротивляясь, и я накрыла голову лапами.
Желтая дверь снова закрылась.
День все тянулся и тянулся, и я стала думать о Старейшинах, мудрейших и загадочных хранителях лисьего знания, которые встречаются у высокого острого камня в Диких землях.
Я помнила, что сказал Сиффрин перед тем, как я убежала от него под дождь, – что моя бабушка владела кое-какими лисьими искусствами. Возможно, эти искусства всегда были знакомы городским лисам, – ими пользовались, хотя никогда и не называли так. Интересно, а бабушка слышала о Старейшинах?
Если бы я могла ее спросить…
Из моего горла вырвалось жалобное поскуливание, и я плотнее прижала хвост к боку. Закрыв глаза, я увидела темные очертания Путаницы, длинные полосы дороги смерти, вдоль которых я брела в поисках моих родных. Мой хвост бессильно упал при мысли о Сиффрине. Боль его предательства прокусывала мне шкуру. Этот недостойный доверия надменный лис… Он преследовал меня, пользуясь искусством ва-аккира, сначала как собака, потом в моем собственном облике… И все равно я завидовала его умениям. Мне страстно хотелось принять вид кого-нибудь другого… какого-то более сильного существа, со смертельно опасными зубами. Никто бы не посмел коснуться меня, если бы я была более крупной и злобной, как черная собака во дворе из красного камня.
Мои уши дернулись назад, я открыла глаза. Какое-то воспоминание мельтешило в глубине сознания. Что-то насчет потерявшейся лисы… Я уставилась невидящим взглядом на проволочную дверцу, представляя рыжую морду и бронзовые глаза, сверкнувшие, когда Сиффрин повторял то, что говорила ему Джана:
«Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты».
Меня снова охватило волнение и нелепое подозрение, что этот лис – Пайри. Но кого можно считать величайшим из детей Канисты? И что значит «величайший»? Самый злобный, или самый умный, или просто самый крупный? С чего мне начинать поиски?
Я вдруг заметила, что в комнате стало тихо. Я насторожила уши, сосредоточенно изучая пространство вокруг себя. Осторожно втянула застоявшийся воздух, ища признаки тепла и дыхания. В клетках остались только две лисицы – те, которых принесли сюда после меня. А остальных одну за другой унесли за желтую дверь. Я вскочила на лапы. Каждая шерстинка на моем теле очнулась и ожила. Я услышала шаги бесшерстных снаружи комнаты. Две пары лап приближались. Я проглотила ком, застрявший в горле, и сосредоточилась.
Ка-тамп, ка-тамп… Мое сердце отчаянно забилось.
«Спокойнее», – умоляла я его, дотягиваясь мыслью до того глубокого молчания, что таилось во всех вещах, – в самой дали неба, в утробе земли… ка-тамп, ка-тамп…
Чувствуя, что владею собой, я глубоко вздохнула и стала подбираться к краю клетки, сосредоточившись на ритмичном напеве.
«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, стало неощутимым…»
Я присела на задние лапы, сдержав дыхание.
«Что было костью, теперь сгибается; что было мехом, стало воздухом…»
Бесшерстные приблизились к моей клетке. Сквозь проволочную дверцу до меня донесся их молочный запах. Слабый свет сиял там, где они стояли, но вокруг них мир был окутан тьмой. Они остановились как будто в неуверенности, поставили на пол переносную клетку и огляделись. Сквозь липкую тьму моего истаивания я расслышала, как они тявкают, и ощутила их растерянность, когда они снова заглянули в клетку и убедились, что она пуста. Потом я уловила другой звук – металлический скрежет; дверца клетки распахнулась.
Как только она открылась, я увидела слабый свет и изо всех сил прыгнула вперед. Мои задние лапы задели лапу бесшерстного, и я услышала над головой негромкий вскрик удивления. Но не стала оглядываться.
«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, стало неощутимым…»
Я побежала между клетками как можно медленнее, сдерживая себя, чтобы не рвануть со всех лап, пока не очутилась вне этой комнаты. Я не стала смотреть на двух лисиц, оставшихся в клетках… я не смела даже думать о них, ожидавших последнего путешествия сквозь желтую дверь.
Миновав проход между клетками, я наконец вздохнула, и стены вокруг меня снова стали прежними, крепкими. Я рискнула бросить взгляд через плечо и увидела, что бесшерстные показывают на меня. Один побежал за мной, громко топая.
Одно мгновение я смотрела на него с такой острой ненавистью, что она чуть не проткнула меня саму. А потом отвернулась и побежала.
Я знала, что он не сумеет меня поймать: без манглера бесшерстные далеко отставали от лисиц в скорости, и этот бесшерстный тоже был неуклюжим, спотыкающимся существом. Я помчалась вперед, жадно хватая воздух. Я уже чуяла свежий ветер; я уже уловила рев дороги смерти… Входом в эту нору служили две огромные двери, которые вращались в обе стороны. Я проскочила сквозь них, слыша за спиной топот бесшерстного, и скользнула между дремлющими белыми манглерами. Я знала, что бесшерстный доберется до выхода лишь к тому времени, когда я уже достигну дороги смерти, и побежала в тени стен, направляясь к зеленой полосе.
В первый раз бесшерстные поймали меня в тот миг, когда мной овладела тьма. И я поклялась себе, что такого больше не случится.
Солнце висело очень низко над Большой Путаницей, когда я наконец остановилась, чтобы перевести дыхание. И огляделась по сторонам. Дорога смерти здесь поворачивала вниз, уходя в полумрак. Обернувшись, я увидела зеленый откос, возвышающийся над Путаницей, и какую-то башенку, торчащую над улицами. Я прошла немного вверх, шевеля усами. Зеленый откос казался знакомым…
Я поворачивала уши в разные стороны, мои усы непрестанно шевелились. Мне послышался тишайший шорох чьих-то лап, и я подпрыгнула, внимательно оглядывая стены из красного камня. Надо мной по верху стены неторопливо шла кошка. Она печально мяукнула и спрыгнула на другую сторону. Еще я слышала, как бесшерстные перекликались где-то внизу, на дороге смерти.
Немного успокоившись, я снова повернулась к идущему вверх зеленому склону. Я уже была здесь… Это был угол большого, аккуратного зеленого пространства над Путаницей, того самого, куда я добралась в свою первую одинокую ночь. Я насторожила уши и замерла, впитывая окружающие запахи. Я помнила ряды зеленых изгородей и решеток, помнила живых существ в их логовах, со своими запахами…
«Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты…»
Мой хвост метнулся из стороны в сторону. Кто-то захватил в плен моего брата. Это должно быть именно так… а что еще могли означать слова Джаны? Я представила себе морду Пайри, ярко и живо. Белый кончик его пятнистого хвоста был как будто совсем рядом…
Его похитила не Карка, иначе она бы не искала его. Ключом к исчезновению моего брата были слова «величайший из детей Канисты».
Я вспомнила существо с желтыми глазами и мех, торчащий, как спутанная грива. Неужели Пайри спрятан за решетками того логова? Или это какая-то хитрость, которой я не понимаю?
«Величайший из детей Канисты».
А кто более великий, чем волк?
18
Ветер стих. Даже на холме, высоко над Большой Путаницей, воздух был мягким и спокойным. Облака куда-то уплыли, в небе висело прохладное желтое солнце. Далеко внизу носились бесчисленные обитатели дороги смерти, кружа по землям бесшерстных. Мне казалось, что я пересекла все до единого потоки реки смерти с тех пор, как покинула нору родителей, – и лишь для того, чтобы вернуться в это место странных запахов. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить каждый поворот, каждый участок серых камней. По правде говоря, на самом деле я пробежала лишь вдоль малой части тех дорог, да и мог ли кто-нибудь вообще, хоть лисица, хоть бесшерстный, пройти их все?
Я двинулась по краю зеленого пространства, что раскинулось на холме. За короткой травой и аккуратными площадками с цветами, за высокими деревьями и цветущими кустами находились логова зверей, окруженные решетками. Мое сердце подскочило при мысли о Пайри, хвост застучал по земле. Но я должна была выждать. Перед зданием с башенкой толпилось много бесшерстных.
Я скользнула за дерево и стала следить за тем, как они топали к плоскому серому двору, где аккуратными рядами отдыхали манглеры. Бесшерстные просачивались во двор и забирались внутрь манглеров, а те сразу с рычанием оживали, ползли по серым камням и пропадали из виду.
Я внимательно осмотрела норы бесшерстных. Внешняя изгородь отражала вечернее солнце, поблескивая серебром. Одна из больших дверей под аркой была открыта настежь. Оттуда выходили все новые бесшерстные, в основном детеныши, и тоже устремлялись к манглерам. Молодые самец и самка кудахтали и вприпрыжку бежали за двумя взрослыми.
Я протяжно вздохнула и улеглась на живот. Наблюдая из-за дерева за происходящим, я наводила лоск на лапы. Бесшерстных выходило все меньше. Вскоре почти все манглеры удалились. Наконец все как будто затихло, и тогда я поднялась и пошла через зеленое пространство к первому ряду решеток.
Приблизившись к арочному проходу, я услышала чьи-то шаги. Я попятилась и нырнула под куст. Появилась бесшерстная, выглянула в открытую дверь. А потом закрыла эту дверь, и я услышала звон металла. Шерсть на моей спине встала дыбом. Клетки внутри клеток!
Я еще немного подождала, затем выбралась из-под куста и побежала к решеткам. Сунув нос между прутьями, я увидела еще одну бесшерстную, которая шагала по круговой дорожке вдоль нор.
Я пошла следом за ней.
Внутреннее пространство оглушило меня запахами и шумом живых существ: они скулили, рычали, трещали, топали… Я замерла на месте, мои усы бешено дергались, уши поворачивались то вперед, то назад. Я уже и забыла, какое это испытание – ощущать близость множества незнакомых существ, запертых бок о бок друг с другом.
Мягкие волоски в моих ушах дрожали, как трава на ветру. В прошлый раз здесь было гораздо тише, здесь царило почти зловещее молчание… но это ведь было ночью, когда многие существа спят.
Я несколько раз неглубоко вздохнула. Немного успокоившись, я снова пошла вдоль железных прутьев, следуя за бесшерстной на безопасном расстоянии. На ходу я всматривалась сквозь другую изгородь – низкие, широко расставленные прутья, что окружали логова. Потом заметила блеск яркого оперения. И чуть не споткнулась на ровных серых камнях. Я вдруг подумала: а что, если волка больше нет в том самом логове? Сморщившись от тревоги, я сообразила, что его вполне могли куда-то переселить. Как долго эти существа сидят в таких логовах? Я вспомнила желтую дверь: похитители держали у себя лисиц не дольше одного дня…
Печаль скользнула по моему хвосту, поднялась по спине, угрожая захватить меня целиком. Я прогнала ее, резко встряхнувшись. Я не могла позволить себе горевать по тем лисицам. Я не могла горевать по кому бы то ни было.
Я облизнула усы, всматриваясь в ближайшее логово. И заметила большую лужу, почуяла маслянистую кожу. Я не могла рассмотреть, кто сидит внутри, но, похоже, это существо находилось здесь уже довольно давно. Я подумала о бесшерстных, что толпились у входа в ограду. И представила, как они топают вдоль решеток, показывая на клетки, таращась на них. Неужели им доставляет удовольствие вид пленных существ?
Бесшерстная, шедшая впереди, остановилась. Позвякивая какой-то металлической палочкой, она открыла дверь в низкой изгороди и прошла в нее, тут же снова заперев. Сбоку от изгороди она взяла пучки травы и листья, потом направилась к ближайшему логову.
Я подобралась еще на несколько шагов. И увидела, как бесшерстная ткнула задней лапой в решетку перед логовом. Прутья поднялись вверх, образовав новую дверь. Бесшерстная вошла и бросила траву и листья на землю, визгливо призывая существо внутри. Логово пересекла длинная тень. Невероятно высокое существо, с шеей длинной, как тело целой лисицы, посмотрело на меня из-за бесшерстной. Шкура у него была бежевой, с пятнами цвета земли. Оно смотрело на меня большими коричневыми глазами. Через мгновение существо опустило странную узкую голову и стало спокойно, безмятежно жевать зелень.
Бесшерстная попятилась из логова и опустила дверь, толкнув ее задней лапой. Дверь звякнула и закрылась. Бесшерстная пошла к следующему логову, точно так же открыла вход задней лапой. Она опять положила на землю какую-то еду – на этот раз я не смогла рассмотреть, какую именно, – и тут же появилось громоздкое существо в черно-белую полоску и осторожно направилось к еде, а бесшерстная вышла из логова.