Я почуяла не одно, а несколько живых существ. Я насчитала их три, четыре…
Охотничье геканье – особый прерывистый лисий крик – прорезало воздух. Я судорожно вздохнула, прижимаясь к неровной земле под кустом. Красивая морда Сиффрина выражала злобу, его губы оттянулись назад, шерсть на загривке поднялась.
Снова раздался голос, на расстоянии всего лишь хвоста от дальней стороны кустов.
– Так сказал наш Учитель! – кричал какой-то лис. – Детеныш должен быть найден!
В ответ пронзительно загекал целый хор лисьих голосов, и я задрожала. Может, нам пора бежать? Я оглянулась на Сиффрина.
Еле заметным движением головы он велел мне оставаться на месте.
Потом множество лап затопало вдоль кустов.
И раздался новый крик, так близко, как будто он звучал внутри меня:
– Я чую этого детеныша… этот детеныш здесь!
7
Сиффрин подкрался к краю пустого пространства в кустах. И дернул носом.
– Сюда! – одними губами произнес он.
Я поползла к нему.
Новый пронзительный крик прорезал ночь:
– Найдите этого детеныша!
У края кустов заскребли лапы. Кто-то приближался к нам. Сиффрин пополз в противоположном направлении.
– Держись рядом со мной, – шепнул он. – Мы должны их опередить.
Он бесшумно принюхался к воздуху под ветками. Я видела, как его красные бока бесшумно исчезли в листве. Вскоре остался один лишь белый кончик хвоста, да и тот ускользнул за ветки.
Я двинулась вслед за Сиффрином. За моей спиной послышалось рычание, и я, оглянувшись, увидела сквозь листву лисью голову. Морда лиса была темно-серой. Нос был длинным и тонким, а одно ухо порвано. Он бешено взглянул на меня с другой стороны пустого пространства своими темными глазами с красными обводами.
Морда лиса исказилась.
– Стой, где стоишь! – приказал он мне.
Сердце колотилось у меня в ушах, из горла вырвался жалобный звук. Лис уже полз сквозь ветки, протягивал ко мне черную лапу… Когти у него были обломанными и окровавленными. Шерсть выглядела грязной, кое-где даже с пролысинами, и на верхней части его передней лапы я увидела шрам, напоминавший смятую розу. Он был точно такой же, как у того лиса, что напал на мою нору вместе с одноглазой лисицей. Шрам врезался в его кожу темно-красными линиями.
– Айла! Сюда! – раздался с дальней стороны зарослей голос Сиффрина.
Я развернулась и поползла сквозь ветки, и посыпавшиеся с них листья на мгновение ослепили меня. Несколько ударов сердца я как будто плыла сквозь изогнутые ветки, брыкаясь и отбиваясь, пока наконец не вывалилась на траву рядом с Сиффрином.
Он тут же бросился бежать, и я – рядом с ним, совершенно забыв об усталости. Мы неслись через зеленое пространство, и я слышала позади стук лап. Но не смела даже оглянуться.
Сиффрин бежал очень быстро, я с трудом поспевала за ним. Стиснув зубы, я заставляла себя прибавить ходу.
Лисы гнались за нами. От их прерывистого геканья мое горло сжимал ужас.
Мы проскочили сквозь ограду, покинув зеленое пространство. Я слышала топот лис, когда мы с Сиффрином перебежали дорогу смерти и перепрыгнули через невысокую ограду на лужайку позади нор бесшерстных. Сиффрин посмотрел на небо, потом оглянулся через плечо. И побежал еще быстрее, широким шагом, – мне приходилось почти прыгать, чтобы не отстать от него. Мы промчались мимо одинокого бесшерстного, который разинул рот, увидев нас, потом мимо другого, и тот нас как будто и не заметил. Дорога смерти разделилась, мы побежали в ту сторону, где вдоль нее стоял ряд деревьев, и я понадеялась, что они нас спасут, но, когда мы немного приблизились, я поняла, что эти деревья стоят слишком далеко друг от друга и не смогут нас укрыть.
Земля бесшерстных была голой и неровной. Спрятаться было негде.
Позади снова раздалось геканье, и по серым камням застучали лапы. Преследователи приближались к нам.
Я повернула голову к Сиффрину. К моему ужасу, я поняла, что он замедлил шаг.
– В чем дело? – выдохнула я. – Не останавливайся, они же нас поймают!
Его глаза вспыхнули, и меня поразила страшная мысль: а что, если это ловушка?
– Я должен, – тявкнул Сиффрин. – Тебе от них не уйти, а я не могу тебя оставить. Джана сказала… – Он мельком глянул назад. – Доверься мне! – попросил он.
Но я никому не доверяла – этому учила меня бабушка. «Не доверяй никому, кроме своих родных, потому что у лис нет друзей».
Сиффрин пошел еще медленнее, его веки задрожали. Он начал что-то ритмично бормотать себе под нос. Я уловила некоторые слова:
– Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым…
Я наконец решилась оглянуться назад. По берегу реки смерти бежали пять лис. Они вот-вот должны были нагнать нас, и тогда…
И тогда…
– Сюда! – рыкнул Сиффрин.
Он внезапно упал на бок за одно из деревьев у края дороги смерти. За какое-то мгновение я приняла решение: держаться рядом с ним. Я резко остановилась, но перестаралась, лапы подвернулись подо мной, хвост взметнулся вверх. Я с трудом подползла к Сиффрину.
Но что он собирался сделать? Лисицы ведь должны были нас видеть.
– Сиффрин?..
Его веки все еще трепетали. Он, похоже, почти не замечал меня.
– Сиффрин… – проскулила я. – Они уже почти рядом!
Он внезапно раскрыл глаза и посмотрел на меня.
– Не шевелись! – прошипел он, сверкнув белыми зубами.
Поставив передние лапы мне на спину, он грубо прижал меня к серым камням. Он прямо-таки приколол меня к ним, а мои усы и нос чуть не уткнулись в ствол дерева.
Все мое тело содрогнулось от ужаса. Я пыталась сопротивляться, но Сиффрин лишь сильнее прижал меня, почти выдавив воздух из моих легких. Мне вообще не следовало идти с этим чертовым лисом… Враги приближались, они были уже почти рядом, а Сиффрин поймал меня, словно крысу, которую собирался загрызть.
Он снова принялся что-то бормотать низким голосом. Он прижимался ко мне так сильно, что я ощущала биение его сердца. Не бешеное, как мое собственное, а замедлявшееся, словно Сиффрин отдыхал, почти дремал…
Ствол дерева закрывал мне обзор, и я видела лишь потрескавшуюся кору. Я попыталась протянуть вперед лапы, но Сиффрин еще сильнее придавил меня к земле. Я слабо ощущала приближение лисиц, но вообще мои чувства как будто засыпали по мере того, как Сиффрин продолжал ритмично бормотать:
– Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым…
Биение сердца оглушало меня, заставляло дрожать усы…
И непрерывно звучали ритмичные слова – слова Сиффрина. Время будто застыло, мое сердце стучало медленнее. Передние лапы стали тонкими, тоньше, чем крылья бабочки, чем лед на замерзшей лужице…
Постепенно я начала осознавать, что Сиффрин замолчал. Он отпустил меня и упал на землю. На мгновение я почувствовала себя мышью, которую отпустил кот: я была слишком ошеломлена, чтобы двигаться, даже ради собственного спасения. Я осторожно повернула голову, оглядываясь вокруг. Лисы исчезли – остался один Сиффрин. Он растянулся на боку под деревом. Я встала на лапы, изумленная тем, что осталась цела. Дыхание вернулось в мои легкие, я почувствовала, как они расширяются. Я принюхалась к воздуху, но не уловила запаха наших преследователей.
Я повернулась к Сиффрину, но не стала к нему приближаться.
– Что случилось?
Он не ответил. Я присмотрелась к нему внимательнее. Его тело дрожало, дыхание было поверхностным, судорожным. А глаза словно ничего не видели.
Я снова окинула взглядом тихую дорогу смерти. Вокруг никого не было, даже бесшерстных. Я могла убежать прямо сейчас, скрыться от Сиффрина – он был не в том состоянии, чтобы гнаться за мной. Я уже сделала несколько шагов в сторону дороги смерти. И подумала о том, что у Сиффрина были все возможности сделать со мной что угодно, однако вот я стою тут без единого синяка… Он мог убежать от тех лисиц, но он остановился, потому что я не успевала за ним.
Мой нос сморщился от смущения. Я оглянулась через плечо. Сиффрин все так же лежал на боку.
Я вернулась к нему:
– Эй… ты в порядке?
Он медленно перевел на меня вялый взгляд. Дважды моргнул, как будто пытался сосредоточиться.
– Подействовало, – пробормотал он. И содрогнулся от тяжелого кашля. Его усы вздрогнули. – Они действительно ушли?
Я склонила голову набок:
– Они ушли. Но почему они нас не схватили?
Во взгляде Сиффрина мелькнуло что-то хитрое, хотя он все еще дышал очень тяжело.
– Я использовал истаивание, стал невидимым, – с трудом выговорил он. – Как ты, когда пыталась поймать мышь. Они должны были проскочить мимо, ничего не заметив.
Я и на тебя набросил шкуру тишины, так что она укрыла нас обоих. Я не знал, получится ли у меня, я просто…
– Я использовал истаивание, стал невидимым, – с трудом выговорил он. – Как ты, когда пыталась поймать мышь. Они должны были проскочить мимо, ничего не заметив.
Я и на тебя набросил шкуру тишины, так что она укрыла нас обоих. Я не знал, получится ли у меня, я просто…
Сиффрин снова закашлялся и вытянул лапы. Попытался встать, но плюхнулся на живот. Он оскалил зубы и повторил попытку.
Я растерянно наблюдала за ним.
– Они тебя ранили?
Сиффрин наконец встал, хотя и с большим трудом. Он осторожно сделал шаг, ставя одну лапу перед другой.
– Они меня не тронули. Они не смогли увидеть нас, иначе мы бы уже были мертвы.
Я дернула ушами:
– Тогда что с тобой случилось?
Он поймал мой взгляд.
– Это просто моя маа… День был длинным, а ва-аккир очень истощает лисиц. А теперь еще и истаивание… Мне всего лишь нужно немного отдохнуть. К рассвету я буду в порядке.
Я не знала, что он подразумевал под «маа», но сейчас явно было неподходящее время для вопросов. Я последовала за Сиффрином, когда он заковылял вдоль края дороги смерти. Он пересек дорогу и зашел во двор норы бесшерстных. Там в самом конце стояло какое-то деревянное строение. Вход был открыт, и мы заглянули внутрь. Я увидела множество странных предметов: блестящие емкости, чехлы для ног, которые я видела на бесшерстных, и металлические штуковины с колесами, которые время от времени начинали крутиться, – такие носились по всей Большой Путанице. Сиффрин вошел в строение, и я, помедлив, последовала за ним, принюхиваясь. Внутри было тихо и немножко сыро. Я сомневалась, что сюда в последнее время заглядывали бесшерстные.
Сиффрин прополз под металлической штукой с большими круглыми колесами. Он добрался до дальнего угла деревянной норы и со вздохом опустился на землю.
– За нами гнались пять лисиц. Кажется, ты видела одну из них совсем близко, да? – Голос у Сиффрина был слабым и немного дребезжащим, как у бабушки.
Я остановилась около одного из больших колес; мне не хотелось забираться следом за Сиффрином в глубину этого деревянного сооружения. Может, Сиффрин и спас нам жизнь, но все равно в нем было что-то такое, что заставляло меня нервничать.
– Я не думаю, что это те же самые лисы, которых я видела у норы моей семьи, – сказала я, вздрогнув.
– Но тот, с серой мордой… ты ведь заглянула ему в глаза? Они были красными? – не отставал Сиффрин.
Я немножко подумала. Да, эта морда запала мне в память, когда лис просунулся сквозь ветки куста и зарычал на меня. Его длинная морда была заострена, большие глаза обведены красным.
– Может быть. Ну, во всяком случае, красноватыми.
– Это Зачарованный, – выдохнул Сиффрин. – Должно быть, те лисы – часть стаи Карки.
По моей спине пробежал холодок. Я ведь уже слышала это имя.
– Ты имеешь в виду ту одноглазую лисицу, что была возле моей норы?
Сиффрин опустил голову на лапы:
– Она ими вроде как командует. – Его уши прижались к голове. – Нам повезло, что ее сегодня не было с теми лисами.
– Но что ей нужно от меня? – спросила я.
Мне было наплевать на правила Сиффрина – «то не спрашивай, об этом не говори»… Те лисы могли убить меня. И я имела право знать почему.
Сиффрин заговорил, и в его голосе уже не слышалось прежней надменности:
– Я не уверен. Карка, возможно, гоняется за Пайри. Может, к тебе это не имеет никакого отношения. И она выслеживает тебя, чтобы найти его.
Я ощетинилась:
– Все имеет ко мне отношение! Пайри – мой брат!
Сиффрин устало посмотрел на меня:
– Или она использует тебя, чтобы найти его, как пытался и я. Или… – Он нахмурился. – Ты родилась очень рано, задолго до времени малинты. Странно видеть детеныша до того, как появились первые почки на деревьях. Я о таком никогда и не слышал.
Он затих, его бронзовые глаза стали задумчивыми, он обернул вокруг себя пушистый рыжий хвост.
– Или что? – подтолкнула его я.
Веки Сиффрина опустились, он издал протяжный вздох. Его голова слегка скатилась набок, устраиваясь на передних лапах. Через мгновение он уже спал, и его грудь беззвучно вздымалась и опадала.
Мне ужасно хотелось знать, что случилось с Пайри и почему те лисы искали его. Я подумала было разбудить Сиффрина, но он, похоже, так устал, что я просто не осмелилась. Мое тело тоже ныло от сильного утомления. Видя, как он мирно спит, я зевнула. Прошла вдоль стены норы под свисающей сверху паутиной, мимо кучи старых одежек для лап бесшерстных. Я даже рассеянно куснула одну из них, некоторое время наблюдая за Сиффрином. Каковы бы ни были тому причины, но он спас мою жизнь и даже пострадал при этом – только я не понимала, как именно. Значит, в конце концов, он не так уж плох. И все же, пока я пристально смотрела на красивого молодого лиса, в моей голове звучал назойливый голос, предупреждая об осторожности. Кто такие Старейшины? Что всем им нужно от Пайри?
Почему у этого лиса так много тайн?
Он сказал, что к рассвету будет в полном порядке. Но когда над Большой Путаницей поднялся рассвет, Сиффрин все так же лежал, свернувшись клубком, и его грудь мерно вздымалась. Он продолжал спать и тогда, когда воздух наполнился грохотом манглеров. Он не шевельнулся, когда запели птицы, когда над дорогой смерти завыли сирены.
И даже когда стал слышен стук и лай бесшерстных в их ближайших норах, Сиффрин не проснулся.
8
И только с приходом сумерек веки Сиффрина вздрогнули и он вытянул длинные лапы. Оглядевшись вокруг, он нашел меня, наблюдавшую за ним с другой стороны деревянной норы. Потом он посмотрел на открытую дверь и удивленно спросил:
– Я что, проспал весь день?
Я повернула уши вперед:
– Должно быть, лисье искусство очень утомляет.
Сиффрин выглядел таким мирным, что я не захотела его будить. Во сне напряжение ушло с его морды, она расслабилась.
Я завидовала его покою. Как только Большая Путаница засуетилась, я тоже попыталась заснуть, но каждый раз, закрывая глаза, я видела огромную бесшерстную с птичьими крыльями, стоявшую в центре большого каменного двора, – ту самую, которую уже видела во сне. Я чувствовала, как меня тянет к ней, как я смотрю на ее развернутые крылья. Приблизившись, я поняла, что она вырезана из камня. Она смотрела на меня круглыми неживыми глазами…
Мне не нравилось вспоминать крылатую бесшерстную. От этого у меня по спине и бокам пробегал холодок.
«Глупый лисенок, – сердито думала я, – почему ты боишься какой-то приснившейся бесшерстной?» Но те сны оставили во мне странную растерянность. Было что-то в том, как она притягивала меня к себе, хотя все мои инстинкты требовали бежать.
Сиффрин тихонько рыкнул и поднялся на лапы, вытягивая каждую по очереди. Потом он энергично встряхнулся. Когда его блестящая рыжая шерсть улеглась, он осмотрел свои лапы и бока.
– Ну, так-то лучше. – Он снова посмотрел на меня. – Лисье искусство не всегда так выматывает, но в нем есть свои опасности. А того, что я вытворял прошлой ночью с истаиванием, я никогда не делал прежде… я и не знал, что такое возможно. И это потребовало огромного сосредоточения. – Он быстро поднял переднюю лапу и хлопнул себя по губам. – Я ужасно голоден. Ты видела что-нибудь съедобное?
Мой нос напрягся. Пока он спал, я обошла ближайший двор в поисках мышей. Заметила одну там, где трава выросла повыше, и даже попыталась обмануть ее караккой, бросив свой голос на ветер. Я испытала и странные слова Сиффрина, пробуя так же растаять, как он. Но мышь, должно быть, услышала меня, потому что умчалась прочь. Так что вместо нее я снова нажевалась разных насекомых и червяков, хотя и не стала трогать жуков.
Но я не собиралась сообщать об этом Сиффрину.
– Ты выглядел нездоровым… я не хотела тебя оставлять. А что, если те лисы вернутся?
Он покосился на меня:
– Да все бы обошлось. Они ведь не за мной гоняются.
Он нырнул под большие колеса, направляясь к выходу. Я отступила назад, когда он приблизился ко мне, стараясь сохранять между нами расстояние.
– Все в порядке. Я закопал тут поблизости кое-какие запасы.
– Здесь? Но ты ведь здесь не живешь.
Он побежал по двору, обнюхивая землю:
– Я ночевал в этой норе с тех пор, как пришел в Серые земли.
Я хотела было возразить – ведь накануне ночью он бежал наугад, стараясь уйти от преследователей, а не найти что-то конкретное.
– Здесь не так уж и плохо, – продолжил Сиффрин, двигаясь вдоль стены норы. Потом принялся копать землю передними лапами. – Конечно, в Серых землях нет ничего хорошего, здесь все грязное и пыльное, и все провоняло дорогой смерти. И здесь нет возможности поймать что-нибудь такое же вкусное, как кролик. – Он замер и оглянулся через плечо. – Грязь все пропитала. Городские лисы воняют ею, сами того не понимая.